ЗАВЕДУЮЩЕМУ ПРОИЗВОДСТВЕННЫМ БЮРО ВХУТЕМАСА T. В. РАВДЕЛЮ

 
       [Москва, 2 октября 1922 г.]
 

 

тов. Равдель

 
      от В. Маяковского
 

 
      Ввиду, во-первых, повторного невыполнения пункта шестого договора и пункта третьего дополнения к договору и, во-вторых, ввиду полной небрежности в отношении печатания моих книг и в отношении выполнения заказов мой договор с Вхутемасом за No 1390 от 12/VI 1922 года и дополнение к договору от 12 сентября за No 1878 на основании пункта восьмого договора и пункта четвертого дополнения к договору считаю с сего дня аннулированными.
      Тем более считаю необходимым сделать это, так как мною не только добросовестно выполнялись условия договора, но и был испрошен для Вхутемаса в Гизе заем в размере десяти миллиардов рублей, а также получены заказы на приобретение в наличный расчет четыре тысячи девятисот экземпляров моих сочинений, что совершенно облегчало работу Вхутемаса.
      Так как Производственное бюро уплатило мне авторские, я, не желая вводить Бюро в материальные убытки, разрешаю ему продать 2-й том моих сочинений, сумма, вырученная от продажи за вычетом шести миллиардов неустойки согласно пункта четвертого дополнения к договору, не только целиком покроет расходы, но и даст известный излишек.
 
      Расчет: 10 000 экз. по 4 мил. 500 т. р. 45 000 000 000 р.
      скидка 35% м агазину____________________ 15 750 000 000 р.
      Остается 29 250 000 000 р.
 
      Мною получено за вычетом 6 миллиард, неустойки
      ____________________ 11 775 000 000 р.
      Итого остается 17 475 000 000 р.
 
      Прошу немедленно произвести расчет расходов по производству и разницу возвратить мне не позже четверга, т. к. в пятницу с. г. я уезжаю в служебную заграничную командировку.
      Вл. Маяковский.
       2/X-22 г.
 

 

Л. В., А. А., О. В. МАЯКОВСКИМ

 
       [Москва, начало 1920-х гг.]
 

 
      Ради бога, не подумайте, что прочел Оличкину записку и не зашел. Я эту записку получил только сейчас. Шлю вам все, что у меня сейчас есть,- миллион.
      Не иду сам, так как я без задних ног – только что вернулся. Гоняю все дни. В понедельник принесу доверенность. Шлю кашу для Людочки – говорят, замечательная. Целую вас всех крепко, крепко.
      Ваш Вол.
 

 

О. В. МАЯКОВСКОЙ

 
       [Москва, начало 1920-х гг.]
 

 
      Я боялся, что после 4-х почтамт закроют, поэтому зашел и оставил 15 000. Страшно беспокоюсь за мамочку. Звони ежедневно и вели мне делать все, что нужно. Сейчас же пойди на Сухаревку и купи маме от меня:
      2 ф. белого хлеба 2500
      1 ф. масла 2800
      2 ф. манной 2200.
 
      Целую всех и милую и дорогую мамочку особенно.
      Ваш Вол.
 

 

А. А. МАЯКОВСКОЙ

 
       [Москва, начало 1920-х гг.(?)]
 

 
      Хотя ангелов, по моим наблюдениям, и нет, но я Вас, придравшись к случаю, очень целую, пока заочно, а на днях надеюсь сделать это сам.
      Весь Ваш Вол.
 

 

Н. Ф. ЧУЖАКУ

 
       [Москва, 22 января 1923 г.]
 

