В предисловии к изданию 1773 г. Макферсон с законной гордостью писал: "Энтузиазм, с каким эти поэмы были приняты за границей, служит вознаграждением за ту холодность, с которой некоторые демонстративно отнеслись к ним дома. Все просвещенные народы Европы перевели их на свои языки". {Poems, vol. I, p. V-VI.} Конечно, с присущим ему тщеславием он преувеличивал, говоря о "всех просвещенных народах, Европы". Однако действительно в трех странах, игравших наибольшую роль в культурной жизни европейского континента, - Франции, Германии, Италии - его Оссиан к тому времени переводился. Французские переводы "Отрывков" начали появляться в 1760-1761 гг., а немецкие - в 1762, после чего в Германии стали переводить и поэмы, причем полный немецкий перевод "Фингала", выполненный Альбрехтом Виттенбергом, был опубликован в 1764 г. Годом раньше итальянский ученый и поэт Мелькиор Чезаротти выпустил стихотворный перевод "Поэм Оссиана, сына Фингала", снабдив его множеством примечаний, где, в частности, ставил шотландского барда выше Гомера. {Poesie di Ossian figlio di Fingal antico poeta celtico ultimamente scoperte e tradotte in prosa inglese da Jacopo Macpherson, e da quella transportate in verso italiano dall' Ab. Melchior Cesarotti con varie annotazioni de' due traduttori. Padova, [1763].}
      По-видимому, все-таки с наибольшим энтузиазмом Оссиан был встречен в Германии (куда, между прочим, он попал одновременно и был воспринят параллельно с "Новой Элоизой" Руссо). {См.: Tombo R. Ossian in Germany. Bibliography, general survey, Ossian's influence upon Klopstock and the Bards. New York, 1901; Horstmeyer R. Die deutsche Ossianiibersetzungen des XVIII. Jahrhunderts. Greifswald, 1926.} Здесь в феодально раздробленной стране конституционная Англия привлекала симпатии передовых умов, и английская литература пользовалась неизменным их вниманием и сочувствием. Оссианические творения Макферсона проникали сюда вместе с трагедиями Шекспира, романами Ричардсона, поэмами Мильтона и Юнга. До конца XVIII в. в Германии было опубликовано четыре полных перевода "Поэм Оссиана" (самый ранний из них, принадлежавший Михаэлю Денису и выполненный гекзаметром, вышел уже в 1768 г.) {Die Gedichte Ossians, eines alten celtischen Dichters, aus dem Englischen libers, von M. Denis, aus der G. J. Bd I, II. Wien, 1768.} и 34 частичных; в числе переводчиков подвизались Якоб Ленц, Гердер, Бюргер. Впрочем, многие немецкие читатели не нуждались в переводе (чему способствовала, в частности, простота языка Макферсона), и в 1770-1780-е годы в Германии трижды выходил английский "Оссиан". Инициатором этих изданий был друг Гете И. Г. Мерк.
      В это время в Германии поэмы Оссиана признавались древними памятниками и какие-либо сомнения критиков в их подлинности считались чуть ли не проявлением дурного вкуса и невосприимчивости к истинным художественным ценностям. {См.: Tombo R, op. cit., p. 73.} И для этого были свои причины. Помимо общих эстетических особенностей, обусловивших европейский успех Оссиана, здесь своеобразно преломлялись и патриотические устремления Макферсона. Обращение к героическому прошлому в противовес современному униженному положению нации находило живой отклик у литераторов, обличавших феодально-абсолютистское убожество своей страны. Именно так воспринял Оссиана поэт Фридрих-Готлиб Клопшток, который, опираясь на Макферсона, на переводы рунической поэзии Томаса Перси и труды Малле, создавал образ древнегерманской поэзии. Он даже утверждал, что "Оссиан - германец по происхождению, поскольку он каледонец", {Письмо к И. В. Л. Глейму от 31 июля 1769 г. (Klopstock und seine Freunde, Bd II. Halberstadt, 1810, S. 214).} и шотландский бард служил ему примером при возрождении национального искусства германских "бардов". В программной оде Клошнтока "Холм и роща" (1767), где "холм" - это Геликон, обитель греческих муз, а "роща" - место пребывания бардов, немецкий поэт беседует с тенями греческого певца и северного барда (само это общение с тенями шло от Оссиана) и в итоге приемлет завет барда, "безыскусного голоса души", который призывает к созданию национальной поэзии, самобытной и действенной. {См.: Гейман В. Я. Клопшток. - В кн.: История немецкой литературы, т. II. М, 1963, с. 174-175.} Декларация Клопштока была воспринята группой близких ему поэтов (Герстенберг, переводчик Оссиана Денис, Кречман,.Хартман и др.); они гордо именовали себя "бардами" и, подражая Оссиану, создавали стилизацию под древнюю поэзию.
