Два дня и три ночи

Каким образом и от кого пираты получали информацию? Этого мы пока не знаем. Выбор кораблей, даты и порты отплытия и назначения всегда держались в строжайшем секрете. И все же пираты были прекрасно информированы. Кэлверту кажется, что он уже знает источник этой информации, но догадок пока еще мало, чтобы делать выводы. После пропажи уже третьего корабля стало ясно, что мы имеем дело с хорошо организованной бандой.
      – Вы хотите сказать, что в этом замешаны люди Стикса?
      – "Замешаны" – не очень удачное слово, мадам, – уточнил дед Артур. – Я не исключаю, что он – мозг всей аферы.
      – Не забывайте о Ставракисе, – снова вмешался я. – Он тоже по уши увяз в этом...
      Я не собирался уточнять, в чем именно по уши увяз Великий Магнат, но Шарлотта на всякий случай прервала меня:
      – Вы не имеете права так говорить о нем! – довольно резко отреагировала она.
      – Не имею права? – переспросил я. – А собственно говоря, почему? Почему вы защищаете своего ласкового муженька? Как там, кстати, поживает, а вернее, заживает спина?
      Она замолчала. Дед Артур, чтобы замять неловкость, поспешил продолжить:
      – После гибели «Макса Гора» Кэлверт предложил спрятать на некоторых везущих особый груз кораблях наших людей, оснащенных специальными радиопередатчиками. Как вы понимаете, мы без особых проблем получили на это разрешение соответствующих правительств и пароходств. Наши агенты с достаточным запасом провианта занимали посты в трюмах или других сравнительно редко посещаемых помещениях. Через определенные промежутки времени они передавали радиосигналы на установленной частоте в течение примерно пятнадцати секунд. Мы принимали их с помощью специальных станций, расположенных вдоль Атлантического побережья, а также с помощью приборов на «Огненном кресте». Должен открыть вам, дорогая моя, что «Огненный крест» корабль не обычный...
      Мне показалось, что сейчас дед Артур будет хвастаться своими достижениями в области проектирования кораблей, но он вовремя спохватился, вспомнив, что я в курсе истории происхождения «Огненного креста».
      – Прием этих сигналов позволял нам следить за передвижением интересующих нас объектов, – продолжал он. – С 17 мая по 5 августа ничего не произошло. Может быть, потому, что длинные дни и короткие ночи были не самыми хорошими условиями для пиратства, а может, у пиратов возникли какие-то сложности. Шестого августа пропал «Вэйн Жерб». К сожалению, там наших сотрудников не оказалось. Двое наших лучших людей, Бейкер и Дельмонт, находились на борту торгового судна «Нантесвилль», который был похищен в субботу, почти сразу же после выхода из порта. Бейкер и Дельмонт начали передавать сигналы, а наши станции уточняли положение похищенного корабля каждые полчаса. Кэлверт и Дэвис ожидали «Нантесвилль» в Дублине, когда...
      – Ну хорошо. – Судя по всему, Шарлотта уже запуталась во всех этих названиях и датах. – А что же случилось с мистером Дэвисом?
      – Мы дойдем и до этого. «Огненный крест» вышел в море, но не стал преследовать «Нантесвилль», а наоборот, поплыл перед ним по предугадываемому курсу. Так продолжалось, пока сигналы от Бейкера и Дельмонта приходили в установленное время. Последний сигнал мы получили в 22.20. Потом наступила глухая тишина.
      Дед Артур затянулся сигарой, которая осветила всю рубку. Наверное, он мог бы сколотить состояние, предложив свои услуги отделу дезинформации любого пароходства и управляясь за целую бригаду.
      Через полминуты он продолжил свой рассказ, но уже в ускоренном темпе, словно вспоминать дальнейший ход событий ему было мучительно. Да так оно и было на самом деле.
