– А это еще здесь причем?

– Если нет, то могут возникнуть определенные трудности.

– Так вы продаете здесь страховку, или нет?

– Я не продаю страховку, Грег. Я ее организовываю, если условия страховки выгодны обеим договаривающимся сторонам. Ну, давайте все-таки разберемся – вы хотите застраховаться, Грег? Вы не являетесь жителем Шатли.

– Да.

– И вас интересует страхование на ближайшие двадцать четыре часа?

– Мы собираемся пробыть здесь только двадцать четыре часа, – просто ответил он, – ну, может на час больше, или на час меньше.

– На какую сумму вы предполагаете застраховаться?

– Ничего особенного. Может быть, миллион фунтов. Возможно два.

Похоже, подумал я, пора вернуть разговор в разумное русло.

– Боюсь, что подобная сделка вряд ли сможет состояться, – сказал я. – Хотя в теории, страховка от непредвиденных обстоятельств возможна, скажем таких, как дождь в определенный день, или не урожай пшеницы, или задержка при поставке каких-то товаров; тут всегда возникают трудности при формулировании текста контракта и на выработку окончательного варианта уходит много времени. Будет совершенно невозможно составить подобный контракт в указанное время…

Грег расхохотался так, что оконное стекло задребезжало.

– Вэл, вы говорите, как самый настоящий старик, – заявил он сквозь смех.

– Значит, вы не рассматриваете все это всерьез? – задумчиво спросил я.

Он, наконец, перестал смеяться.

– Нет, конечно. Так, возникла одна идейка. Ничего себе идейка, в самом деле – но, как вы правильно заметили, не слишком реальная. Мне было интересно посмотреть на вашу реакцию.

– Что это за девушка, – неожиданно спросил я, – чье платье исчезает?

Совершенно не удивившись, Грег ответил:

– Такое может быть у любой, когда они надевают люксон.

– Люксон?

– Ну, видите ли, дело заключается в том… это один из парадоксов женской логики… Если она одета в платье, в совершенно приличное платье, части которого, периодически исчезают, в этом нет ничего такого – ведь на самом деле, платье остается на месте и только создается иллюзия, что оно исчезло.

– А почему никто не пьет пиво?

– Нам не нравится его вкус. И это вульгарно.

– Вульгарно?

– Ну, от него толстеют.

– Грег, откуда вы взялись?

– Отсюда.

– Отсюда? Может быть. Но всяко не из Шатли.

– Отсюда, – дерзко повторил он.

– А что это за разговоры о дуэли?

Мне снова удалось смутить и разозлить его. В глазах Грега зажегся красный свет животной ярости.

– Дуэль? Мне ничего о ней неизвестно, – резко ответил он. – А что знаете вы? А ладно, не имеет значения.

Он встал и направился к двери.

– Жаль, что вы не захотели заключить сделку, – бросил Грег через плечо. Уверенность вновь вернулась к нему. – Впрочем, я так и думал. Кстати, вы знакомы с Джилом Карсвеллом, не так ли?

– Да, но какое…

– И с Кларенсом Муллинером?

– Да. На самом деле…

– На самом деле он появится здесь в 15. 10.

И Грег аккуратно закрыл за собой дверь.

Джил позвонил мне прямо из банка – первый раз за все время его работы там – и сказал:

– Вэл, мне необходимо немедленно с тобой встретиться. Давай где-нибудь выпьем.

– Хорошо, – сразу согласился я, – встречаемся в «Коппер Бич».

– В этом хромированном морге?

– Там сейчас никого не будет.

– Понятно. Ладно. Встречаемся там, через пять минут.

Я сразу же направился в «Коппер Бич».

У двери меня схватил за рукав Томми – так ему не терпелось сказать мне что-то.

– Она снова прошла мимо, мистер Матерс. Если вы поторопитесь, то успеете догнать ее.

– Спасибо, Томми, – ответил я, высвободился из его цепких пальцев и вышел на яркое утреннее солнце.

В пятидесяти ярдах впереди шла девушка в розовом костюме. Хотя мне была видна только ее спина, я сразу понял, что это Белоснежка. Ее стройные, изящные бедра были лишь одним из атрибутов единственной на миллион фигуры, идеально дополняющей единственное на миллион лицо; было бы преступлением прикрывать такие ноги даже тончайшим нейлоном.