      Знакомство с Оссианом оказало влияние на созданную И. Г. Терьером теорию народной поэзии, которая в свою очередь явилась одним из литературных манифестов движения "Бури и натиска". Перевод Дениса дал немецкому мыслителю повод для рассуждений о характере и стиле народной поэзии, оформленных в виде статьи "Извлечения из переписки об Оссиапе и о песнях древних народов" (1771). Считая шотландского барда оригинальным гением, равным Гомеру, Гердер писал: "... стихотворения Оссиана представляют собою песни, песни народа, необразованного, но одаренного непосредственным чувством, песни, которые долгие годы жили в устной традиции, передаваемой от отца к сыну". {Гердер И. Г. Избр. соч. М.-Л., 1959, с. 24.} С поэмами Оссиана Гердер сопоставлял песни других народов и стремился выяснить особенности народной поэзии, естественной, живой, свободной и чувственной; понять ее, считал он, можно только в обстановке, где она возникла (так, он вспоминал, что читал "историю Утала и Нинатомы - в виду острова, на котором она произошла"). {Там же, с. 32. Утал и Нинатома - герои поэмы "Бератон".} Только в соприкосновении со стихией живой народной поэзии видел Гердер возможность преодолеть упадок современной литературы - книжной, рассудочной и искусственной. "Оссиан, песни диких народов, песни скальдов, романсы, областные песни могли бы вывести нас на лучший путь, если бы мы захотели научиться у них чему-нибудь большему, чем только форме, внешним приемам, языку", - заключал он. {Там же, с. 59. См.: Gillies A. Herder und Ossian. Berlin, 1933.}
      Оссиан вызвал живой интерес у молодого Гете; последующее его знакомство с Гердером несомненно этот интерес усилило. В 1771 г. Гете перевел отрывок из "Теморы" и "Песни в Сельме". {См.: Hennig J. Goethe's translations of Ossian's Songs of Selma. - The Journal of English and Germanic philology, 1946, vol. XLV, N 1, p. 77-87.} Последний перевод он позднее приписал герою романа "Страдания юного Вертера" (1774), которого наделил многими собственными чертами. Кельтский бард овладевает душой юноши в трагическую пору его жизни; именно в его поэзии страдалец Вертер, близкий уже к самоубийству, находит отклик своим душевным мукам. "Оссиан вытеснил из моего сердца Гомера. В какой мир вводит меня этот великан! Блуждать по равнине, когда кругом бушует буря и с клубами тумана, при тусклом свете луны, гонит души предков слушать с гор сквозь рев лесного потока приглушенные стоны духов из темных пещер и горестные сетования девушки над четырьмя замшелыми, поросшими травой камнями, под которыми покоится павший герой, ее возлюбленный!". {Гете. Страдания юного Вертера. М., 1957, с. 199-200.}
      Оссианическая "радость скорби" при посредстве Вертера сближалась с "мировой скорбью" (Weltschmerz), и уже в таком преломлении, осложненная новым комплексом нравственных идей и социального протеста, вторая волна оссианизма прошла по Европе и даже проникла обратно в Великобританию. {См.: Stewart A. M. Ossian and Germany. - Scottish literary news, 197 vol. III, N 3, p. 12-13.} В некоторых странах (в том числе и в России) само имя барда было впервые напечатано на страницах романа Гете. {Впоследствии Гете изменил свое отношение к Оссиану, как и ко многим другим увлечениям молодости. Когда в 1829 г. английский путешественник Г. К. Робинзон заметил ему, что именно "Вертер" ввел Оссиана в моду, Гете, улыбнувшись, сказал: "Это отчасти верно, но критики не обратили внимания на то, что Вертер восхвалял Гомера, пока был в здравом уме, а Оссиана, - когда уже сошел с ума" (Robinson H. С. Diary reminiscences and correspondence, vol. II. New York, 1877, p. 106).} Однако уже к концу века в Германии отчетливо проявляется спад былого увлечения. В. Шредер, публикуя в 1800 г., новый перевод "Фингала", жаловался, что Оссиана больше почитают, чем читают. {См.: Tombo R. Ossian in Germany, p. 74.} Некоторая вспышка интереса, вызвавшая появление новых немецких переводов в начале XIX в., была, видимо, связана с полемикой после смерти Макферсона и публикацией "оригиналов". В дальнейшем же Оссиан в Германии перешел в основном в руки ученых специалистов.