      – Мы не знаем, что с ними случилось. Возможно, они разоблачили себя каким-то неосторожным действием, но я не верю в это. Может, кто-то из пиратов случайно раскрыл их убежище, но это тоже маловероятно: если бы кто-то наткнулся на двух агентов такого класса, как Бейкер и Дельмонт, он бы уже никогда и никому не смог бы сообщить об этой встрече. По мнению Кэлверта, пиратский радиотелеграфист попал на нашу частоту в момент передачи. Это один шанс на десять тысяч. Но в этот раз счастье оказалось на стороне бандитов. Дальнейшее можно легко угадать. Последний сигнал указывал на то, что «Нантесвилль» шел курсом 082, то есть к озеру Гурон. Вероятное время прибытия туда – заход солнца. Кэлверт мог бы легко успеть к озеру – «Огненный крест» находился к этому месту в три раза ближе, чем «Нантесвилль», – но он предполагал, что Стикс, разоблачив Бейкера и Дельмонта, догадается, что за «Нантесвиллем» следят, и отправит на дно любой корабль, который попытается помешать ему войти в залив Лох-Гурон. Тогда Кэлверт поставил «Огненный крест» на якорь и отправился к месту ожидаемого появления «Нантесвилля» с аквалангом в надувной лодке с мотором. И действительно, в устье озера со стороны моря появился торговый корабль. Воспользовавшись ночной темнотой, Кэлверт проник на него. Название и флаг, под которыми плыло судно, были изменены, одна мачта демонтирована, палубные надстройки перекрашены, но это, без сомнения, был пропавший «Нантесвилль». На следующий день буря блокировала «Огненный крест», но Кэлверт совершил воздушную разведку в поисках похищенного корабля. Правда, здесь была допущена ошибка. Кэлверт рассудил, что Стикс, наверняка отдавая себе отчет в том, что мы знали курс «Нантесвилля», уведет корабль от озера Гурон. А Стикс оказался хитрее или недооценил нас, поэтому нельзя сказать, чтобы воздушная разведка принесла положительные результаты...
      Я поморщился, как от внезапной боли. Наверное, теперь всю оставшуюся жизнь упоминания о вертолетах и воздушных прогулках будут вызывать у меня подобные ощущения.
      – Но зато теперь, – продолжал командир, – мы уверены, что «Нантесвилль» находится именно на озере Гурон. И это, собственно говоря, уже все, дорогая Шарлотта. Такова оперативная обстановка на этот час. А теперь, моя дорогая, если вы позволите, я хотел бы на часок пристроиться на кушетке. Эти, знаете ли, ночные эскапады! К сожалению, Шарлотта, я давно уже не юноша, и мне необходим сон.
      Нормальный ход! Я тоже давно вышел из юношеского возраста, и мне кажется, что я не сплю уже несколько месяцев, в то время как дед Артур ежевечерне аккуратно укладывается в постельку. Хотя, с другой стороны, если я хочу дожить до пенсии, мне следует добровольно отказаться от мысли проспать хотя бы два часа на корабле, за штурвалом которого стоит командир.
      – Вы сказали мне правду, – отозвалась Шарлотта, – но это не вся правда. Где мистер Дэвис? Что видел мистер Кэлверт на «Нантесвилле»?
      – Бывают случаи, моя дорогая, когда лучше не вдаваться в подробности. Оставьте мужские дела мужчинам.
      – И все же я не отстану от вас, адмирал. Так что, если вы намереваетесь отдохнуть этой ночью...
      – Ну хорошо. Если для вас это так важно... Так вот, примите к сведению, что не Кэлверт начал эту страшную серию убийств. На борту «Нантесвилля» он нашел Бейкера и Дельмонта. Оба были мертвы. Зарезаны. – Дед Артур сказал об этом совершенно спокойно, словно оглашал список вещей, полученных из прачечной. – Сегодня вечером был также убит пилот вертолета, а его машина уничтожена рядом с островом. Через час после этого был убит Дэвис. Ему сломали шейные позвонки.
      Сигара успела блеснуть несколько раз, прежде чем Шарлотта смогла выдавить из себя первые слова.
      – Это чудовища... – прошептала она. – Чудовища. Как вам удается бороться с такими людьми?
      Прежде чем ответить ей, дед Артур для пущего эффекта выпустил несколько клубов дыма.
