Сен-Жермен (№1) - Упрямица

– Я не знаю, о ком вы говорите… – пробормотал Камаль, но тут же застонал, когда капитан еще сильнее заломил его руку.

– Где она?! – заорал Шарль. Наблюдавшие за капитаном матросы нисколько не сомневались, что он го­тов убить турка.

– Я же сказал, – простонал Камаль.

В следующее мгновение Шарль резко дернул его за руку, и турок вскрикнул, услышав, как хрустнула кость. В глазах у него потемнело от жгучей боли.

– Катер «Нория», – пробормотал он; на его гряз­ном лице появились слезы – Я отвез ее туда после того, как продержал всю ночь в катакомбах Шивы.

– А где теперь твое судно? – рявкнул Шарль.

– На том конце деревни. – Камаль обмяк, едва не теряя сознание от нестерпимой боли. Шарль отпустил его и поднялся.

– Дмитрий, свяжи ему руки и приведи…

Едва лишь Камаль почувствовал себя свободным, как тут же перекатился по камням и, не обращая внимания на боль в сломанной руке, ловко метнул нож, метясь в горло Шарля. В следующую секунду по аллее прокатился гро­хот выстрела, в воздухе запахло порохом. Турок перевер­нулся на спину и застыл; его грязное одеяние окрасилось кровью, хлеставшей из раны на груди.

Дмитрий, державший в руке все еще дымившийся пис­толет, быстро взглянул на Шарля и расплылся в счастли­вой улыбке. Нож турка лишь слегка задел щеку капитана, оставив кривой кровавый след.

– Ты в порядке, дружище?

Прижав к щеке носовой платок Джейсона Квинтрелла, Шарль коротко кивнул:

– Спасибо, благодаря тебе я жив. – Изумрудные глаза равнодушно взглянули на мертвого турка. – Мис­тер Литтон, пусть ваши люди захватят его с собой.

Часа в четыре пополудни капитан и команда возвра­тились на клипер. Дэнни с нетерпением ждала их на палу­бе. Они молча поднялись на борт. Дэнни растерянно заморгала, а её лицо побледнело при виде рваной раны на щеке Шарля. Капитан молча прошел мимо, даже не расслышав ее вопросов. Дэнни посмотрела ему вслед и схватила оказавшегося рядом Дмитрия за рукав.

– Мистер Сергеев, умоляю, что случилось? Где мисс Рэйвен? Насколько серьезна рана капитана?

– Потом, сейчас некогда! – отмахнулся Дмитрий, но тут же заметил, что старушка вот-вот лишится чувств – так тревожилась она за свою госпожу.

Дмитрий вкратце рассказал ей о схватке между ту­рецким работорговцем Камалем и капитаном и о том, как они побывали на катере «Нория». Когда они приволокли тело мертвого капитана «Нории» на это богомерзкое суд­но, головорезы-матросы которого бороздили все широты африканского и азиатского побережий в поисках рабынь, те тотчас рассказали всё, что знали.

– Они, видите ли, занимаются не совсем обычной работорговлей, – с горечью в голосе произнес Дмит­рий. – Они не вылавливают бедняг негров, чтобы про­дать их в Америке и на островах для работы на плантациях. Эти мерзавцы торгуют индийскими и ну­бийскими красавицами, которых продают за баснослов­ные деньги. Камаль скупал девушек лично, платя деньги индийским семьям, где дочерей совсем не ценят и охотно торгуют ими. Некоторых он просто похищал. И боюсь, именно это и случилось с нашей Рэйвен, когда Камаль наткнулся на одинокую девушку, бесцельно бродившую по ночным улицам Карачи. Индийский костюм и черные волосы, да еще красота нашей маленькой принцессы ре­шили ее судьбу. Этот мерзавец понял, что получит за нее очень много денег.

Дэнни судорожно стиснула руки и в отчаянии замота­ла головой. Дмитрий даже пожалел, что выложил старуш­ке всю правду, без прикрас.

– Где же она теперь? – прошептала Дэнни. Дмитрий вздохнул:

– Ее увезли, Дэнни.

– Куда?

– Две ночи назад катер «Нория» встретился, как и планировалось, с работорговым судном «Корморант». Так что Рэйвен теперь на борту этого корабля.