      Несколько иначе сложилась его судьба во Франции. {Подробному исследованию французского оссианизма посвящена монография: Van Tieghem P. Ossian en France, t. I, II. Paris, 1917.} Господство эстетики классицизма было здесь несравненно более прочным, чем в Англии или Германии, и новые тенденции утверждались с трудом. Когда в 1760 г. государственный деятель, мыслитель и литератор А.-Р.-Ж. Тюрго, много переводивший античных, английских и немецких авторов, поместил в "Journal etranger" переводы двух из "Отрывков старинных стихотворений", он в специальном предисловии, как бы извиняясь перед читателем, отмечал их исключительную необычность: "Вы найдете в этих двух отрывках беспорядочное движение, резкие и внезапные переходы от одной мысли к другой, нагромождение и смешение образов, относящихся к великим явлениям природы или привычным явлениям сельской жизни, частые повторения, короче говоря, - все красоты и все уродства, характерные для так называемого восточного стиля". {Ibid., t. I, p. 114.} В устах Тюрго "восточный стиль" означал все то, что отличало поэзию диких народов, противопоставлявшихся цивилизованным нациям.
      Когда появился "Фингал", парижский "Journal encyclopedique" заявил, что французский его перевод был бы невыносим. А в 1770 г. сам Вольтер критиковал и пародировал оссианический стиль. Все это не могло не отразиться на характере первых переводов. Переводчики старались достичь некоего компромисса: с одной стороны, познакомить читателей с новым литературным явлением, вызвавшим широкий интерес, но, с другой - не слишком выходить за рамки общепринятого стиля.
      В 1772 г. в Париже и Амстердаме вышел двухтомный сборник "Избранные эрские сказки и стихотворения", где во второй части были помещены четырнадцать переводов из Оссиана. {Choix de contes et de poesies erses. trad, de l'anglois, pt. II. Amsterdam-Paris, 1772, p. 5-90.} Анонимный переводчик, {По поводу атрибуции переводов нет единого мнения. Исследовательница творчества П. Летурнера считала переводчиком его (см.: Gushing M. G. Pierre Le Tourneur. New York, 1908, p. 90-92). Ей возражал Ван Тигем, доказывая, что это был не сам Летурнер, но, видимо, кто-то из его окружения (см.: Van Тieghem P. Ossian en France, t. I, p. 248).} оставив в стороне "Фингала" и "Темору" и обратись к малым поэмам, поступал с ними весьма вольно. В одних случаях он перелагал целые поэмы, в других - делал из них извлечения, в третьих - соединял фрагменты разных поэм. Особенно его привлекали лирические пассажи. Так, начало "Кромы" превратилось у него в отдельное произведение "Мальвина, оплакивающая смерть Оскара, своего любовника", а из приложения к той же поэме возникло "Описание октябрьской ночи на севере Шотландии". Менялись имена для придания им благозвучности: Fovargormo становилось Forar, Mal-orchol - Malor и т. п. В итоге получались изящные скорбные прозаические элегии, довольно далекие от Макферсона, но зато приближенные к господствующему вкусу.
