Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Южная трилогия - Полночный всадник

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Мартин Кэт / Полночный всадник - Чтение (стр. 4)
Автор: Мартин Кэт
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Южная трилогия

 

 


У Рамона перехватило дыхание. Ему казалось, будто воздух обжигает легкие. Лицо его стало таким же бледным, как у девушки.

— Если ты ищешь наказания, мой друг, — тихо заметил Педро, — то вот преступление, за которое тебе следует заплатить.

Рамон склонился над кроватью. Девушка, лежащая на ней, казалась невинным ребенком. Ее маленькие руки были сжаты в кулачки, ноги подтянуты к животу, волосы разметались по подушке.

В груди у Рамона что-то заныло.

— Madre mia, что я наделал?

С облегчением вздохнув, Санчес подошел к нему:

— Хорошо, что ты жалеешь об этом и опять трезво рассуждаешь. Мы с Флоренсией позаботимся о девушке. Когда ей станет лучше, ты сможешь…

— Я сам позабочусь о девушке. Это моя вина. Рог Dios, не могу поверить, что такое случилось из-за меня.

— Все совершают ошибки, друг мой. Даже ты. Мудрый человек учится на них.

Рамон покачал головой:

— Я убеждал себя, что она виновата в смерти Андреаса, но с самого начала знал: ответственность за это лежит только на мне. Я поступал неправильно. Непростительно.

Сняв черную кожаную куртку, он бросил ее на стул и, сев на край кровати, коснулся губами горячего лба девушки.

— У нее сильный жар.

— Si. Флоренсия пыталась сбить его, но пока ей не удалось.

— Дай мне воды и чистую ткань. Попроси Миранду привести из деревни индейскую женщину. Пусть она возьмет с собой Руиса и вернется сюда как можно скорее.

Педро улыбнулся:

— Я прослежу за этим, patron.

Услышав это слово, редко употреблявшееся друзьями, Рамон поднял голову и увидел в глазах старого ковбоя то ли уважение, то ли одобрение.

— Gracias[28], мой друг, — тихо сказал Рамон. При их взаимных чувствах они понимали друг друга без лишних слов. Санчес кивнул и вышел из комнаты.

Рамон просидел возле девушки всю ночь, протирая влажной тканью ее лоб, плечи, ноги и ступни. Испанец понимал, что лучше бы снять с нее и ночную рубашку, но не стал делать этого, зная, как будет уязвлена гордость Кэрли, если она догадается, что он видел ее нагой.

Даже сейчас Рамон видел, как прекрасно сложена девушка. Под тонкой льняной простыней четко вырисовывались тонкая талия, стройные ноги, высокая полная грудь, изящные руки.

Заметив, что ее волосы утратили блеск, Рамон нахмурился. Ничего, вернется, если их вымыть. Когда девушке станет лучше, он сам займется этим.

Какое красивое у нее имя, подумал испанец, в нем есть присущие ей огонь и решимость. Он поклялся, что они вернутся к ней.

Всю ночь Кэрли металась, ворочалась и бессвязно бормотала во сне. Однако отдельные фразы привлекли внимание Рамона.

— Па? Это ты? Я люблю тебя, па. — Она ударила кулачком по простыне, и слезы покатились по ее щекам. — Не уходи, ма, пожалуйста, не покидай меня!

Он откинул влажные волосы со лба девушки.

— Ты не одна, nina, — отозвался он по-английски. — Спи спокойно.

— Я не сделаю этого! — внезапно воскликнула Кэрли. — Не покину ее! Она больна и умирает. Пусть я заражусь, но не сделаю этого.

Рамон подался вперед, с удивлением прислушиваясь к ее словам. Но тут в спальню вошел Педро:

— Ты не спал всю ночь, Рамон. Я посижу с девушкой, а ты отдохни.

— Она что-то говорит, Педро. Я несколько раз обращался к ней по-английски, но она говорит очень странно, совсем не так, как образованная леди. Такую речь я слышал только на кораблях у простых gringos, направляющихся на золотые прииски. Тут что-то не так.

— Что же, по-твоему, это значит? — спросил Педро.