Тут меня ждал небольшой сюрприз: я никак не предполагал, что такая девушка будет ходить в одном и том же наряде два дня подряд.

Так как на сей раз она была одна, я вполне мог догнать ее и попытаться заговорить. Но мне не пришлось этого делать. Как раз в этот момент она бросила взгляд назад и на сей раз не стала делать вид, что никогда в жизни не видела меня. Девушка остановилась и подождала меня.

Когда я подошел довольно близко, ее плечи стали обнаженными. На этот раз я сумел хорошо разглядеть, как это происходило. Краем глаза я видел нижнюю часть жакета и юбки. Создавалось впечатление, что это мой взгляд прожег огромную дыру в ее одеянии.

Вокруг было несколько прохожих, и некоторые из них глазели на нее. Правда, по большей части, они делали вид, что ничего не замечают. (Мы ведь находились в Шатли.)

Когда между нами осталось десять футов, жакет Белоснежки снова стал целым, но зато юбка стала совсем коротенькой, как у пляжного костюма. Потом костюм обрел целостность, если не считать большого круглого выреза вокруг пупка.

Вырез был не совсем точным образом – материал костюма и тело девушки переходили друг в друга, как свет и тени от мерцающей в темноте свечи.

Теперь уже не только ее иссиня-черные волосы заставляли меня думать о ней, как о Белоснежке. Все ее тело, а к этому моменту я уже видел его большую часть в натуре, было бледно кремовым, а таким жарким летом добиться подобного результата было совсем непросто. Все великаны были сильно загорелыми.

Она пришла вместе с великанами, но не была одной из них.

Я остановился.

– Привет, – сказал я.

Она улыбнулась.

– Меня зовут Вэл Матерс, – представился я, – и я подозреваю, что вы меня хорошо знаете.

Этим я сразу заработал очко. Ее глаза округлились и она спросила:

– С чего вы это взяли?

– Вы узнали меня в баре вчера вечером.

Она кивнула, признавая, что так оно и было. Но больше она ничего не стала говорить.

– Кто вы? – спросил я.

– Миранда.

– Просто Миранда?

Ее костюм, что было довольно странно, перестал меняться. Возможно тут все зависело от того, под каким углом смотришь. Движимый духом эксперимента, я протянул руку, чтобы коснуться ее талии…

… Она больно ударила меня по руке, хотя в ее движении не было злости.

– Нужно сначала дождаться приглашения, – холодно заметила она, повернулась и, к моему глубокому разочарованию, пошла прочь. Я ждал большего от этой встречи.

Сзади ее костюм выглядел совершенно обычным, как и у любой другой девушки.

Джил уже ждал меня в «Коппер Бич». Хотя в баре было не так пусто, как прошлым вечером, здесь было не более полудюжины посетителей.

Мы устроились в углу, там, где прошлым вечером сидели великаны.

Джил и я были одного роста, и даже веса, и одно время походили друг на друга. Теперь он носил очки и с его лица не сходило упрямое выражение: оставьте-меня-в-покое; я очень надеялся, что выгляжу иначе.

Джил мог бы добиться чего угодно. То есть теоретически, способности позволяли ему это. На практике же он не добился ничего и никогда не добьется.

Будучи человеком чутким, я понимал его лучше, чем кто бы то ни было, за исключением, быть может, Барбары.

Но никто и ничем не мог ему помочь. Потому что он сам ничего не мог сделать для себя.

Малейшая критика, тень намека на порицание, даже шутливого, наносила ему глубокую рану. Он был страдалец.

Из тех, что раз слегка поцарапавшись, будут кровоточить не один день. Если же Джил совершал настоящую ошибку, то он не меньше месяца приходил в себя. Но эта ошибка могла быть чисто символической, даже и не ошибкой вовсе. Кому-нибудь было достаточно намекнуть, что он сделал нечто глупое и он начинал страдать. Долго и молчаливо.

Конечно, он защищался. Всю свою жизнь он тратил на то, чтобы защищаться от нападения, которого никто и не собирался на него совершать.

Я жалел его почти также сильно, как себя. Что толку от почти гениальных способностей, если небрежная реплика дурачка-клерка могла привести к месяцу беспрерывных страданий?

Джил женился на Барбаре, другом странном гении – она рисовала, занималась лепкой, писала стихи и наотрез отказывалась удаляться от своего дома более чем на пять миль. Видимо, у нее были такие длинные корни.