 
      Письмо это пишу немедля после Вашего ухода, пошлю Вам с первой возможностью.
      Очевидно, придется с Сережей (послал бы сейчас, но не знаю адреса); жалко, что придется обговариваться об Вас без Вас.
       Мне совершенно дико,что вот мы договорились с ЦК, с Гизом (часто с людьми эстетически нам абсолютно враждебными) и не можем договориться с Вами, нашим испытанным другом и товарищем.
      Я еще раз сегодня с полнейшим дружелюбием буду находить у нас в редакции пути для уговора Вас.
      Но я совершенно не могу угадать Ваших желаний, я совершенно не могу понять подоплеки Вашей аргументации.
      Приведите, пожалуйста, в порядок Ваши возражения и давайте их просто – конкретными требованиями. Но помните, что цель нашего объединения – коммунистическое искусство(часть комкультуры и ком. вообще!) – область еще смутная, не поддающаяся еще точному учету и теоретизированию, область, где практика, интуиция обгоняет часто головитейшего теоретика. Давайте работать над этим, ничего не навязывая друг другу, возможно шлифуя друг друга: Вы знанием, мы вкусом. Нельзя понять Вашего ухода не только до каких бы то ни было разногласий, но даже до первой работы!
      Я никак не хочу влиять на Ваши переговоры с ЦК. Будь у Вас партийный журнал нашего вкуса – я у Вас первый сотрудник. Но ведь мысль о создании такого журнала сейчас, до предварительной атаки нашим журналом,- метафизическая химера, Вас ничуть не достойная.
      Как бы Вы ни отозвались на мое письмо, спешу Вам "навязаться", несмотря ни на какие Ваши реплики, считаю (и, конечно, считаем) Вас по-прежнему другом и товарищем в работе.
      Не углубляйте разногласий ощущениями. Плюньте на все и приходите- если не договоримся, то хоть поговорим.
      Жму руку и даже обнимаю.
      Маяковский.
       6 ч. 25 м. 22/I-23 г.
 

 

О. М. БРИКУ

 
       [Москва, конец апреля 1923 г.]
 

 
      1) Обложку т. Мещеряков подписал, только чтоб "Да здравствует 1 Мая" было внизу (можно сверху цифры No 2 сделать мельче набором).
      2) Объявление-рекламу не успел провести (заседали), отложим до номера.
      3) На книге дадим просто перечеркнутое клише (номер станет универсальным).
      Вол.
 
      P. S. Если не подойдет большое клише, можно, скрипя сердцем, поставить маленькое.
      Отв. ред.
 

 

Д. Д. БУРЛЮКУ

 
       [Берлин, 15 сентября 1923 г.]
 

 
      Пользуюсь случаем приветствовать тебя.
      Шлю книги.
      Если мне пришлете визу, буду через месяца два-три в Нью-Йорке.
      Мой адрес: Berlin, Kurfurstenstrasse, 105, Kurfurstenhotel, или Москва, "Известия",
      или: Лубянский проезд, д. No 3, кв. 12, |
      или: Водопьяный пер., д. No 3, кв. 4. | Москва
      Обнимаю тебя и весь твой род.
      Целую тебя.
      Твой В. Маяковский.
       Berlin. 15/X-23,
      Сегодня еду на 3 месяца в Москву.
      В. М.
 

 

ЗАВЕДУЮЩЕМУ "МОСПОЛИГРАФОМ"

 

 
       [Москва, не позднее второй половины ноября 1923 г.]
 

В Мосполиграф

 
      от В. Маяковского
 

 

Тов. Полякову

 

 
      Наряду с другими торговыми учреждениями и торготдел Мосполиграфа ведет рекламную работу. Реклама госорганов, конечно, должна носить главным образом агитационное значение, пропаганду выгоды для широких потребительских кругов именно государственной промышленности. Но Мосполиграфу нужна и чистая реклама, т. к. именно в этой области имеется наличие некоторой нэповской конкуренции. Ведомая до сих пор Мосполиграфом рекламная работа не достигает цели: рекламная работа ведется вразброд, не фиксируя внимание какими-либо общими лозунговыми, или общими изобразительными, навязчивыми формами, однообразна (исключительно печатание в журналах), скучна, неинтересна читающему и, конечно, дорога (считая стоимость журнальной страницы в среднем сорок черв
      Мною предлагается Мосполиграфу "Универсальная реклама": 15 отдельных иллюстраций-плакатов, сделанные на веселый рекламный текст. При относительно большой затрате на эту рекламу сейчас (около 150-160 червонцев) она должна дать в будущем экономию и прямую выгоду.
      1. Реклама универсальна: а) используется плакатом любого формата и размера, b) клише для газет и журналов любого вида, с) печатается на блокнотах и тетрадях, d) делается этикетками для бутылей чернила и клея, e) фотографируется для волшебного фонаря (демонстрация в кино и театрах).
      2. Реклама вечна, так как, состоя из отдельных плакатиков, она в случае новой рекламной линии обновляется простой переменой того или иного рисунка к двустишию.
      3. Реклама наиболее действенна, так как легко запоминается и фиксирует внимание на постоянной форме.
      Эта реклама дает экономию, уменьшая размер и количество объявлений за счет качества, и должна дать доход, сама собой являясь интересной демонстрацией для заказчиков объявлений на фонарях, получаемых Мосполиграфом из Германии.
 