— Постараюсь выяснить. — Рамон снова наклонился к девушке, прислушался к ее бормотанию, потом сказал другу: — Найди Альберто. Его кузина Канделария работает на ранчо дель Роблес. Она уже помогала нам. Попроси его разузнать побольше о нашей гостье.

Педро кивнул:

— А пока я пришлю сюда Флоренсию присмотреть…

— Я остаюсь здесь, — возразил Рамон.

— Но тебе необходимо отдохнуть. Ты должен…

— Рог favor[29], Педро, исполни мою просьбу, скажи Альберто, чтобы сделал это поскорее.

Санчес понял, что спорить бесполезно: Рамон останется здесь.

— Я выполню твою просьбу.


Четыре дня Рамон де ла Герра не отходил от постели Кэрли, но ей становилось все хуже. Ее дыхание было неровным и поверхностным, как у Андреаса перед смертью. Испанца терзали угрызения совести.

Индейская женщина появилась на второй день. Ее звали Траушна, или Голубая Сойка. Калифорнийцы величали ее Лина — это имя она получила при крещении в миссии. Худая и темнокожая, с длинными прямыми черными волосами и челкой на лбу — такую прическу носили почти все индейские женщины, — она отличалась тонкостью и мягкостью черт. Лина разменяла третий десяток и считалась шаманом, ибо унаследовала этот дар от предков.

Она взялась за работу, не обращая внимания на Рамона. С помощью ступы и пестика растолкла в порошок сухие лимонные листья, сделала отвар и принялась поить им девушку. Приготовив чай из березовой коры, заставила больную пить его каждый час. Лина растерла грудь Кэрли мазью, в состав которой входили сало, измельченные семена красного перца и жареные семена лютика, затем помахала над бледным лицом девушки веером из орлиных перьев.

К четвертому дню Рамон почти потерял надежду. Индейская женщина вернулась в деревню, сказав ему, что сделала все возможное, но, если к завтрашнему утру состояние Кэрли не улучшится, надо звать священника.

В два часа ночи лампа еще горела на маленьком столике возле старой железной кровати. Рамон не мог уснуть. Он едва прикасался к еде. Мысль о том, что еще одна смерть окажется на его совести, была нестерпима — к тому же умирала молодая девушка. Спазм сжал его горло.

Madre de Dios, он не хотел этого! Если бы он не потерял голову от горя! Если бы только мог подумать, справиться с душевной болью! Лучше бы он оставил ее на ранчо дель Роблес.

С невыносимой тяжестью на сердце, измученный, Рамон согнулся на своем стуле, уперся локтями в колени, переплел пальцы, опустил на них подбородок и начал тихо молиться.


Кто-то звал ее. Кэрли едва слышала тихие слова, ласковые и нежные. Голос был глубоким, грудным, красивым. Он взывал к Деве Марии, святому Иоанну, небесным ангелам: «Пожалуйста, пусть малышка выживет».

Завороженная этим настойчивым голосом, она облизнула сухие губы. Говорили по-испански, Кэрли смутно поняла это. Грудной тембр голоса словно ласкал ее. В глубине сознания девушки что-то зашевелилось, ей захотелось открыть глаза, увидеть источник таких привлекательных звуков.

Она прислушалась к бархатному мужскому голосу, то требовательному, то молящему. Он был как бальзам Для ее усталой души. Кэрли не терпелось взглянуть на мужчину — вдруг он так же красив, как его голос.

Собравшись с силами, она открыла глаза. Возле ее кровати тихо молился черноволосый мужчина. Таким Кэрли и представляла себе его: прекрасный высокий лоб, тонкий прямой нос, волевой подбородок, чувственные губы, густые темные ресницы. Он слегка наклонил голову, поэтому волосы упали на лоб. На щеках блестели слезы.

— Не плачь, — попросила девушка так же нежно, как говорил он. — Не плачь… ты слишком красив… чтобы плакать.

Он вздрогнул и замер. Потом заговорил по-испански так быстро, что Кэрли ничего не поняла. Однако его ослепительная улыбка заставила улыбнуться и ее.

— Сhiса[30], — тихо сказал он. — Наконец ты вернулась к нам!

