— Сердце ни к черту не годится! Как говорят в народе, держится на соплях. Не хочу вас пугать, Дмитрий Николаевич, но можно ожидать худшего в любую минуту. Однако есть один любопытный факт, который может подать надежду.

Один мой пациент имел тот же диагноз. Он был литератором и жил в Переделкино холостяцкой жизнью. Я напророчил ему год жизни. А он прожил шестнадцать. Все зависит от обстановки, условий, покоя. Кстати, умер он после того, как съездил в Москву на съезд писателей.

— Какие будут рекомендации, Семен Израилич?

— В кардиологическом центре делают прекрасный массаж сердечной мышцы, ванны. Удовольствие не из дешевых, но польза несомненная.

— Был бы вам обязан, если бы вы написали свои рекомендации на своем бланке.

— Это нетрудно. Но для центра такие мелочи не имеют значения. Сейчас главенствует коммерция.

— И укажите в бумаге мое имя, а не брата. Этот документ нужен мне.

Если я предъявлю ваши рекомендации думским чиновникам, то лечение будет оплачено из нашего бюджета. К сожалению, иногда приходится прибегать к таким уловкам.

— Я понимаю вас, Дмитрий Николаевич, но как это может отразиться на моей репутации?

— Я никогда не забываю оказанных мне услуг. К тому же никто в Думе понятия не имеет о существовании второго Шевцова. Где-то, когда-то, при советской власти в одной из анкет я упоминал имя брата. Кажется, при оформлении заграничного паспорта. Но это уже история.

— Хорошо. — Профессор стукнул себя ладонями по коленям и взял с пола портфель, — Вам я не могу отказать.

Бумага была составлена по полной форме и заверена личной печатью.

После того, как светило науки получил свой гонорар за визит и его с поклонами проводили до двери, Дмитрий Николаевич зашел в комнату брата.

— Ну, Аркаша, наука утверждает, что все не так плохо. Любые ухудшения исходят от нас самих. Ты целыми днями находился в одиночестве, и все твои мысли сконцентрированы на постигшем тебя горе. Пора менять обстановку. С завтрашнего дня ты будешь ездить в знаменитый кардиологический центр, где из тебя будут делать будущего чемпиона Олимпийских игр. Чтобы все выглядело пристойно, ты будешь появляться там под моим именем, тебя будет возить моя машина и сопровождать мои телохранители. Все должно выглядеть убедительно. Я готов прослыть среди своих избирателей чахлым, болезненным и слабым. Но ради здоровья единственного брата игра стоит свеч.

— Может, мне и в Думе за тебя посидеть? — горько усмехнулся Аркадий.

— Боюсь, с этой задачей тебе не справиться. И причина здесь самая банальная. Ты не знаешь, с кем надо договариваться, а с кем нет, кому подавать руку, а кого вовсе не замечать. Это и есть политика, а принятие законов — дело второстепенное.

— И все так рассуждают? — удивился Аркадий.

— Только не вслух. Человек думает одно, а с трибуны говорит о другом. Это как спектакль, и каждый играет в нем свою роль. Но тебе незачем забивать себе голову ерундой. С твоим сердцем надо писать мемуары.

— О чем?

— Как ты был братом великого демократа. Ну хорошо, на сегодня хватит. Тебе пора отдыхать. А с завтрашнего дня ты начинаешь жизнь по новому режиму.

Дмитрий Николаевич встал и направился к выходу.

