Келли покончила со своим напитком и посмотрела на испачканный губной помадой ободок бокала, потом достала из сумочки помаду и зеркальце и с мрачным видом принялась красить губы, время от времени бросая на меня косые взгляды своих зеленых глаз и явно замышляя нечто ужасное. Спрятав помаду и зеркальце в сумку, она взяла салфетку, на которой стоял ее стакан, фирменную салфетку «Садов Аллаха» с цветным изображением бородатого араба рядом с минаретом, и промокнула ею губы, как это обычно делают девушки. Я посмотрел на отпечаток ее красных губ и воскликнул:

— Боже мой! Твои губки на салфетке такие восхитительные, совсем как настоящие.

— Знаю я таких, — сказала Келли беззаботно. — Ты всегда говоришь одно и то же в подобных ситуациях.

— Нет, Келли. Я говорю это впервые.

Она сложила салфетку квадратиком и сунула мне в нагрудный карман пиджака, говоря:

— Тогда сохрани это на память. И никогда больше не смотри ни на какие другие губки. С подозрительной Кей Шелдон нельзя играть в кошки-мышки.

Я ухмыльнулся:

— Заметано.

Я вытащил салфетку, взглянул на нее и снова сунул в карман. Временами разум мне изменяет.

Рейген жил на Голливуд-Хиллз в громадном четырнадцатикомнатном доме, таком же роскошном, как «Сады Аллаха». Я знал, что у него имеются также личные самолет, двухмоторный «ДС-3» для «служебного пользования» и тридцативосьмифутовый катер «Крис Крафт». Рейген действительно совершал дальние поездки за казенный счет. Я много раз безрезультатно звонил ему домой, поэтому подъехал по белой подъездной дорожке в форме полумесяца к дому, остановился у белых ступенек, ведущих к большой белой двустворчатой двери, и, не выключая двигателя своего «кадиллака», принялся давить на кнопку звонка рукояткой своего «кольта-спешиал».

Но никто не отозвался на мой настойчивый звонок. Я вырубил двигатель, открыл багажник, достал набор отмычек и пошел к черному ходу. Через две минуты я открыл дверь. Спрятал свой кольт в кобуру и приступил к обыску. Сейф находился в большой комнате на втором этаже, в комнате с панелями из темного дерева на стенах, с массивной мебелью, толстым, кораллового цвета ковровым покрытием и встроенным баром.

Бар располагался в углу комнаты, а сейф, тоже встроенный в стену и скрытый за деревянной панелью, — рядом. Но сейчас тяжелая стальная дверца сейфа косо висела на петлях и была изрядно деформирована. Судя по цвету металла на дверце, взломщик использовал нитроглицерин. Вне всякого сомнения.

Сейф был совершенно пуст.

Теперь я понял, почему в понедельник вечером в своем кабинете Рейген так спокойно разглагольствовал по поводу характера украденных документов. Я ошибочно решил, что Браун залез в здание «Братства грузоперевозчиков», а не в дом к Рейгену.

И Рейгену было на руку, что я стал разрабатывать именно эту ошибочную версию, которую он же и выстроил для меня. Я даже поверил, что Браун наткнулся там на Минка. А то, что Браун столкнулся с Минком здесь, а не в штаб-квартире «Братства», существенно меняет дело.

Таким образом, все начинает проясняться. По крайней мере, я уже знаю: кто, когда, почему и где. Остается только выяснить, что похитил Браун. «Теперь дело за Бисти, — подумал я, — пусть он найдет того парня, который знает это... пока тот еще жив».

Пока я ехал по бульвару Олимпик в Лос-Анджелес, начал сгущаться смог. Смог — это грязная отрыжка Лос-Анджелеса, брызжущая ему же в лицо. И в лица всех его обитателей на сто миль вокруг. Он вгрызался мне в лицо своими острыми гнилыми зубами, проникал в мои легкие, набрасывал безобразную пелену на город. Я проехал Альварадо и повернул на стоянку перед фасадом здания штаб-квартиры профсоюза грузоперевозчиков, припарковался и поднялся по бетонной дорожке песочного цвета к широким стеклянным дверям.

Сразу за дверями, справа, моему взору предстал небольшой кабинет. Войдя в него, я уперся в преграждавшую путь конторку высотой мне по пояс. На фоне двух картотечных шкафов моему взору предстал заваленный бумагами плохонький письменный столик с пишущей машинкой и телефоном, а за ним — огромное вращающееся кресло и в нем — Тутси Меллербам, тоже огромная. И это ее настоящее имя. Тутси Меллербам. Может быть, Тутси — это и прозвище, однако никто и никогда не называл ее как-нибудь иначе.