– Мисс Рэйвен на борту работоргового корабля? – в ужасе прошептала Дэнни, близкая к истерике.

– Да. И это судно направляется в Новый Орлеан. Там ее должны продать на аукционе, как и всех прочих красавиц. Но не волнуйтесь, Дэнни. – Дмитрий сжал ее трясущиеся руки. – «Звезда Востока» намного быстрее, и мы догоним «Корморант» задолго до его прибытия в Новый Орлеан. Клянусь вам, что так и будет.

– Я вам верю, – прошептала Дэнни. – Еще недав­но я бы не поверила, но я видела лицо капитана и верю.

– Тогда вы простите меня, если я вас сейчас покину. Я должен приготовить корабль к отплытию. Молитесь, миссис Дэниэлс, чтобы Господь благословил нас попут­ным ветром.

Шарль не покидал своего поста у штурвала до поз­дней ночи. Когда луна уже проделала половину пути по ночному небу, лишь мучимый бессонницей Дмитрий, раз­гуливавший по палубе, заметил, как капитан ушел нена­долго, но вскоре снова вернулся. Дмитрий почувствовал, что капитану хотелось бы побыть в одиночестве, поэто­му он замер в темноте, прижавшись к мачте и глядя, как Сен-Жермен – в одной рубашке и с развевающимися волосами – открыл позолоченную клетку с черным со­ловьем.

Поставив клетку на полированный борт, Шарль су­нул руку в клетку. Затем выпрямился и разжал ладонь. Птичка замерла от неожиданности и не двигалась. Но секунду спустя она сообразила, что свободна. Расправив свои черные блестящие крылышки, птаха вспорхнула в воздух. Задрав голову, Шарль смотрел, как соловей сна­чала нерешительно, а затем все грациознее закружил над кораблем и наконец полетел на запад, где еще не совсем исчезло из виду побережье Индии.

Минуту спустя Шарль подхватил клетку и швырнул ее в ночную мглу. С неподвижным лицом он покинул палубу, даже не взглянув на дежурившего офицера, кото­рый, заметив капитана, козырнул и щелкнул каблуками. В каюте Шарль налил себе бренди. Щека его болезненно пульсировала, но капитан не замечал боли. Он выпил залпом стакан бренди, затем еще один. Из груди его вырвался хриплый стон, когда он взглянул в сторону ванны. Ему представилось, что она и сейчас сидит в этой ванне, сидит и смотрит на него своими топазовыми глазами, глазами дикой тигрицы. Каким завораживающе прекрасным было ее тело под струей теплой воды! И как же он желал ее!

Шарль отвернулся, громко выругавшись. Неожидан­но его взгляд упал на китайскую вазу, которую Филипп Бэрренкорт подарил Рэйвен в ночь своей жуткой гибели. Ваза все еще стояла на столе, где ее оставила Рэйвен, упавшая в обморок. А упала в обморок она потому, что носит под сердцем его ребенка, напомнил себе Шарль. Резким взмахом руки он смахнул вазу со стола. Ударив­шись о стену, она со звоном разбилась, усыпав пол массой осколков. Звон привел Шарля в чувство; он вспомнил, что не спал уже тридцать шесть часов.

Капитан направился к лампе, чтобы погасить ее, но внезапно остановился, заметив краешком глаза какой-то необычный блеск среди осколков на полу. Наклонившись, он разметал осколки носком ботинка. Нахмурившись, на­клонился еще ниже, чтобы разглядеть, что же так блес­тит, отражая свет лампы многоцветной радугой Шарль поднял странный предмет и принялся его разглядывать. Поначалу он был озадачен, поскольку это оказался кусо­чек обыкновенного стекла. Но вдруг его чувственные губы сами собой растянулись в улыбку. В следующую секунду он громко хохотал.

– Ты сошел с ума, приятель?

– Временами мне и самому так кажется, – отве­тил Шарль Дмитрию, вошедшему в каюту. – Скажи-ка, что ты обо мне подумаешь, если я сейчас заявлю тебе, что только что нашел «Кохинор» в фальшивом дне китайской вазы?

– Наверное, ты и впрямь свихнулся, – не замедлил сообщить другу Дмитрий; он покачал головой, увидев ос­колки.