Подполковник Ефимов занял кабинет Князя и в первый же день получил докладную записку от агента из группы разведки. В докладной говорилось: "У лифта ожидают объект два телохранителя. Когда объект выходит из квартиры, вызывается лифт на девятый этаж. В подъезде два грузоподъемника. Кабина одного из них останавливается, двери открываются. Первым заходит телохранитель, осматривает кабину, и следом запускают объект. Двери закрываются. Лифт стоит на месте. Второй телохранитель спускается на первый этаж пешком и передает по рации, что все чисто. Лифт опускается вниз. Двери открываются. Первым выходит телохранитель, вторым объект. Один из охранников выходит из подъезда. Шофер джипа подгоняет машину к подъезду (пять-шесть шагов), открывает дверцу и загораживает объект зонтом. Автомобиль «вольво» перекрывает движение возле дома, и двое охранников контролируют дорогу и окна соседних зданий. Следом из подъезда выходит объект, прикрытый зонтом и зажатый с двух сторон телохранителями. Переход от подъезда до салона машины занимает три секунды.

Дверцы захлопываются. Машины бронированные. Вход в здание происходит в обратном порядке. Другие точки, посещаемые объектом, находятся в центре Москвы. Ресторан «Савойя», Госдума, жилой дом на Сивцевом Вражке и закрытые объекты. Охрана объекта состоит из бывших сотрудников девятого управления КГБ с большим опытом и стажем. Состав: четыре телохранителя и два шофера. Весь состав снаряжен автоматическим оружием".

Ефимов отбросил докладную и вызвал к себе Мопса. В последнее время Хлыст стал работать более активно. Все помехи были устранены, а главное, что загадочным путем умер Глухарь, самая сильная и влиятельная личность в системе, которая могла противостоять ему. Теперь уже не осталось тех, кто стоял у истоков и кто знал, что из себя представляет Хлыст на самом деле. У Хлыста открылось немало вакансий, и сейчас он делал прикидки по кандидатурам. Главный критерий — преданность. Хлыст понял, что только его люди должны занимать ключевые посты в системе, иначе он останется шестеркой в руках Шевцова.

Вечер начинался обычно. Народ в казино валил, как на рыночную распродажу. В зале осталось двенадцать вышибал, которых пока хватало, чтобы отлавливать бывших клиентов Кота и вышвыривать их через черный ход на улицу Звено Князя, которым теперь руководил мент, не очень беспокоило Хлыста. Хозяин знал, что при любом руководителе «похоронным бюро» командовал его серый кардинал по кличке Мопс. Что бы ни случилось, а с Мопсом Хлыст всегда находил общий язык.

Дверь кабинета приоткрылась, и в щель пролезла курчавая голова:

— Хозяин, Колюня пришел и какого-то старика с собой привел.

— Пусть войдут. Колюня знает, кого приводить, а кого нет.

Дверь распахнулась. Первым вошел Колюня, человек, которому всегда хочется дать что-нибудь на бедность. Следом вошел высокий статный старик в тяжелом пальто с бобровым воротником. «Дореволюционный покрой», — подумал Хлыст. В руках он держал трость с тяжелым костяным набалдашником. Старик вел себя непринужденно, бодро и делово. Он скинул необычное пальто и, подойдя к столу, уселся в кресло, уперев ладони в костяной шар. Колюня подхватил пальто и повесил его на вешалку, сам раздеваться не стал, а присел на край дивана.

— Яков Александрыч, позвольте представить: Олег Кириллович Велихов.

— Рад встрече, — невнятно пробормотал Хлыст, не понимая, кого приволок его любимчик.

— Вам нравится ваша работа? — неожиданно спросил старик. Такие вопросы в этом кабинете не задавались. Хлыст растерялся и не знал, как ему поступить. Он взглянул на Колюню, но тот деловито покачал головой.

— У вас есть ко мне конкретные вопросы? — спросил Хлыст, не скрывая некоторого раздражения.

— Конечно. Один из них я только что задал. Я намерен много задавать вопросов, а вы будете на них отвечать.

— Самоуверенное заявление.

— На днях вы подписали бумаги у господина Шевцова. Он вам говорил, что три казино — «Орион», «Лидо» и «Кассиопея» — входят в акционерное общество закрытого типа. Я скупил пятьдесят один процент акций и являюсь председателем совета директоров. А проще говоря, вашим хозяином. На ваши вопросы ответит молодой человек, который сидит на диване. Он стал моим заместителем по экономическим вопросам. Но ваша беседа состоится чуть позже. Сейчас меня интересует только один вопрос: способны ли вы занимать кресло директора этого заведения?