      – Я и не пытаюсь это сделать. Во время войны генералы редко оказываются в окопах. С ними умеет бороться Кэлверт. Спокойной ночи, друзья мои.
      Он вышел. Я ничего не сказал ему на прощанье. Я не хотел расстраивать его перед сном. Кэлверт уже ни с кем не умел бороться. У Кэлверта не было сил. Кэлверт не верил, что может хоть что-нибудь предпринять, оставшись в компании своего слепого как крот шефа и женщины, чье поведение, слова и все остальное включали в притуманенном сознании Кэлверта сигнал тревоги. Кэлверту нужна была помощь. И как можно быстрее.
 

* * *

 
      Дед ушел спать, и мы остались в темноте рубки. Вдвоем. Шарлотта и я. Наедине с тишиной. Дождь стучал по крыше. Вода за бортом потемнела до черноты. Каждый из нас был погружен в свои собственные мысли, которые, казалось, все больше и больше проникали в мысли другого и, растворяясь там, создавали новое мышление, так желанное для Шарлотты и так опасное для меня.
      – Что вы собираетесь делать сегодня вечером? – вдруг спросила она.
      – Я чувствую, вы хотите знать буквально все. Это не всегда возможно. Видите ли, мы с дедом Арту... простите, с сэром Артуром участвуем в операции совершенно секретной. Сохранение тайны является здесь непременным условием.
      – Вы что, издеваетесь надо мной, Кэлверт? – Ее голос был почти спокоен. – Я ведь принимаю непосредственное участие в вашей операции!
      – В таком случае прошу прощения. Появление нового союзника сейчас очень кстати: этой ночью я собираюсь на время покинуть корабль, и мне необходимо доверенное лицо, которое могло бы им заняться.
      – Кораблем или адмиралом?
      – И тем, и другим. Вы правильно оцениваете обстановку.
      Судя по всему, мой ответ пришелся Шарлотте по вкусу: ее щеки порозовели, а на губах появилась горделиво-игривая улыбка.
      – Я полон уважения к его опыту и хладнокровию, – продолжал я, – но в сложившихся обстоятельствах мне гораздо больше нужна пара молодых глаз. Из опыта сегодняшних навигационных экспериментов адмирала я могу сделать вывод, что ему пора заказать темные очки и тросточку. А как у вас со зрением?
      – Мои глаза не так уж молоды, но можете быть во мне уверены.
      Я еще раз заглянул в колодцы ее глаз и быстро перевел взгляд на менее волнующие предметы, которых в рубке имелось достаточно. Нет, я не мог быть уверен в этих глазах, поскольку, казалось, еще немного, и я перестану быть уверенным в себе.
      – Значит, я могу рассчитывать на вашу помощь, Шарлотта?
      – Да, конечно, но... Я так мало умею...
      – Зато адмирал умеет все на свете. Во всяком случае – теоретически. Вдвоем вы составите неплохой дуэт. Вы никогда не снимались в фильмах о морских приключениях?
      – Я? Что вы, я никогда не покидала студии. У меня всегда были дублеры. Даже в бассейне.
      Глядя в омываемый морскими волнами иллюминатор, я подумал, что этот эпизод был бы неплохим началом очередной серии боевиков на морскую тему.
      – Здесь у вас не будет дублеров, – заявил я вполне в кинематографическом духе. – И не будет бассейна. И второго дубля тоже не будет. Будет Атлантический океан. Самый настоящий. И мне нужна пара хороших глаз, Шарлотта. Когда я сойду на берег, вы будете курсировать вдоль побережья и постарайтесь не посадить корабль на скалы. Сможете?
      – Я не знаю... Постараюсь... А где вы хотите выйти?
      Она сказала это очаровательным тоном трамвайного кондуктора, как будто мне, для того чтобы выйти, достаточно было дернуть за шнурочек у двери.
      – В глубине озера Гурон есть четыре острова. Два из них меня интересуют.
      – Там красивые пейзажи?
