8

Томас Вандерлинден подходил к бунгало, и его очень интересовало, каким окажется человек, которого он сейчас увидит. Однако он заставлял себя идти медленно, немного отстав от Макфи.

Две тощие коричневые собаки спрыгнули и побежали через колючую лужайку встречать их; они лаяли, но при этом виляли хвостами совсем не грозно. Обнюхали каждого из посетителей, потом проводили их вверх по трем ступенькам на веранду, где мужчина и две женщины сидели на ротанговых стульях с высокими спинками. Мужчина, который в этот момент читал, положил книжку на пол и встал, чтобы поздороваться с пришедшими. Он мягко спустил вниз черную кошку, которая лежала, свернувшись клубочком, у него на плечах.

Томас узнал того самого Роуленда Вандерлиндена, которого видел на старой фотографии. Короткая борода и длинные волосы теперь поседели, морщины на тонком лице стали глубже, хотя само лицо, казалось, изменилось не сильно. Глаза – голубые и слишком блестящие: возможно, от лихорадки. Одежда – белые рубашка и штаны, на ногах – сандалии. Кошка терлась о его ноги и разглядывала гостей; ее глаза были не по-кошачьи голубыми.

Роуленд Вандерлинден сначала протянул руку Макфи.

– Я рад видеть вас снова, – сказал он. У него был довольно низкий и слегка дрожащий голос. Лицо покрывали редкие оспины, а несколько передних зубов почернели.

– Я вас тоже, – сказал Макфи. Он представил Томаса. – Вот человек, который проделал весь этот путь, чтобы найти вас.

– Значит, – сказал Роуленд, протягивая руку, – вы – сын Рейчел.

Он прищурился, будто пытался найти в нем черты матери. Рука у него была сухая и прохладная.

– Как поживает ваша мама?

Он спросил очень тихо, как будто это касалось только их двоих.

– С ней все в порядке, – сказал Томас.

– Хорошо, – сказал Роуленд. – Вы расскажете мне все о ней позже.

Потом он жестом показал на старшую из двух сидящих женщин.

– Моя супруга, – сказал он, подчеркивая это несколько позабытое слово.

Супруга была крепкой островитянкой, закутанной в простые зеленые одежды. У нее были мешки под глазами, а длинные черные волосы тронуты сединой.

– А это наша дочь, – сказал он, кивая в сторону молодой женщины с блестящими черными волосами и таким же крепким телом, как у матери. Она была одета в синие одежды, украшенные цветами. Роуленд что-то сказал им на их языке.

Глаза женщин на мгновение заблестели, когда они разглядывали Томаса.

Он заметил, что каждая над левым ухом носила белую орхидею и что из их одеяний, как раз между грудями, выступал край татуировки – лепестки красного цветка. Но его в первую очередь интересовал Роуленд; как невероятно, думал он, что этот вот человек, о котором он в первый раз услышал всего несколько недель назад, когда-то был мужем его матери. Он пытался представить их вместе много лет назад, но безуспешно.

Черная кошка теперь легко запрыгнула с пола на плечи Роуленду. Потянулась оттуда к его лицу и долго смотрела своими глубокими голубыми глазами в глаза Томасу, как бы оценивая его. Роуленд стоял спокойно, пока она изучала гостя. Обе женщины тоже смотрели; потом кошка вдруг потеряла к нему интерес и снова спрыгнула на пол. Роуленд что-то сказал, и женщины закивали. Он повернулся к Томасу.

– Здесь очень серьезно относятся к кошкам, – сказал он. – Похоже, вы прошли испытание.

На полу кошка вгрызлась в свой живот, пытаясь поймать блоху.

Томас Вандерлинден и Макфи все еще неловко стояли на веранде. Теперь супруга хозяина и его дочь встали со стульев. Роуленд отдал супруге книгу, которую читал. Обе женщины медленно отступили к дощатой двери и вошли в дом. Собаки и черная голубоглазая кошка побежали за ними.

– Женщины что-нибудь приготовят, – сказал Роуленд. – Вы оба наверняка хотите есть.

Томас сказал, что весь день его немножко подташнивает.

