В другой ситуации я бы просто подивился такому его красноречию. Но девушка, лежащая на земле, была моей сестрой Диной. Тот факт, что Джота был ее кузеном, нисколько меня не интересовал – если закон разрешает браки между кузенами, то родственные связи перестают иметь значение.

А вот то, что Джота явно собирался воспользоваться тем, что под куполом он оказался вдвоем с Диной (так ему, во всяком случае, казалось), которая никак не хотела просыпаться – более того, Джота несколько раз заявил, что в конечном счете его не интересует, проснется она или нет.

То, что Дина по своему развитию была ребенком, его совершенно не волновало. То, что ее сон был явно неестественный – тоже.

Джота всегда владела лишь одна идея.

Почему я стоял, слушал и ничего не предпринимал, в тот момент было трудно объяснить – это потом объяснения сами начали приходить мне в голову.

Я не забыл о том, что произошло между Джотой и Шейлой.

Я восхищался Джотой, завидовал ему и всегда немного побаивался. Тогда я даже не знал, чего я боялся, хотя без труда можно было догадаться, что это имело отношение к тому, что никому не удавалось победить его.

Если бы в самый первый момент, когда я увидел, что Джота пытается соблазнить мою слабоумную сестру, я вышел бы из-за машины и Джота заметил бы меня, то весь эпизод вполне можно было бы забыть. Джота бы расхохотался, и я бы посмеялся вместе с ним – на том бы все и закончилось.

Поэтому ждал я частично потому, чтобы он успел сделать достаточно, чтобы потом не смог отвертеться, а главным образом для того, чтобы разозлиться так, чтобы Джота не сумел заставить меня рассмеяться. Ведь, в конечном счете, в эпизоде с Шейлой ему эту удалось (про саму Шейлу я здесь не говорю).

Что ж, все сходилось. Тогда я отколошматил Джоту, выбросил его вон, но потом упросил дать обещание быть хорошим мальчиком… и если бы Шейла не возражала, мы вполне могли бы продолжать наши отношения, как будто ничего не произошло.

Я вспомнил, как Дина медленно спускалась по ступенькам – наверное, именно в этот момент Джота решил, что уже пришло время соблазнить свою хорошенькую кузину.

Я начинал злиться все больше и больше.

Только когда Джота потерял терпение и начал хлестать Дину по щекам, я вышел из своего укрытия и лягнул его под ребра.

– Джота, – сказал я, – если ты еще раз прикоснешься к ней, я убью тебя.

Он повернул ко мне голову. И когда я увидел его лицо, мне стало ясно, что передо мной не человек, а животное.

Страсть и похоть заставляют некоторых из нас обманывать. Но лишь совсем немногих похоть превращает в животных, как Джоту. И глядя в его лицо в этот момент, я понял, что он достиг того состояния – несомненно, с ним такое случалось не один раз – когда ничего человеческого в нем не уже осталось.

Если ему придется убивать – не беда.

Если женщина умрет, сразу или потом – не имеет значения.

Если эта женщина была замужем, и ее жизнь, как и жизнь других, будет навсегда испорчена уже через несколько мгновений после этого – ну, а Джоте то что?

Если это был слабоумный ребенок, его кузина, которая благополучно проспала всю катастрофу – какое право она имела спать, если он хотел ее?

– Вэл. – Больше он так ничего и не сказал, но все его мысли и чувства ясно проступили на лице. Сначала он не собирался прерываться. Потом последовал гнев, когда Джота сообразил, что в моем присутствии у него ничего не выйдет. А потом… страх?

Мой кулак, который ударил его в лицо без особого умения, но с достаточной силой, заставил его сделать выбор. От любви и разговоров придется отказаться. Нужно драться. Другого выбора у него не было.

Он сделал попытку договориться. Вскочив на ноги, он отступил назад и сказал:

– Вэл, давай подойдем к этому разумно…

Я прыгнул к нему и ударил по губам, брызнула кровь.

Джота решил закончить ведение переговоров и широко размахнулся. Я перехватил руку Джоты и легко бросил его через бедро.

Однажды, когда мне было пятнадцать лет, в Шатли проходили соревнования по борьбе, и ко мне в руки случайно попал билет. На меня это произвело большое впечатление, но не само зрелище, а тот факт, что можно без особых усилий, если знаешь как, бросать людей гораздо более тяжелых, чем ты. Тогда-то я и начал заниматься борьбой.