      – Эти острова отличаются, скорее, унынием и однообразием ландшафта. И общество, которое они могут предложить, нельзя назвать изысканным: на одном острове живет старый шотландец по фамилии Мак-Горн, на втором – рыбаки, охотники за акулами. Но мне кажется, моя дорогая, что именно там находится ключ к разгадке тайны.
      «Моя дорогая». Осторожно, Кэлверт! Дед Артур, несомненно, достойный пример для подражания, и все же лучше не перенимать у него опыт общения со странными женами странных миллионеров.
      Она не ответила, но я вдруг почувствовал на своем плече ее руку. Рука дрожала. От нее исходил аромат дорогих духов. Я подумал о том, что мне все же никогда не понять женщин. Сегодня ей угрожала смертельная опасность. Она даже решилась, несмотря на шторм, переплыть огромное расстояние, и все же, перед тем как прыгнуть в воду, не забыла захватить флакончик духов, угадав при этом, какой запах может более всего понравиться Кэлверту. Впрочем, это уже мания величия.
      – Филипп?
      Это звучало гораздо лучше, чем «мистер Кэлверт». К счастью, рядом не оказалось деда Артура, которому тяжело было бы услышать такое.
      – Да?
      – Я очень сожалею... – Она сказала это так, словно действительно сожалела. Во всяком случае, если это тоже было кино, то я был не настолько искушенным кинокритиком, чтобы по-настоящему не увлечься зрелищем. – Я сожалею обо всем, что вам наговорила. Я не знала о Дэвисе, Бейкере и Дельмонте, о пилоте... Я понимаю, Филипп, они были вашими товарищами, даже друзьями. Простите меня...
      Нет, это все-таки было кино. «Они стояли так близко. Их сердца бились в такт. Их дыхание сплелось». Что там обычно еще? Да, вот: «Их руки наконец нашли друг друга»... Нельзя сказать, чтобы я совсем потерял голову, но в ней все громче раздавался сигнал тревоги. В такие минуты, чтобы иметь возможность контролировать ситуацию, мужчина должен подумать о чем-нибудь нейтральном. Например, о политике. Я немножко подумал о дороговизне, немножко о социальной несправедливости и немножко о других язвах развитого капиталистического общества.
      Словно почувствовав перемену в моем настроении, Шарлотта отстранилась и сказала, что пойдет вниз и сварит мне кофе.
      – Хорошо, – согласился я, – но с условием, что вы обойдетесь без света и не наткнетесь в темноте на деда, простите, сэра Артура.
      – При мне вы можете называть его дед Артур, это очень удачное прозвище.
      Она еще раз дотронулась до моего плеча и исчезла. Я рискнул на несколько минут предоставить судьбу «Огненного креста» автопилоту и побежал в кормовой трюм за амуницией аквалангиста, чтобы перенести ее в рубку.
      На приготовление кофе Шарлотте понадобилось двадцать пять минут. Газ, который мы использовали, давал гораздо больше тепла, чем смесь, обычно используемая в хозяйстве. Думаю, что я, не будучи, впрочем, кулинаром-любителем, а уж тем более профессионалом, все же успел бы за это время приготовить обед из трех блюд.
      Но наконец я услышал позвякивание стекла – это Шарлотта несла кофе через кают-компанию – и улыбнулся сам себе.
      Потом я вспомнил о Дэвисе, Бейкере, Дельмонте и Уильямсе, и улыбка исчезла с моего лица.
 

* * *

 
      Мне было также не до смеха, когда я добрался до берега, снял акваланг и с трудом, но, надеюсь, достаточно надежно прикрепил в щели скалы фонарик так, чтобы он светил в сторону моря.
      Полчаса назад, когда Шарлотта принесла кофе в рубку, я перестал улыбаться совсем по другой причине, а теперь я действительно тревожился за нее и деда Артура.
      Перед тем как покинуть «Огненный крест», я в течение пятнадцати минут пытался научить их удерживать корабль в определенном, достаточно небольшом секторе моря по ориентиру, находящемуся на берегу. Таким спасательным ориентиром должна была стать светящаяся точка моего фонаря. Шарлотта и командир торжественно заверили, что они чувствуют в себе способность превозмочь стихию, а при необходимости и всех пиратов мира. Они даже были обижены моим плохо скрываемым неверием в их силы. Ну что ж, будь что будет.