Она внимательно посмотрела на него: лицо мужчины дышало добротой и силой.

— Я… так устала, — прошептала девушка, облизывая губы. — И еще я голодна. Мне можно поесть?

Он поднялся — высокий, стройный, широкоплечий.

— Si, конечно, можно. Сейчас принесу. — Рамон потрогал ее лоб, с облегчением вздохнул и пожал руку Кэрли. — Не двигайся. Я быстро вернусь.

Улыбнувшись, девушка плотнее закуталась в плед. Как приятно, что он ухаживает за ней! К тому времени как она проснется, этот человек уже принесет ей что-нибудь вкусное.


Когда Рамон вернулся с миской теплого бульона, Кэрли Мак-Коннелл спала. Лихорадка у нее прошла. Значит, его молитвы услышаны! Теперь он не сомневался, что девушка поправится.

Вздохнув с глубоким облегчением, Рамон вдруг ощутил усталость. Он поставил поднос на комод, устроился на стуле и задремал. Его разбудил Педро, постучавший в дверь. В окнах уже брезжил рассвет, но комнату еще наполняла ночная прохлада. Рамон поднялся со стула, потянулся, потом, присев на корточки, поворошил затухающие поленья.

— Жар спал, — сказал Рамон Санчесу. — Думаю, она поправится.

Педро перекрестился:

— Возблагодари Святую Деву.

— Я уже сделал это, — ответил Рамон и впервые за неделю усмехнулся.

Педро вздохнул:

— Я принес новости.

— От Альберто?

— Si. Боюсь, они тебе не понравятся.

Рамон нахмурился:

— В последнее время мне мало что нравилось, но скажи всю правду.

— Эта девушка… сеньорита Мак-Коннелл… не та, за кого ты ее принимаешь.

— Что ты имеешь в виду?

— Канделария, кузина Альберто, была горничной сеньориты. По ее словам, Флетчер запретил девушке рассказывать о своем происхождении, но Кэрли, чувствуя себя очень одинокой, доверилась Канделарии.

— И что же она сообщила ей? — спросил Рамон.

— Девушка вовсе не богата, как мы предполагали. Ее отец, бедный шахтер, умер от заболевания легких, когда сеньорите было всего десять лет. Девушка и ее мать стирали чужим людям, чтобы прокормиться. Четыре года назад мать Кэрли умерла от холеры. Сеньор Остин — брат ее матери, единственный живой родственник девушки. Он посылал ей деньги, потом устроил в школу с пансионом, чтобы она получила образование и усвоила хорошие манеры. Канделария говорит, что сеньорита очень благодарна дяде, поэтому слушается его, даже когда не согласна с ним. Именно Остин не разрешил ей танцевать с тобой, предупредив, чтобы она не подавала тебе никаких надежд. Канделария утверждает, что девушка сильно огорчилась из-за того, что плохо обошлась с тобой в тот день, когда ты дал ей розу. По словам Канделарии, сеньорита весьма добра к людям.

У Рамона упало сердце. Он не раз совершал ошибки, но эта была самой серьезной.

— Я причинил ей большие страдания.

— Si, это верно, но теперь ты знаешь правду.

Рамон зашагал по комнате:

— Я заглажу свою вину. Клянусь, я найду способ сделать это.

Девушка пошевелилась, и, когда она открыла глаза, Рамон был уже возле нее.

— Ты! — закричала она. Ее сонливость как рукой сняло. Хорошенькое личико побледнело. — Что… что ты делаешь в моей спальне?

Педро молча вышел из комнаты.

Рамон ласково улыбнулся:

— Должен сообщить тебе, что это моя спальня, chica, а не твоя.

Ужас исказил ее черты, когда она осознала реальность. Девушка вздрогнула.

— Не бойся, nina. Я не обижу тебя. Даю тебе слово.

— Твое слово? — Кэрли прижалась к изголовью и задрожала от напряжения. — Чего стоит слово такого человека, как ты?

— Больше, чем ты думаешь, — тихо ответил он, — но я не могу упрекать тебя за твои сомнения. Прошу тебя об одном — не расходуй силы понапрасну. Ты долго и серьезно болела. Тебе нужно время, чтобы окончательно поправиться. Отдыхай, крошка. Я попрошу Флоренсию принести тебе еду.