На протяжении всех тех лет, что я работал в Лос-Анджелесе, мне приходилось время от времени наведываться в штаб-квартиру «Братства грузоперевозчиков». Тутси все время сидела тут, за дверью. Более того, даже когда, несколько лет назад, штаб-квартира размещалась на Мейпл-стрит, у Тутси был точно такой же кабинет, на первом этаже у самого входа.

Джон Рейген всегда заботился о том, чтобы вокруг него наверху обитали такие же закоренелые преступники, как он сам.

И Тутси, естественно, не относилась к их числу. Когда они пришли к власти, Тутси осталась таким же честным и порядочным человеком. Мне она нравилась, и мы неплохо ладили друг с другом.

— Привет, Тутси! — сказал я.

— Шелл! Давненько тебя не было видно.

Она широко улыбнулась — впрочем, ее улыбка и не могла быть иной, потому что Тутси тоже сильно раздалась вширь. Ей было что-то от тридцати до сорока лет, и она была чрезвычайно толстой, однако это ее не портило. Глядя на нее, я всегда думал, что из нее вполне получились бы два очень приятных человека.

— Прошлым вечером здесь кое-что произошло... Разве ты не слыхала?

Тутси покачала головой, ее толстые щеки слегка дрогнули.

— А что, должна была слышать?

— Ну, я заехал Весельчаку Джеку в ухо.

Она уставилась на меня, часто моргая.

— Что?! А почему?

— Я счел, что это он приказал убить Брауна Торна.

После продолжительного молчания Тутси спросила:

— Ты меня не разыгрываешь?

— Да ты что?! Рейген здесь?

Она покачала головой.

— Минк и Кэнди?

— Где он, там и они. Предупредили меня, что их не будет, но где они будут, не сказали. Шелл! Насчет Брауна. Мы слышали, что с ним произошло. Но неужели ты действительно думаешь, что Рейген...

— Ага. Ты когда-нибудь что-нибудь слышала о человеке по имени Гедеон Фрост?

— Нет.

— Проверим еще пару имен?

Тутси кивнула, и я назвал:

— Таунсенд.

Она нахмурилась:

— Что-то знакомое. Но я уверена, что его тут нет, Шелл.

— Тогда еще одно: Честер Драм. Тебе что-нибудь известно о нем? Рейген никогда о нем не говорил?

Поразмыслив немного, она покачала головой.

— Ладно, — сказал я. — Ты — примерная девочка, Тутси.

Да и Браун был неплохим парнем. Если узнаешь или подслушаешь что-нибудь, что поможет мне найти гадов, убивших Брауна, скажешь мне, ладно?

— Сам знаешь.

— Даже если это окажется Рейген?

— Даже если это он. Наверное, в этом случае тем более. И даже если им окажется Чезаре Ломбарди.[1]

Она смотрела его эпопею «Умирающий гладиатор» четыре раза и каждый раз рыдала, когда он умирал.

Для меня все складывалось неплохо.

— Не было ли шума по поводу того, что из штаб-квартиры «Братства» что-то украдено? Или у Рейгена из дома?

Тутси покачала головой:

— Нет. А что было украдено?

— Вот тут-то ты меня и достала. По словам Рейгена, ничего секретного. Но я собираюсь заглянуть еще кое-куда.

— Тут нет никого, кроме Фло.

Тон Тутси выказывал презрение средней степени.

Фло была персональной секретаршей Рейгена, настолько «персональной», насколько только может быть девушка. Она печатала двумя пальцами с длиннющими ногтями и носила кружевные панталончики с разрезами по бокам. Или что-то в этом роде, как я слышал. Я кивнул Тутси, прошел по коридору к стеклянным дверям в тыльной стороне здания, которыми воспользовался прошлой ночью, повернул налево и остановился перед кабинетом Рейгена. Я постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.

Фло сидела во вращающемся кресле Рейгена, уперев согнутые в коленях длинные ноги в стол. Зрелище было еще то! На ней была блузка песочного цвета и коричневая юбка. Блузка волнующе вздымалась на груди, а подол юбки соскользнул вниз, обнажив икры в нейлоновых чулках, бедра и так далее.

Я мог видеть достаточно, но давайте ограничимся тем, что не оставляет сомнений в принадлежности Фло к женскому полу.

Она не убрала ноги со стола. Просто заговорила спустя секунд пять. Или десять.

— Ну как, там все на месте? А то я не проверяла последнее время.

— Не проверяла? Ты не знаешь, что потеряла...