– Ну, тогда смотри.

Дмитрий взял камень и прошел к свету, чтобы полу­чше разглядеть его. Шарль, подбоченясь, наблюдал за ним. Русский вдруг резко повернулся; глаза его расши­рились.

– Саджид Вали Шах, брат правителя Оудха, был известным наркоманом, – задумчиво проговорил Дмит­рий. – Логично предположить, что камень был отдан Филиппу Бэрренкорту в уплату за опиум. Обычно платят серебряными слитками, но, полагаю, драгоценные камни тоже в чести.

– Но если вспомнить о нищете Филиппа, то скорее всего он ничего не знал об алмазе.

– Может быть, – согласился Дмитрий. – Но как же камень попал в вазу? И почему Саджид Вали Шах подарил ее именно ему?

– А вот это, вероятнее всего, навсегда останется тайной.

Неожиданно Шарль улыбнулся; в глазах его вспых­нули веселые искорки.

– Боже, какая ирония судьбы! Филиппа Бэрренкорта тяга к наркотикам довела до банкротства и нищеты. И все это время неслыханное богатство таилось в его вазе!

Дмитрий снова поднес камень к свету. Его глаза за­сияли.

– Он же огромный! Ой-ой-ой! Да на него можно столько всего накупить!

– Если Пенджаб аннексируют, то камень по закону будет принадлежать королеве, – напомнил другу Шарль.

– И ты намерен подарить его ей? – спросил Дмит­рий, недоверчиво взглянув на друга. – После всего, что тебе пришлось вынести, после всех пакостей Филиппа Бэрренкорта? А ведь камень мог бы стать отличной местью, Шарль!

– Як этому никогда не стремился.

Мгновенно протрезвев, Дмитрий положил руку на плечо друга и сказал:

– Этот мир, Шарль, зачастую несправедлив. Запо­лучив себе одно богатство, ты утратил другое. И думаю, то, что ты утратил, было для тебя дороже всего на свете.

– Я найду ее, Дмитрий, пусть даже придется отдать за это жизнь.

– А я сделаю все, чтобы помочь тебе.

Они посмотрели друг на друга, молча поклявшись вер­нуть то, чего их столь вероломно лишили. Неожиданно Дмитрий ухмыльнулся.

– Отлично, старый морской бродяга. Пусть будет по-твоему, будем следовать прямым курсом и возвратим королеве Викки ее драгоценный алмаз – если, конечно, Пенджаб аннексируют.

– Твое великодушие иногда просто поражает, – с иронией заметил Шарль.

– Угу, ты прав, товарищ. Кстати, камешек-то так себе… А вот если его хорошо и правильно обработать – ему цены не будет. Викки будет польщена. – Дмитрий лукаво подмигнул. – И она не очень расстроится, если «Кохинор» станет поменьше, чем был вначале, верно?

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Шарль.

– Ну, если бы алмаз был вполовину меньше, чем сейчас, он все равно стал бы достойным украшением ко­ролевы, разве не так?

– А что со второй половиной?

– Надеюсь, у тебя достаточно богатое воображение. Думаю, ты сумеешь придумать, как с ним поступить.

Тоскливый взгляд Шарля остановился на камне, но его голос не дрогнул, когда он неожиданно сказал.

– Да, Дмитрий, кажется, у меня уже есть кое-какие планы на сей счет.

Глава 15

Долгие зимние месяцы, что прошли со времени отбы­тия голландского работоргового судна «Корморант» из Индии, оказались самыми тяжелыми и потребовали от Рэйвен Бэрренкорт колоссального самообладания. Неук­люжий, тяжеловесный корабль пересек Аравийское море и направился вдоль гвинейского побережья, сделав корот­кую остановку в Фидс, чтобы набить свои вонючие трю­мы еще большим количеством несчастных африканок. С начала января судно проложило новый курс через тропик Рака. Зимние штормы скоро начали немилосердно тре­пать «Корморант», и женщины в трюме испытывали не­имоверные страдания.