Испанец покинул комнату, и Кэрли проводила его изумленным взглядом. Дрожа от смущения и слабости, она попыталась восстановить в памяти их разговор. Нет, Рамон не мог проявить доброту, ибо начисто лишен ее. Должно быть, ей померещилось.

Она обвела взглядом маленькую уютную комнату, яркий плед на старой железной кровати, ковер ручной работы на утрамбованном земляном полу, дубовый комод у стены, стол со щербатой фарфоровой тарелкой и графином возле ее изголовья.

Кэрли попыталась овладеть собой и разобраться в происходящем. Она находилась в спальне дона в маленьком саманном доме в горах. Это место называлось Льяно-Мирада. Ее похитил из дома дяди Эль Дракон и обвинил в смерти брата, Кэрли вздрогнула, подумав об этом. Господи, что же он намерен сделать?

Девушка стиснула плед. Сколько дней провела она здесь? Рамон сказал, что она долго болела, и, судя по слабости, больше одного-двух дней. Кэрли посмотрела на белую ночную рубашку — она была большего размера, чем ее собственная, и пахла едким щелочным мылом. Чья это рубашка? Откуда она у нее? Кто, заботился о ней и почему безжалостный дон проявлял такое участие?

Внезапно ощутив холод, Кэрли подтянула плед к подбородку. Каковы бы ни были его мотивы, скоро она их узнает. Девушка закрыла глаза, почти жалея о своем пробуждении.


Рамон покинул дом с большим облегчением в душе, хотя и знал, что это чувство продлится недолго. Теперь, когда девушка вне опасности, пора вернуться на его асиенду. Он и так уже задержался дольше, чем следовало. Нельзя возбуждать подозрение, что он связан с Эль Драконом.

К тому же необходимо позаботиться о матери и тетке, которым отправили сообщение о смерти Анд-реаса. Конечно, женщины скорбят и нуждаются в его поддержке, равно как и он — в их. Им станет немного легче, когда они узнают, что падре Ксавьер отслужил мессу. Со временем, когда опасность разоблачения исчезнет, тело брата перевезут на семейное кладбище, давшее название ранчо Лас-Алмас — ранчо Душ. Там покоились де ла Герра разных поколений. Только благодаря этому маленький клочок земли площадью в пятьсот акров остался собственностью де ла Герра, тогда как все прочие их угодья забрали gringos.

Похитили, поправил себя Рамон. Флетчер Остин и его шайка.

— Собираешься домой? — спросил Педро, подойдя к Рамону, седлавшему в тени сарая высокую гнедую лошадь. Вьенто, жеребец Эль Дракона, оставался в Льяно-Мирада. Он признавал лишь одного всадника.

Рамон подавил боль. Разгладив толстую шерстяную попону на спине лошади, он положил на нее тяжелое ковбойское седло.

— Мне пора в Лас-Алмас. Вернусь сюда, когда это станет безопасным.

— Мы с Флоренсией позаботимся о девушке.

— Уверен, к моему возвращению вы поставите ее на ноги.

— Как ты с ней поступишь, Рамон? Отпускать ее нельзя. Ей известно расположение этого убежища, и она знает, кто ты.

Из конюшни донеслись звуки шагов, и мужчины обернулись.

— Вероятно, ее можно продать, — сказал Франсиско Виллегас — ковбой с суровым лицом, присоединившийся к ним несколько месяцев тому назад. — Говорят, по ту сторону границы, в Ногалес, за хорошенькую gringa дают приличную цену.

Рамон затягивал подпругу, стараясь справиться с яростью.

— Девушка останется здесь. Она принадлежит мне. — Он опустил крыло седла, прикрывающее застежку подпруги. — Я уже ясно дал понять это всем.

Под густыми черными усами Франсиско Виллегаса мелькнула усмешка. Одного из передних зубов у него не было, на другом блестела золотая коронка.

— Едва ли это обрадует Миранду.

Рамон, теряя терпение, повернулся к нему:

— Миранда — не твоя забота, как и эта девушка. Советую тебе запомнить мои слова.