– Что тебе известно, Вэл? – неожиданно спросил Джил, после того, как официантка принесла нам пиво. – Как ты думаешь, что здесь происходит?

Я достал монетку.

– Давай разыграем подачу.

Джил проиграл, и я предложил ему начинать.

– Банда каких-то ребят болтается вокруг нашего дома, – сказал он. – Их почему-то очень интересует Гарри.

Гарри был двухлетним сыном Джила и Барбары. Он был их единственным ребенком и таковым и останется по двум весьма убедительным причинам. Барбара больше не могла иметь детей. Да и Джил – как он мне однажды признался одним пьяным вечером, когда мы оба изо всех сил жалели себя – тоже.

– Могу я одолжить у тебя Дину? – спросил он. – Она бы составила компанию Барбаре.

Так значит вот в чем было дело.

– Приезжает Джота, – напомнил я ему. – И он собирается остановиться у вас.

– У нас? – удивился Джил. – У тебя прекрасный, большой дом. А у нас…

Он замолчал.

Туалет у них был на улице. Деревянные ступеньки крыльца так скрипели, когда вы поднимались в их квартиру, что создавалось впечатление: сейчас рухнет весь дом. Когда один или два года назад, все дома проходили переоценку, почти у всех – в том числе и у нас – стоимость почти удвоилась. А вот дом Джила стал стоить вдвое меньше – человеческие существа вообще не должны жить в подобных развалинах.

Работая банковским клерком, Джил зарабатывал большие деньги – другие, получая меньшую зарплату, и имея даже по несколько детей, умудрялись жить вполне прилично. Но Джил и Барбара были начисто лишены практической сметки. Они регулярно покупали вещи, без которых могли совершенно спокойно обойтись, забывая купить самое необходимое.

– Наверное, мы справимся, – со вздохом согласился он.

– Ты по-прежнему хочешь, чтобы Дина пожила у вас?

– Да. Мне нужно уходить на работу, а Барбара нервничает.

– От Дины будет немного проку.

Джил нетерпеливо пожал плечами. Он всегда начинал проявлять нетерпение, когда кто-то не мог сразу понять его – даже тогда, когда он не сообщал всей необходимой информации.

– Я не думаю, что эти ребята хотят чего-нибудь плохого. Может быть, они вообще больше не появятся.

Просто Барбара целый день находится одна в доме… Я подумал о Дине, потому что она тоже, в основном сидит дома. А если там будет еще и Джота…

Он не закончил, а я не стал ничего уточнять.

Насколько нам было известно, Джота лишь однажды нарушил те дружеские узы, которые было никак нельзя нарушать.

Джил знал, что тогда произошло – Шейла рассказала Барбаре. Сама мысль о том, что Джота может начать приставать к Барбаре, казалась мне совершенно фантастичной, но Джил, видимо, считал иначе.

– Хорошо, – согласился я. – Постараюсь уговорить Дину.

Как ни странно, Дина прекрасно уживалась с Джилом и Барбарой. Грустные гении не любят конкуренции и не переносят критики, а Дина была неспособна ни на то, ни на другое.

Больше мы не стали говорить о Джоте. Барбара позаботится о Дине, а оказавшись без меня и Шейлы (которой она странным образом доверяла) Дина не будет отходить от Барбары.

– В этих ребятах есть что-то странное, – заметил Джил. – Они пришли в банк поменять деньги. Серебряные монеты на банкноты. Никто кроме меня не заметил одной очень необычной вещи. Почему-то я никому не сказал об этом.

Джил порылся в карманах и достал две полукроны, два флорина и два шиллинга. Он больше ничего не сказал, поэтому я стал сам рассматривать их. Полукроны были новенькими монетами 1961 года выпуска. Флорины – старыми и потускневшими, 1935 года. На шиллингах стоял 1952 год.

– Я понял, на что ты намекаешь, – сказал я.

– Ты так думаешь, – в его голосе прозвучало сомнение. Джил с его повышенным IQ никогда не мог себе представить, что кто-то еще, кроме него, способен сделать хоть сколько-нибудь серьезные обобщения, чем… например, Дина.

Я посмотрел более внимательно. На одной из полукрон я заметил почти невидимую царапину на волосах королевы.

На второй была точно такая же. Флорины тоже выглядели абсолютно одинаковыми.

– И таких монет было много?

– Да.

– Хочешь что-нибудь добавить? – спросил я.

– Пока, нет. Ну?