      Маленький док на берегу был пуст. В нем стояла старая шлюпка с мотором, выглядевшим как бесформенная груда ржавого металла. Я искал явно не это. В доме светилось одно окно. Это было интересно, учитывая, что сейчас половина второго ночи. Дойдя до цели, я осторожно заглянул сквозь стекло.
      Я увидел маленькую, милую, чистую и аккуратную комнатку, побеленные известью стены, на полу – коврик, в камине – догорающие поленья. Сэмюэл Мак-Горн, все в той же рубашке, все такой же небритый, сидел в плетеном кресле, вглядываясь в остывающий камин. Он смотрел на поблескивающие угли, и у него был вид человека, которому в жизни осталось только одно – смотреть на поблескивающие угли. Я обогнул дом, осторожно нажал на ручку двери и вошел.
      Он услышал меня и обернулся. Но не спеша, не нервничая, так, как сделал бы это человек, которого уже ничто не может заинтересовать по-настоящему. Он взглянул на меня, взглянул на пистолет в моей руке, взглянул на свой висящий на стене карабин и снова повернулся к камину.
      – Кто вы такой?
      – Моя фамилия Кэлверт. Мы виделись с вами вчера. – Я сдвинул с лица резиновую маску для подводного плавания. Он снова повернулся и узнал меня. – Сегодня карабин вам не понадобится, Мак-Горн. А впрочем, вы и вчера не сняли его с предохранителя.
      – Заметили... Там вообще не было патронов.
      – И никто не стоял у вас за спиной?
      – Не понимаю, о чем вы говорите. И что вам нужно.
      – Хочу знать, почему вчера вы так плохо меня приняли.
      Я вложил пистолет в карман.
      – Кто вы такой?
      – Я же сказал, я – Кэлверт, Филипп Кэлверт. Вам приказали пугать всех незнакомых, не так ли?
      Он молчал.
      – Сегодня вечером я задал несколько вопросов одному из ваших друзей – сержанту полиции Арчи Макдональду. Он сказал мен, что вы женаты. Но я не вижу госпожи Мак-Горн.
      В его усталых, полных безразличия глазах вдруг вспыхнул огонь гнева, он приподнялся, но тут же снова опустился в кресло.
      – Однажды вечером, господин Мак-Горн, вы вышли на своей лодке в море и увидели что-то, чего нельзя было видеть. Вернее, так показалось людям, которые схватили вас, привезли сюда, похитили вашу жену и пообещали, что, если вы не будете держать язык за зубами, ваша жена никогда не вернется домой. А для полной гарантии, чтобы вам не пришло в голову покинуть остров, они вывели из строя мотор на вашей лодке. Кстати, сделано это очень ловко. Очевидно, его покрыли мешками, смоченными морской водой. Теперь он в плачевном состоянии, но можно подумать, что всему виной неаккуратность хозяина.
      – Да, вы правы, они сделали именно так...
      Его взгляд был все еще прикован к почти догоревшему огню. Отвечал он шепотом, так, словно меня в комнате не было и он разговаривал сам с собой.
      – Они увезли ее и сломали лодку. И забрали из шкафа все сбережения. Почему они не согласились забрать нас двоих, ее и меня? Вместе. Она на пять лет старше меня.
      – Как же вы жили все это время?
      – Раз в неделю они привозят мне консервы. Немного. И молоко в жестяных банках. А чай у меня есть. Иногда рыбу удается поймать... – Вдруг он наморщил лоб, видимо сообразив, что мое появление здесь что-то может изменить. – Но кто вы? Вы не из банды. И не полицейский. Вы точно не полицейский. Я ведь не раз видел полицейских. Вы кто-то другой...
      Я буквально чувствовал, как его сердце, словно пересохшее озеро в ожидании близкого ливня, наполняется еще пугливой, но уже спасительной надеждой. Он присматривался ко мне еще минуту и наконец сам ответил на свой вопрос:
      – Я знаю, кто вы. Вы человек, который работает на правительство. Так и есть. Вы агент секретной службы.