 

В ИЗДАТЕЛЬСТВО "МОСПОЛИГРАФ"

 
       [Москва, 29 декабря 1923г.]
 

 
      В. Маяковского
 

Заявление

 
      Согласно переговорам предлагаю к изданию мои 2 книги:
      1) Маяковский. Слова сегодняшнего образца.
      Сборник в 5-6 листов последних стихотворений и поэм: "Временный памятник рабочим Курска", "Про это", "Перелет Москва – Кенигсберг", "Германия", "Нордерней", "Чарли Чаплин", "Стихи о Мандриле", "Молодая гвардия", "Баку" и др.
      2) Агитация – реклама идей. Агитация вещей – реклама. О. Брик и В. Маяковский.
      a) Брик. Теория рекламы. 2 листа.
      b) Маяковский. Практика рекламы. 1 лист.
      c) 10 красочных иллюстраций.
      d) 30 черных иллюстраций.
      В. Маяковский.
       29/XII-23 г.
 

 

А. М. РОДЧЕНКО

 
       [Москва, 1923 г.(?)]
 
      Родченко, приходи ко мне сейчас же с инструментом для черчения. Немедленно.
      В. Маяковский.
 
      (Не смотри на записку на двери Бриков.)
 

 

Л. Ю. БРИК

 
       [Москва, 14-15 февраля 1924 г.]
 

 
      Пишу тебе на тычке, т. к. сию минуту еду в Одессу и Киев читать и сию же минуту получил твое письмецо и Шариково.
      Спасибо.
      Слали тебе телеграмму по сообщенному тобою адресу, но нам ее вернули "за ненахождением", так что на этом письме адрес тебе пишет Лева, узнав настоящий.
      Мы живем по-старому. Был пока что на "Лизистрате", но сбежал с первого акта.
      Дочего дрянь!
      Рад ехать в Одессу. Тут ужасные ветра и холод.
      Пиши, детик, из Парижа и скорей!
      Целую тебя крепко-крепко.
      Весь твой
 

 

Л. Ю. БРИК

 
       [Ленинград, 20 мая 1924 г.]
 

 
      Никто мне не рад, потому что все ждали тебя. Когда телефонируешь, сначала говорят: "А!" – а потом: "У…". Вчера читал, сегодня, завтра, и еще не то в четверг, не то в пятницу. Так что буду субботу-воскресенье. Дел никаких, потому что все руководители выехали в Москву. Завтра в 5 ч. пьет у меня чай Рита, а в 7 все лингвисты.
      Как здесь тоскливо одному. Это самый тяжелый город. Сейчас иду обедать к Меньшому. Ужасно милый парень. У моих афиш какие-то существа разговаривают так: "Да, но это не трогает струн души". Винница.
      Целую тебя сильно-сильно, ужасно-ужасно.
      Твой Щен.
 
      Поцелуй Скоча и Оську, если у них нет глистов.
 

 

Л. Ю. БРИК

 
       [Париж, 9 ноября 1924 г.]
 

 

любимый-любимый Лилек.