      Особого успеха этот сборник все же, по-видимому, не имел (правда, оссианические фрагменты занимали в нем скромное место). Не вызвал интереса читателей и появившийся два года спустя перевод "Теморы", создатель которого маркиз М.-А. де Сен-Симон постарался передать эпос Макферсона по возможности точно. {Temora: poeme epique en huit chants, compose en langue erse ou gallique par Ossian, fils de Fingal. Trad, d'apres l'edition anglaise de Macpherson par le Marquis de St. Simon. Amsterdam, 1774.} Решающую роль в распространении во Франции "Поэм Оссиана" сыграл Пьер Летурнер (Letourneur, 1736-1788), известный пропагандист английской литературы, который ранее уже перевел поэму "Ночные мысли" и другие произведения поэта-сентименталиста Эдуарда Юнга, прозаические "Размышления среди могил" Джеймса Харви, а в середине 1770-х годов принялся за основной труд своей жизни - перевод Шекспира. В 1777 году он выпустил полный перевод: "Оссиан, сын Фингала, бард III века. Галльские стихотворения", {Ossian, fils de Fingal, barde du troisieme siecle. Poesies galliques, trad, sur Vanglois de M. Macpherson, par M. Le Tourneur, t. I, II. Paris, 1777.} куда входили обе эпопеи, все двадцать малых поэм, а также извлеченные из приложений и примечаний в издании 1765 г. и представленные в виде отдельных поэм "Минвана", "Описание октябрьской ночи в северной Шотландии" и "Смерть Оскара и Дермида". Заключая обширное введение (где главным образом излагались "рассуждения" Макферсона), Летурнер бегло коснулся своих переводческих принципов. Он подчеркивал, что "Оссиан пел для народа, не видевшего вокруг ничего кроме картин природы", и "из этих картин он без конца заимствовал свои образы и сравнения". "Мы же, указывал Летурнер, - сильно урезали эти сравнения, поскольку повторение их утомляет, но мы знаем, что их осталось еще слишком много для всякого читателя, который захотел бы, чтобы горы Шотландии непременно походили на цветущий холм Франции, а век Оссиана - на век г-на де Вольтера". {Ibid., t. I, p. LX-LXI.}
      Перевод, таким образом, был компромиссным: Летурнер считал себя вправе "улучшать" оригинал согласно принятым литературным нормам и в то же время старался в умеренных дозах передавать особенности нового оссианического стиля. Он сглаживал живописность описаний, устраняя излюбленные Макферсоном эпитеты и сравнения, заменял простые предложения торжественными перифразами и т. п. Но именно это приноравливание поэм к, господствующему вкусу обеспечило переводу успех и способствовало распространению известности и славы Оссиана не только во Франции, но и за ее пределами - в странах, не имевших еще своих переводов, где французский язык был распространен в образованном обществе (в Испании, в России, в Польше). Некоторых французских поэтов прозаический перевод Летурнера побудил перелагать Оссиана стихами, в их числе был Мари-Жозеф Шенье, создавший пять таких переложений. А с другой стороны, этот перевод способствовал формированию жанра французской прозаическои поэмы. {См.: Clayton V. The prose poem in French literature of the eighteenth century. New York, 1936, p. 61-71.}
      Популярности Оссиана во Франции немало способствовало пристрастие к нему Наполеона Бонапарта, первого консула республики, а затем императора французов. Итальянский перевод Чезаротти сопровождал его во всех походах. На какое-то время оссианическая мода приобрела официозный характер. Поэт П.-М.-Л. Баyp-Лормиан (Baour-Lormian, 1770-1854) создал для первого консула том стихотворных переложений со всеми риторическими украшениями парадной поэзии. {Ossian, barde du troisieme siecle. Poesies galliques en vers francais. tar P. M. I, Baour-Lormian. Paris, an IX [1801].} На оссианическне сюжеты сочинялись драмы, оперы; художники Жерар, Жироде, Энгр писали картины для наполеоновской резиденции Мальмезон.