Его жесткий взгляд выражал угрозу. Франсиско отступил на шаг:

— Si, дон Рамон. Как скажешь.

Отойдя от сарая, он направился к загону.

— Не нравится мне этот парень, — заметил Педро.

— Мне тоже, — согласился Рамон.

— Он — друг твоего кузена Анхела, да и твой брат доверял ему.

— Надеюсь, это не было ошибкой.

— Я присмотрю за ним, — пообещал Педро.

Рамон кивнул, надел уздечку, подобрал длинные плетеные поводья и, вставив ногу в кожаное стремя, вскочил в седло.

— Hasta la vista, compadre[31].

Педро улыбнулся, на его обветренном лице заметнее обозначились морщины.

— Hasta la vista, мой друг.


Сидя верхом на крупной лошади, Флетчер Остин поднял пыльную фетровую коричневую шляпу и стер пот со лба.

— Ну как, не нашли никаких следов? — спросил он своего управляющего Клива Сандерса, жилистого высокого человека с вьющимися каштановыми волосами.

— Никаких. И так всякий раз, когда мы преследуем их. Они точно сквозь землю проваливаются.

— Возможно, Коллинс и Рамирес сумеют найти табун, — сказал Флетчер, не слишком надеясь на это.

Через два дня после налета шайка разделилась: лошадей погнали на север, а люди продолжили путь на восток. Флетчер поступил так же, отправив меньшую группу на север, а большую — на поиски разбойников, полагая, что Эль Дракон среди них.

Они охотились за преступниками почти неделю. Флетчер и его помощники устали и натерли себе задницы, но дядя Кэрли хотел вернуть лошадей, а еще сильнее — схватить Эль Дракона. Негодяй похитил его племянницу. Теперь ненависть приобрела личный характер.

— Скорее всего табун движется к золотым приискам, — сказал Флетчер. — Там всегда большой спрос на мясо, тропы для перегона скота постоянно используются. Коллинс и его люди отстают минимум на день. Если бандиты так же хитры, как прежде, они останутся на основной дороге, пока их следы не будут затоптаны, а потом свернут где-нибудь и начнут подниматься в горы. Коллинсу удастся отыскать их, если только ему крупно повезет.

— Что насчет Эль Дракона?

Флетчер постарался овладеть собой:

— Он увез Кэрли. Я не сдамся, пока она не вернется. Сейчас мы вернемся в дель Роблес и возьмем подкрепление. Заставим владельцев соседних ранчо присоединиться к нам, захватим провизию и свежих коней. А там что-нибудь прояснится — будем надеяться на это. — Флетчер стиснул кулак. — Клянусь, я не успокоюсь, пока этого негодяя не вздернут на дубе в ранчо дель Роблес.

При этой мысли Флетчер мрачно улыбнулся. Ему уже случалось вешать бандитов. Этот, вероятно, будет не последним.

Глава 6

Флоренсия Нуньес толкнула тяжелую дубовую дверь, вошла в спальню и улыбнулась, увидев, что Кэрли встала с кровати и села на стул.

— Вам уже лучше, да?

Флоренсия принесла поднос с дымящимся кофе и горячими свернутыми лепешками, ее пухлые румяные щеки излучали тепло.

— Да. Гораздо лучше. Я подумала… Я бы хотела одеться. Может, кто-нибудь даст мне на время что-то из одежды?

С отъезда Рамона прошла неделя. Последние два дня Кэрли ходила по дому, к ней вернулись силы, однако она еще не покидала этих стен, сомневаясь, что ее отсюда выпустят.

— Si, конечно, сеньорита. — Кухарка кивнула, и ее полный подбородок затрясся. — Я уже приготовила одежду. Сейчас схожу за ней.

Поставив поднос на комод, она вышла, но вскоре вернулась с яркой длинной юбкой с оборками и поношенной белой крестьянской блузкой. И то и другое Флоренсия положила на кровать, а кожаные сандалии без каблуков бросила на пол:

— Надеюсь, вещи вам впору. Я взяла их у Миранды Агилар, немного укоротила и сузила юбку в талии. Педро изготовил обувь.