Десятки рабынь умерли во время штормов, но это был обычный риск, который заранее учитывался капита­ном Нильсом Ван дер Хорстом. В более спокойные дни мертвых сбрасывали за борт. Кстати, это значительно об­легчило груз «Корморанта», и он резко увеличил ско­рость. В отличие от других судов, перевозивших подобные грузы для голландской Вест-Индской компании, «Кормо­рант» плавал в океанских водах только в зимние месяцы, когда вонь разлагающихся тел не пропитывала каждую щель корабля. Капитан Ван дер Хорст предпочитал духо­те и вони зимние штормы.

Что же касается рабов в главном трюме и несчастной молодой женщины, запертой вместе с другими узницами в переднем трюме, то свирепые ветра, бросавшие корабль с волны на волну, заставили их пройти через все муки ада. День за днем несчастных узниц бросало от одного борта к другому, их изводили морская болезнь, холод, голод и, конечно, невыносимые условия. Рэйвен мучилась от пос­тоянной головной боли и слабела с каждым часом от крайне скудной пищи, которую им сбрасывали время от време­ни через люк. Но для Рэйвен невероятная боль от ударов о борт не шла ни в какое сравнение с обуявшим ее стра­хом за жизнь растущего в ее теле ребенка. За весьма короткий срок она научилась так сворачиваться в клубок, чтобы любой толчок или резкий удар не мог повредить ему, – но страх все же остался.

И этот страх за нерожденного ребенка имел совер­шенно непредсказуемые последствия, ибо в течение дол­гих недель поддерживал в Рэйвен волю к жизни, хотя жуткий холод заставлял ее дрожать, стуча зубами, и со­трясаться от приступов кашля. Как только люк захлопы­вался и громко звякала задвижка, в трюме наступала такая темнота, что было совершенно непонятно, что там снару­жи – день, ночь или зарождающийся рассвет. В минуты затишья, когда свирепые ветра на время стихали, Рэйвен слышала перешептывание и стоны женщин. Наречия, на которых они разговаривали, были ей неизвестны, и это еще более усиливало её одиночество.

Рождество уже, наверное, давно прошло, думала она с горечью. При воспоминании о прошлой жизни, где было так много счастья и отец, с которым можно было разде­лить его, на глазах вновь наворачивались слезы. Она из­водила себя яркими картинами Нортхэда и ласковой улыбки Джеймса Бэрренкорта, так что сердце изнывало от тоски по дому. А если она не вспоминала Корнуолл, то думала о Шарле. Она поняла, что истосковалась по нему, изголо­далась, она даже осмеливалась мечтать о том, чтобы жить с ним и ребенком, плодом их глубокой и всепоглощающей любви. Это было невероятное счастье… и заставляло за­быть о действительности.

– Клянусь тебе, Шарль, – шептала она всякий раз, когда отчаяние грозило поглотить ее. – Я не позволю причинить вред нашему ребенку!

Мысли о Шарле успокаивали ее, и часто он предста­вал перед ней так отчетливо, что она могла смотреть в его необыкновенные глаза и черпать силу в их ослепительном блеске.

– Я выдержу, Шарль, – упрямо твердила она все эти бесконечные дни, недели, месяцы, которые последо­вали за отплытием из Индии.

Часто слова теряли свое значение и бессмысленно звучали в ее мозгу, а иногда вообще не имело значения, жива она или нет. Но драгоценный дар его любви продолжал поддерживать ее, заставляя сражаться за любую возмож­ность выжить, чтобы дать шанс посеянному им ростку жизни взойти и расцвести. И Рэйвен изо всех сил боро­лась за жизнь.

Несколько засохших бисквитов и заплесневелых ле­пешек она растягивала так, чтобы всегда можно было заглушить приступы голода, и в какой-то степени ей удалось избежать полной потери сил. В отличие от ос­тальных невидимых узниц, предававшихся отчаянию и стонавших, метавшихся, теряя силы, Рэйвен усилием воли заставляла себя сражаться с приступами отчаяния, бо­роться за жизнь.

Более всего угнетала неизвестность. Что намерева­лись сделать с ней и всеми остальными узницами? Време­нами Рэйвен казалось, что она сойдет с ума от ужаса. А иногда её вдруг охватывал безотчетный страх за жизнь ребенка. Что, если эти жестокие люди, так громко топав­шие по мокрой от дождя палубе, задумают причинить вред ее ребенку?