      В то же время шотландским бардом увлекались и оппозиционные к новому режиму писатели-романтики: мадам де Сталь, Шатобриан; проза последнего сложилась под прямым влиянием оссианического стиля. Если в Англии и Германии подобные увлечения приходились в основном на преромантический период, то французский оссианизм проявлялся преимущественно в эпоху романтизма. Ему отдали дань и Виньи, и Гюго, и Мюссе, и, особенно, Ламартин, который писал: "Оссиан стал Гомером моих первых лет. Ему я отчасти обязан меланхолическим характером моей манеры. Это скорбь океана. Лишь изредка пытался я ему подражать, но я непроизвольно воспринял от него эту неопределенность, мечтательность, полную погруженность в раздумья, этот взгляд, прикованный к смутным видениям вдали". {Lamartine A. Oeuvres, t. I. Paris, 1849, p. 14. См.: Poplawski Th. A. L'influence d'Ossian sur l'oeuvre de Lamartine. Heidelberg, 1905.} Это была уже иная интерпретация Оссиана, далекая, скажем, от вертеризма. Французский поэт толковал барда применительно к своему творчеству с его, по выражению Белинского, "медитациями и гармониями, сотканными из вздохов, охов, облаков, туманов, паров, теней и призраков". {Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. VII. М., 1955, с. 235.}
      Но и увлечение французских романтиков имело свои границы. Уже в конце 1830-х годов Бальзак устами одного из персонажей "Утраченных иллюзий" вспоминал: "Прежде мы пускались в оссиановские туманы. То были Мальвины, Фингалы, облачные видения, воители со звездой на лбу, выходившие из своих могил". Теперь же, заключал он, все это стало "поэтической ветошью". {Бальзак О. Утраченные иллюзии. М., 1973, с. 100. - Заметим, что у Макферсона призраки не имеют никакой звезды на лбу. Возможно, этот образ возник у Бальзака под впечатлением известной картины Ф. Жерара "Оссиан на берегу Лоры заклинает духов звуками арфы" (1801).}
      Мы остановились более подробно на Франции и Германии, ибо на рубеже XVIII и XIX вв. это были основные культурные центры континентальной Европы, а также и потому, что, как мы покажем ниже, они имели наибольшее значение для первоначального проникновения оссиановской поэзии в Россию. Но ее европейское распространение этими странами не ограничивается. В 1788 г. выходит испанский перевод поэм Оссиана. {Obras de Ossian, poeta del siglo tercero en las montanas de Escocia. Traducidas del idioma у verso Galico-Celtico al Ingles por el celebre Jaime Macpherson: у del Ingles a la prosa у verso Castellano par el Lie. Joseph Alonzo Ortiz, t. I. Valladolid, 1788. См.: Peers E. A. The influence of Ossian in Spain. - Philological quarterly. 1925, vol. IV, N 2, p. 121-138.} В 1790-е годы появляются датский, голландский и шведский их переводы. Тогда же они проникают и в славянские страны. С перевода Летурнера их переводят в России (см. ниже) и Польше. {Piesni Ossjana, syna Fingala, z angielskiego tlumaczone na francuski jezyk, a z francuskiego na polski przez I. Krasickiego... [Lwow, ok. 1792-1793]. См.: Szyjkоwski M. Ossyan w Polsce na tie genezy romantycznego ruhu. Krakow, 1912, s. 54-62.} В Чехии с ними знакомятся по русскому и немецким переводам. {См.: Dolansky J. Zahada Ossiana v rukopisech kralovedvorskem a zelenohorskem. Praha, 1975, s. 8-14.} Оссианические темы вдохновляли европейских драматургов, композиторов, художников. {См., например: Malek J. S. Eighteenth-century British dramatic adaptations of Macpherson's "Ossian". - Restoration and 18th century theatre research, 1975, vol. XIV, N 1, р. 36-41, 52; Okun Henry. Ossian in painting. - Journal of the Warburg and Courtauld Institutes, 1967, vol. XXX, p. 327-356. См. также каталог международной выставки: Ossian und die Kunst um 1800. Miinchen, 1974.}
