Южная трилогия - Полночный всадник

Дрожа всем телом, Кэрли бросила подсвечник, побежала к лошади, вскочила в седло, схватила поводья и вонзила каблуки в бока животного. Конь рванулся вперед, и в этот миг бандит вцепился в талию девушки и выдернул ее из седла.

Она попыталась вырваться. Ударив закричавшую девушку, Франсиско швырнул ее на землю.

— Тебе не следовало этого делать, — сказал бандит, задыхаясь от ярости.

Она посмотрела на него, и ужас объял ее. Ноги стали ватными. Щека Кэрли болезненно пульсировала, во рту она почувствовала привкус крови. Встав на колени, девушка судорожно поискала глазами подсвечник и бросилась к нему, но Виллегас преградил ей путь. Схватив Кэрли за волосы, он снова наотмашь ударил ее.

— Ты посмела поднять на меня руку? — Стерев кровь со рта, он поднял Кэрли на ноги и разорвал блузку. — Ни один мужчина, поднявший на меня руку, не остался в живых, а ты всего лишь слабая женщина.

— Тогда убей меня! — крикнула Кэрли. — Если ты не сделаешь это, клянусь, я найду способ прикончить тебя!

Он расхохотался и стиснул ее грудь.

— Puta, — прорычал он. — Теперь ты станешь моей шлюхой.

Кэрли отчаянно сопротивлялась, потеряв голову от страха, но все же надеясь вырваться на свободу. Вдруг послышался шорох, и они оба замерли.

— Отпусти женщину!

В пяти футах от них, широко расставив ноги, стоял Рамон де ла Герра. Его лицо было искажено гневом. Поля черной шляпы нависали над глазами, сверкавшими от ярости.

Виллегас отпрянул:

— Значит… ты пришел за девушкой. Не думал, что ты это сделаешь. — Он усмехнулся. — Отчаянная крошка, верно?

— Отойди от него, дорогая, — тихо сказал Рамон. — Он больше не обидит тебя.

Она подавила слезы, но дрожащие ноги не слушались ее. Кэрли едва дышала от страха — за себя и за Рамона.

— Я убью тебя, jefe[41]. А потом возьму девушку. — Виллегас усмехнулся. — Я ублажу себя всеми известными мне способами, а потом отправлю ее к Эрнесто. Его бордель — самый роскошный в Ногалесе.

Рамон явно терял самообладание. Внезапно бросившись к Виллегасу, он схватил его за горло и повалил на землю. Бандит вырвался, но Рамон метнулся к нему и сильным ударом кулака сбил с ног. За этим ударом последовало еще несколько.

Кровь обагрила лицо Виллегаса. Он схватил Рамона за рубашку, рванул его к себе и навалился на противника всем телом.

Рамон выдержал несколько крепких ударов, прежде чем сумел освободиться. Наконец он снова завладел инициативой. Безжалостные удары обрушились на голову Виллегаса. Схватка почти закончилась, когда Кэрли увидела, что мексиканец вытащил из сапога нож.

— Рамон! — закричала она. Испанец вовремя перехватил руку бандита, и они снова начали бороться. Испугавшись, что победит более крупный Виллегас, Кэрли побежала через лужайку и схватила подсвечник. В это мгновение Рамон вонзил тонкое лезвие ножа в мощную грудь бандита.

Тот упал навзничь, раскинув руки. Глаза его остекленели. Рамон бросил нож, поднялся и тут увидел Кэрли. Она стояла, высоко подняв подсвечник и глядя на Виллегаса.

— Опусти свое оружие, chica, — тихо сказал Рамон. — Виллегас мертв. Он больше не причинит тебе зла.

Подсвечник выскользнул из рук девушки. Слезы струились по ее щекам. Рамон подошел к ней своей грациозной походкой, и Кэрли прижалась к его могучей груди.

— Не плачь, — шепнул он. — Теперь я с тобой.

Она всхлипнула:

— Я не плачу. Я никогда не плачу.

Испанец обнял ее:

— Все в порядке, querida. Каждому из нас иногда нужно поплакать.