Он хотел, чтобы я попытался сделать тот же вывод.

– Я знаю, почему ты никому не сказал об этом, – заявил я.

– Неужели?

– Это, конечно, фальшивые монеты. Но качество работы таково, что это будет очень трудно доказать, особенно теперь, когда они смешались с другими. А банкноты нельзя просто продублировать – их сразу выдадут номера.

Джил со сдержанным одобрением кивнул.

– Так почему же я об этом не сказал сразу?

– Потому что тебе пришлось бы отвечать. Могли возникнуть неприятности. А так неприятностей практическим наверняка не будет.

– Умно, – проворчал он. – А теперь расскажи, зачем они это сделали.

– Им были нужны деньги – вот они их и сделали, – ответил я.

Он фыркнул, но не стал больше об этом говорить.

Вместо этого он потребовал:

– А теперь расскажи, что известно тебе самому.

Я рассказал. А закончил свое сообщение описанием последней встречи с Мирандой.

Его глаза засверкали.

– Абсолютная провокация, – заявил он.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что может быть проще? Любой наряд, который надевает на себя женщина, производит впечатление первые пять минут. После того, как она снимает блузку, и ты видишь самый низкий вырез, который только можно себе представить, и после того, как ты его разглядишь, как следует, она с тем же успехом может надеть блузку обратно.

Видимо на лице у меня отразились сомнения, поэтому, Джил продолжал развивать ту же тему:

– Ты никогда не замечал, что никто не обращает внимания на старшеклассниц, кроме разве что сластолюбивых старичков, когда они ходят в своих маленьких белых шортиках? Но стоит им надеть юбки и проехать на велосипеде в ветреную погоду… Хорошенькая девушка надевает бикини, и все мужчины на пляже начинают глазеть на нее. И глазеют – некоторое время. А потом она надевает сверху свободный халатик, и они всякий раз поворачиваются к ней, когда халатик распахивается.

– Я как-то никогда об этом не думал, – признался я.

Он изумленно посмотрел на меня.

– Никогда не думал об этом? И ты говоришь это десять минут спустя после того, как ты разглядывал изумительную Миранду?

– Я был слишком занят тем, что сомневался в собственном рассудке. Но теперь я понимаю, о чем ты говоришь.

Так оно и было. Удачливые исполнительницы стриптиза не просто снимают свою одежду. Они дразнят. А что может быть более дразнящим, чем платье из люксона? Что может быть более обольстительным?

Джил придумал замечательный термин – «абсолютная провокация».

Нынешние моды даже и близко к этому не подходили. В самом деле, слишком длинные, нечесаные волосы, обтягивающие джинсы и свободные свитера, длинноносые, плоские туфли, неестественный макияж и слишком короткие юбки у тех, кому они совершенно не годились – никогда ранее молодые девушки не выглядели такими малопривлекательными.

Подобная одежда не имела ни малейшего отношения к нынешней моде.

– Откуда же они взялись? – пробормотал я. – Из космоса?

То что Джил никак не отреагировал на мои слова говорило о том, что эта идея не является для него новой.

И это притом, что он был одним из самых закоренелых скептиков в Шатли.

Я собирался съездить пообедать домой, чтобы спросить у Дины не захочет ли она немного пожить у Карсвеллов, но позвонить Шейле и предупредить ее я не успел. Как оказалось, только к лучшему.

Когда я вышел из конторы, ко мне подошла Миранда и спросила:

– Не хотите угостить меня обедом?

Это был риторический вопрос.

Я отвел ее в «Красный Лев» частично потому, что не было особого выбора, но главном образом из-за того, что в «Красном Льве» были кабинки, в которых можно было спокойно поговорить.

На сей раз на ней было серебристо-серое платье, которое никуда не исчезало, но она все равно была изумительно хороша.

Если лагерь великанов действительно был их единственной базой, то после встречи со мной она должна была сразу направиться туда, чтобы успеть переодеться и снова оказаться здесь.

Когда мы уселись в кабинке, я сказал:

– Я ждал.

– Чего ждал?

– Приглашения.

Она слабо улыбнулась и сказала:

– Это не такое приглашение.

– Что вы хотели сказать мне, Миранда?

– А почему вы так уверены, что я собираюсь вам что-нибудь сказать?

– Потому что единственная причина, по которой мы могли оказаться здесь, заключается в том, что вы хотели либо сказать мне что-нибудь, либо спросить – а у меня сложилось такое впечатление, что я мало чего могу сказать из того, что вам неизвестно.