За долгие часы пребывания в полной тьме она поня­ла, что вокруг нее одни женщины. Трудно было понять, сколько несчастных втиснуто в эту вонючую тюрьму, но все они были женщинами. И Рэйвен гадала, какую же судьбу уготовили для них тюремщики? Однажды ее осенило: Рэйвен поняла, что именно поэтому все они здесь и находятся – потому что все узницы были женщинами.

И все же Рэйвен категорически отказывалась ве­рить, что их предполагали продать в рабство. Никто, пыталась она убедить себя, никто не решится похитить англичанку, чтобы сделать ее белой рабыней! И даже если подобное все же случилось, она, несомненно, будет освобождена, как только сообщит этим подонкам, кто она на самом деле!

Бессмысленно было гадать, сколько дней, недель или месяцев их держали в этой темной тюрьме, провонявшей потом и испражнениями, – Рэйвен уже давно утратила чувство времени. И вот как-то раз крышка люка откину­лась, и она услышала грубый мужской голос:

– Выходите, слышите? Выходите на палубу!

Этот голос так ошеломил ее, что Рэйвен не сразу сообразила, что кричали по-английски.

Несмотря на охватившее ее желание немедленно под­няться на палубу и глотнуть свежего воздуха, Рэйвен ко­лебалась. Ужасы трюма были ей хорошо известны, но здесь она находилась в относительной безопасности. А вот что их всех ожидало наверху? Наконец она решилась. Цепляясь за грубые поручни кое-как сколоченного трапа, она начала медленно карабкаться на палубу. У самого люка какой-то матрос подхватил ее и вытащил наверх. Стоя на дрожащих от слабости ногах, она моргала, глядя на туск­лое зимнее солнце, ослепившее ее привыкшие к темноте глаза. Затем, пошатываясь, побрела к спасительному бор­ту и, вцепившись в него, закрыла глаза. Когда Рэйвен вновь их открыла, она увидела необъятные океанские про­сторы.

Подставив лицо под теплые лучики солнца, пробив­шиеся сквозь тучи, Рэйвен почувствовала необыкновен­ный прилив энергии. Она была поражена: оказывается, солнце и свежий ветерок способны сотворить чудо! Не­сколько секунд Рэйвен стояла неподвижно, смакуя вкус свободы. Затем повернула голову и осмотрелась. Пред­ставившееся ей зрелище повергло ее в ужас. До сих пор Рэйвен даже не представляла себе, как выглядят женщи­ны, страдавшие вместе с ней в зловонном трюме. Теперь она видела их, изможденных и полуживых от страха. Двое матросов в грубых робах вытаскивали узниц на палубу, поскольку ни одна из них не могла выбраться наверх са­мостоятельно, настолько они были слабы. Догадка Рэйвен подтвердилась: все эти несчастные были женщинами. Но их национальная принадлежность и при свете дня остава­лась для неё загадкой. У некоторых из пленниц кожа была чернее ночи, у других были огромные и черные, как сли­вы, глаза и необыкновенно утонченные черты лица. И все они кутались в истлевшее вонючее тряпье. Они могли быть мавританками, египтянками, эфиопками и бог знает кем еще, но все эти женщины имели нездоровый цвет лица с каким-то могильным налетом, запавшие щеки и потухшие безжизненные глаза.

Неужели она выглядела точно так же? Рэйвен чуть не вырвало от отвращения. Взглянув на свои руки, она заметила, что они очень похудели и дрожат, а ее шаро­вары, казалось, стали еще шире. Но Рэйвен тотчас же забыла обо всем на свете, как только заметила свой чет­ко обозначившийся животик под мятой тканью широкого камиза.

Она даже ахнула от радости, ее глаза увлажнились, и одинокая слеза засверкала на черных ресницах. Ребенок был жив! Немного обеспокоенная, она украдкой сунула руки под камиз и погладила мягкую округлость. «Благо­дарю тебя, Господи, – подумала она, – благодарю тебя тысячу раз, что я не подвела Шарля хотя бы в этом!»

И тут снова раздался грубый мужской голос:

– Ну как? Вы построили их для просмотра, Ролло? А-а, отлично, просто великолепно!