      Вот это класс! Браво, сэр Сэмюэл Мак-Горн! Я появляюсь без предупреждения, на мне водолазный костюм и ни одного опознавательного знака, надписи или этикетки, я не предъявляю никаких документов и пытаюсь напустить как можно больше тумана, а он уже через минуту безошибочно, без тени сомнения идентифицирует меня.
      Я подумал об ужасах, которыми начал бы сейчас стращать моего собеседника дед Артур, но сразу же понял, что здесь адмиральские заклинания имели бы минимальный эффект. Проведя шестьдесят лет в этом унылом месте, Сэмюэл Мак-Горн не нажил богатств, ему нечего было терять, и всякие угрозы были для него совершенно неопасны: по сравнению с этой лачугой тюрьма показалась бы ему шикарным отелем.
      Это было так трогательно, так по-настоящему, что я – может быть, первый раз в жизни – просто сказал правду:
      – Да, мистер Мак-Горн. Я агент секретной службы. Я пришел, чтобы освободить вашу жену.
      Он медленно покивал головой.
      – Это будет хороший поступок, мистер Кэлверт. Но вы не знаете, с какими хищниками придется иметь дело.
      – Я хорошо знаю, что мне не грозит, мистер Мак-Горн. Мне, например, не грозит повышение по службе или благодарность от начальства. Но я так же хорошо знаю, что мне грозит, и трезво оцениваю свои силы. Прошу вас, доверьтесь мне. Все будет хорошо. Вы воевали?
      – Вам кто-то сказал об этом?
      – Нет, это чувствуется.
      – Спасибо. – Его плечи распрямились. – У меня за плечами двадцать два года службы. Я был сержантом в пятьдесят первом полку.
      – Сержант! И к тому же пятьдесят первый полк! Отлично, мистер Мак-Горн. Многие, и не только шотландцы, говорят, что в мире никогда не было лучшего полка!
      – Сэмюэл Мак-Горн не станет возражать. Я уверен, были полки и похуже... – На его лице промелькнула тень улыбки. – Но я понимаю, что вы хотите сказать, мистер Кэлверт. Солдаты пятьдесят первого полка не отступают и не сдаются... – Вдруг он сорвался с места. – Хватит болтать! Я иду с вами.
      – Спасибо, – тепло, почти ласково ответил я. – Вы уже достаточно навоевались. Оставьте это молодым.
      – Пожалуй, вы правы... Наверняка теперь мне не поспеть за вами в походе.
      Он сел в кресло. Я подошел к двери.
      – Спокойной ночи, мистер Мак-Горн. Скоро она будет тут.
      – Скоро будет тут... – Он взглянул на меня. Его глаза увлажнились и загорелись надеждой.
      – Знаете, – прошептал он, – я в это верю...
      – Верьте. Я сам приведу сюда вашу жену. И ничто не доставит мне большего удовольствия. Ждите меня в пятницу утром.
      – В пятницу утром? Так скоро?
      Он смотрел вдаль. Он смотрел, не замечая меня, стоящего в проеме двери. Он смотрел сквозь меня, надеясь отыскать в бездонном пространстве находящуюся за миллиарды световых лет звезду, и видел, как она, еще недавно все дальше уходившая в черноту космоса, вдруг начала стремительно возвращаться.
      Его лицо залила улыбка искреннего облегчения.
      – Я не сомкну глаз в эту ночь, мистер Кэлверт. И в следующую ночь тоже.
      – Зато в пятницу вечером вы сможете уснуть обнявшись.
      Крупные слезы стекали по его морщинистым небритым щекам. Я тихо закрыл за собой дверь, оставляя его наедине с мечтами и надеждами.