– Ах да, тошнота, – сказал Роуленд. – Местная болезнь. Со временем мы так привыкаем, что уже не замечаем ее.

Макфи кивнул и закурил.

– Надеюсь, – сказал Роуленд Томасу, – что вы не сочли невежливым то, что я не представил супругу и дочь по имени.

Томас действительно обратил на это внимание.

– Здесь, в горах, – сказал Роуленд, – люди открывают свои имена только тем, кого знают уже долгое время. Они всегда боятся, что чужой человек сможет использовать их имя в разных заклинаниях и проклятиях.

Томас ожидал, что Роуленд как-нибудь пошутит на эту тему, но тот и не думал.

– Теперь перейдем к более неотложным делам, – сказал Роуленд. – Я провожу вас в комнаты. Сможете помыться, а потом мы выпьем перед ужином.

Он провел Томаса и Макфи вокруг веранды в заднюю часть Дома, где было несколько дощатых дверей, расположенных в ряд. Он открыл первую и сказал Томасу:

– Надеюсь, здесь вам будет достаточно удобно.

В этой небольшой комнате стояла кровать с москитной сеткой и стол с битым тазом и большим кувшином воды. Над маленьким комодом, на котором лежало белое полотенце, – старое зеркало. С крючка на стене свисал зеленый халат, а на плетеном стуле под ним лежала пара сандалий.

– Вы можете снять свою мокрую одежду и повесить ее сушиться, – сказал Роуленд. – В халате вам будет удобнее.

Потом он проводил Макфи в соседнюю комнату.

Томас разделся и тщательно вымылся, стирая с себя всю грязь, которая пристала к нему за время путешествия. А надев зеленый халат и сандалии, действительно почувствовал себя лучше.

Макфи, тоже в халате и сандалиях, уже сидел с Роулендом на веранде, когда Томас вышел к ним. Стемнело, и на столбе повесили фонарь. Девушка тяжело внесла поднос со стаканами и графином желтоватой жидкости и поставила их на столик. Томас знал, что ее полуприкрытые темные глаза на мгновение остановились на нем, прежде чем она зашла обратно в дом. Роуленд налил три стакана этой жидкости.

– Смесь джина с фруктовыми соками, – сказал он. Томас поднес бокал к губам и выпил. Напиток хорошо освежал, поэтому он выпил его залпом.

Девушка вышла снова, на этот раз – с маленькой тарелкой. На ней была рыба с крапчатым красным животом, размером с гольяна. Слишком маленькая, чтобы делить ее на троих.

– Пару! – сказал Макфи. – Я не видел их уже много лет.

– У нас они тоже бывают нечасто, – сказал Роуленд. – Местный шаман услышал, что у меня сегодня гости, и прислал мне эту в подарок.

– Можно я буду первым? – спросил Макфи. Он взял рыбку за хвост, два раза лизнул ее живот и положил обратно на тарелку. – Прекрасно! – сказал он.

Роуленд протянул тарелку Томасу.

– Нет, спасибо, – сказал Томас. Макфи покачал головой:

– Ах, невежество чужаков! Если вы скажете «нет» пару здесь, в горах, это будет воспринято как очень плохие манеры, так что люди почувствуют себя просто обязанными отрубить вам голову – или что-нибудь еще.

– Мы не применяем здесь таких суровых наказаний, – сказал Роуленд, улыбаясь.

Томас немного смутился.

– Я сморозил глупость? – спросил он.

– Можно сказать и так, – ответил Роуленд. – Понимаете, этот дом находится на территории народа тарапа. «Тарапа» буквально означает «рыболизы». Эта рыбка очень редкая, ее можно поймать только в высокогорных речках. Крапчатая часть живота дает наркотический эффект. Тарапа их ловят неделями, иногда не удается поймать ни одной. Когда я впервые приехал сюда, я быстро обнаружил, что невозможно полностью понять тарапа, не попробовав пару. – Он взял рыбу и два раза лизнул ее брюшко. – По крайней мере, – сказал он, – она очень хорошо помогает при похмелье.

– Да-да, я могу это подтвердить, – сказал Макфи. Томас уже чувствовал себя немного навеселе от выпитого на голодный желудок.