      Но к 20-м годам XIX в. "оссианический мираж" начал понемногу рассеиваться. Вопрос уже стоял не о подлинности поэм; сама поэтика Макферсона становилась вчерашним днем литературы: с изменением эстетических критериев она уже представлялась слишком эфемерной, надуманной, далекой от насущных задач жизни и литературы. Английские поэты-романтики, как правило, в той или иной мере испытали ее воздействие, но в дальнейшем они преодолевали ее, как своеобразное увлечение молодости. {См.: Schnabel B. Ossian in der schonen Litteratur England's bis 1832. Mit Anschluss der sogenannten "Englischen Romantiker". - Englische Stndien, 1897, Bd XXIII, S. 366-401; Dunn J. J. The role of Macpherson's Ossian in the development of British romanticism. Duke university, 1966 (диссертация, машинопись).} Колридж в 21 год еще написал два оссианических стихотворения: "Жалобу Нинатомы" и "Подражание Оссиану" (1793). Позднее 18-летний Байрон, имитируя Макферсона, создает "Смерть Калмара и Орлы" (1806). {См.: Wilmsen F. Ossian's Einfluss auf Bvrons Jugendgedichte. - Ztschr. fur vergleichende Litteraturgeschichte, 1904, n. F., Bd XV, H. 1-2, S. 119-146.} А в 1805 г. 34-летний Вальтер Скотт, признавшись, что в детстве он "не то что читал, а просто поглощал" Оссиана, тут же оговаривался, что эти поэмы "обладают большими чарами для юнца, нежели для человека зрелого возраста". {Письмо к А. Сьюард (Lockhart J. G. The life of Sir Walter Scott. London, 1896, p. 128).}
      Прошло еще десятилетие, и романтик Вордсворт буквально восстал против Оссиана и Макферсона. В "Дополнительном очерке к предисловию" в издании стихотворений 1815 г. он заявил: "Имея счастье родиться и вырасти в горной стране, я с самого детства ощущал фальшь, которая пронизывает тома, навязанные свету под именем Оссиана. Основываясь па том, что видел собственными глазами, я понял, что эта образность лживая. В природе всякий предмет ясен, однако ничто не существует в полном независимом одиночестве. В произведении Макферсона как раз наоборот: каждый предмет... выделен, обособлен, смещен, умерщвлен - однако ничто не ясно. Так всегда получается, если слова подменяют предметы. Сказать, что такие характеры никогда не могли существовать, что такие нравы невозможны и что даже в сновидении мы обнаружим больше вещественности, чем в обществе, как оно там описано, - это значит воздать Макферсону по заслугам". {Wordsworth W. The poetical works. Complete in one vol. Paris, 1828, p. 12.}
      Конечно, Вордсворт в раздражении несколько преувеличивал литературные прегрешения Макферсона: это была реакция на былые неумеренные восторги. Главное же, что содержалось в его протесте, соответствовало истине. Сближение литературы с действительностью за прошедшие полвека оказалось роковым для Оссиана. То, что в середине XVIII в. было встречено как откровение, теперь воспринималось как искусственная надуманная риторика: "...слова подменяют предметы". Это звучало как приговор. И оссианическая мода мало-помалу шла на убыль во всех странах, что дало повод Ипполиту Тэну иронизировать: "Оссиан вместе с Оскаром, Мальвиною и всей своей ратью обошел Европу, а кончил тем, что к 1830 г. сделался чем-то вроде набора имен для гризеток и парикмахеров". {Тaine H. Histoire de la litterature anglaise, t. IV. Paris, 1905, p. 209.}
      Во второй половине XIX в. поэмы Оссиана были уже прочно забыты. Увлечение ими, которое испытал Уолт Уитмен, - факт исключительный, {См.: Carpenter F. I. The vogue of Ossian in America: a study in taste. - American literature, 1931, vol. II, N 4, p. 413-417.} другого такого примера мы не найдем. Даже на родине Макферсона критик с грустью констатировал: "...среди тысячи англичан или шотландцев средней литературной культуры (если только они не горцы) вы не встретите ни одного, кто бы прочел страницу Оссиана... Макферсоновского Оссиана не читают; отчасти им восхищаются те очень немногие, кто все же прочел его, а называют его "чушью" сотни... и в их числе, я полагаю, большинство тех, кого считают современными глашатаями культурного мнения". {Вlасkie J. S. The language and literature of the Scottish Highlands. Edinburgh, 1876, p. 196.}