— Вы и сеньор Санчес… проявили ко мне большую доброту. — Кэрли не ожидала этого, уверенная, что обращаться с ней будут плохо. — Несмотря на то, что я — пленница дона Рамона.

Флоренсия улыбнулась:

— Вы — особая гостья дона Рамона. Так он сказал.

Особая гостья. Как забавно! Интересно, какой сюрприз преподнесет ей черноволосый дьявол, вернувшись?

— Все равно я хочу поблагодарить вас. Вы заботились обо мне, возможно, даже спасли мне жизнь.

— Это не совсем так. Главное сделал дон. Я ухаживала за вами, но именно дон Рамон вызвал из деревни индейскую женщину. Именно он…

Стук в дверь прервал ее. Флоренсия впустила в комнату двух юношей, которые принесли ведра с горячей водой.

Кэрли взглянула на воду и вздохнула:

— Gracias, сеньора Нуньес. Это просто замечательно!

— Называйте меня Флоренсией. Теплая ванна способна сотворить чудо.

Ванна действительно оказалась чудом. Кэрли даже вымыла голову. Она сидела на кровати, расчесывая их, когда в дверь снова постучали. Девушка подняла голову: в комнату вошел дон Рамон.

К горлу Кэрли подступил комок. Испанец улыбнулся, хотя и не так, как обычно. Такой улыбкой он одарил ее при первой встрече. Девушку охватило смущение.

— Сеньорита Мак-Коннелл, — сказал он, — вижу, вам гораздо лучше.

Кэрли посмотрела на его красивое лицо, и внутри у нее все сжалось. Она помнила, каким холодным и жестоким оно бывает, как безжалостно сверлят порой эти глаза. Девушка не забыла и ту ночь, когда ее похитили с ранчо дель Роблес и заставили проделать тяжелое путешествие через горы. Теперь она знала, чего можно ждать от такого человека. Страх охватил ее. Видимо, Рамон заметил это, потому что улыбка исчезла с его лица.

— Прости. Я не хотел пугать тебя. То, что случилось раньше… было ошибкой. Очень большой. Здесь никто не причинит тебе вреда. Надеюсь, ты убедишься в этом.

Кэрли поднялась с кровати, злясь на себя за то, что проявила слабость, но еще больше сердясь на него за то, что он увидел это.

— Почему я должна тебе верить? Почему я должна полагаться на слова такого человека, как ты?

— Потому что я говорю правду.

Она вспомнила холодные ночи, проведенные в лесу, и то, как безжалостно он заставил ее подниматься в горы. Снова ощутив холодок страха, Кэрли вздернула подбородок:

— Я не верю тебе. Ты — подлый, презренный разбойник и, вероятно, убийца. Какие бы причины ни заставляли тебя заботиться обо мне, они связаны только с твоими эгоистическими планами.

Он не сводил с нее глаз.

— На твоем месте я бы считал так же. Возможно, со временем ты поймешь, что не права.

Кэрли задумалась, все еще не веря ему.

— Если это правда, чем вызвана такая перемена в твоем отношении? Ведь я — та женщина, которую ты презираешь и считаешь повинной в смерти…

— Молчи, это не так. — У него заходили желваки, и лицо его напряглось. — Я совершил ошибку, — тихо признался Рамон. — Не в моих правилах перекладывать на других собственные грехи.

В его глазах появилось выражение, которое девушка уже видела прежде, — искренность и боль. Видимо, он очень страдал.

Кэрли знала, каково терять любимого человека, переживать душевный надрыв, ощущать невосполнимую пустоту. Ее родные умерли. Сестра, отец, мать. Воспоминания об этом причиняли боль. Когда она поняла, что он ощущает такую же боль, ее захлестнула жалость. Но Кэрли подавила ее. Дон Рамон не заслуживает ее жалости и не нуждается в ней.

— Флоренсия говорит, что я твоя гостья. Если это так, то я ценю твое гостеприимство, дон Рамон, но предпочла бы вернуться на ранчо дель Роблес, где у меня много дел. К тому же дядя тревожится за меня.