– В таком случае, – сказал он, – я, пожалуй, тоже попробую.

Он взял рыбку за хвост и дотронулся до нее кончиком языка. Она была жесткая и с легким привкусом лакрицы. Томас лизнул ее смелее, потом еще раз.

После этого пару передавали по кругу и лизали, пока вкус почти совсем не пропал.

Девушка снова вошла, поставила еще один кувшин с джином и вышла. Роуленд наполнил бокалы.

На этот раз, когда Томас взял стакан, он обратил внимание на бисеринки пота на своей руке. И вдруг очень четко осознал, что по жестяной крыше колотит дождь, будто отбивая в барабаны замысловатые ритмы, предназначенные специально для него, Томаса. Он попытался расшифровать это послание, его рука со стаканом замерла на полпути ко рту.

Пока он так держал бокал, на его запястье сел москит. Москит сосал его кровь и при этом все время смотрел на него своими причудливыми глазами, большими, как коралловые наросты. И Томас как никогда раньше осознал, что это живое существо, создание из плоти и крови, такое же, как он сам. И позволил ему насосаться вдоволь и тяжело улететь.

А потом случилась ужасающая вещь. По полу, рядом с его ногами, к нему полз черный грызун – размером больше всех известных Томасу собак; у зверя была длинная морда, а сияющие глаза пристально смотрели на него. Томас попытался соскочить со стула и убежать, но будто завяз в каких-то невидимых зыбучих песках. Он попытался закричать, но смог издать только хрип.

Он услышал низкий голос Роуленда – будто эхо, он долетел откуда-то из-за тысячи миль:

– Все в порядке. Это просто маленький арат. Довольно безобидный. Он помогает отгонять паразитов.

Огромное существо проползло мимо Томаса. Оно стало крутиться вокруг Макфи, и его ужасающие клыки блестели в свете фонаря.

– Он ищет вшей, – гремел далекий голос Роуленда. – Главное – не двигаться, иначе может укусить.

Теперь арат снова подошел к Томасу. Тот почувствовал, как животное коснулось его усами, и приготовился к боли, но было только щекотно, когда оно дотрагивалось до его лодыжек. Он захихикал, а существо начало съеживаться и, превратившись в маленького черного зверька, быстро выбежало на улицу под дождь.

Томас хотел рассказать своим собеседникам о том, что сейчас видел, но язык его не слушался. Он знал, что они разговаривают, но не мог уловить суть: каждое слово, казалось, настолько перегружено скрытым смыслом, что он растерялся. Однако через некоторое время он снова мог следить за их разговором, и слова больше не казались такими многозначительными. Они обсуждали «за» и «против» плана по расширению пролива в рифах; говорили об умершем старом вожде, которого они оба знали; о том, что нужны рабочие места для молодых островитян; о неизбежном упадке традиционного образа жизни.

Похоже, что ни Роуленд, ни Макфи не заметили ничего странного в поведении Томаса, и он был этому рад.

Из дома вышла молодая женщина и что-то сказала Роуленду.

– Пора обедать, – объявил он.

Все пошли в дом. Пол и стены прихожей были украшены множеством раковин моллюсков и деревянных вещиц самых причудливых форм. Некоторые выглядели весьма сюрреалистично: кошки с оленьими рогами, собаки с челюстями рыбы-меч, птицы с человеческими лицами и печальными глазами. Все прошли за Роулендом через открытый дверной проем в столовую, освещенную фонарем-молнией. Большую часть комнаты занимал стол из темного дерева; на нем было три прибора. Стены украшали маски ярких устрашающих цветов; тем не менее, здесь было три шкафа, заполненных книгами в одинаковых коричневых переплетах – таких же, как та, которую Роуленд читал на веранде.

Со своего места Томас дотянулся до одной и пролистал ее. Страницы довольно сильно заплесневели, но все были заполнены энергичным неразборчивым почерком; записи, видимо, были сделаны недавно.

– Это мои записные книжки, – сказал Роуленд. – Я постоянно делаю заметки.

– Простите, – сказал Томас, ставя книжку на место.

– Ничего страшного, – сказал Роуленд, улыбаясь. – Этот вечер тоже появится в моих записях.