Он гладил ее по спине, терпеливо успокаивая, шептал нежные слова ободрения, но Кэрли почти не слышала их. И все же этот ласковый, мягкий, красивый голос что-то напоминал ей. Но она никак не могла вспомнить, где слышала его.

Посмотрев на него сквозь слезы, Кэрли впервые заметила, что глаза Рамона не просто карие, а с золотистыми искорками.

— Пожалуйста, Рамон, — подавленно сказала она, — пожалуйста, не сердись. Мне пришлось сделать это. Пришлось.

— Ты не виновата в том, что Виллегас…

Он отстранил от себя Кэрли и впился в нее взглядом:

— Ты ушла с ним по собственной воле? Пыталась убежать?

Она смутилась. Рамон даже не знал, что она убежала. Господи, что он сделает?

— Я должна была уйти. Пожалуйста… постарайся понять.

Он снова прижал ее к себе, крепко обхватив руками:

— Понимаю, дорогая, и в этом снова виноват я.

Он бережно отвел назад ее голову и осторожно коснулся следа от удара на щеке. Потом поцеловал девушку. Этот нежный поцелуй выдавал его жалость к ней, и Кэрли снова захотелось плакать.

Потом Рамон поднял ее на руки и понес к деревьям, где стоял привязанный конь.

— Я так испугалась, — сказала Кэрли, положив голову ему на плечо. — Если бы ты не появился вовремя…

На лице Рамона заиграла улыбка.

— Я видел, в каком ты ужасе, chica. Своим ударом ты чуть не снесла ему голову.

Возле эвкалипта, под которым пощипывал траву жеребец, он бережно поставил девушку на землю:

— Мы найдем место для ночлега, а утром поедем домой.

Кэрли едва сдержала слезы. Она не хотела и думать о возвращении в Льяно-Мирада. Но если бы не Рамон, ее постигла бы намного худшая участь. Испанец был мужественнее, сильнее, отважнее, красивее всех мужчин, которых она встречала. И добрее. Прежде она никогда не подумала бы, что он так добр. При этой мысли сердце ее сжалось.

— Тебе уже лучше?

— Да, — сказала Кэрли, но он не отпустил ее.

Рамон откинул волосы со лба Кэрли.

— Обнаружив, что тебя нет… я испугался. Понял, что тебе угрожает опасность. — Он смотрел на девушку так, словно хотел проникнуть в ее душу.

Прошло несколько мгновений. Кэрли не сомневалась, что он поцелует ее. Но испанец устало вздохнул, повернулся и медленно пошел прочь.

Рамон старался не думать о том, что могло случиться. Он подобрал поводья Вьенто, повел коня на лужайку, посадил Кэрли в седло, потом сел сзади нее и обхватил девушку руками. Она все еще дрожала. Сердце Рамона глухо стучало.

Он никогда не испытывал такого страха и ярости, как в тот момент, когда увидел ее на лужайке с Виллегаеом. Однако испанец заставил себя подождать, выиграть время и занять удобную позицию. Сиско находился так близко к Кэрли, что стрелять было опасно. Прикончить негодяя следовало голыми руками.

Он никогда еще не испытывал такого чувства и надеялся не испытать впредь.

Бережно прижимая к себе Кэрли, он выехал на лужайку, взял за поводья другую лошадь и углубился в лес — не слишком далеко, ведь утром надо вернуться сюда и похоронить Сиско, если его не растерзают волки.

Рамон пригладил шелковистые волосы Кэрли. Он заметил, что она дремлет, утомленная тяжелым путешествием и схваткой с бандитом. Ее маленькая головка прильнула к его плечу.

Кэрли однажды сказала, что она девственница, и Рамон не сомневался в этом. Его радовало, что ни один мужчина не прикасался к ней. Но сам он не мог жениться на ней! Нет, он не причинит ей больше боли. Ничего не произойдет. Кэрли нужен муж, а Рамон твердо решил иметь детей от испанки.

Он улыбнулся, вспомнив, какой отпор девушка дала Виллегасу. До чего же сильная эта маленькая gringa! Не сдалась без боя! Она заслуживает свободы.

Ему сильнее, чем прежде, захотелось отпустить ее.

— Почему ты это делаешь, Рамон?