На палубе появился тучный пожилой мужчина с бело­курыми волосами, обрамлявшими круглое мясистое лицо. Легкий утренний бриз трепал полы его элегантного пид­жака; под бледными лучами солнца поблескивали начи­щенные медные пуговицы. Маленькие поросячьи глазки оглядели дрожащих от страха женщин. Толстяк смот­рел на несчастных, причмокивая красными губами. Если этот тип – капитан корабля, с упавшим сердцем под­умала Рэйвен, то ей придется немало потрудиться, что­бы убедить его в том, что она англичанка и свободная женщина; более того, сомнительно, что он проявит ми­лосердие.

– Где те, которых передал Камаль? – спросил ка­питан, уперев свои толстые, волосатые руки с перстнями на каждом пальце в жирные бедра.

– Вот эти, – ответил моряк по имени Ролло; он указал в сторону небольшой группы женщин, среди кото­рых находилась и Рэйвен.

– Давайте-ка взглянем на них, – предложил капитан.

Поглаживая ладонью свой мясистый подбородок, тол­стяк подошел к молоденькой девушке. Она заплакала и отвернулась. Капитан схватил ее за плечи и, притянув к себе, долго смотрел в испуганные черные глаза. Рэйвен вскрикнула, когда жирная рука капитана опустилась на маленькую девичью грудь. Девушка продолжала тихонько всхлипывать. Остальные женщины застыли, словно ка­менные изваяния.

– Она какая-то недоразвитая, – раздраженно за­метил капитан, обращаясь к Ролло. – Мне следовало отказаться от нее с самого начала.

– Может быть, она чуток наберет вес, капитан, пос­ле того как побывает в постели мужчины? Многие после этого созревают, – усмехнулся Ролло; он бросил на де­вушку алчный взгляд и облизал пересохшие губы.

Капитан брезгливо поморщился:

– Пожалуйста, прекрати свои дурацкие шуточки. Как только капитан отпустил ее, девушка с истошным воплем бросилась к борту. В следующее мгновение она исчезла в серых волнах.

– Ролло! Ты безмозглый идиот! Тебя для чего здесь поставили, а? Кто должен следить за ними? – завопил капитан; но Рэйвен показалось, что он испытывал облег­чение.

– Я не виноват, капитан, – оправдывался Ролло. – Я не успел бы удержать ее!

– Ладно, помолчи, – вздохнул капитан и продолжил осмотр «товара». – Эта принесет хорошие деньги, – заме­тил он, покрутив соски стройной темнокожей девушки с огромными карими глазищами.

– Так точно, капитан, – с готовностью закивал Ролло.

– А вот эта довольно интересная. – Капитан оста­новился перед Рэйвен. – Довольно светлокожая для жен­щины из Индии, но некоторым это даже нравится. Посмотри, какие у нее необычные глаза. Просто пре­лесть, верно?

– Да, сэр, – поспешил согласиться Ролло. Влажные губы чуть скривились.

– Ты только взгляни, с какой ненавистью она на меня смотрит. Весьма забавно! Боюсь, родители избаловали ее, но твердая мужская рука может сотворить чудо. – Он тряхнул своей белокурой шевелюрой и взглянул в сверкаю­щие глаза Рэйвен. – Жаль, что меня совершенно не тянет на женщин, Ролло, а то бы я сам переспал с ней.

Рэйвен затаила дыхание, когда темные поросячьи глаз­ки остановились на мягкой округлости ее живота.

– И все же она слишком тощая на мой вкус, – добавил капитан, отходя от нее и пожимая плечами. – Все они слишком провоняли в этом трюме, – продолжал капитан Ван дер Хорст. Он вытащил из кармана над­ушенный носовой платок и поднес его к носу. – Я хочу, чтобы их помыли и подобающим образом одели, прежде чем мы бросим якорь. Ролло, надеюсь, это понятно?

– Так точно, капитан!

– И вот еще что… Я хочу, чтобы ты немного под­кормил их. Они исхудали.

– Но вы же сами велели…

– Плевать я хотел на то, что приказывал раньше! –рявкнул капитан Ван дер Хорст. – Я думаю, ты даже не заглядывал к ним с тех пор, как мы вышли из Фиды.