 

* * *

 

Четверг, 2.00 – 4.30

 
      Я подплывал к следующему острову, и все силы природы снова восстали против меня. Туман начал сгущаться, а большие волны, швыряя меня на невидимые рифы, сдавливали дыхание и покрывали тело синяками. К физическим мукам добавлялись страдания душевные, поскольку одно лишь воспоминание о команде, оставшейся на «Огненном кресте», способно было наполнить меня самыми мрачными предчувствиями. А если добавить к этому, что условия новой стоянки из-за множества рифов еще более сложные... Лучше было вообще об этом не думать.
      Но вместе с тем мне подумалось о вещах еще более печальных. Я представил себе, что будет чувствовать старый Сэмюэл Мак-Горн, если я не выполню своего обещания. Потом я вспомнил черные круги под глазами Сьюзан Кирксайд, потом – боль в глазах младшего Макдональда и решил, что чем больше я буду об этом думать, тем труднее мне будет сделать для них что-то по-настоящему полезное.
      Рифы расположились здесь таким образом, что создали бухту, своего рода естественный порт, где стояли на якоре два рыбацких кораблика. Я надеялся, что никто не заметит с берега мою фигуру, влезающую на борт одного из них. Во всяком случае услышать мою возню было невозможно. Единственную опасность представлял луч света, отбрасываемый фонарем, что был прикреплен на крыше ангара, служащего для разделки акульих туш. Но я даже полюбил этот опасный свет – ведь он служил прекрасным ориентиром для Шарлотты и деда Артура.
      Кораблик, на который я попал, был, скорее, большой, пятнадцатиметровой и, судя по очертаниям, не боящейся ураганов моторной лодкой. В течение двух минут я обыскал все судно. Здесь не нашлось ничего, указывающего на то, что в свободное от рыбной ловли время его команда занимается чем-нибудь еще. Например, детской игрой в кубики с использованием золотых слитков. Это была самая обычная рыбацкая посудина. Это значило, что на Земле еще есть люди, не связанные с пиратами, а такая информация стоила куда больше, чем все золото «Нантесвилля».
      Второй кораблик был похож на первый до последней мелочи. Наверное, это были близнецы.
      Я добрался до берега, спрятал свой акваланг выше полосы, до которой поднималась вода во время прилива, и направился в сторону ангара, стараясь идти так, чтобы все время находиться в его тени. В ангаре оказалось полно всякого рода орудий пыток, но они должны были наводить ужас на акул и были вполне безобидны для человека. В углу в огромном тазу лежали неубранные внутренности нескольких акул, издававшие такой характерный запах, что подделать его ни один конспиратор не согласился бы, даже если бы от этого зависело спасение его жизни. Я быстро вышел.
      Первый дом обманул мои ожидания. Посветив фонарем через раму окна – стекол, судя по всему, давно не было, – я увидел комнату, оставленную жителями как минимум лет пятьдесят назад. Второй дом был так же пуст. Ловцы акул жили в третьем, самом дальнем от ангара доме. Очевидно, их обоняние еще не атрофировалось. Хотя я на их месте жил бы по той же причине в палатке на другой стороне острова.
      Я осторожно открыл хорошо смазанные двери, вошел внутрь и зажег фонарик. В прихожей был оборудован склад, и обитавшие в этом доме в незапамятные времена прабабушки наверняка не одобрили бы ассортимент представленных на его полках товаров. Зато в прадедушках теперешние жители нашли бы горячих союзников. Целый стеллаж был заставлен ящиками, среди которых виднелось несколько десятков упаковок пива и дюжина картонных коробок с виски. Уильямс сказал, что это австралийские рыбаки. Мне всегда говорили, что австралийцы – люди с крепким организмом и чистой совестью. Что касается организма – я начинал убеждаться в правильности этого утверждения. А чистая совесть... Будем надеяться, что и здесь народная мудрость не лжет. Во всяком случае мне очень бы этого хотелось.
      Протиснувшись между разрозненными деталями мебельного гарнитура, который вряд ли был изготовлен кем-нибудь из великих столяров и даже вряд ли вообще был гарнитуром, я открыл внутренние двери. Там был небольшой коридор, две двери с правой стороны и три с левой. Я рассудил, что начальник вряд ли демократичен настолько, чтобы выбрать себе самую маленькую комнатку. Скорее, наоборот. Значит, он, должно быть, спит за первой дверью направо.