Хлыст усмехнулся.

— Сколько же процентов акций имею я?

— А с чего вы решили, что они у вас есть?

— Так говорил господин Шевцов.

— Вам следует забыть это имя.

— Даже так? Хорошо. Давайте поиграем в эту игру. Я забыл имя Шевцова. Смена портретов в кабинете произошла, правила игры сменились. Сколько акций в новых условиях я могу получить?

— Столько, сколько сможете купить.

— Сам у себя? Там, куда вы сейчас пришли, все создано моими руками, головой, опытом, сноровкой, а порой при смертельном риске. Вы хотите сказать, что такое делается за зарплату?

— У вас достаточно высокая зарплата.

— За последние четыре месяца казино увеличило прибыль в три раза по сравнению с прошлым годом. Перепишите проценты на числа и дайте себе отчет в том, чьими стараниями и непомерным трудом достигнуты столь высокие показатели.

Ну а после всех арифметических действий сравните доход с моей зарплатой. И когда вы пойдете в «Лидо» и «Кассиопею», то проконсультируйтесь со своим заместителем по экономическим вопросам, что почем и кто чего стоит. Думаю, он объяснит вам, как и кто здесь делает деньги. Управлять игорным домом очень просто. Для этого не надо быть экономистом и математиком. Я не считаю деньги. Я их делаю. Если вас это не устраивает, господин Велихов, садитесь на мое место и работайте.

— На такое место всегда найдутся люди, если им сказать о ваших доходах.

— Вы только забываете главную формулу любого бизнесмена: время — деньги. Сколько этого времени уйдет на адаптацию вашей кандидатуры? Что он знает о синхронности работы, о коллективе, звеньях? Где гарантия, что пирамида не развалится и люди не разбегутся? Кто сумеет держать в узде это отребье? Кто будет проверять их карманы? Как не перепутать богатого болвана с шулером? Я не набиваю себе цену и не держусь за кресло. Готов уступить его когда угодно и кому угодно. Только вы должны сами понять, что это не пивной ларек, а огромная машина, где куют миллионы долларов.

— Ну что ж, господин Корин. Вы ответили на все мои вопросы. Я не вижу смысла искать нового директора.

— А я вижу смысл в работе на новых условиях. Сколько процентов от прибыли я имею?

— Три процента.

— Пять процентов, и вы не суетесь в мои дела! — Велихов подумал и повернул голову к третьему участнику разговора.

— Что скажешь, Николай?

— Скажу, что Яков Александрович стоит этих денег. Могу добавить, что его оклад должен быть сохранен и за активность необходимо выплачивать премиальные в размере одного процента годовых.

Старик встал.

— Надеюсь, это был первый и последний конфликт между нами, господин Корин. И еще. — Он взглянул на юношу. — Колюня хотел бы взять под свою опеку четвертый этаж. Полагаю, вы не будете возражать.

Такое предложение могло кого угодно выбить из седла. Хлыст не смел возражать, но некоторое время он приходил в себя. Скромный, мягкий и безликий желторотик, которому надо подавать слюнявчик, когда он жует свое клубничное мороженое с вареньем, берет на себя руководство борделем, где каждая баба стоит племенного быка.

Гости ушли тихо, так же, как и пришли, словно ничего не изменилось. Некоторое время Хлыст сидел в задумчивости, затем схватил телефонную трубку и начал названивать по всем телефонам Шевцова. Никто не отвечал, а в секретариате Госдумы ему ответили, что депутат Шевцов болен.

Хлыст не мог поверить, что такую глыбу, как Шевцов, обыграли.

Такую стену сокрушить невозможно! Какой-то старикашка и сопливый пацан скинули с коня полководца!