– Мы всегда закрываем их на, задвижку во время штормов, – снова начал оправдываться Ролло. На этот раз он всерьез обеспокоился, что капитан продолжит мыс­лить в том же направлении и пожелает проверить, куда делось предназначенное для рабынь продовольствие. – Я бы заглянул к ним, если бы не штормы!

– Я, собственно, ничего другого и не имел в виду, – кивнул капитан. – Я хочу, чтобы девушки приобрели то­варный вид до того, как мы бросим якорь, ясно?

– Так точно, капитан, – ответил Ролло.

– Капитан сегодня задурил, – пробурчал один из матросов, когда тучная фигура капитана скрылась из виду.

– Скорее я попаду в преисподнюю, чем стану при­служивать этим вонючим тварям, – нахмурился Ролло. Он принялся загонять женщин обратно в трюм.

«Слава Богу, что прислушалась к своему внутреннему голосу и не сообщила, что я англичанка!» – подумала Рэйвен. А вдруг капитан заметил ее беременность? Если бы не широкий камиз, он вполне мог бы заметить. Репли­ки капитана подтвердили ее подозрения – она попала на борт работоргового судна, и все они предназначались для продажи на аукционе. Рэйвен прекрасно понимала, что потеряет всякую ценность в глазах капитана, если он об­наружит, что она беременна. Рэйвен стиснула зубы. Нет, она не позволит продать себя на аукционе! В соответствии с распоряжением капитана Ван дер Хорста женщин стали кормить гораздо лучше. С этого дня им, кроме засохшего печенья, стали давать кусочек жесткой солонины или же сухофрукты.

А вскоре наступил и «банный день», о котором го­ворил капитан Ван дер Хорст. В отличие от других жен­щин Рэйвен знала, что капитан велел Ролло обеспечить всех их водой для мытья и чистой одеждой. Ей очень хотелось как-нибудь объяснить это своим попутчицам, но она вовремя сообразила, что конец этого длинного путешествия вовсе не означал для них свободу, как это было в ее случае. Возможно, она сумеет как-то помочь им, подумала Рэйвен. И тут же удивилась своей уверен­ности: почему она вообразила, что ей удастся покинуть судно?

Ее возбуждение сменилось ужасом, когда спустив­шийся в трюм Ролло высоко поднял фонарь и крикнул своему напарнику, что, пожалуй, разумнее установить ванну на палубе, а не в трюме.

– И воду таскать не хлопотно, и посмотреть на них можно, верно? – хохотнул Ролло.

О Господи, а если они прикажут им раздеться на палубе средь бела дня? Ей ни за что тогда не скрыть свою беременность. Что же делать? Рэйвен охватила паника.

– Ты свихнулся, Ролло! – проворчал строгий мо­ряк. – Разве это женщины? Это же ходячие скелеты, страх Божий, а не услада для глаз, клянусь честью! Да и капитан расстроится, если еще парочка бросится за борт, как та дуреха!

Ролло неохотно согласился. Рэйвен и другие женщи­ны наблюдали, как мужчины принесли несколько дере­вянных бочек и расставили их так, чтобы они освещались тусклым фонарем. Когда бочки наполнили водой, Ролло схватил одну из пленниц. Без лишних церемоний мужчи­ны стащили одежду с ее худенького тела и усадили де­вушку в бочку. Затем Ролло принялся энергично скрести её грубой тканью.

– Боже, да они тощие, как бродячие собаки, – прокомментировал Ролло, внимательно разглядывавший де­вушку; его напарник рылся в содержимом большого дере­вянного сундука, который они принесли с собой.

Ролло вручил девушке платье из домотканого льна, плохо сшитое, но чистое. С помощью знаков он объяснил всем узницам, что они должны выкупаться и надеть чис­тое платье, точно такое же, какое он дал первой девушке.

– Ты что, не собираешься мыть остальных? – спро­сил у Ролло его напарник.

– Ни за что, – проворчал Ролло. – Мы можем наблюдать за ними сверху, – добавил он и поморщился. – Меня скоро затошнит от этих скелетов!