Он усмехнулся:

— Я никогда не считал тебя глупой, chica, и ты должна понимать, что я не могу отпустить тебя.

— Тогда и ты должен понять, что я твоя пленница, а не гостья. Это не одно и то же.

— Да, если ты смотришь на это так. — Он прислонился к стене. — Тебе позволят ходить по лагерю. Отсюда на ранчо ведет лишь одна тропа, но она охраняется. Сомневаюсь, что ты найдешь дорогу домой, даже если тебе удастся бежать.

Кэрли промолчала.

Рамон пристально посмотрел на нее:

— Я бы изменил ситуацию, chica, если бы мог. К сожалению, время для этого ушло. Здесь есть добрые люди, которые будут обращаться с тобой хорошо, даже дружески, если ты этого захочешь.

— И как долго это будет продолжаться, дон Рамон? Сколько времени ты собираешься держать меня здесь против моей воли?

Испанец покачал головой. У него была сильная шея, а из-под расстегнутого воротника рубашки выбивались вьющиеся черные волосы.

— Увы, этого я не знаю.

— Тебе нужны деньги? Рассчитываешь на выкуп? Тогда скоро выяснится, что я стою гораздо меньше, чем ты думаешь.

Его суровое лицо смягчилось, глаза смотрели на девушку почти участливо. Под этим взглядом Кэрли чувствовала себя совершенно беззащитной, как если бы Рамон знал о ней все. Это пугало ее сильнее, чем он сам.

— Я не стремлюсь получить выкуп.

— Тогда позволь мне уйти. Если хочешь, чтобы я поверила твоему слову, поверь моему — я никому не скажу, кто ты и где находится это место.

Испанец тихо рассмеялся:

— К сожалению, сеньорита, я не могу это сделать. Даже если бы я поверил твоему слову, другие не согласятся отпустить тебя.

Возмущенная Кэрли отвернулась от него, испытывая странное волнение. Да, она не доверяла ему, зная, как он бессердечен и жесток. Однако уже не в первый раз что-то в нем напоминало того человека, который подарил ей розу.

— Если я твоя гостья, — резко бросила Кэрли, — то вправе сама распоряжаться своим временем, поэтому, пожалуйста, оставь меня.

— Как угодно, сеньорита. — Еле заметная улыбка тронула его губы. — Решай, что для тебя лучше — бунтовать или приятно проводить время в лагере, получше узнать людей, живущих на земле, которую ты называешь своей. Я готов многое показать тебе, если ты позволишь.

Кэрли настороженно посмотрела на него. Почему он так любезен? Она знала, что он бездушен, хотя и бывает обаятельным.

— Я хочу отправиться домой, сеньор Эль Дракон. И чем скорее, тем лучше. А сейчас, если, как ты сказал, мне позволено выходить отсюда, я бы хотела увидеть мою тюрьму снаружи.

Выпрямившись, она направилась к двери, возле которой стоял дон, и попыталась выйти, но испанец схватил ее за руку:

— К сожалению, здесь есть не только добрые люди, но и такие, кто оказался среди нас в силу необходимости: они нужны нам и могут извлечь пользу из нашего союза. Они жестоки и безжалостны.

— Как ты, — холодно заметила Кэрли.

— Возможно. Но со мной ты в безопасности.

Взяв девушку за руку, он повел ее в маленькую sala, где возле плетеного дивана из ивовых прутьев стояло такое же плетеное кресло. На мебели лежали яркие цветные подушки, ковер ручной работы покрывал земляной пол.

— Мы вернемся к ужину, — сказал Рамон Флоренсии и вывел Кэрли на крыльцо.

В белой рубашке с длинными рукавами, в расклешенных черных брюках и блестящих черных сапогах, Рамон де ла Герра излучал мужественность и силу. Как бы она ни относилась к нему и каков бы ни был этот испанец на самом деле, Кэрли призналась себе, что такого красивого мужчину видит впервые в жизни. По спине ее пробежали мурашки. Поняв, что это предостережение, она решила прислушаться к нему.