 
      Я уже неделю в Париже, но не писал потому, что ничего о себе не знаю – в Канаду я не еду и меня не едут, в Париже пока что мне разрешили обосноваться две недели (хлопочу о дальнейшем), а ехать ли мне в Мексику – не знаю, так как это, кажется, бесполезно. Пробую опять снестись с Америкой для поездки в Нью-Йорк.
      Как я живу это время – я сам не знаю. Основное мое чувство тревога, тревога до слез и полное отсутствие интереса ко всему здешнему. (Усталость?)
       Ужасно хочетсяв Москву. Если б не было стыдно перед тобой и перед редакциями, сегодня же б выехал.
      Я живу в Эльзиной гостинице (29, rue Carnpagne Premiere, Istria Hotel); не телеграфировал тебе адреса, т. к. Эльза говорит, что по старому ее адресу письма доходят великолепно. Дойдут и до меня – если напишешь.Ужасно тревожусь за тебя.
      Как с книгами и с договорами?
      Попроси Кольку сказать "Перцу", что не пишу ничего не из желания зажулить аванс, а потому что ужасно устал и сознательно даю себе недели 2-3 отдыха, а потом сразу запишу всюду.
      На вокзале в Париже меня никто не встретил, т. к. телеграмма получилась только за 10 минут до приезда, и я самостоятельно искал Эльзу с моим знанием французского языка. Поселился все-таки в Эльзиной гостинице, потому что это самая дешевая и чистенькая гостиничка, а я экономлюсь и стараюсь по мере сил не таскаться.
      С Эльзой и Андреем очень дружим, устроили ей от тебя и от меня шубку, обедаем и завтракаем всегда совместно.
      Много бродим с Леже, заходил к Ларионову, но не застал. Больше, кроме театров, не был нигде. Сегодня идем обедать с Эльзой, Тамарой и Ходасевичами. Не с поэтом, конечно! Заходил раз Зданевич, но он влюблен и держится под каким-то дамским крылышком.
      Я постепенно одеваюсь под андреевским руководством и даже натер мозоль от примерок. Но энтузиазма от этого дела не испытываю.
      Первый же день приезда посвятили твоим покупкам, заказали тебе чемоданчик – замечательный – и купили шляпы, вышлем, как только свиной чемодан будет готов. Духи послал; если дойдет в целости, буду таковые высылать постепенно.
      Подбираю Оське рекламный материал и плакаты. Если получу разрешение, поезжу немного по мелким французским городкам.
      Ужасно плохо без языка!
      Сегодня видел в Булонском лесу молодого скотика и чуть не прослезился.
      Боюсь прослыть провинциалом, но до чего же мне не хочется ездить, а тянет обратно читать свои ферзы!
      Скушно, скушно, скушно, скушно без тебя.
      Без Оськи тоже неважно. Люблю вас ужасно!
      От каждой Эльзиной похожей интонации впадаю в тоскливую сентиментальную лиричность.
      Я давно не писал, должно быть, таких бесцветных писем, но, во-первых, я выдоен литературно вовсю, а во-вторых, нет никакой веселой жизнерадостной самоуверенности.
      Напиши, солнышко.
      Я стащил у Эльзы твое письмо (ты пишешь, что скучаешь и будешь скучать без меня) и запер себе в чемодан.
      Я писать тебе буду, телеграфировать тоже (и ты!), надеюсь с днями стать веселее. Повеселеют и письма. Целую тебя, детик, целуй Оську, весь
      ваш Вол.
 
      Целуй Левку, Кольку, Ксаночку, Малочку и Левина. Все они в сто раз умнее всех Пикассов.
      V. Мajakоvsку.
      Paris (это не я Парис!)
       9/XI-24 г.
 

 

Л. Ю. БРИК

 
       {Париж, 27 ноября 1924 г.]
      Жду американскую визу. Если не получу через месяц или полтора, вернусь Москву. Телеграфируй и пиши чаще. Целую, люблю.
      Твой Щ е н.
 

 

Л. Ю. БРИК

 
       [Париж, 6 декабря 1924 г.]
 