Они сидели под большим дубом на холме, под которым расстилалась небольшая живописная долина. Солнце висело низко над горизонтом. В лучах заката серебрилась трава, сухая горчица и дикий овес. В небе парил орел. Когда Рамон бросил камешек в перепелок, стайка разлетелась в разные стороны.

— Мы боремся, чтобы вернуть свои земли, — сказал он. — Только и всего.

Они ехали сюда медленно. Рамон, конечно, догадался, как она устала, как ноют ее мышцы от непривычно долгой верховой езды.

— Ты нарушаешь закон. Это делает всех вас преступниками.

Впервые с ночи налета она задумалась о том, какое будущее ждет Рамона и семьи, живущие в лагере. Раньше она не предполагала, что способна беспокоиться за него.

— Мы не считаем себя преступниками. Мы обыкновенные люди, пытающиеся вернуть себе то, что принадлежит нам по праву.

— Люди часто совершают ошибки, неразумно вкладывают деньги. Это не означает, что с ними обошлись нечестно.

— Мы потеряли земли по вине государства.

— Как? Неужели оно преднамеренно совершило нечто подобное?

Если бы только ей удалось убедить Рамона, что его усилия бесполезны, возможно, он отказался бы от налетов. И был бы тогда в безопасности.

Она посмотрела на Рамона, увидела набухшие мышцы на щеке.

— А ты считаешь иначе? Может, это было сделано и непреднамеренно. Точно уже не окажешь. Три года тому назад правительство провело несколько радикальных реформ, чтобы разрешить земельные споры, снять напряженность между мексиканскими калифорнийцами, недавно проигравшими войну с gringos, и американцами-иммигрантами. Но калифорнийцы были не готовы бороться с американским законом.

Рамон окинул взглядом долину. Его глаза были печальны. Перепела вновь слетелись, чтобы поклевать семена и ягоды, но очередной камешек прогнал их.

— Продолжай, — мягко попросила Кэрли. — Я очень хочу понять, что произошло.

Рамон вздохнул:

— Калифорнийцы жили на этих землях так давно, что считали свои права на них бесспорными, очевидными. Но disenos — карты с обозначением границ земельных владений — почти ни у кого из них не сохранились. Реально существовавшие соглашения были оспорены gringos. Свидетельства о праве собственности устарели, границы определялись нечеткими описаниями. Например, там мог упоминаться ручей, давно изменивший русло, или место в двух лигах к западу от лежащего на скале черепа или поваленного дуба.

— Ясно.

— И тут слетелись стервятники вроде твоего дяди. Они интриговали, сговаривались с другими gringos, находили способы завладеть нашими землями.

Кэрли напряглась:

— Вроде моего дяди? Неужели ты веришь, что он участвовал в таких делах? Мой дядя — весьма уважаемый человек. Я заметила, что ты не любишь его, но я никогда не понимала почему. Что он тебе сделал?

Рамон удивленно посмотрел на нее:

— Не знаешь? Дядя никогда не говорил тебе?

— Что именно?

— Что до его появления ранчо дель Роблес принадлежало дела Герра. Твой дядя украл нашу землю.

Кэрли бросила на него гневный взгляд! Это неправда! Рамон лжет.

— Уж не думаешь ли ты, что я поверю в это? Мой дядя — не такой человек.

— Ты его почти не знаешь, chica, поскольку недавно приехала в Калифорнию. Но ты не глупая девушка и скоро поймешь, что я сказал правду.

Кэрли пристально посмотрела на Рамона, словно надеясь убедиться, что он лжет. Она начала было спорить, но испанец быстро поднялся:

— Пора трогаться. Нас ждет длинный путь, а скоро наступит ночь.

Кэрли встала, едва не застонав: ноги болели, жесткое кожаное седло натерло кожу. Рамон усадил Кэрли на лошадь.

Девушку преследовали мысли о том, что он сказал.

Неужели правда, что дядя захватил земли де ла Герра? Она не знала, как он приобрел эти угодья, и никогда не задумывалась об этом. Теперь Кэрли вспомнила, как Лина, упомянув о ранчо дель Роблес, заметила, что алчность неотделима от белого человека, который всегда находит способ украсть то, что не может получить законным путем.