– Не очень захватывающее чтение, – сказал Макфи. Роуленд рассмеялся:

– Возможно. Однако, живя здесь, я видел такие вещи, о которых большинство антропологов только мечтает. Я надеюсь в конце концов опубликовать свои записи. Одна из главных проблем в нашем деле – когда исследователь умирает, его работа умирает вместе с ним.

Вошла девушка, неся деревянное блюдо, на котором лежали куски жареного мяса и овощи. Она поставила их перед Роулендом и ушла.

– Жареная индейка, – сказал он.

Мясо великолепно пахло. Томас наполнил свою тарелку и, взяв в рот первый кусок, сразу понял, что больше никогда в жизни ему не доведется попробовать чего-либо вкуснее. В комнате стояла тишина; все ели, и только иногда Макфи или Роуленд отпускали замечания насчет еды.

Когда они доели мясо и овощи, девушка принесла блюдо с какими-то тропическими фруктами на десерт. Роуленд предупредил Томаса, что они могут показаться несколько острыми. Первый кусок, однако, показался ему тошнотворно сладким. А потом у него во рту вдруг вспыхнул пожар. Роуленд и Макфи смеялись, когда он осушил целый стакан джина, пытаясь погасить этот огонь.

9

Они опять вышли на веранду. Ночь была черна, лил сильный дождь, и воздух казался даже слегка прохладным.

– Здесь в горах у нас бывает месяц прохладных ночей в это время года, – сказал Роуленд.

Он дал гостям накидки, сшитые, видимо, из кроличьего меха.

Томас почувствовал, что молчал слишком долго.

– Когда я плыл на шхуне с Гавайских островов, – сказал он Роуленду, – я встретил людей, которые были с вами знакомы. Их фамилия Беркли.

Роуленд кивнул, а заговорил Макфи.

– Ну и парочка! – сказал он. – Им не терпится сделать из островитян копии самих себя. Можно ли вообразить себе худшую судьбу?

– Боюсь, это произойдет довольно скоро, – сказал Роуленд. – Беркли похожи на большинство иностранцев, которые приезжают в эти места. Они считают, что им здесь нечему учиться. Они думают, что люди безграмотны, если не умеют читать. Как будто не безграмотные люди сочинили Библию – и всю эту литературу. Конечно, Беркли считают таких, как я, идолопоклонниками в полном смысле слова. – Его черные зубы сверкнули в свете лампы.

– Хорошо бы послать Беркли на время клумба, правда? – сказал Макфи. – Это их исправит. – Он рассмеялся и закурил.

Роуленд объяснил Томасу:

– Племя лумба живет на островах в тысяче миль к югу отсюда. Они печально известны тем, что делают трепанации. Сверлят дырочку в черепе прямо над лобной долей мозга. Они верят, что так они выпускают ядовитые газы, которые делают некоторых людей такими неприятными.

Томас пытался осознать это, но тут снова заговорил Макфи.

– Кстати, о ядовитых газах. По пути сюда мы наткнулись на хупу. Нам пришлось переночевать в хижине рядом с вонючим деревом.

– А, хупу, – сказал Роуленд. – Они великолепны!

– Расскажите Томасу о брачных колокольчиках, – сказал Макфи Роуленду, которого явно не нужно было долго уговаривать.

– Это обычай, который, насколько я знаю, существует только у хупу, – сказал Роуленд. – Все новобрачные воины первые шесть месяцев своего супружества должны носить маленькие колокольчики, прикрепленные к мошонке. Когда мужчина приближается к своей жене, чтобы заняться с ней любовью, считается, что звук колокольчика обладает силой отгонять злых духов. А когда они любят друг друга, звон должен так ублажить богов плодородия, чтобы они подарили этой паре ребенка. – Он засмеялся. – Но один старый шаман сказал мне, что на самом деле эти колокольчики вешают с весьма практичной целью. Ночью колокольчик позволяет родителям девушки убедиться, что муж выполняет свои обязанности. А с другой стороны, звон предотвращает супружескую неверность.

Они смеялись над этим, когда девушка вошла и принесла еще один графин желтого напитка из джина с фруктовым соком.