Я так и не стал настоящим мастером. Но когда дело дошло до Джоты, то я вполне мог бы быть мировым чемпионом. Я мог бросить его на землю, не прикладывая особых усилий, а он не имел ни малейшего представления о том, как надо падать. Вместо того, чтобы катиться в направлении броска, он всякий раз с глухим стуком тяжело плюхался на землю, хотя она и была здесь довольно мягкой.

Я снова бросал его всякий раз, когда Джота поднимался на ноги, но сам не опускался на землю – ведь в мою задачу не входило положить Джоту на лопатки. Я не пытался переломать ему кости, инстинктивно я хотел сбить с него спесь, дать хороший урок, чтобы ему никогда больше не приходило в голову приставать ни к Дине, ни к Шейле.

Джота продолжать отступать, он не пытался убегать; и надо отдать ему должное – он вставал всякий раз, когда это было в его силах. И еще он пытался говорить со мной.

– Вэл, ты и я не должны… Я не собирался…

Послушай меня… – А потом, уж совсем нелепо. – Я предупреждаю тебя, Вэл…

Мы находились неподалеку от края стасиса, но когда я бросил Джоту в очередной раз, то как-то не подумал об этом. О природе стасиса я не имел ни малейшего представления. Для меня это была просто стена. Грег прошел сквозь нее, но на Греге был специальный костюм.

Когда я бросил его, и он покатился в сторону стены, мне казалось, что Джота просто остановится около нее, как и у любой другой стены.

Но этого не произошло.

Послышался странный рокочущий звук, и меня потащило в сторону барьера – это воздух потянуло в сторону дыры, которую пробил в стене Джота. Несмотря на яркое, пляшущее вокруг купола пламя, когда тело Джота вывалилось наружу, последовала такая вспышка, что на миг все остальное померкло.

Джота даже не успел закричать.

Вне стасиса пламя начало немного ослабевать, но температура все еще оставалась огромной. Джота исчез всего за несколько минут.

Когда Джота умирал, у меня за спиной послышался сдавленный крик ужаса. Я еще и сам не успел прийти в себя, поэтому не сразу повернулся назад. Я решил, что Дина пришла в себя.

Тут только, боковым зрением, я заметил, что Дина по-прежнему спокойно лежит на спине и продолжает мирно спать – значит под куполом появился кто-то еще.

Я повернулся и увидел Миранду.

Мне казалось, что я уже больше никогда не увижу живую Миранду. Она должна была погибнуть. Даже если удар Грега не убил ее, и Миранда сумела выплыть, что она могла сделать, не имея костюма, без которого невозможно было пройти через пылающий город.

На ней был костюм. И хотя ее немного шатало, а прядь волос скрывала один глаз, Миранда была в гораздо лучшем виде, чем можно было ожидать.

Она первая пришла в себя.

– Неужели ты не знал? – прошептала она. – Вэл, неужели ты не знал, что произойдет, когда он ударится в стену? Или ты пытался… убить его?

Конечно же, я не хотел убивать Джоту, меня потрясла и его ужасная смерть, и то, что причиной ее был я. И все же, ужас Миранды так поразил меня, что на время я даже перестал интересоваться тем, как она оказалась здесь.

– Чтобы я ни сделал, – с неожиданной злостью сказал я, – не тебе меня судить. Тебе ли открывать рот, когда ты знала о том, что должно было произойти, и не сделала ничего, чтобы предотвратить эту чудовищную катастрофу! Вы пришли сюда, чтобы понаблюдать за потрясающим зрелищем, чтобы насладиться Большим Пожаром в Шатли. А может быть – это вы устроили этот пожар?

Мои слова не смутили Миранду. Наоборот, она вдруг успокоилась.

– Ты не знаешь, – сказала она. – Так, или иначе, но это весьма существенно – то, что вы с Джотой подрались, в результате чего он погиб, а ты нет… Из-за чего вы начали драться?

Я ничего не ответил, только бросил выразительный взгляд в сторону Дины.

Дина продолжала безмятежно спать. Она казалось такой счастливой, словно ей снились чудесные сны.

– Ты что-нибудь сделала с Диной? – спросила я.