Тогда Кэрли так устала, что не обратила особого внимания на ее слова. Теперь она пожалела об этом.

Только часа через два Рамон снова остановил лошадей. Кэрли поморщилась, когда он спустил ее на землю. Дон нахмурился:

— Тебе так больно?

Кэрли покраснела от смущения:

— Это седло. Оно натирает мне ноги. Кожа…

— Позволь мне взглянуть.

— Ты ничем не поможешь мне. Когда вернемся, все заживет.

Он усмехнулся:

— Я уже видел женские ноги, дорогая. Обещаю не терять голову и не набрасываться на тебя.

— Я не могу позволить тебе…

Не успела она закончить, как испанец взял ее на руки, посадил на ствол упавшего дерева и задрал юбку выше колен. Кэрли залилась краской, а Рамон нахмурился:

— Почему не сказала раньше?

Он осторожно прикоснулся к покрасневшей коже на внутренней стороне бедра, и Кэрли обдало жаром.

— Ты не можешь ехать так дальше.

Рамон подошел к своему коню, достал что-то из седельного мешка и вернулся с маленькой баночкой мази.

— Для лошадей, — пояснил он. — Используется при порезах и ссадинах. Это приготовила Флоренсия. Я всегда вожу мазь с собой.

— Я должна воспользоваться лекарством для лошадей?

— Ты должна сидеть тихо, пока я займусь твоими прекрасными ногами.

Ее щеки запылали еще ярче, когда испанец начал наносить мазь. По животу разлилось тепло. Господи, от одного вида этих длинных смуглых пальцев, двигающихся по ее коже, рот девушки пересох, а ладони увлажнились. От мази исходил аромат сосны и клевера, а от Рамона пахло лошадьми и кожей.

Он закончил процедуру через несколько минут, его движения были уверенными и точными. Но когда Рамон взглянул на Кэрли, его глаза потемнели.

— Сп-пасибо.

Помолчав, он сказал:

— Знаешь, как я хочу тебя?

Кэрли проглотила комок в горле, стараясь не дрожать под этим пристальным взглядом, одернула юбку и прикрыла колени.

— Ты обещал не насиловать меня.

— Конечно. Но я хотел бы заняться с тобой любовью. Сначала я дал бы тебе привыкнуть к моим прикосновениям, а потом глубоко проник бы в тебя.

Кэрли облизнула губы. Жар разливался по ее животу. Она не догадывалась, как сильно Рамон хочет ее, несмотря на то что у него есть красавица Миранда.

— Я твоя пленница. Почему… почему же ты еще не взял то, что хочешь?

Он коснулся ее щеки.

— Я и так причинил тебе достаточно зла. Ты невинна. Мужчина, который возьмет тебя, должен стать твоим мужем и защищать тебя. А я не смог бы сделать тебе предложение, даже если бы не был разбойником, ибо поклялся жениться на чистокровной испанке.

Сердце Кэрли болезненно сжалось. Эти слова не должны задевать ее. «Они и не задевают», — твердо сказала себе девушка.

— Миранда?

Кэрли надеялась, что эта женщина, вступившая в предательский сговор с Виллегасом, не станет женой Рамона. Он заслуживает лучшей участи.

— Миранда только отчасти испанка. Она удовлетворяет меня в постели, но никто из нас не стремится к браку. Я еще не выбрал себе невесту.

Кэрли не призналась себе, что испытала облегчение.

— Неужели так важно жениться именно на испанке?

— Si. Я поклялся в этом друзьям-калифорнийцам, себе и своей семье. В жилах де ла Герра течет кровь испанских королей. Мои дети и внуки должны унаследовать ее.

Кэрли невольно подумала о шахтерском поселке и своих простых предках. Мак-Коннеллы не имели отношения к знати, однако она предпочла бы остаться такой, как есть.

— Ты поступаешь так потому, что ненавидишь gringos.

— Si. Gringos убили моего брата и украли земли моей семьи. Я калифорниец. Моя жена и дети тоже будут калифорнийцами.

Кэрли поникла. На душе у нее было тяжело. Этого она не ждала.