 
      Я ужасно грущу по тебе.
      Пиши, Лилек, больше или хотя бы чаще телеграфируй! Ужасно горевал по Скотику. Он был последнее, что мы делали с тобой вместе.
      Что за ерунда с Лефом? Вышел ли хоть номер с первой частью? Не нужно ли, чтоб я что-нибудь сделал? Если No не вышел, у тебя должно быть совсем плохо с деньгами. Напиши подробно. Как дела с Ленгизом? Если денег нет, не шли пока Эльзе. Я как-нибудь устрою это сам. Куда удалось дать отрывки? Если для Лефа нужно, я немедленно вернусь в Москву и не поеду ни в какие Америки.
      О себе писать почти нечего. Все время ничего не делал, теперь опять начинаю. К сожалению, опять тянет на стихи – лирик! Сижу в Париже, так как мне обещали в две недели дать ответ об американской визе. Хоть бы не дали – тогда в ту же секунду выеду в Москву, погашу авансы и года три не буду никуда рыпаться. Соскучился по тебе и по всех вас совершенно невыразимо.Это даже при моих незаурядных поэтических образах.
      Здесь мне очень надоело – не могу без дела. Теперь с приездом наших хожу и отвожу советскую душу.
      Пока не читал нигде. Кроме дома: вполголоса и одиночкам.
      Если есть новые мои книги или отрывки где-нибудь напечатаны – пришли.
      Бориса Анисимовича все еще нет.
      Вещи твои лежат, но нет оказии, а почтой не выслать – довольно тяжелые. Конечно, весь твой список будет в точности выполнен. С дополнениями, которые ты писала Эльзе.
      В театры уже не хожу, да и в трактиры тоже, надоело; сижу дома и гложу куриные ноги и гусью печень с салатами. Все это приносит моя хозяйка м-м Сонет. Удивительно эстетический город!
      Получил ли Осик белье из Берлина? Шахматы и пояс я привезу ему отсюда. Какой номер его рубашек? Кажется, 39 воротничок? Скажи Осику, что я очень, очень по нем соскучился и также очень, очень его люблю. Целуй его. Попроси его что-нибудь причеркнуть к твоему письму, конечно, если ты мне напишешь.
      Какие дуры звонят тебе о моих письмах? Заметь их имена и запиши. В это-то уж вранье, надеюсь, никто не верит?! Ты представляешь себе, чтоб я сидел и скрипел девочкам письма? Фантазия, Фауст какой-то!
      Поцелуй от меня Кольку с Ксаном, Левку, Малочку и всех, кого хочешь.
      Лилек, ответь мне на это письмо, пожалуйста, скорее и письмом и телеграммой.А то я буду себе заказывать воротнички No 41 – а раньше, когда я был спокойный и пухлый, я носил 43! И даже 44!!
      Целую тебя, родное, милое и любимое Солнышко. Люблю тебя.
      Твой (прости, что я тебе всучиваю такой устаревший товар)
 

 
       Париж. 6/XII-24 г.
      Люби меня немножко, детик!
 

 

О. В. МАЯКОВСКОЙ

 
       [Москва, 1924 г.]
 

 
      Прошу тебя очень – отпечатай отчет (аккуратно) в 4-х экземплярах и как-нибудь зашли или завези его ко мне сегодня же не позднее 7 ч. веч.
      Целую.
      Твой Вол.
 

 

В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ "ИЗВЕСТИЯ"

 
       [Москва, 10 января 1925 г.]
 

 
      В отрывке из поэмы "Ленин", напечатанном в октябрьском номере "Известий", я проглядел описку, сделанную машинисткою. Напечатано:
 
      К векам коммуны
      сияющий генерал.
      Следует читать:
 
      К векам коммуны
      сияющий перевал.
 
      Прошу поместить это письмо, во избежание повторения этой ошибки при перепечатании в провинциальных изданиях.
      Вл. Маяковский.
 

 

УСТРОИТЕЛЯМ "СОВЕЩАНИЯ ЛЕВОГО ФРОНТА ИСКУССТВ"

 
       [Москва, 17 января 1925 е.]
 

 

устроителям так наз "совещания левого фронта искусств".

 
      Внимательно прослушав и обдумав два бесцветных дня "совещания", должен заявить: никакого отношения ни к каким решениям и выводам из данного совещания не имею и иметь не хочу. Если б я мог хоть на минуту предполагать, что это крикливое совещание, собранное под серьезным лозунгом "объединение", будет подразумевать (в наиболее "деятельной" части) под обсуждением организационных вопросов – организацию сплетни и будет стараться подменить боевую теорию и практику Лефа чужаковской модернизованной надсоновщиной, разумеется, я б ни минуты не потратил на сидение в заседаниях.
      Вл. Маяковский.
       17/I-25 г.
 

 

Л. Ю. БРИК

 
       [Москва, 25 мая 1925 г.]
 