Когда она ушла, Макфи кивнул в ее сторону:

– Странный народ эти тарапа, правда? – спросил он у Роуленда.

– Да, в общем, это верно. Моя супруга и дочь – обе тарапа, – сказал он Томасу. – Это одно из наиболее увлекательных горных племен, в котором есть множество сект и тайных обществ. В сущности, все указывает на то, что тарапа живут здесь уже тысячи лет. – Сейчас он выглядел настоящим ученым, увлеченным своим предметом. – Эмпирическое правило в антропологии таково: чем древнее народ, тем труднее познать его обычаи.

Дождь тяжело стучал по крыше, а они сидели и пили джин.

– Я живу здесь уже много лет, у меня есть женщина и ребенок тарапа. Я узнал уже довольно много. Но еще больше они не могут или не хотят мне рассказать. Я надеюсь, что однажды они посвятят меня в свои секреты. Это будет настоящая удача для антрополога.

– Макфи сказал, что этот дом раньше был медицинским центром, – сказал Томас. – Значит, здесь когда-то был врач?

– Конечно, был – военный врач, офицер, – сказал Роуленд. – Большинство племен признают пользу современной медицины. Военным врачом был француз по имени Дюпон. Трудно себе представить более приятного человека, и ему здесь нравилось. Но он не мог ни на шаг продвинуться с тарапа. Понимаете, они верят в реинкарнацию. Полагают, что любую болезнь надо перетерпеть, потому что иначе она вернется в твоем следующем существовании даже в худшей форме. – Роуленд покачал головой. – Старина Дюпон. Можете себе представить, что такое мировоззрение оказалось для него тяжелым испытанием. Я спросил его, почему он не сказал им, что, к примеру, хинин – дар богов. Так он, возможно, добился бы какого-то успеха. Но он рациональный человек, ученый; он даже и не подумал бы говорить то, что считает абсолютной ложью. Он был по-своему так же упрям, как тарапа. Сейчас он работает на атолле Венува.

10

Дождь продолжал барабанить по крыше, а кувшин с джином снова опустел.

– Пойду принесу еще, – сказал Роуленд и зашел в дом.

Макфи зевнул и поднялся.

– Я пойду спать, – сказал он Томасу. – Уверен, что вам двоим нужно о многом поговорить. – Он наклонился поближе, сказал: – Перед сном убедитесь, что заперли дверь, – и ушел.

Томас задумался о том, что Макфи имел в виду. Но больше он думал о Роуленде Вандерлиндене, которого нашел, преодолев такое расстояние. Временами в этот вечер ему казалось, что Роуленд – не такой уж пожилой человек и его преждевременно состарил местный климат. Иногда же, напротив, он казался стариком, который чудесным образом сохранил юношеские энтузиазм и живость ума. Не важно. Томас не мог не восхищаться им как ученым и идеалистом, который посвятил свою жизнь этому далекому месту.

Роуленд принес еще джина.

– Значит, Макфи решил, что с него довольно? – сказал он. – Это предупреждение для нас. Давайте выпьем по последнему бокалу, чтобы отпраздновать встречу.

Он наполнил стакан Томаса, они чокнулись и выпили. Роуленд снова пристально посмотрел на него.

– Вы действительно очень похожи на свою маму.

Томасу говорили это и раньше. Он часто смотрел в зеркало, тщетно выискивая сходство, которое было так очевидно другим.

Теперь Роуленд начал очень дружелюбно расспрашивать его. Женат ли он? Кем работает? Есть ли у него братья или сестры? Потом он стал интересоваться Рейчел. Его потрясло, что она болеет, но еще больше его поразило то, что все эти годы она живет в Камберлоо.

– Я всегда представлял себе ее в Квинсвилле, в доме рядом с озером, – сказал он, качая головой: такого он явно не ожидал. Потом прищурился – он был весь внимание. – У нее есть… кто-нибудь?

– Да, есть, – ответил Томас. – Они дружат уже много лет, с моего детства. Он врач, сейчас на пенсии. Его зовут Джеремия Веббер. Он говорит, что был с вами знаком. Вы помогали коронеру, а он был тогда ассистентом.

– Веббер? – сказал Роуленд. – Да, кажется, я помню его. Но вы говорите, что она знакома с ним с вашего детства. Значит, не он ваш отец?