Чем больше Хлыст думал об этом, тем меньше понимал.

Когда старый друг Сычева называл толстяка Лазуренко занудой, крючкотвором, буквоедом, копушей и прочими эпитетами, он был недалек от истины, но Сычев приходил к выводу, что таким и должен быть настоящий следопыт, который не вправе упустить ни одной детали в деле, если речь идет о чести и достоинстве человека.

Сычев не сомневался, что Лазуренко высококвалифицированный профессионал, и относился к нему с большим доверием и вниманием.

Открыв форточку в своем кабинете, Лазуренко вернулся к столу, где сидел Сычев и его помощник.

— Вы правы, Алексей Денисыч, — продолжал Лазуренко, — Ефимов не волк одиночка, он человек команды. Мы очень внимательно следим за ним, и теперь многое встает на свои места. Совершенно новые пласты открываются, когда мы начинаем прослеживать связь подполковника с генералом Боровским. Их регулярные встречи на Ваганьковском кладбище выглядят невинно. Что особенного, если два ветерана посещают могилу товарища, погибшего от бандитской пули. Это так же просто, как в баню сходить. Интересно другое. Эти люди неординарны, если мягко выразиться. В недавнем прошлом один из министров внутренних дел снял Боровского с руководства оперативной работой и перевел его на работу с бумагами, личным составом и хозблоком. Унижение для оперативника? Возможно. Если смотреть по канонам «табели о рангах», то повышение. Заслуженного милиционера не хотели обидеть, но меры приняли правильные. А дело в том, что Боровский лишился всей семьи.

Его жена, незамужняя дочь с ребенком уехали на дачу своим ходом.

Генерала не было в тот день в Москве. Они сошли с электрички на пятьдесят втором километре в тот момент, когда с поезда сходили члены одной из бандитских группировок, прибывшие делить полномочия с местными рэкетирами. Гостей встретили шквальным автоматным огнем. Погибло свыше двадцати человек, но в основном невинные пассажиры. Уцелели те, кто бросился на землю. Но жена генерала тащила авоськи с продуктами, а дочь выкатила на перрон коляску с ребенком. Их разорвало в клочья, хоронили в закрытых гробах.

Боровского отправили в отпуск, он пытался застрелиться, но попытка оказалась неудачной. Решили отправить его в отставку, но он уговорил оставить его в органах. Вполне понятное решение убрать генерала с оперативной службы. Но министры у нас меняются чаще, чем времена года. Пришел новый человек, и Боровский вновь сел в кресло руководителя оперативной службой. Конечно, один Боровский мало что решает, но если принять во внимание, скольких руководителей малых звеньев охватывает поле его зрения, то можно сколотить отличную команду из единомышленников.

Один из примеров — уничтожение банды Соленого. Сплошное беззаконие. Я могу согласиться, что некоторые законы связывают оперативникам руки, а инструкции устарели, но это же произвол! На то ты и генерал, чтобы откорректировать операцию, взвесить, рассчитать. А что в итоге? Омоном и спецназом командует следователь из райотдела, и гибнут шесть сотрудников милиции. Причем истинные хозяева концерна угонщиков иномарок остались в тени.

Уничтожена банда, которая получала с бизнеса десять процентов за охрану. О чем это говорит? О бездарности? Нет. О задачах, которые они перед собой ставят.

Убивать, убивать и еще раз убивать. Кого? Шпану? Сопляков?

— Вы правы Алексан Саныч, — согласился Сычев. — Но как увязать Боровского с убийствами банкира Бронштейна и Бориса Ефимова?

— Очевидно, нам еще рано делать заключение. Дело Ефимова обрастает все новыми и новыми страшными подробностями. Я буду просить руководство дать мне группу поддержки. За Ефимовым тянутся новые нити.

Лейтенант Горелов прекратил грызть ногти и решил, что пришло время для высказывания коллегам своего веского слова.

— Разрешите доложить.