— Мазь помогла, — сказала наконец девушка, заставив себя улыбнуться. — Думаю, мы можем ехать.

Рамон кивнул, подошел к своему коню и достал из походной постели одеяло. Положив его на седло гнедого коня, он усадил на него Кэрли, а сам вскочил на своего вороного жеребца.

В пути они мало говорили, но Рамон еще несколько раз останавливал лошадей. Вскоре стало ясно, что они не успеют в Льяно-Мирада до темноты.

Вспомнив, какое неистовое желание она видела в его глазах, Кэрли подумала, что, возможно, он так все и запланировал. Овладеет ею Рамон или сдержит слово?

Рамон сидел на коне, расправив плечи. Его раздражало, что они едут так медленно и доберутся до лагеря только завтра. Придется провести всю ночь наедине с девушкой.

Испанец откашлялся. Ему не выспаться этой ночью. Он облегчил страдания Кэрли, но сам до сих пор ощущал напряжение во всем теле и вспоминал помимо воли ее гладкую белую кожу. Если бы он продвинул пальцы еще на несколько дюймов, то коснулся бы самого нежного женского места. В тот момент ему ничего не стоило раздвинуть ее красивые ноги, расстегнуть брюки и, погрузившись в Кэрли, унять мучительную боль, которая преследовала его, когда девушка находилась рядом с ним.

Черт возьми, он никогда еще не желал женщину так сильно!

Они выехали на лужайку возле болотистого пруда, окруженного ивами. Рамон жестом велел девушке натянуть поводья. В пруд впадал маленький чистый ручей. Лужайку окружали валуны — естественное укрытие. Они молча обустроили стоянку, и Рамон отправился за дичью.

Он не стал углубляться в лес, ибо не лгал, рассказывая о том, как опасны горные львы и медведи-гризли. Днем Рамон видел свежие следы медведя. Дикие быки с их длинными рогами и злобным нравом тоже представляли серьезную угрозу для жизни.

И все же он вернулся с жирным кроликом, которого они зажарили на костре. Поев, Рамон прислонился спиной к гранитному валуну и стал наблюдать за тем, как Кэрли моет в ручье их оловянную посуду. Он закурил тонкую сигару.

Закончив с посудой, она села у костра в нескольких футах от Рамона, прикрыла юбкой ноги и внимательно посмотрела на испанца.

Подняв с земли маленькую веточку с листьями, Кэрли покрутила ее в руке.

— Я хотела бы знать, почему ты схватил меня в ту ночь.

Он вытащил изо рта сигару, стараясь избежать взгляда девушки.

— Потому что это собирался сделать мой брат. Я понял, что задумал Андреас, когда он поскакал к тебе. Как только его ранили, мне показалось, будто я — Андреас. Его желание стало моим, я делал то, что хотелось ему.

— Твой брат решил похитить меня?

— Si. Он видел тебя во время скачек и захотел тебя.

Она испуганно потупила глаза, и Рамон ощутил напряжение в паху.

— Твой… твой брат изнасиловал бы меня?

Рамон затянулся, медленно выдохнул дым и посмотрел, как он растворяется в ясном ночном небе.

— Не знаю. Андреас никогда так не поступал… но он ни разу не находился рядом с племянницей своего злейшего врага.

Кэрли молча размышляла над его словами, потом подалась вперед. При свете костра ее кожа казалась золотистой.

— Ты бы ему позволил?

Глядя на ее прелестное лицо, Рамон подумал о том, как она молода и невинна, нежна и женственна. Нет, он не позволил бы брату коснуться ее.

— Нет.

Выражение ее лица изменилось, она ласково улыбнулась ему:

— Возможно, я не так уж и ошиблась в тебе.

Он сделал еще одну глубокую затяжку.

— Если ты не считаешь меня достойным презрения, надеюсь, я и не заслуживаю его.

Она тихо засмеялась, потом задумалась. Тени сливались с бликами костра, образуя причудливые узоры. Рамон старался не замечать, что под разорванной блузкой Кэрли видны белая кожа и верхняя часть роскошной высокой груди. Закипевшая кровь тяжело пульсировала в венах. Жар спустился в пах, усилив возбуждение. Рамон радовался тому, что сидит в тени.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

Кэрли рассеянно покрутила веточку с листьями.