– Нет, – сказал Томас, – мой отец умер, когда я был совсем маленьким. Он погиб на войне. Поэтому она и хочет видеть вас. Она считает, что вы сможете рассказать ей о нем.

Казалось, Роуленд озадачен.

– Он просто появился однажды, назвавшись вашим именем, – сказал Томас.

Роуленд сидел неподвижно и не произносил ни слова. И Томас коротко пересказал ему историю Рейчел о том далеком дне, когда незнакомец постучал в ее дверь.

Роуленд выслушал его до конца.

– А! – только и сказал он, когда Томас закончил. Порыв ливня налетел на крышу с особым грохотом. Было уже далеко за полночь, и над ними жужжали москиты, тоже прятавшиеся от дождя.

– Значит, вы понимаете, о чем речь? – спросил Томас, когда стук дождя немного утих. – Вы знаете, кто он?

– Да, – сказал он. – Конечно, знаю.

– И вы вернетесь и поговорите с ней? Она просила напомнить вам, что вы однажды ей обещали: вы приедете, если будете ей нужны. – А потом Томас сказал то, о чем раньше не позволял себе и подумать. – Я не знаю, сколько она еще проживет. Ваш приезд будет для нее очень важен.

Роуленд не колебался:

– Конечно, я поеду с вами. Я не забыл о своем обещании. И я с удовольствием увижу ее снова. Хотя мы и разошлись, но никогда не поступали друг с другом непорядочно. Мы просто не смогли жить вместе. – Его черные зубы сверкнули. – Собственно говоря, я планировал написать книгу о своих исследованиях племени тарапа. Я возьму с собой некоторые из записных книжек и узнаю, что о них думают в университетском издательстве. Но вы должны понять – и сделать так, чтобы Рейчел это поняла: я не смогу остаться там надолго. Моя жизнь здесь.

Томас пришел в восторг, что все оказалось так просто.

– Когда мы отправимся в путь? – спросил он.

– Завтра утром, – сказал Роуленд. – Нет никакого смысла откладывать отъезд. – Он встал. – Пойдемте-ка спать. Я еще должен пойти и сообщить семье, что на некоторое время уеду. Не могу сказать, что это будет приятный разговор.

Он взял пару, лизнул и протянул ее Томасу.

– Лизните в последний раз, это поможет нейтрализовать джин.

Томас взял рыбу и дважды провел языком по ее крапчатой части, как Роуленд. Она прилипла к его языку, но вкуса в ней уже не было. Он нетвердо поднялся на ноги.

– Кстати, – сказал Роуленд, – обязательно вытряхните ботинки утром перед тем, как надеть их: здесь водятся скорпионы, ядовитые пауки и другие разнообразные насекомые, которые любят залезать в ботинки по ночам.

Томас поблагодарил за информацию – ив тысячный раз задал себе вопрос: почему существуют люди, которым хочется жить в таких местах? И снова ему показалось, что Роуленд прочел его мысли.

– Постороннему, – сказал он, – может показаться, что здесь – хаос. Но со временем понимаешь, что во всем этом есть некий порядок, настолько сложный, что его невозможно до конца ухватить. Может, если бы мы этот порядок постигли, нам не было бы никакой разницы, где жить. – Его лицо выглядело очень усталым. – Временами я думал, что, наверное, было бы лучше просто остаться дома и изучать неспешность перемен: смотреть, как выцветает рисунок на софе и все такое… Похоже, это устраивает большинство людей. Но для меня это – не жизнь.

Теперь Роуленд выглядел на свои годы, и Томас засомневался: сможет ли этот старик совершить сложное путешествие через джунгли к побережью? Потом проплыть на корабле полмира? А потом вернуться обратно? Он думал об этом, когда Роуленд пожелал ему спокойной ночи и вошел в дом. Томас встал, но ему пришлось схватиться за стул, чтобы не упасть. Ступая твердо, насколько мог, под аккомпанемент дождя он пошел вокруг веранды до своей комнаты.