Лазуренко с уважением посмотрел на лейтенанта и кивнул. Он всегда уважительно относился к любому мнению.

— Алексей Денисыч просил вас не трогать Ефимова, чтобы схватить Белого. Но мы видим, что Белый не ищет с ним встречи, а значит, Ефимова надо брать. Он опасен, и каждый день, проведенный им на свободе, грозит кому-то жизнью. Не всегда наблюдение за преступником оправдывает себя. И если вы не схватите Ефимова, Белый его остановит. Чего мы добьемся? Белый заслуженно отправится за решетку. Лучше остановить обоих и лишить их соблазна встречи.

— В этом тоже есть своя логика! — согласился Лазуренко.

Размышления были прерваны телефонным звонком. Лазуренко снял трубку, выслушал и протянул ее Сычеву.

— Это вас, Алексей Денисыч.

— Сычев слушает.

На другом конце послышался глухой мужской голос.

— Встреча с Белым для вас еще актуальна?

— Конечно, — взволнованно ответил Сычев.

— Берите такси и приезжайте в Северный речной порт. У спуска к кассам, возле гигантской лестницы стоят два чугунных фонаря. Ждите там.

— Понял.

— Приезжайте один.

— Понял.

В трубке раздались короткие гудки. Сычев извинился и, ничего никому не объясняя, выскочил из кабинета.

Он постукивал по плечу таксиста, торопил и нервничал, как мальчишка перед первым свиданием. Огромная площадь пустовала. Сычев пересек поле и приблизился к лестнице. Сотня ступеней вела к нижней площадке, где находились огромные ворота порта. Бесконечный забор из острых копий перегораживал проход к реке, где гнили и ржавели старые пароходы и ждали открытия навигации еще уцелевшие. Ворота были закрыты на висячие замки, а окошки касс забиты деревянными ставнями. Мертвая зона, покинутая человечеством.

Только стая чаек кружилась над водой в поисках корма. Сычев ждал.

Скрежет железа по асфальту заставил следователя встрепенуться.

На площади появился мальчуган с ранцем на спине, лет десяти — одиннадцати. Парень гонял пустую банку из-под консервов и делал это, словно защищал честь страны по баночному футболу. Банка летела то вправо, то влево.

Еще удар, и она оказалась под ногами Сычева. Он растерялся. Как в таких случаях надо поступать? Отбить или отойти в сторону? Мальчишка сам решил эту проблему.

— Ну и терпение у вас, дяденька. Мяч под ногами, а он не бьет.

Секунду помолчав, мальчишка отошел на безопасное расстояние и сказал:

— Белого ждешь?

Сычев кивнул. Сегодня он явно был не в форме и все время попадал впросак.

— Спуститесь вниз по лестнице и идите вдоль забора к парку. На территорию порта вам не нужно, да вы и не пройдете. Белый сам к вам подойдет.

Мальчишка попятился и вдруг повернулся и дунул наутек, только пятки сверкали.

Сычев спустился по лестнице вниз, окинул взглядом бесконечный высоченный забор и повернул клееному массиву. Он шел и не оглядывался, вынув руки из карманов, чтобы их было видно. Белый вынырнул из-за колонны, но по другую сторону забора. Сычев остановился. Теперь он видел предмет своих поисков воочию. Их разделяло два шага, которые невозможно преодолеть.

— С преступником лучше говорить через решетку, гражданин начальник.

— Обучился хитростям за семь лет, — сказал Сычев и тут же пожалел о своих словах.

Не то он должен говорить, не для того спешил на встречу. Все мысли растерялись по пути, он чувствовал себя идиотом и тем не менее продолжал молчать. Он столько раз разговаривал с ним в своих мыслях, что все его аргументы были истощены. Он смотрел на худого сутуловатого паренька с тяжелым усталым взглядом и не мог найти нужных слов.

— Какие планы, Сергей?

— Проверенный метод старика Макаренко называть зеков по именам.