– Может быть и другая причина.

– Какая, например?

– Меня вы интересуете. Может быть, мне любопытно узнать какой вы человек. А что хотите узнать вы?

– Откуда пришли вы и ваши друзья?

– Отсюда, – сказала она, в точности повторив ответ Грега.

Тут наш разговор прервала официантка, а когда она ушла, взяв заказ, Миранда чуть приоткрыла свои карты.

– Если хотите, я могу назвать вам одну из причин, по которым я захотела пообедать с вами.

– Так почему?

– Я хочу, чтобы вы познакомили меня с Джотой.

Я мог бы и сам догадаться. В этой безумной истории одно, судя по всему, осталось неизменным – Белоснежку не мог не заворожить принц.

– А что вам известно о Джоте? – спросил я.

Она только улыбнулась и пожала плечами.

– Грег называет его Кларенсом Муллинером, – небрежно бросил я.

Она даже привстала.

– Грег? Когда вы успели поговорить с Грегом?

– Сегодня утром. Он заходил ко мне в контору.

Миранда явно рассердилась, а может быть, она даже чего-то испугалась. Это был отличный шанс, и я надеялся, что мне удастся использовать его. Только сейчас мне пришла в голове мысль, что я могу попробовать столкнуть лбами великана номер один и Белоснежку.

А в такой ситуации, чем меньше буду говорить я и чем больше Миранда, тем лучше.

– Что ему было нужно? – резко спросила она.

– Развлечься, так я полагаю. Он хотел застраховаться от катастрофы здесь, в Шатли, в ближайшие двадцать четыре часа.

– Вандал, – выдохнула она.

– Вандал? – это становилось интересным. Мне не приходило в голову, что Грег сначала собирается застраховаться от катастрофы, а потом ее учинить.

– Вы все равно не поймете.

– Ну, конечно, нет. Я вообще мало что понимаю.

– Извините. Я не хотела вас обидеть.

А потом она неожиданно улыбнулась, так что мои паруса разом перестал наполнять ветер, и сказала:

– В любом случае, это не имеет значения. Грег дурак, опасный, самовлюбленный, безответственный дурак… но это не имеет значения.

Я решил немного пошутить:

– Почему же нет? Потому, что мы не имеем значения?

Потому что мы живем в другой стране? В другом мире? В другом измерении? В другом времени?

Тут, как всегда не вовремя, вошла официантка и принесла суп, (это был, конечно, виндзорский коричневый).

Когда она ушла, я спросил:

– Сколько вам лет, Миранда?

В ответ я удостоился лишь очередной улыбки.

Вероятно, подумал я, она была заметно старше, чем выглядела. Сидя совсем рядом с ней, я мог видеть, что удивительная аккуратность, столь характерная для юных великанов, была у нее абсолютной. Я не хочу сказать, что все они были очень красивыми. Но, как у Миранды, ни у одного из них не выбивались волосы из прически, не было шрамов, царапин, у всех были идеальные зубы, тщательно отманикюренные ногти. И не смотря на страшную жару, она совсем не потела. Казалось, что она совсем не накрашена, но я бы мог голову отдать на отсечение, что это не так.

– Вы накрашены? – не удержавшись, спросил я.

– Да.

Ее серое платье было на первый взгляд совершенно неприметным и, в то же время, абсолютно невозможным.

Нигде на нем не было ни пятнышка, ни лишней складки. И оно сидела на ней так идеально, что это просто не представлялось возможным.

Обычные платья, которые носили обычные девушки, не имели ничего общего с платьем Миранды. И нигде на нем не было видно швов.

– И вы наверняка, – задумчиво произнес я, – не носите лифчик.

– Не ношу.

– Тогда как…? – Отбросив все романтические мифы, надо признать, что женщинам необходимо нечто, обеспечивающее необходимую форму.

– Выборочное натяжение материала, – спокойно пояснила она. – Разная степень эластичности в разных местах.

Увидев выражение моего лица, она впервые за все время рассмеялась.

Она перестала смеяться, когда я сказал:

– А вы ведь и в самом деле прибыли сюда из будущего.

– Послушай, – сказала она, – я скажу тебе одну вещь – и это будет правдой. А потом мы поговорим о чем-нибудь другом. Мы пришли из настоящего. И мы пришли отсюда.