– Ее… лечили. Когда она проснется, она может стать другой. Ей еще спать не меньше трех часов. Я не могу обещать…

– И ты оставила ее с Джотой?

Глаза Миранды округлились.

– Ты хочешь сказать, что он… Так вот оно что.

– Помолчи, пожалуйста, несколько минут, мне надо подумать.

– Тебя почему-то ужасно занимает Джота – и совсем не интересуют десять тысяч людей, сгоревшем на этом огромном погребальном костре.

– Не десять тысяч. И даже не тысяча. Мы сумели спасти многих из тех, кто должен был погибнуть – ты ведь знаешь об этом, не так ли? Только вот мы не могли их оставить здесь, поэтому нам пришлось забрать этих людей с собой. Тех, кому было суждено погибнуть в этом пожаре, нельзя было оставлять здесь. Кроме Джоты. Спасти его и оставить здесь живым, было одной из главных целей всей операции.

– Легче было бы предотвратить пожар.

Она нетерпеливо покачала головой.

– Можно ли предотвратить Французскую революцию? Или остановить Первую Мировую Войну, даже если считать, что мы располагаем для этого достаточными возможностями? Нет, пожар в Шатли не мог не произойти. Мы могли совершить лишь небольшие изменения – спасти Джоту, например.

– Он погиб во время пожара? До того, как вы вмешались?

– Да.

– Ну, похоже, что ему не уйти от своей судьбы. Но почему тебя смущает такая мелочь, как то, что он бесследно сгорел? Сделай петлю. Грег это уже один раз делал.

– Мы должны попытаться, – согласилась Миранда. – Вопрос только – как? У меня нет с собой этого прибора.

Грег не даст мне вернуться назад через рощу. И я не могу уйти отсюда до рассвета. Если же я попытаюсь, то совершенно очевидно, что…

– Ради Бога, Миранда, объясни мне, что происходит. С самого начала ты говорила слишком много, и в то же время недостаточно. Или вы должны были быть самой обычной туристической группой и вести себе соответственно, или вы не должны ничего скрывать.

– И я, и Грег действительно рассказали тебе слишком многое, Вэл, – тихо проговорила она. – Но только тебе. То, что знают другие, не имеет никакого значения.

– Джил? Джота? Шейла? Дина?

– Джил ушел вместе с нами, и ты никогда больше его не увидишь. Он должен был погибнуть в огне вместе с Барбарой и Гарри. Они все ушли с нами. Джота, в данный момент, выпал из всех вариантов. Шейла знает все из вторых рук – только то, что ей рассказал ты. А Дина – и того меньше. А то, что она знает, так не правдоподобно, что, скорее всего Дина ничего не расскажет никому, кроме тебя.

Пока она говорила, мне вдруг стало ясно, что единственным человеком, который еще оставался в Шатли, продолжал дышать и знал что-то существенное относительно Белоснежки и великанов, был я. Никто, кроме меня, не обращал на них особого внимания в «Коппер Бич». Джил заметил странности с монетами, но он рассказал об этом только мне, а теперь будет совершенно невозможно что-либо доказать. Платья из люксона привлекли к себе внимание, но все кроме меня – и Томми – решили, что им это только мерещится от жары.

Помимо этого, и Грег, и Миранда говорили только со мной. Если бы я вдруг попал в Скотлэнд Ярд, или парламент, или в головной офис нашей страховой компании, у меня не было бы никакой надежды убедить их в том, что великаны были совсем не обычной группой туристов.

Конечно, неизбежно должны были возникнуть некие несоответствия, которые вполне могли бы вызвать любопытство у многих, в том числе и у официальных органов. Им никогда не удастся найти ни одного из туристов, раскинувших свой лагерь на берегу Сьют. Другие свидетели подтвердят удивительный рост великанов. К тому же, наверняка кто-нибудь видел великанов в странных балахонах. Это лишь увеличит число загадок.

Доказать что бы то ни было будет невозможно.

– Да, теперь я понимаю, – после долгой паузы отозвался я. – Но почему именно я? Только по тому, что я должен был остаться в живых?

– Дело не в этом, – сказала Миранда, – хотя в данный момент я не совсем понимаю, как ты и Дина можете спастись. Один из вас, да. Есть только один костюм. А вот, как вам спастись вместе…

У нас оставалось еще много времени до рассвета. Что-нибудь придумаем.