— Мне так удобней. Я уже давно тебя знаю.

Белый повернулся и медленно пошел вдоль забора. Сычев двинулся за ним, и они поравнялись.

— Только не уговаривайте меня сдаваться. Я не для того бежал.

— Буду уговаривать! Не придешь с повинной, хуже будет. — И опять Сычев сказал не то. — Послушай меня, Сергей. Врач в зоне ошибся. Точнее, он лгал! Анализы были фальшивыми. Таким образом он у начальства морфий вышибал для лазарета, а потом сбывал его за собольи шкурки. Ты здоров!

— Я и сам это понял. В противном случае лез бы сейчас на стену, а этот заборчик перемахнул бы не глядя.

— Повинную голову меч не сечет.

— У меня нет повинной головы. Я ни в чем не виноват, и меч меня не пугает. Возвращайтесь домой, господин хороший. Я не ищу выхода. Он мне не нужен. Я там, где должен быть. Здесь мое место. А вы что предлагаете? Получить за побег еще восемь лет и закончить жизнь на лесоповале? Я уже отсидел за то, что один шакал убил моего друга. Зона для преступников, и мне там делать нечего.

— Ты ничего не сможешь сделать один. Московская прокуратура завела дело на Ефимова, и ему не уйти от возмездия.

— Я тоже так думал, когда приехал сюда. Когда дело дойдет до суда, Ефимова освободят. Ефимовы неуязвимы и неподсудны. Я уйду в зону шкуру свою спасать, а бандит в милицейской форме будет надо мной смеяться, как над придурком, продолжать убивать и получать за это медали. — Белый резко повернулся к Сычеву и едва сдавленным голосом проговорил: — Он мать мою убил! Святое, понимаешь, начальник?!

На глаза молодого человека навернулись слезы. Нижняя губа тряслась, а на высоком лбу вздулись жилы.

— Пусть тысячи таких, как я, подохнут! Плевать! Но пусть каждый из них прихватит с собой одного такого таракана. Таких зона не лечит, такие везде в почете.

— Поверь мне, сынок. — Сычев перевел дух. Он сам напрягся, как струна, и старался снять это напряжение. — Поверь. Я прожил вдвое больше твоего, не на Ефимовых свет Божий держится. Не стоит он твоей жизни! У тебя все еще впереди. Много еще несчастных бродит по этой земле. Трудно жить, но надо.

Кто-то должен делать добро? Ты можешь стать врачом. Ты же хотел помогать людям?…

— Мы не в детском приемнике-распределителе, начальник. Там пацанов надо воспитывать. Перед тобой беглый зек. Добрый ты мужик, Сычев. Жизнь большую прожил, а так ребенком и остался. Ты по сторонам-то посмотри, что кругом творится. И как тебя до сих пор не сожрали? Прости за хлопоты и прощай. Нам не по пути.

Белый повернулся и пошел к реке. Сычев ничего уже не мог сделать.

Долговязая сутуловатая фигура таяла в бледной дымке весенней оттепели.

— Загубленная душа, — тихо сказал Сычев, глядя вслед уходящему.

Один из телохранителей Дмитрия Николаевича Шевцова доложил своему шефу, что заметил слежку.

— Говори толком.

— Поездки вашего брата в кардиологический центр стали регулярны.

Мне показалось, что за нами ведется наблюдение. Не хочу конкретизировать, но в нашем деле чутье занимает не последнее место. По моему мнению, нужно ломать график либо усиливать наряд наружного наблюдения.

— Менять график дня я не могу. Я государственный деятель, а не директор вещевого рынка. К тому же у меня нет врагов. На меня ни разу не устраивали покушений.

— Если их устраивают, то только один раз. И вы об этом не успеете узнать.

— А вы для чего?

— Мы можем предупредить, подстраховать, но не спасти. В наш век технологии и прогресса машина смерти так хорошо отлажена, что человек не способен уберечь другого человека от гибели. Наша задача обнаружить опасность и раскрыть замысел, чтобы успеть сделать упреждающий ход.