11

В комнате горела свеча – шипя, когда над ней сгорали ночные бабочки и москиты. На столе около свечи стояла красная орхидея в зеленой вазе. Томас опять обратил внимание на стук дождя по крыше. Стук этот претерпел еще одно важное изменение высоты и ритма, и казался уже не случайным творением природы, а чем-то искусственным и полным значения. Но Томас был слишком изумлен и утомлен, чтобы думать об этом. Он сбросил сандалии. Ночь была прохладной, поэтому он остался в халате. Задул свечу и лег в постель, натянув вокруг себя москитную сетку. Несколько москитов, которым удалось проникнуть внутрь вместе с ним, жужжали над головой. Он устало поборолся с ними, но, не закончив, уснул.

А через некоторое время услышал, как скрипнула дверь. Должно быть, дождь прекратился, потому что взошла луна, и теперь она освещала всю комнату. Он хотел повернуться к двери, но почувствовал, будто тяжелый камень лежит на нем и прижимает его к постели.

К кровати с двух сторон приблизились две фигуры. Он попытался заговорить, но смог выдавить из себя только стон. Кто-то поднял москитную сетку, и в лунном свете он ясно увидел двух женщин: он был уверен, что это супруга и дочь хозяина. Но он не мог точно понять, кто из них кто. Они надели страшные деревянные маски, похожие на те, что он видел на стенах столовой. Их массивные тела были полностью обнажены и блестели от масла. У каждой от шеи до пупка тянулась татуировка в форме замысловатой красной орхидеи. В самой середине этого цветка сидело огромное насекомое, и его татуированные глаза светились желтым в лунном свете.

Одна из женщин склонилась над ним и распахнула его халат. Вторая вынула маленькую коробку, открыла крышку и вытряхнула что-то ему на живот – что-то легкое и холодное, похожее на засохший лист. И лист начал двигаться. Он тихо пополз по его телу на грудь, потом к лицу. Кряхтя от усилий, Томас смог поднять голову на несколько дюймов, чтобы посмотреть.

На его груди, подняв хвост для удара, сидел огромный скорпион. Томас весь сжался, приготовившись к боли. Но вдруг скорпион развернулся и стал двигаться по его телу в обратном направлении, по животу и вниз, вниз… Он всхлипнул и напряг тело в ожидании мучительного укуса.

В этот момент женщина опустила коробочку на скорпиона и сняла его с Томаса. Он готов был заплакать от облегчения и радости. Теперь на кровать тяжело залезла вторая женщина. Оседлала его и посмотрела ему в глаза сверху вниз. Через дырки в маске он мог видеть темные влажные глаза. Была это мать или дочь – его уже не интересовало. Волна эйфории охватила его, когда она погрузила его в свою мягкую, влажную теплоту. Она раскачивалась вперед-назад, вперед-назад. Он не мог больше сдерживаться. Он испустил громкий крик наслаждения.

Макфи зашел в комнату, натягивая халат. – С вами все в порядке? – спросил он. – Что случилось?

Томас, обнаружив, что уже способен двигаться, запахнул халат и поднял москитную сетку. Маленькая комната была ярко освещена луной; женщин не было.

– Я… Простите, – сказал он. – Мне показалось, что здесь кто-то есть. Смотрите, – сказал он. На полулежала разбитая ваза и выпавшая из нее красная орхидея.

– Наверное, это кошка, – сказал Макфи. – Мне кажется, я видел, как она отсюда выбегала. Ваша дверь была открыта нараспашку. Я же велел вам ее запереть. Закройте ее теперь за мной.

Он ушел, а Томас задвинул засов и вернулся в постель. Он долго лежал, пытаясь восстановить в сознании тот странный сон – если это был сон. Но с таким же успехом он мог рассматривать контуры предмета через матовое стекло – бесполезные усилия его истощили. Он крепко уснул.

С первыми лучами солнца его разбудил крик петуха. Томас чувствовал себя вполне бодро, несмотря на джин, выпитый накануне. Он вылез из постели и внимательно осмотрел комнату, но не смог найти никаких признаков того, что здесь кто-то побывал; только красная орхидея на полу кишела муравьями. Он взял цветок большим и указательным пальцем, пошел на веранду и выкинул его вместе с крошечными хищниками в высокую мокрую траву.