— Я вспоминала то, что ты делал вчера.

— Ты думала о том, что я — убийца Виллегаса?

— Нет, только о том, как ты держал меня, ласково разговаривал со мной. — Их глаза встретились. — Кто-то говорил со мной так раньше, в те ночи, когда я была больна. Я пыталась вспомнить. Сначала я решила, что это сон. Но это был ты, да? Ты сидел возле моей кровати.

Рамон спрашивал себя, вспомнит ли она.

— Si, там был я.

— Ты ухаживал за мной. Я помню, как ты протирал мой лоб. Однажды ночью я проснулась и… ты молился.

Рамон нежно улыбнулся:

— Si, querida. В тот раз Господь услышал мои молитвы.

Что-то мелькнуло в ее глазах. Она посмотрела на него так, как не смотрела никогда.

— Спасибо, — шепотом сказала Кэрли.

Еще раз взглянув на испанца, она встала и пошла через лужайку к походной постели, которую положила чуть поодаль от постели Рамона.

Этой ночью он радовался тому, что Кэрли не будет спать рядом с ним. При каждом ее шаге из-под желтой юбки выглядывали узкие щиколотки. Рамон вспомнил, как дрожь охватила ее, когда он прикасался пальцами к ее бедрам. Полная грудь Кэрли колыхалась под блузкой, и каждое движение ее бедер отдавалось болью в его паху.

Он собрал волю в кулак, чтобы не подойти к ней. Кэрли пробуждала в нем неутолимый голод, но он не мог овладеть ею.

Ему казалось, что его сжигает желание. Такую страсть когда-то вызывала у него Лили, но та была женщиной, искушенной самкой. Она сама пришла к нему и пригласила в свою постель. Он провел с ней четыре восхитительные недели под бледной севильской луной. Рамон чуть не помешался на Лили, пока не обнаружил, что он не единственный молодой дурак, деливший с ней постель.

Глава 10

Сидя на гнедом коне, Кэрли увидела, что дорога разветвляется: одна тропа вела дальше на север, другая — на запад, мимо поросших дубами гор, к низине. Девушка с тоской подумала о ранчо дель Роблес, находившемся где-то там. Рамон остановился у начала крутого спуска, уходящего к маленькой долине. Кэрли уже в который раз восхитилась непринужденной грацией, с которой он сидел на коне.

Девушка улыбнулась. Сегодня она чувствовала себя лучше, несмотря на долгие часы, проведенные в седле. Мазь Рамона исцелила ее. Щеки Кэрли вспыхнули, едва она вспомнила прикосновения его пальцев к своей коже. Рамон повернул коня и подъехал к Кэрли.

— Мы уже возле лагеря? — спросила она. — Очень хотелось бы надеяться на это.

Не ответив на ее вопрос, Рамон сказал:

— Я бы хотел узнать кое-что, и мне важно услышать правду.

— Спрашивай.

— Когда ты покинула лагерь с Виллегасом… и попыталась убежать… Почему ты сделала это?

У Кэрли перехватило дыхание. Потому что ты вызываешь у меня чувства, непонятные мне.

— Потому что я испугалась.

— Испугалась? Уверен, ты больше не боишься меня.

Кэрли в упор посмотрела на Рамона:

— Я была твоей пленницей. Ты мог делать со мной все, что хотел. Конечно, я боялась тебя.

Его взгляд, казалось, проникал ей в душу.

— А сейчас, chica? По-прежнему боишься?

Она не могла понять выражения его лица.

— Здесь, в горах, ты спас мне жизнь. Рисковал собой ради меня. Ты обещал, что я буду в безопасности, и держишь слово. Нет, Рамон. Я больше не боюсь тебя.

Я боюсь только себя.

Он задумался, потом сказал:

— Тропа здесь разветвляется. Если ты отправишься на запад, то попадешь на ранчо дель Роблес. Будь я уверен в том, что ты не приведешь в лагерь дядю, то, пожалуй, отпустил бы тебя домой.