– Так почему же, все-таки я? – продолжал я настаивать.

Мы стояли и разговаривали, Миранда по-прежнему была в костюме, она только опустила очки. Теперь она приняла решение, отвернулась и начала снимать костюм.

Потом ей что-то пришло в голову, и она снова повернулась ко мне.

– Вэл, – сказала она, – ты помнишь, как мы первый раз встретились? Я тебя узнала. По фотографии. И была настолько беспечна, что дала тебе это понять. После этого я поговорила с тобой. Потом к тебе в офис пришел Грег. Мы оба хотели познакомиться с тобой, чтобы составить о тебе определенное мнение.

– Я что, так знаменит? – удивился я. – Занимаю такое важное положение?

– Нет, Вэл, скорее наоборот. Тебя сделали главным виновником пожара в Шатли.

Ее спокойная, холодная констатация этого факта потрясла меня. Наверное, я даже побледнел.

– Я… я его устроил?

– Нет, нет конечно. Истории никогда не требуется настоящий виновник. Скорее козел отпущения. После этого даже возникло новое слово – матерс. Не Матерс с большой буквы – ведь никто же не пишет теперь Бойкот с большой буквы. Просто матерс – что означает неизбежность катастрофы, которая должна последовать за супер не компетентностью.

– Матерс? – глупо переспросил я.

– Ну, это, конечно, несправедливо. Я знаю. Но история часто бывает не справедливой. Бесчеловечный монстр становится национальным героем. Умный человек, совершивший одну ошибку, превращается в посмешище и болвана. Дурак, случайно поступивший правильно, становится образцом мудрости. Ты…

– Ну, что я сделал?

– Ничего, – мягко ответила она. – Я уже говорила, что это не справедливо. Тебя будут обвинять в том, что ты сделал и в том, чего не совершал, а в результате, посчитают, что все обвинения были истинными. Тебя будут даже путать со старым Амосом как-там-его, который умер за много лет до того, как ты родился, но в его грехах обвинят тебя. Ты же знаешь, он сам устроил несколько пожаров. Общее впечатление от Вэла Матерса будет примерно таким: абсолютно бессердечный, беспринципный и, вдобавок, глупый. Он давал взятки и лгал для того, чтобы подчинить себе все страховое дело в Шатли, а потом устроил в городе пожар…

– Но ведь этого просто не может быть! – воскликнул я. – История не может…

– Ну, тут я немного ввела тебя в заблуждение.

Настоящая история, история истинных историков, гораздо честнее. В ней все получают по заслугам. Историки знали, что ты и старый Амос разные люди, что ты не устраивал пожара в Шатли и множество других фактов. Кроме того, тебе, возглавляющему всю страховую службу города, было крайне невыгодно устраивать этот пожар. Но логика и факты оказывают лишь косвенное влияние на создание легенды.

Она слабо улыбнулась.

– Теперь, когда я предупредила тебя, ты, возможно, сумеешь каким-то образом защитить себя. Если, конечно, выберешься отсюда…

– Я обязательно выберусь, – сказал я. – Если то, что ты сказала правда, то тут должен обязательно быть злодей, а если это не я……

– О, тут ты опять ошибаешься, Вэл. Это ты.

– Мне кажется, ты только что говорила…

Миранда вздохнула и сказала:

– Теперь мы с тобой в одной лодке. Ты будешь козлом отпущения – и я тоже. Тут есть и твоя и моя вина. Ты виноват в пожаре, а я в том, что моя миссия не удалась…

Подожди пока я сниму костюм, и тогда я расскажу тебе всю историю до конца.

С очевидным облегчением она сняла прозрачный костюм.

В стасисе было прохладно, но костюм не пропускал тепла.

На ее обнаженной спине и груди собралась влага.

Большой разноцветный синяк под правой грудью показывал то месту, куда пришелся небрежный удар Грега – тут он проявил халатность – удар в любое другое место мог закончиться для Миранды гораздо хуже.

Я хотел спросить, что произошло с ней, и где она достала костюм, но не стал этого делать. Ведь она обещала рассказать мне все, с самого начала.

Про великанов и про себя, про Джоту и про пожар.

И она рассказала мне.