 
      1) Смотреть за Оськой по договору и пугать его ежедневно, чтоб сдавал все вовремя. Не верить ему.
      2) Подобрать срочно карточку для полного собрания. Если нужно, увеличить мою карточку – я снимался на Тверской, не доходя Страстной площади, по правую руку от Столешникова, бывш. "Джон Буль".
      3) Торопить сестру, Осю и всех с "Лефом".
      4) Торопить со сказкой из "Прибой" (Софийка, Пассаж).
      5) Получить по выходе сказки деньги по договору.
      6) Числа 15 июля зайти на Дмитровку Большую, в изд. "Московский рабочий" к тов. Кантору относительно 2 из "Сказки о Пете" и, если можно переиздать, получить деньги, 12% с номинала.
      7) Числа 15-20 июня зайти в "Московский рабочий" и получить от тов. Кантора 25 черв за "Париж". Из них десять отдать Леве.
      8) По получении 2-ой сказки сдать ее в "Прибой" и получить 15 черв,
      1, 2, 10, 100, 200) Не болеть!
      9) Все получаемые от меня стихи сдавать в редакции и 50% гонор слать мне, остальное себе.
      10) Беречь книги (мою автоколлекц) и пополнять ее всеми вышедшими.
      11) Если будут просить отрывки, дай из "Летающего пролетария" любой отрывок (50% гонорара внося тов. Гуревичу, "Вестник возд флота", Юшков переулок).
 

 

Л. Ю. БРИК

 
       [Париж, 2 июня 1925 г.]
 

 

и самый любимый Лиленок!

 
      Я ужасно рад, что ты в письме к Эльке следишь за мной, чтоб я спал, чтоб вел себя семейно и скорей ехал дальше,- это значит, что я свой щенок, и тогда все хорошо. Пишу тебе только сегодня, потому что субботу, воскресенье и понедельник все закрыто и ничего нельзя было узнать о Мексиках, а без Мексик я писать не решался. Пароход мой, к сожалению, идет только 21 (это самый ближайший). Завтра беру билет. "Espagne" Transatlantique – 20 000 тонн. Хороший дядя, хотя и только в две трубы. Дорого. Стараюсь ничего не тратить и жить нашей газетой, куда помещаюсь по 2 фр строка.
      Стараюсь делать все, чтоб Эличка скорей выехала. Был в консульстве. Завтра пошлю Эльзу, и тогда запросят Москву телеграфом.
      Не пишу тебе, что мне ужасно скучно, только чтоб ты на меня – хандру – не ругалась.
      Выставка – скучнейшее и никчемнейшее место. Безвкусица, которую даже нельзя себе представить.
      Так наз "Париж весной" ничего не стоит, так к ничего не цветет и только везде чинят улицы. В первый вечер поездили, а теперь я больше никуда не выхожу, сплю 2 раза в сутки, ем двойной завтрак и моюсь, вот и все.
      Завтра начну писать для "Лефа". Ни с одним старым знакомым не встречаюсь, а из новых лучше всех Бузу – собак Эльзиных знакомых.
      Ему говорят "умри!", и он ложится вверх ногами; говорят "ешь!", и тогда он жрет все, что угодно, а когда его ведут на цепочке, он так рвется, что хозяева должны бежать, а он идет на одних задничных лапках.
      Он белый с одним черным ухом – фокс, но с длинной шерстью и с очень длинным носом. Глуп как пробка, но по середине улицы ни за что не бегает, а только по тротуарам.
      Чернила кончились.
      Долетел хорошо. Напротив немец тошнил, но не на меня, а на Ковно. Летчик Шебанов замечательный. Оказывается, все немецкие директора сами с ним летать стараются. На каждой границе приседал на хвост, при встрече с другими аппаратами махал крылышками, а в Кенигсберге подкатил на аэроплане к самым дверям таможни, аж все перепугались, а у него, оказывается, первый приз за точность спуска.
      Если будешь лететь, то только с ним.
      Мы с ним потом весь вечер толкались по Кенигсбергу.
      Кисит, пиши, маленький, чтоб получил еще до отплытия.
      Весь список вещей передан Эльзе, и все тебе будет доставлено полностью. Начнем слать с завтрашнего дня.
      Напиши мне, получил ли Оська деньги за собр соч.
      Целую тебя, милый мой и родненький Лилик.
      Люби меня немножко, весь твой
 

 
      Целуй Осика!
       2/VI-25 г.
 