Рамон шел рядом с изящной американкой, восхищаясь тем, как она выглядит даже в простой одежде paysano[32]. В тот день на скачках в своем нарядном платье она была прелестна, но почему-то сегодня показалась ему еще более красивой. Возможно, ей очень шла новая прическа: длинные шелковистые волосы свободно ниспадали на плечи, достигая талии. А может, дело было в том, что ее груди соблазнительно покачивались при ходьбе, а ложбинка между ними особенно привлекала внимание испанца.

Видя, как колышутся при ходьбе ее бедра, Рамон ощущал напряжение в паху. Его влекло к Кэрли. Он понял это, как только впервые увидел ее. Теперь Рамон знал, что составил о ней неправильное представление.

Тем не менее она gringa. Рамон не мог испытывать к этой девушке ничего, кроме физического влечения, но сейчас, после того что произошло, он не хотел принуждать ее к близости.

Однако его восхищали ее стройность, красивые брови, вздернутый носик, большие зеленые глаза и пухлые алые губы. Любуясь ее нежной, и вместе с тем зрелой красотой, Рамон удивлялся, что так дурно обошелся с девушкой.

— Дон Рамон! — К ним подошел улыбающийся Санчес. — Сеньорита Мак-Коннелл! — Он посмотрел на ее маленькие ноги в сандалиях. — Я рад, что они пришлись вам впору.

— Они великолепны. Спасибо, сеньор Санчес. Он кивнул:

— Хорошо, что ты вернулся, Рамон.

— Я не могу здесь задерживаться. Только на несколько дней. Пока я здесь, хотелось бы показать сеньорите окрестности.

— Bueno[33]. Свежий воздух ей полезен. Уверен, она рада возможности выйти из дома.

— Мы присоединимся к тебе за ужином немного позже, — сказал Рамон.

Он улыбнулся и протянул руку девушке. Как он и ожидал, Кэрли сделала вид, что не заметила этого, и пошла дальше.

Лагерь был невелик, здесь, на вершине горы, среди сосен стояли в основном временные постройки. Одинокие мужчины жили в палатках. Два индейца-йокута соорудили себе на лужайке в конце лагеря маленькие хижины из ивовых прутьев. В центре находились загон для лошадей и пара строений с односкатными крышами. С краю бежал быстрый ручей, он обеспечивал людей водой и форелью.

— Сколько же человек здесь живет? — Кэрли посмотрела на женщин, стиравших в ручье одежду, и на детей, игравших в мяч. Ее удивило, что это место так живописно. Между примитивными саманными домиками зеленели лужайки.

— Около тридцати пяти, — ответил дон, улыбнувшись подошедшей к нему трехлетней девочке. Смеясь, он поднял ребенка на руки, поцеловал в пухлую щечку и передал поспешившей к ним женщине.

— Gracias, дон Рамон. Селия вечно куда-то уходит.

Этой приятной женщине с мягкими карими глазами было не более двадцати пяти лет. Она посмотрела на Кэрли и робко улыбнулась.

— Мария, это сеньорита Мак-Коннелл, — сказал дон. — Она погостит у нас некоторое время.

Малышка потянулась к Кэрли и провела пухлыми пальчиками по ее волосам.

— Меня зовут Кэрли, — сказала она женщине.

— Рада познакомиться. — Прижав к себе дочку, Мария отошла.

— А я и не знала, что разбойники живут здесь с семьями, — сказала Кэрли, невольно тронутая нежностью испанца к ребенку.

— В основном это разоренные rancheros[34]. Gringos отняли у них земли. Скотоводы и их работники тоже потеряли свои дома. Их заменили более дешевой рабочей силой — индейцами, которых американцы покупают, продают и обращаются с ними почти как с рабами.

— Не может быть! В Калифорнии рабство запрещено законом.

— Запрещено? Индейцам платят десять долларов в месяц, но большая часть этой суммы возвращается к haciendado[35] в качестве платы за жилье и питание. Застав индейца без дела, его выставляют на торгах. Деньги поступают в государственную казну. По-моему, моя прелестная gringa, это весьма похоже на рабство.

Кэрли промолчала. Она видела индейцев, работающих у дяди, но не знала, как мало он им платит. Мысль о том, что дон, возможно, прав, встревожила ее.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18