Я собирался сказать вовсе не это. Я протер глаза и подошел к тому самому креслу, на котором сидел ночью.

— Что тебе нужно, Скотт?

Фло была знакома со мной по моим прежним визитам сюда, но мы никогда с ней не ладили, возможно потому, что она была из тех, кто считал Рейгена весельчаком.

— Разыскиваю Рейгена, — поведал я.

— Я не знаю, где он, Скотт. Но я разговаривала с ним по телефону вчера вечером. Он поручил мне кое-что передать тебе. Догадываюсь, он вычислил, что ты появишься здесь сегодня.

Фло помолчала.

— Так давай выкладывай, — поторопил ее я.

— Немного, Скотт. Просто он велел передать тебе, что сдержит свое обещание. Вот и все. Ты знаешь, что он имел в виду?

— Угу. Он, ну... Рейген пообещал мне кое-что вчера вечером.

— И что же он мог тебе пообещать, Скотт?

— Ну... это тайна. Скажешь, чтобы я заткнулся, когда тебе надоест меня слушать, Фло. Мне интересно, что такой крепкий помидорчик, как ты, находит в таком кислом яблоке, как Рейген?

— С ним все в порядке, Скотт. По крайней мере, я так считаю. Он занимает довольно солидное положение в профсоюзе, как тебе известно. И собирается занять еще более высокий пост. Возможно, он станет президентом всего профсоюза на федеральном уровне.

— И это он сам тебе говорил?

Фло слегка нахмурилась, подумав, что, может быть, ей не стоило так откровенничать со мной, но тут же отбросила всякие сомнения прочь и продолжала:

— Конечно, Рейген говорит, что в течение шести месяцев будет заниматься этим вопросом. Он уже заручился поддержкой множества ребят, друзей, делегатов от разных отделений.

— О, возможно, это ему удастся, — сказал я. — Если удастся спихнуть Майка Сэнда. Или он сам уйдет. И если, конечно, Рейген все еще будет жив.

— А с чего бы ему умирать?

— Многие хотели бы свести с ним счеты. Разве тебе не известно, что он и сам пришил полдюжины человек?

— Я не видела, чтобы он кого-то убивал.

Я решил, что с нее достаточно. Рейген хорошо к ней относится, и Фло действительно никогда не видела, чтобы он кого-то убивал. Есть такие барышни.

— Я сверну себе шею, пытаясь держать тебя в поле зрения, — сказала она.

Все это время Фло продолжала сидеть в той самой позе, в которой я ее застал, войдя в кабинет. А ее голова была повернута налево, для удобства беседы со мной. Сейчас она сбросила ноги со стола, и повернулась вместе со стулом, чтобы смотреть прямо на меня, затем снова взгромоздила ноги на стол.

Зрелище было точно таким же, как прежде. А может быть, еще хлеще. То ли у нее шею свело, то ли у меня случилось растяжение шейных мышц, но мне не хотелось проявлять неделикатность и уточнять.

Вместо этого я задал вопрос, ради которого, собственно, и пришел сюда:

— А как насчет Таунсенда?

— Хольта? А что с ним такое?

— Где он сейчас? Все еще на своем месте?

— Конечно. С чего бы ему покидать Вашингтон?

Я мысленно поблагодарил Фло. Таунсенд оказался Таунсендом Хольтом. Я припомнил, что он был какой-то шишкой в штаб-квартире «Братства грузоперевозчиков» в Вашингтоне... и одним из ближайшего окружения Майка Сэнда. Значит, это о нем говорил Рейген по телефону прошлой ночью, и было похоже, что такой поворот событий вовсе не на руку Сэнду.

— Драм испортил всю игру вчера, Фло. Рейген рассказал тебе об этом?

— Драм? О ком это ты говоришь? Что ты имеешь в виду, какую еще игру он испортил?

Теперь на лице Фло появилось беспокойство... и, как только я посмотрел на нее, она тут же замкнулась. Либо она просто решила, что и так слишком много выболтала, либо в молчание ее повергло упоминание о Драме.

Еще одна минута разговора с Фло не принесла мне ничего, кроме еще большего напряжения глазных мышц. Сейчас ее лицо было непроницаемым. Некоторое время я размышлял совсем о других приятных вещах, потом встал и направился к двери, бросив на ходу:

— Спасибо, Фло.

— За что?

Я осклабился:

— А как ты думаешь?

Тутси помахала мне рукой, когда я снова задержался у ее конторки.

— Золотце, Таунсенд, о котором я тебя спрашивал, — это Таунсенд Хольт. Теперь это имя тебе что-нибудь говорит?