— Вы слишком дорого мне обходитесь, чтобы я мог позволить себе еще пару охранников. К тому же вы не даете гарантий.

На этом разговор закончился.

На следующий день все шло по плану и маршрут предполагалось изменить по ходу следования. Телохранители работали на совесть, но даже шесть профессионалов не могли решить проблему, когда речь шла о жизни человека в современном городе. Об этом Шевцова предупреждали, но он не услышал голоса разума.

Подполковник Ефимов имел определенную договоренность с Мопсом.

Ефимов выбирал жертву из сложнодоступной элиты, а Мопс доказывал, на что способна его бригада. Ссориться и спорить они не хотели. Им предстояло не одно дело впереди, и каждый шел на компромиссы. Мопс понял, что новый начальник из крутых, а не интеллигент с лампасами, и перед ним хвостом не повиляешь.

Мопс ознакомился с докладной разведки и сделал вывод, что ординарные методы не принесут результатов. Ни один снайпер не даст гарантии на успех операции. Требовался нестандартный подход.

К вечеру того же дня Мопс вернулся в кабинет Ефимова, разложил перед ним схему и расставил на ней фишки. Только теперь подполковник понял, что значит настоящий профессионал. Все, о чем говорил Мопс, было рассчитано до мельчайших деталей. К тому же в случае срыва операцию можно повторить. Сама идея строилась не на сверхточности или меткости, не на силе и огневых точках, а на том, что жертва жила на девятом этаже. Непосредственным исполнителем придется пожертвовать, поэтому был выбран обычный «подъездник» с небольшим стажем, с которым можно встретиться непосредственно, так как исполнитель никогда больше не откроет рта. Было решено, что в деле примут участие сам Мопс и Ефимов. Это диктовалось тем, что руководители хотели связать себя кровью.

Подполковник внимательно осмотрел бывшего капитана и сказал:

— Хорошая идея. При нашем сотрудничестве доверие имеет огромное значение.

— Конечно, ты же действующий мент и в отставку не собираешься.

Хочешь, чтобы я тебе верил, лезь в пекло. Для начала ограничимся легкой работой. Промахов не будет. У меня сильная база.

— Врешь, Мопс. Я лично брал твоих щенят.

— Считай, я тебе их подарил. За них покойный Князь в ответе. Змею пригрел на груди, но мои ребята профессионалы, и их сачком, как бабочек, не ловят. Когда я буду в тебе уверен на все сто, тогда ты узнаешь моих людей поближе. А пока будем использовать шестерок.

Ефимов помнил, что Боровский просил его не участвовать в деле и иметь алиби на момент убийства. Но желание доказать главному могильщику, что его новый хозяин не лыком шит, было куда важнее, чем пожелания генерала, который видел все из окон своего кабинета на Огарева.

Когда план был разработан, исполнителю назначили встречу на одной из рабочих квартир, где он получил подробные инструкции и необходимый «инвентарь». С этой минуты очередной киллер превратился в камикадзе. Мертвые показаний не дают.

В назначенный день исполнитель прибыл к нужному дому в Малый Козихинский переулок, где проживала его очередная жертва. Молодой человек вошел в подъезд ровно в восемь часов утра. Он вызвал лифт и поднялся на четырнадцатый этаж, затем прошел на чердак и открыл навесной замок своим ключом. Чтобы перейти в соседний подъезд, ему пришлось выйти на скользкую покатую крышу.

Здесь проходил самый неудобный участок пути, который при отходе займет лишнее время. Двадцать метров от одного слухового окна до другого он прошел за одну минуту.

Молодой человек залез в слуховое окно и открыл люк чердака, откуда заблаговременно сняли навесной замок. Он спустился на площадку последнего этажа и вызвал лифт. Между чердаком и площадкой находился моторный отсек подъемника.

Исполнитель открыл металлическую дверцу треугольным ключом и проник внутрь.