– И все же ты сказала мы «пришли», – быстро вставил я.

Ее глаза сверкнули, и я понял, что она оценила мою наблюдательность. Так как она продолжала молчать, я продолжал:

– Тогда другое измерение?

– Измерение? – переспросила она. – Что это такое?

Я попытался изложить ей своими словами теорию о множественности миров. Она казалась заинтересованной.

– Но ведь это только теория? – спросила она. – И никаких доказательств нет?

– Нет, я думаю, что тебе хорошо известны доказательства.

Она снова слабо улыбнулась.

– А сейчас, – твердо заявила она, – мы будем говорить о тебе. – После небольшой паузы она добавила: – И о Джоте.

– Нет, – возразил я. Хотя у меня был шанс, и я не сумел использовать его, сдаваться было еще рано. – Сначала мы поговорим о Греге. И о тебе.

В результате я все-таки проиграл. Миранда снова полностью контролировала ситуацию. Она не будет спрашивать о том, что произошло между мной и Грегом. Она не станет обсуждать это.

Тогда я рассказал ей про Джоту, Джила и себя. Всякий раз, когда я пытался перевести разговор на нее и великанов, она твердо возвращало меня обратно. Я рассказал ей о Шейле, но про Дину и Мэри говорить не стал.

Только трижды, коротко, наш разговор сворачивал с того пути, по которому так старательно направляла его Миранда.

Первый раз, когда я рассказывал о том времени, когда Джота, Джил и я были Ужасной Троицей, и я спросил Миранду, как они называют себя. Она немного подумала и сказала:

– А как бы ты назвал нас? Есть какие-нибудь идеи?

– Белоснежка и великаны.

Она посмотрела на меня и немного неуверенно рассмеялась. Миранда думала, что должна знать то, о чем я говорил, но явно не знала. Это немного выбило ее из колеи, и я сказал:

– Грег говорил: «такое же честное, как… " вместо того, чтобы сказать: «такое же хорошее, как… " А еще он говорил: «какого фиска…»

Миранда подскочила, чуть не перевернув свою тарелку.

– Я предположил, – небрежно продолжал я, – что это значит что-то вроде «какого дьявола…»

– Ну, это выражение значит нечто большее, – сказала Миранда. – Тут есть некоторые сексуальные намеки.

– Меня это не удивляет. Еще он говорил: «вульгарно», имея в виду «толстеть».

Миранда молчала.

– Мелкие ошибки, – не унимался я, – но ни один человек, родившийся между 1850 и 1950 годом, их никогда не сделает.

– Грег очень беспечен, – вздохнула Миранда, – слишком беспечен.

– Зато ты – нет. Я это заметил. Если не считать того, что несколько раз надевала костюм из люксона.

– Я больше этого не сделаю.

– Жаль.

Второй раз это случилось, когда подошло время десерта. Я спросил, как ей нравится кухня этого ресторана, а она немного удивленно ответила: «но ведь это только еда», и хотя она моментально заговорила о другом, у меня возникло еще одно странное ощущение: Миранда и великаны ели и пили так, как мы разводим огонь, или заливаем топливо в бак автомобиля. Это необходимо сделать, а качество топлива, если оно удовлетворяет минимально допустимым стандартам, не имеет существенного значения.

Последний раз это произошло, когда мы уже собирались уходить. Когда она встала, я заметил то, что мог бы заметить гораздо раньше, если бы был хоть немного наблюдательнее. У нее не было с собой сумочки, а на платье не существовало ни одного кармана.

– А где ты носишь свои вещи?

– Какие вещи?

– Деньги, косметику, ключи, носовой платок и тому подобное.

– А зачем они мне могут понадобиться? – кротко спросила Миранда.

Мы уже вышли на яркий солнечный свет. Было, как всегда, жарко.

– Спасибо за обед, Вэл, – сказала Миранда. – Мы еще увидимся.

Она зашагала прочь так быстро, что если бы мне хотелось продолжить с ней разговор, то я вынужден был бы бежать.

А судя по тому, как она шагала, я быстро сообразил, что и бежать Миранда будет куда быстрее меня.

Глядя ей вслед, я подумал, что Миранда, по-своему, была столь же беспечна, как и Грег. Только у нее это было иначе.

Мы вместе пообедали – мужчина и девушка. С тем же успехом мы могли бы быть роботами.