      Я вошел. Комната удивила меня комфортом и даже некоторой изысканностью. Прекрасные ковры, тяжелые портьеры, два мягких кресла, старинный дубовый шкаф, стеллажи с книгами, большая деревянная кровать, над кроватью люстра оригинальной формы. «Ничего себе неотесанные австралийцы», – подумал я. Увидев эту комнату, многие из моих лондонских знакомых, не задумываясь, согласились бы переехать на этот безлюдный остров. Предварительно позаботившись о достаточном запасе фильтров для противогазов.
      Я нажал на выключатель у двери, и люстра осветила комнату. На огромной двуспальной кровати спал мужчина. Один. Но вряд ли среднестатистическая супружеская пара занимает на своем совместном ложе хотя бы третью часть места, которое необходимо было ему. Мне всегда трудно определить рост лежащего человека. Но этот, как мне показалось, не смог бы выпрямиться во весь рост в комнате с высотой потолка метр девяносто два, не разбив при этом головы. Повернутое в мою сторону лицо было почти все закрыто: в верхней части – шевелюрой, в нижней – самой буйной и нечесаной бородой, какую только мне когда-либо приходилось видеть. Человек спал как убитый, но дышал при этом, будто трое живых.
      Я подошел к кровати и с деликатностью, обратно пропорциональной ее размерам, вставил спящему под ребро пистолет. Он проснулся. Это было впечатляющее зрелище. Что-то вроде пробуждения вулкана. Я отодвинулся на приличествующее моменту расстояние. Разбуженный потер глаза волосатыми руками и, опершись кулаками о матрас, собирался встать с постели. Признаюсь, я ожидал увидеть его в костюме из шкуры мамонта, а он был одет в элегантную пижаму. Я сам бы не отказался от такой, только размеров на двадцать меньше.
      Насколько позволяет судить мой опыт, законопослушных обывателей можно разделить на две большие группы, исходя из того, как они реагируют на внезапное пробуждение посреди ночи, особенно если пробуждающий держит в руке пистолет. Одни – испуганы. Другие – рассержены. Судя по всему, австралийская школа внезапного ночного пробуждения под пистолетом исповедовала своеобразные принципы, поскольку мой бородач повел себя совершенно неординарно. Его глаза, выглянувшие из-под густых бровей, бросили на меня ласковый взгляд – примерно так же поглядывает бенгальский тигр на заигравшегося в опасной близости козленка. И неизвестно, чего было больше в этом взгляде – предвосхищения грациозного десятиметрового прыжка или предощущения заслуженного ужина.
      Я отодвинулся на несколько шагов.
      – Не двигаться с места.
      – Спрячь пистолет, малыш. – Голос, казалось, исходил из глубины колодца. – Спрячь немедленно, иначе мне придется встать и стукнуть тебя.
      – Прошу вас не нервничать. – Я готов был идти на попятную, но не знал, как сделать так, чтобы это отступление произошло с наименьшими потерями. – Если я уберу оружие, вы не будете драться?
      Он на секунду задумался, после чего коротко хмыкнул:
      – Нет, – затем вытянул руку в сторону тумбочки и, вынув из коробки сигару, закурил ее, ни на секунду не спуская с меня глаз. Кислый острый дым быстро дошел до меня, и мне с трудом удалось подавить в себе желание открыть окно, что явилось бы, конечно, признаком дурного тона, поскольку я был здесь гостем, к тому же пока нежеланным. Теперь я понимал, почему этот человек не боится ароматов, доносящихся из ангара. По сравнению с его сигарой сигареты деда Артура обладали утонченным и изысканным запахом. Что-то вроде духов Шарлотты.
      – Прошу простить мое внезапное вторжение. Вы Тим Хатчисон?
      – Да. А ты, малыш, кто такой?
      – Филипп Кэлверт. Я хотел бы использовать передатчик одного из ваших кораблей, чтобы передать информацию в Лондон. Мне также необходима ваша помощь. Без этой помощи десяток людей и миллионы фунтов могут пропасть в течение 24 часов.