      Пиши, пожалуйста!
 

 

Л. Ю. БРИК

 
       [Париж, 9 июня 1925 г.]
 

 

и изумительный Лиленок.

 
      Как ты и сама знаешь – от тебя ни строчки. Я послал тебе уже 2 телеграммы и 1 письмо и от тебя даже ни строчки приписки к письмам Эльзе! Маленький, напиши скорей и больше, т. к. 19-го я уже выезжаю. Пароход "Эспань" отходит из Сен-Назера (в 8 часах от Парижа) и будет ползти в Мексику целых 16 дней! Значит, письмо с ответом будет идти через Париж от тебя (если точно попадет к пароходу) 40 дней! Это и есть чертовы куличики. Даже целые куличи!
      Солнышко, напиши мне до этого побольше! Обязательно. Все, все, все. Без твоего письма я не поеду.
      Что ты делаешь, что ты будешь делать?
      Котенок, не бери никаких работов до моего приезда. Отдохни так, чтоб ты была кровь с молоком на стальном каркасе.
      Я живу здесь еще скучнее, чем всегда. Выставка осточертела, в особенности разговоры вокруг нее. Каждый хочет выставить свой шедевр показистей и напрягает все свое знание французского языка, чтоб сказать о себе пару теплых слов.
      Сегодня получили вернувшегося из Москвы Морана – гнусность он, по-видимому, изрядная.
      Не был ни в одном театре. Видел только раз в кино Чаплина. Жара несносная – единственное место Буа и то только к вечеру. Сегодня иду в полпредство, читаю вечером стихи, а потом с Эльзой к Вельтерам.
      Все усилия приложу, чтоб объездить все, что себе положил, и все-таки вернуться к тебе не позже осени.
      Из всех людей на земле завидую только Оське и Аннушке, потому что они могут тебя видеть каждый день.
      Как с деньгами? Уплатили ли Оське в Гизе? Пишут ли для "Лефа"? Очень, очень целуй Оську.
      Целую тебя крепко, крепко, люблю и тоскую.
      Твой всегда
      Щенок.
      Пиши! Пиши! Пиши! Немедленно!
 

 

Л. Ю. БРИК

 
       [Париж, 19-20 июня 1925 г.]
 

 
      От тебя ни одного письма,ты уже теперь не Киса, а гусь лапчатый. Как это тебя так угораздило? Я по этому поводу ужасно грустный – значит писем от тебя уже не дождешься! Ладно – повезу с собой телеграммы – они милые, но их мало.
      Завтра утром 8.40 выезжаю Сен-Назер (Бретань) и уже через 12 часов буду ночевать на пароходе. 21-го отплываю!
      Спасибо большое за Гиз и извини за хлопоты. В прошлую среду (как раз, когда я тебе послал прошлое письмо) меня обокрали, как тебе известно, до копейки (оставили 3 франка – 30 коп.!). Вор снял номер против меня в Истрии, и когда я на двадцать секунд вышел по делам моего живота, он с необычайной талантливостью вытащил у меня все деньги и бумажники (с твоей карточкой, со всеми бумагами!) и скрылся из номера в неизвестном направлении. Все мои заявления не привели ни к чему, только по приметам сказали, что это очень известный по этим делам вор. Денег по молодости лет не чересчур жалко. Но мысль, что мое путешествие прекратится, и я опять дураком приеду на твое посмешище, меня совершенно бесила. Сейчас все устроилось с помощью твоей и Гиза.
      Я нарочно просил слать за ноябрь и декабрь, чтоб это на тебе сейчас не отразилось, а там приеду, отработаю.
      Лилек, шлю для "Прибоя" (он у тебя записан) листок с текстом. Передай его, пожалуйста.
      Об Эльзиной визе надо говорить только в Москве.
      Сегодня получил телеграмму от Левы, он как раз приезжает после моего отъезда через несколько часов.
      Как на Волге?
      Смешно, что я узнал об этом случайно от знакомых. Ведь это ж мне интересно, хотя бы только с той стороны, что ты значит здорова!