Конечно, некоторые чисто личные слова были сказаны, особенно мной. И, вообще, я вел себе, как человеческое существо.

Но Миранда…

Все что сказала и сделала, Миранда могла бы сказать и сделать с расстояния в десять тысяч миль и десять тысяч лет.

– Ты ведь не веришь в это? – усмехнулся Джил. Усмешка – была, пожалуй, самым подходящим словом, чтобы описать гримасу, которую он скорчил. Там где другой человек выказал бы вежливое удивление – реакцией Джила было полное недоумение: неужели можно так слабо соображать?

– Нет, верю, – упрямо сказал я.

– Ты хочешь сказать, что один из этих великанов заявил, что Джота появится здесь в 15. 10 и ты считаешь, что так оно и будет?

Я взглянул на свои часы. Они показывали восемь минут четвертого.

– Ты можешь верить во все, что тебе хочется, Джил, – сказал я. – Но эти великаны не просто обычные парни. Я пытался понять, как Миранде удалось заставить меня так разговаривать с ней около часа назад, не давая нашей беседе хоть чуть-чуть отклоняться в сторону, а теперь мне все стало понятным. Она знала, какие вопросы следует задавать.

Джил попытался что-то сказать, но я еще не закончил.

– Может быть, Грег имел в виду, что Джота появится в Шатли ровно в 15. 10, но я думаю, что он имел в виду именно это место. Мне кажется, что он хотел сказать, что где бы я ни находился – дома, в «Красном Льве» или вернулся бы сюда, я бы увидел Джоту ровно в 15. 10.

– Из всех бессмысленных, смешных, суеверных… – начал Джил.

Он, несомненно, нашел бы еще немало сочных определений, прежде чем завершил ряд существительным. Но именно в этот момент дверь открылась.

Я дал строгие указания, чтобы всякого, кто появится после трех часов, незамедлительно пропускали ко мне в кабинет. Вот почему Миранда так легко добилась своего.

– Ты удивлен? – сказала она. – Я же сказала тебе, что хочу, чтобы ты познакомил меня с Джотой.

– Да, я удивлен, – заметил я, – но не этим, а тем, что ты считаешь необходимым представление. Со мной ты прекрасно обошлась без него.

Она улыбнулась и повернулась к Джилу.

– Привет, Джил, – сказала она. – Краснуха у Гарри уже прошла?

Хотя Джил не ответил, я видел, что он был поражен.

Видимо у Гарри действительно была краснуха, и меня бы не слишком удивило, если бы у великанов не было никакой возможности узнать об этом.

Миранда села и чопорно поправила юбку, как это часто делают девушки (хотя я подозреваю, что ей пришлось тренироваться, чтобы это получалось естественно). И в тот самый момент, когда она перевела взгляд на дверь, в кабинет вошел Джота.

Он никогда не был красивым. Я не знал ни одного настоящего Дон Жуана, который был бы очень красивым.

Женщинам нравятся мужчины самых странных форм и размеров. У Джоты был длинный нос, глубоко посаженные глаза, впалые щеки и черные волосы, почти такие же темные, как у Миранды. Он был высоким и очень худым. Более всего он походил на фанатика или мистика, и это впечатление не было таким уж неверным, хотя фанатизм был лишь одной из многих составляющих его сложной натуры.

Он даже не посмотрел на меня или Джила. Джота сразу направился к Миранде, нежно взял ее за руку, поднял на ноги и сказал с высоты своего девятидюймового преимущества в росте:

– Вы фантастическая.

– Я знаю, – холодно сказала Миранда, – но спасибо, что заметили.

– Вас должно быть зовут Венера.

– Ну, раз вы так говорите, – ответила Миранда.

Так продолжалось довольно долго, и я заметил, наблюдая за Джотой, что во второй раз в жизни он начинает раздражать меня куда больше, чем это когда-либо удавалось Джилу.

Со старыми друзьями, которых вы знаете уже много, много лет, бывает так странно – вы уже давным-давно забыли, нравятся они вам, или нет. Теперь этот вопрос вдруг перестал быть риторическим.

Джил… Он не сумел завести новых друзей за последние пятнадцать лет. Он и до конца жизни не сможет этого сделать. Он превратился в амальгаму из брони, гнева, язвительности и антагонизма, крепость на острове, которую ни одна армия никогда не захочет штурмовать. Они промаршируют мимо по материку, не удостоив эшелонированной обороны даже презрительной улыбки.