Рэйвен дождалась, когда мужчины исчезнут в отвер­стии люка. Затем подошла к бочке, решив вымыться, пока вода была еще сравнительно чистой. Плевать, если жен­щины заметят, что она беременна. Рэйвен задрожала, пог­рузившись в ледяную морскую воду. Стиснув зубы, она принялась скрести себя грубой тряпкой и щелочным мы­лом. Затем промыла волосы. Закончив купание, Рэйвен вылезла из бочки и вытащила из сундука одно из платьев. Встряхнув и расправив его широкие юбки, она надела платье прямо на мокрое, но восхитительно чистое тело. Одевшись, повернулась к остальным девушкам и улыбнулась, указывая на бочку, как бы объясняя, что не надо бояться воды. Спустя несколько минут две молоденькие девушки последовали её примеру.

Рэйвен же удалилась в уголок, который давно уже стал ее убежищем. Усевшись на солому, она расправила юбки, радуясь, что они достаточно широки, чтобы скрыть ее беременность. Волосы пришлось расчесывать пальца­ми. Когда они высохли и мягкими завитками рассыпались по плечам, Рэйвен почувствовала себя значительно лучше. Она снова была чистой и не испытывала голода. К тому же на ней было чистое платье; ведь не бежать же с кораб­ля в грязных лохмотьях! Если бы ей даже удалось скрыться, то как не отыскать такую приметную беглянку? Одетая же в чистое, хоть и неказистое, платье, она, не возбуждая подозрений, вполне могла сойти за местную служанку.

Лишь в конце дня Ролло с напарником вернулись, чтобы убрать бочки с водой. С фонарем в одной руке и плетью в другой Ролло осмотрел женщин, чтобы убедить­ся, что все выполнили его приказ и выкупались. Губы Ролло скривились в презрительной усмешке. Боже, каким ветром его занесло на это вонючее судно? Он явно заслу­живал лучшего и однажды докажет всем, что он вовсе не неудачник. Если бы не та пьяная драка с вахтенным офице­ром на борту корабля ее величества «Убеждение», то он ни за что не нанялся бы на подобное судно. Черт бы побрал этого Нильса Ван дер Хорста! Ладно, что сделано – то сделано, нечего жалеть. Но Ролло твердо верил: один из его многочисленных планов непременно сработает и при­несет ему удачу – он обязательно разбогатеет и навсегда оставит ненавистную службу.

Осмотрев почти всех узниц, Ролло вдруг заметил молодую женщину, сидевшую в темном углу. Он реши­тельно шагнул в ее сторону. В отличие от других она взглянула на него не со страхом, а с ненавистью, сверк­нув поразительно красивыми желтыми глазами цвета вы­держанного коньяка. Ролло с интересом рассматривал ее. Длинные черные волосы этой странной пленницы поблескивали в тусклом свете фонаря подобно редкому черному жемчугу. Ролло затаил дыхание; он никак не ожидал найти здесь такую красавицу. Что же ему о ней известно? А-а… это одна из тех, что добыл турок Камаль. Но он всегда продавал им индийских и африканс­ких девушек, а эта, лишившись своего национального костюма, ничуть не напоминала индианку, в этом Ролло не сомневался. В грубом льняном платье она своими чер­тами скорее напоминала европейскую женщину, а нена­висть и упрямство в этих желтых глазах лишний раз убеждали его в том, что ее никак не могли воспитывать по законам шариата.

Ролло оглядел ее высокую грудь. Затем взгляд его скользнул ниже… В отличие от капитана «Корморанта» Ролло был очень наблюдателен и тотчас же понял, что эта женщина беременна. Он с задумчивым видом поче­сал в затылке. Да-а, она была беременна, что лишний раз подтверждало его догадку: она никак не могла быть индианкой. Ни одна незамужняя индийская девушка не посмела бы…

– Ролло! Ты скоро? Мне уже надоело тебя ждать! Пошевеливайся!

Выругавшись сквозь зубы, Ролло повернулся и полез вслед за Джоном Сэмпсоном вверх по трапу. Он думал о своем неожиданном открытии. Как же им воспользовать­ся? Капитан, в этом Ролло был уверен, немедленно при­кажет избавиться от девчонки, если узнает, что она беременна. Но гораздо важнее удостовериться, в самом ли деле она европейка Улыбка растянула толстые губы Ролло. Если она действительно из Европы, то это будет секретом, который он сохранит для себя, поскольку знает многих в Новом Орлеане, кто с удовольствием заплатит хорошие деньги за девушку из Европы.