Ее сердце бешено застучало. Господи, неужели он отпустит ее?

— Я не знаю, где расположен лагерь, потому что пряталась под брезентом, когда ехала с Виллегасом. К тому же он направился на юг. Я не знаю эту местность и не найду тропу.

— А в ночь налета?

— Было темно, я дрожала от страха и не заметила, какую дорогу ты выбрал. Я думала только о том, останусь ли жива.

— Так я и полагал, но хотел услышать это от тебя. Я не могу рисковать жизнью моих людей.

— А как же ты, Рамон? Отпустив меня, ты рискуешь головой. Ведь я знаю, кто ты и что твой дом в Лас-Алмас. Поверишь ли ты, что я не выдам тебя властям?

— Si, дорогая, ты знаешь, кто я. Мое ранчо находится в нескольких милях от асиенды твоего дяди. Если хочешь погубить меня, скажи ему, что Рамон де ла Герра и Эль Дракон — одно и то же лицо.

Ее сердце сжалось — она представила себе Рамона лежащим в грязи, как Виллегас.

— Эль Драконом, по-моему, был твой брат. Серафина сказала мне, что идея принадлежала ему и налетами руководил в основном он. От нее я узнала также, что Эль Дракон не грабил дилижанс в ту ночь, когда я познакомилась с тобой на fandango у дяди. По ее словам, здесь есть несколько разбойников, грабящих путешественников с золотых приисков, но во всем обычно винят Эль Дракона.

— Да, ты неглупая девушка. Я проникся к тебе уважением. Если пообещаешь хранить тайну, я отпущу тебя.

Кэрли дрогнула. Рамон рисковал собой, спасая ее от Виллегаса. И вот теперь он готов снова рисковать ради нее.

— Почему? Почему ты подвергаешь себя такой опасности?

— По многим причинам, дорогая. Возможно, потому, что я хочу тебя и не могу себе этого позволить.

Неужели это правда? Нет, ей никогда не узнать этого. Впрочем, какая разница, если она окажется дома.

— Если все, что ты сказал, — правда, я клянусь сохранить твою тайну, дон Рамон.

Испанец кивнул:

— Скажи им, что мы переезжали всем лагерем на юг и по дороге ты убежала. Скажи, что в основном твои глаза были завязаны и ты не видела ничего, что могло бы облегчить поиски. Скажи также, что даже Эль Дракон не тронул тебя, поскольку рассчитывал на выкуп.

Ее щеки вспыхнули.

— Я скажу все это, — тихо промолвила она, чувствуя давящую тяжесть на сердце. Уход стал для нее не таким желанным. Девушка посмотрела на Рамона. Казалось, он понимал, что с ней. Подавшись вперед, испанец обнял Кэрли за шею, привлек к себе, коснулся губами ее рта со страстью и необычной нежностью.

Она ответила на его поцелуй. Слезы брызнули из ее глаз, когда губы Рамона скользнули по ее лбу, щекам, носу. Последний жаркий поцелуй, и Рамон отстранился.

— Поезжай по тропе, — глухо сказал он, — и через два часа достигнешь границы ранчо. — И повернул вороного жеребца. — Vaya con Dios, querida[42], Эль Дракон не забудет тебя.

Кэрли натянула поводья. Она трепетала, сердце отчаянно билось, слезы катились по щекам.

— Да поможет тебе Бог, Рамон, — прошептала она вслед испанцу, провожая его взглядом, пока он не исчез. Но и тогда она не сразу поехала к дому, Сидя на гнедом коне, Кэрли ощущала боль и одиночество, хотя ей следовало ликовать.

Некоторое время спустя девушка направилась по тропе в сторону асиенды. Она еще увидит Рамона, сказала себе Кэрли, но это ничего не изменит. Дон Рамон будет посещать ранчо и держаться как джентльмен. Но во сне ей будет являться Эль Дракон, красивый испанец.

Рамон наблюдал сверху, как Кэрли едет до тропе. Он следовал за ней на некотором расстоянии, пока она не достигла границы ранчо дель Роблес, потом повернул назад. Он чувствовал усталость и непонятную душевную пустоту, словно кто-то задул свечу и оставил его одного в темной комнате.