      В XX в. в странах английского языка не вышло ни одного нового издания "Поэм Оссиана", в лучшем случае перепечатывались старые для научных целей. {Показательно, что единственные текстологически комментированные издания "Отрывков" и "Поэм Оссиана" вышли не в Великобритании, а в Германии. Их подготовил Отто Йиричек, профессор английской филологии, энтузиаст, который посвятил этому делу всю свою жизнь и умудрился выпустить их в годы двух мировых войн: James Macpherson's Fragments of ancient poetry (1760). In diplomatischem Neudruck mit den Lesarten der Umarbeitungen, herausgegeben von Otto L. Jiriczek. Heidelberg, 1915; James Macpherson's Ossian. Faksimile-Neudruck der Erstausgabe von 1762/63 mit Begleitband: Die Varianten. Herausgegeben von Otto L. Jiriczek. Bd I-III. Heidelberg, 1940.}
      И все же макферсоновского Оссиана нельзя забывать. Это было одно из великих художественных открытий, продвинувших вперед мировую литературу. В 1866 г. английский поэт и критик Мэтью Арнольд, выступая с лекциями о кельтской литературе, воскликнул: "Лесистый Морвен, и гулкозвучная Лора, и Сельма с ее безмолвными чертогами! - им мы все обязаны воздать долг благодарности, и когда мы станем столь несправедливы, что позабудем их, пусть нас самих позабудет муза!". {Arnold M. The complete prose works, vol. III. Ann Arbor, 1962, p. 370-371.}
      Конечно, сейчас уже едва ли кто-нибудь станет лить слезы над Оссианом, подобно Вертеру. Но много ли вообще найдется во всем мире таких литературных произведений, которые продолжают волновать читателей по истечении веков? Их буквально считанные единицы, но ими далеко не исчерпывается сокровищница мировой литературы. Существует немалое число в подлинном смысле слова литературных памятников, отмечающих важные вехи на пути духовного развития человечества. Одним из таких по праву являются "Поэмы Оссиана" Джеймса Макферсона.
      Ю. Д. Левин
      ОССИАН В РОССИИ
      Макферсон утверждал, что владения древних кельтов простирались на восток до устья реки Обь (Oby, как он писал) в России (см. выше, с. 6). Поэтому если до него дошли сведения, что слава его Оссиана достигла этой далекой от Шотландии страны, что его поэмы переводятся на русский язык, он, вероятно, счел это вполне естественным. А такие сведения он мог получить: творения шотландского барда стали известны в России еще при жизни Макферсона. {Общие работы о судьбе поэзии Оссиана в России: Введенский Д. Н. Этюды о влиянии оссиановской поэзии в русской литературе. Нежин, 1916. 111 с. (ниже в ссылках: Введенский); Маелов В. И. Оссиан в России. (Библиография). Л., 1928, 65 с.; Иезуитова Р. Поэзия русского оссианизма. Рус. лит., 1965, Э 3, с. 53-74 (ниже в ссылках: Иезуитова); Левин Ю. Д. Оссиав: в русской литературе (конец XVIII-первая 'треть XIX века). Л., 1980. 206 с. (ниже в ссылках: Левин). Dukes P. Ossian and Russia. - Scottish literary news, 1973, y. Ill, N 3, p. 17-21 (Ossian number); Barratt G. R. The melancholy and the wild: a note on Macpherson's Russian success. - In: Studies in eighteenth-century culture, v. III. Cleveland-London, 1973, p. 125-135 (статья изобилует неточностями и ошибками).}