Здесь имелись еще два люка, ведущие в шахты лифтов. Молодой человек открыл силовой щит и вынул предохранитель того лифта, кабина которого стояла на верхней точке. После этого он достал из сумки взрывное устройство на магнитной основе и, откинув люк, спустился на крышу кабины. Бомба была примагничена к стальному кольцу, через которое проходило три мощных троса, державших кабину.

Закончив работу, молодой человек поднялся в моторный отсек и поставил предохранитель на место. Все то же самое было проделано со вторым лифтом.

Обычное отключение могло вызвать подозрение. Молодой человек достал дистанционный пульт, рацию, сложил технику на полу, вышел из отсека и повесил на чердачный люк замок. Любой профессионал мог бы осмотреть весь подъезд, и такая деталь, как отсутствие замка, несомненно привлекла бы внимание.

Исполнитель вернулся в моторный блок и заперся изнутри. Стрелки часов показывали восемь двадцать две.

В восемь тридцать пять во двор дома напротив въехала «скорая помощь» и остановилась у третьего подъезда. За рулем сидел Ефимов в униформе, поверх которой был надет белый халат. Из машины вышел Мопс в полной медицинской экипировке с чемоданчиком, на котором был изображен красный крест.

Дом напротив насчитывал шестнадцать этажей и находился в сотне метров от главного объекта. Поднявшись на чердак. Мопс приоткрыл дверь, которая выходила на крышу. Здесь не было слуховых окон, и дом имел более современную конструкцию. Мопс открыл чемоданчик и достал детали снайперской винтовки.

Сборка заняла две минуты. Мопс не стал надевать оптический прицел, а использовал его в качестве бинокля. Покончив с одним делом, он взялся за рацию, работавшую на частоте радиостанции, которая начинает вещание в полдень. В этом был свой риск, но была и гарантия, что охрана, имеющая свою рацию, их не услышит.

Проверка показала, что звук слишком слаб. Исполнитель сидел в каменном мешке, и радиоволны проходили плохо, несмотря на близкое расстояние.

Однако ничего менять не стали.

Ровно в девять часов к подъезду напротив подкатили джип и «вольво». Двое телохранителей вышли из машины и направились в дом. Мопс наблюдал за охранниками через оптический прицел. Сквозь окна подъезда все было видно как на ладони. Сработали оба лифта. Один остановился на девятом этаже, второй проехал на последний. Охранник вышел на четырнадцатом этаже, осмотрел площадку беглым взглядом, не упустил из виду и железную лестницу, ведущую к чердачному люку, и начал спускаться пешком. На девятом этаже его ждал партнер, и только после того, как они воссоединились, один из них позвонил в квартиру.

Мопс включил рацию и сказал два слова:

— Красный свет.

Исполнитель держал рацию возле уха и отчетливо услышал первую команду.

Спустя пять минут дверь квартиры открылась. Сначала вышел первый охранник, за ним второй, и последним появился Шевцов.

Широкая спина загораживала его от окна. Вызвали лифт. Первой пришла левая кабина. Охранник осмотрел ее, пропустил Шевцова внутрь и следом зашел сам. Как только двери закрылись, второй охранник побежал вниз по лестнице. Мопс передал по рации:

— Левая. Желтый.

Исполнитель вскочил, открыл люк левого лифта и стальную дверь моторного отсека. Во второй руке появилось дистанционное устройство, которое было направлено в шахту.

Когда телохранитель добежал до площадки второго этажа, Мопс дал последнюю команду:

— Зеленый!

Исполнитель нажал кнопку дистанционного управления, и тут же раздался взрыв. Он выпустил пульт из рук и захлопнул ногой люк. Взрывная волна еще не успела подняться вверх, а убийца уже выскочил на площадку и закрыл стальную дверь. У него было немного времени, но он не паниковал. Поднявшись по железной лестнице, он снял замок и вылез на крышу.