Может, его тревожило, что девушка нарушит слово? Нет, Рамон доверял ей. Между ними возникла связь, странное родство, не имеющее ничего общего с его плотским желанием. Это произошло в тот момент, когда он вышел на лужайку и решил защитить ее. Эта связь укрепилась, как только он увидел, что и Кэрли готова драться за него.

А если он ошибся?

Рамон пожал плечами. Какая разница? Он все равно не мог удерживать ее и не хотел снова причинять ей страдания. Если Кэрли выдаст его, так тому и быть. Он вел бурную жизнь, изведал радости и невзгоды. Он пожалеет лишь о том, что подвел близких. Мать и тетя Тереза нуждаются в нем. Ему так и не удалось вернуть семье де ла Герра ранчо дель Роблес.

Возможно, Рамон поступил как глупец, и все же он ни о чем не сожалел. Время покажет, сдержала ли девушка слово.

Испанец поехал в лагерь сообщить Педро и другим, что жив, и сказать, как поступил с девушкой. Потом он вернется на ранчо Лас-Алмас, а в скором времени, возможно, отправится в Монтеррей, где живет Катарина Микелторена, близкая родня бывшего губернатора Верхней Калифорнии. Ей только что исполнилось семнадцать лет, она моложе, чем ему хотелось бы. Однако Катарина — красивая чистокровная кастильская испанка. Такая женщина станет беспрекословно подчиняться ему и родит здоровых, сильных сыновей. Считая, что они подходят друг другу, ее отец желал этого брака.

Рамон подумал о Кэрли. О ее смелости и решимости, невинности и женственности. Он вспомнил, как обнимал ее, и в его груди что-то заныло. Испанец пустил жеребца в галоп.

Впервые за долгое время он осознал, как одинок.

— А теперь, Кэрли, моя дорогая, давай повторим все сначала.

Девушка вздохнула и откинулась на спинку дивана.

— Я уже дюжину раз рассказала вам обо всем, дядя Флетчер. В ночь налета мне завязали глаза. Когда мужчины покинули лагерь, они сделали то же самое. Мне удалось убежать, я оказалась на тропе, которая вела в нужном направлении. Какой-то старый индеец указал мне дорогу к ранчо дель Роблес. Я не видела ничего такого, что могло бы облегчить вам поиски. Я бы хотела помочь, но не знаю как.

Они сидели в кабинете Флетчера на коричневом кожаном диване перед камином. На дворе было еще тепло — конец сентября, — поэтому камин зажигать не стали. Зато в зеленых глазах дяди полыхал огонь.

Джереми Лейтон, шериф Сан-Хуан-Батиста, расположился напротив них.

— Не могу понять, мисс Мак-Коннелл, почему он не потребовал за вас выкуп. Чего он так долго ждал?

Шериф, худощавый, подтянутый блондин с загорелым, слегка обветренным лицом, разменял пятый десяток.

— Не знаю. Вероятно, он хотел, чтобы дядя поволновался. По-моему, он не любит дядю.

Лгать оказалось труднее, чем она предполагала. С каждой беседой история усложнялась.

— Все эти негодяи не выносят меня. — Флетчер сжал кулаки. — Их бесит то, что они проиграли войну. У них не хватило сил отстоять свои земли, поэтому они вымещают злобу на каждом американце, который попадается им на пути. — Дядя строго посмотрел на Кэрли: — Расскажи мне еще раз, как выглядит этот негодяй.

Кэрли вздрогнула, вспомнив Виллегаса. Она мысленно отождествляла его с Эль Драконом. Безобразный бандит меньше кого-либо походил на Рамона де ла Герра. К тому же он умер. Девушка потерла виски. У нее заболела голова.

— Я же сказала, это крупный сильный мужчина с длинными черными усами. У него нет одного зуба, а на другом — золотая коронка.

Изумившись, что Кэрли вернулась, торопливо обняв девушку и справившись о ее физическом состоянии, дядя приступил к бесконечным расспросам.

— Похож на кого-нибудь из тех, кого вы знаете, шериф Лейтон? — спросил Флетчер.