— Таунсенд Хольт?! Ну конечно. Он начальник отдела по связям с общественностью в главном офисе. — Она скорчила гримаску. — Я решила, что ты имеешь в виду кого-то из местных, Шелл. Я даже и не подумала, что речь может идти о комто в Вашингтоне.

— Что они с Рейгеном замышляют?

— А они что-то замышляют?

— Могу поспорить, только не знаю, что именно. Однако, если бы это было что-то обычное и несущественное, полагаю, тебе было бы известно, что происходит.

— Скорее всего так, если только Рейген специально не держит это от меня в тайне. Но я ничего не слышала. — Тутси помолчала. — Интересно, имеет ли это отношение к Маркеру?

Маркер — это Рекс Маркер, вице-президент местного отделения, еще один из крутых парней. Он некоторое время был довольно близок к Рейгену, по сути, считался вторым в его команде, но из той разрозненной информации, что стала мне известна, теперь они не столь близки, как прежде.

— А что с Маркером? — спросил я у Тутси.

— Не знаю. Просто он несколько дней тут не появлялся. Рейген не слишком этим доволен, поручил нескольким парням его разыскать. Один из них спрашивал меня, не знаю ли я, где он может находиться.

Тут я вдруг вспомнил еще кое-что и запустил пробный шар.

— Рейген, кроме всего прочего, отправил своих приспешников — возмутителей порядка — на поиски взломщика сейфов. Хотя не думаю, что такая информация могла достигнуть твоих ушей.

— Ну, первое-то я слышала собственными ушами. — Она нахмурилась. — Взломщика сейфов, говоришь?

— Ага. Спасибо, Тутси. Если узнаешь что-нибудь, позвони в «Спартан-Апартмент» и скажи, чтобы мне сообщили о твоем звонке, ладно? А я тоже разок-другой тебе звякну.

— Договорились. Поздно вечером звони мне домой. Мой номер есть в телефонной книге. Я в ней единственная с такой фамилией. Я буду держать ушки на макушке. — Она опять одарила меня своей широкой улыбкой и добавила: — Если я узнаю что-нибудь ценное... что мне за это будет?

Она, конечно, шутила. Не в ее характере было вымогать у меня деньги. Поэтому я охотно подхватил ее шутку и мгновенно парировал:

— Что? Я поведу тебя смотреть «Умирающего гладиатора».

— Ой, неужели? — Она буквально подпрыгнула на месте, ее лицо так и светилось от радости. Неожиданно я понял, что Тутси восприняла это всерьез.

Я колебался всего мгновение, потом подтвердил:

— Конечно, Тутси.

Мой ответ немного удивил меня самого, но я сказал это совершенно искренне.

Я уже подошел к своему «кадиллаку» и собирался открыть дверцу, когда это произошло.

Итак, я вышел из широких стеклянных дверей штаб-квартиры «Братства грузоперевозчиков» и спустился по бетонной дорожке к парковочной площадке. По пути я думал о беседе с Фло и слухах о ее кружевных панталончиках с разрезами по бокам, решив, что все это вздор.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что я не заметил ни автомобиля, ни сидящих в нем ребят, ни их пушек.

Однако я услышал выстрел. И отреагировал на него так, как всегда реагирую, когда слышу оружейную пальбу. Я действую.

И действую быстро. Вот и сейчас я отпустил ручку дверцы своего «кадиллака», отпрыгнул вправо, развернулся, рука скользнула под пиджак, к моему тридцать восьмому. Все это происходило средь бела дня, кругом было полно народу. Я абсолютно ничего не понимал, поэтому резко повернул голову и взглянул на улицу. Выстрел донесся откуда-то сзади, с другой стороны Олимпик, но когда я повернул голову, то мельком заметил автомобиль — темный седан — и сидящих в нем двоих мужчин, и металлический блеск в руке у одного из них. Мои пальцы сомкнулись на дуле моего кольта, я рывком вытащил его и нацелил на машину. И тут я увидел на противоположной стороне улицы, как из дула пистолета вырвалось бледное в свете солнечного дня пламя, и тогда словно взорвалось солнце.

Одновременно с этой яркой вспышкой на голову мне обрушился удар невероятной силы, и вслед за тем я окунулся в темноту, которая становилась все более непроглядной. Я понял, что падаю. Но я так и не узнал, как мне удалось удержаться на ногах.

В подобных ситуациях время сжимается. Мое затмение длилось какой-то миг, однако мне хватило его, чтобы осознать, что я ранен, и даже подумать кое о чем еще.

Казалось, у меня было чертовски много времени, так много, что я мог позволить себе поразмышлять о кружевных панталончиках Фло.