      Впервые они были упомянуты в русской печати еще в 1768 г. в опубликованной речи о происхождении европейских университетов, которую произнес правовед, в то время магистр, а в недалеком будущем профессор Московского университета И. А. Третьяков (1735-1776). Говоря о значении истории как науки, оратор указывал на ее народные корни, ибо она "от предания свое ведет начало; тому неоспоримым доказательством суть выходящие в свете остатки такого древнего предания, которого и язык уже немногим известен". К этому месту было добавлено примечание: "В Англии недавно вышла книга, в которой содержится предание некоторого предревнего героя Фингала (Fingal's Epic Poem); сказывают, что сие предание продолжалось от рода в род чрез множество веков. И наконец, один британец, которому галлической язык природной, собрав опое от читающих изустно на подлиннике стихами, перевел прозою на аглицкой язык". {Слово о происшествии и учреждении университетов в Эвропе на государственных иждивениях, в публичном собрании ими. Московского университета... говоренное онаго ж университета свободных наук магистром и юриспруденции доктором Иваном Третьяковым. 1788 года апреля 22 дня. [М., 1768], с. 5.}
      Не совсем, правда, ясно, кому принадлежит цитированное примечанио: Третьякову или его товарищу, тоже юристу и профессору Московского университета С. Е. Десницкому (ум. 1789), {В библиотеке университета Глазго обнаружен экземпляр "Слова..." с надписью предположительно Десницкого о том, что оно только "говоренное" Третьяковым, а сочинено автором надписи (см.: Браун А. С. Е. Десницкий и И. А. Третьяков в Глазговском университете (1761-1767). - Вести. Моск. ун-та. Сер. IX. История. 1969, Э 4, с. 84-86).} но это не так уже существенно. Оба они с 1761 по 1767 г. завершали свое образование в университете Глазго, т. е. находились в Шотландии как раз тогда, когда "предание некоторого предревнего героя Фингала" было у всех на устах, вызывало восторги и споры. И неудивительно, что, вернувшись на родину, они поспешили сообщить об этом своим соотечественникам.
      И все же, как ни замечательно само по себе сообщение о "Фингале", появившееся в русской печати всего лишь через шесть лет после опубликования поэмы Макферсоном, в истории русского оссианизма оно - любопытный факт, не более. Сомнительно, чтобы слушатели или читатели речи обратили на него серьезное внимание и получили по нему какое-либо представление о поэзии Оссиана. К тому же русская литература 1760-х годов, в которой господствовал классицизм просветительского толка с его рационализмом, убежденностью, что в основе своей действительность разумна, а конечное торжество разума неизбежно, эта литература еще не была готова к восприятию оссиановской поэзии. Оссиан начал проникать в нашу литературу позднее, в русле сентименталистских и преромантических веяний, которые смогли получить распространение лишь тогда, когда в стране создалась соответствующая идеологическая обстановка.
      Перелом, как известно, в России начался в 1770-е годы. Устои дворянского мировоззрения были поколеблены социальными потрясениями, центральным событием которых явилась грандиозная крестьянская война 1773-1775 гг., возглавленная Пугачевым. В передовых кругах русского образованного общества рушилась вера в рациональность общественного устройства и мирового порядка вообще, возникало разочарование в идеале просвещенного абсолютизма, который на практике оказался самодержавно-бюрократической монархией, антинародной в своей сущности. Неприятие действительности, екатерининско-потемкинской деспотии приводило людей, которые по тем или иным причинам не могли или не хотели с нею бороться, к попытке уйти от социальной жизни в природу, в мечту, в мир субъективных эмоций. Так создавалась идейная почва для русского сентиментализма.
      В поисках противодействия классицизму и рационализму, утратившим безоговорочное господство в литературе и эстетике, основоположники русского сентиментализма обращались главным образом к английской и немецкой литературам. Именно с середины 1770-х годов начинается в России увлечение английской сентименталистской и преромантической поэзией. {См. нашу статью "Английская поэзия и литература русского сентиментализма" (в кн.: От классицизма к романтизму. Л., 1970).} Первыми становятся известны поэмы Эдуарда Юнга, позднее - Джеймса Томсона, а затем и Оссиана.