Блэр, воспринявший учение Берка, в своих лекциях по риторике и литературе указывал на пять качеств, которые встречаются в природе и вызывают представление о возвышенном. Это - безмерность, мощь, торжественность, неясность и беспорядочность. Понятие возвышенного он связывал с горами и равнинами, морями и океанами, раскатами грома и воем ветров, мраком, безмолвием, одиночеством, а также с явлением сверхъестественных существ. {Вlair H. Lectures on rhetoric and belles lettres, vol. I. Edinburgh, 1820, - p. 33-37.} Неясность может быть вызвана туманом, мглою, но также и удалением в пространстве или во времени. "Туман древности", указывал Блэр, благоприятствует впечатлению возвышенного. Говорил он и о возвышенных чувствах, к чему относил прежде всего великодушие и героизм, считая, что они производят такое же впечатление, как и величественные явления природы. {Ibid., p. 37-38.}
      Нетрудно понять, насколько органично вливались поэмы Оссиана в русло этих эстетических идей. В своем "Критическом рассуждении" Блэр прямо заявлял: "Две отличительные особенности поэзии Оссиана - это чувствительность и возвышенность. В ней нет ни малейшего проблеска веселья или радости; она целиком проникнута духом торжественной важности. Оссиан, пожалуй, единственный поэт, который не позволяет себе расслабиться или снизойти до легкого и веселого тона... Он запечатлевает только величавые и мрачные события, окружающая обстановка у него всегда дика и романтична". И далее, перечислив предметы и явления оссиановского пейзажа, Блэр заключал: "...все это внушает уму торжественное настроение и подготовляет его к восприятию велик и необычайных событий". {Вlair Н. A critical dissertation on the Poems of Ossian. - In: The Роеms of Ossian, transl. by James Macpherson, Esq. Leipzig, 1847, p. 58-59. О развитии Блэром концепции возвышенного в связи с Оссианом см.: Monk S. H. The Sublime..., p. 120-129.}
      Уже появление "Отрывков старинных стихотворений" вызвало, как отмечалось, широкий интерес, а в некоторых литературных кругах даже восторги. В них видели воплощение "естественного" искусства, свободного от сковывающих правил. Хорее Уолпол (Walpole, 1717-1797), писатель, основоположник жанра готического романа, ознакомившись с некоторыми из "отрывков" еще в рукописи, так и писал своему другу 3 февраля 1760 года. "Они полны естественными образами и естественными чувствами, которые возникли прежде, чем были изобретены правила, сделавшие поэзию трудной и скучной". {The Yale edition of Horace Walpole's correspondence, vol. XV. New Haven - London, 1951, p. 61.}
      Однако "Отрывки" сами по себе еще не давали достаточного материала для сколько-нибудь обстоятельного обсуждения эстетических проблем, связанных с новым литературным видом. Напротив, "Фингал", представленный читателям как древняя эпическая поэма, сразу же возбудил вопрос о соответствии его утвердившимся критериям эпопеи; само собою напрашивалось сопоставление с признанными образцами жанра, поэмами Гомера и Вергилия. Полемика по этому поводу возникла уже в первых откликах на "Фингала", печатавшихся в "Критическом обозрении" (Critical review, декабрь 1761, январь 1762), "Месячном оозрении" (Monthly review, январь, февраль 1762) и "Ежегоднике" (Annual register, май 1762). {Подробное изложение полемики в диссертации: Stewart L. le R. Ossian in the polished age: the critical reception of James Macpherson's Ossian. Clevela: Ohio, 1971, p. 37-92 (ch. II. Fingal and the epic inquiry) (машинопись).}
      "Критическое обозрение" отнеслось к "Фингалу" апологетически. Здесь говорилось, что он больше соответствует правилам эпической поэм как их сформулировал еще Аристотель, нежели "прославленные предшественники" (т. е. "Илиада" и "Энеида"). Недостаток разнообразия, считал критик, компенсируется зато единством действия. Особенно он подчеркивал нравственное превосходство оссиановских героев над героями Гомера и Вергилия и резюмировал: "В целом же, если эпопея - это вид поэзии, назначение которого прославлять подвиги героев, так, что "слушатель воодушевлялся примером предков, или если цель ее облагораживать сердца и услаждать воображение, преподавая лучшие нравственные уроки, подносимые в восхитительной форме поэтического выражения, и если произведение может считаться совершенным, когда эти цели успешно достигнуты, то мы берем на себя смелость объявить "Фингала" совершенной эпической поэмой и рекомендовать ее в этом качестве вниманию читателей". {Critical review, 1762, vol. XIII, January, p. 53.}
      В спор вступило "Месячное обозрение", не находившее в "Фингале" таких декларированных достоинств. "Ежегодник", где автором отзыва был Берк, занял среднее положение, уделяя внимание не столько эстетическим и нравственным достоинствам поэмы, сколько ее исторической достоверности.
      Важнейшее значение в утверждении художественных достоинств "Фингала" имело упоминавшееся уже выступление Хью Блэра с "Критическим рассуждением о поэмах Оссиана" (1763). Блэр, как мы видели, больше, чем кто-либо иной, способствовал тому, что поэмы Оссиана стали достоянием публики, и это несомненно наложило отпечаток на его трактат. Считая "Фингал" образцом эпопеи, он обвинял всех, кто придерживался иного мнения, в педантизме. Он утверждал, что в поэме соблюдено единство времени, места и действия, последнее притом величественно. Всеми силами стремился он доказать многообразие оссиановских характеров, а самого Фингала объявил высшим образцом эпического героя, который, будучи нравственно безупречен, сохранял будто бы жизненное правдоподобие. Особо останавливался критик на сверхъестественном элементе поэмы, объясняя его верованиями эпохи Оссиана, к чему относил и отсутствие в его поэмах богов, характерных для античных эпопей и созданных при более высоком уровне цивилизации. Но возникшие в дикие времена, считал он, творения кельтского барда "исполнены в то же время тем энтузиазмом, той страстью и огнем, которые являются душой поэзии. Ибо многие обстоятельства тех времен, что мы называем варварскими, благоприятствуют поэтическому духу". {Вlair H. The critical dissertation, p. 44.} В то же время Блэр утверждал, что в древних кельтских племенах, при всей их дикости, поэзия особо культивировалась, существовали специальные школы бардов, передававших свои предания из поколения в поколение, и такое счастливое сочетание первобытного племенного духа с поэтической культурой воплотилось в Оссиане. Сравнивая творца "Фингала" с античными поэтами, Блэр писал: "Когда Гомер решается быть трогательным, он силен, но Оссиан обнаруживает эту силу гораздо чаще и творения его значительно глубже отмечены печатью чувствительности. Ни единый поэт не умеет лучше его захватить и тронуть сердце. Что же касается достоинства чувств, преимущество очевидно на стороне Оссиана. Поистине поразительно, до какой степени герои нашего грубого кельтского барда превосходят в человеколюбии, великодушии и добродетелях героев нет только Гомера, но и образованного и изящного Вергилия". {Ibid., p. 61-62.}
      Внешне Блэр как будто доказывал соответствие Оссиана нормам классической эстетики. На самом же деле он полнее, чем кто-либо иной, определил те элементы, которые делали эту поэзию созвучной новым преромантическим веяниям, разносившимся по всей Европе. На какой-то период "Фингал" отодвинул на задний план прославленный античный эпос.
      "Критическое рассуждение" Блэра явилось кульминационным моментом в споре об эстетической ценности Оссиана. Споры, однако, не прекратились, но приобрели в основном иной характер. Завязалась знаменитая "оссиановская полемика" (Ossianic controversy), растянувшаяся более чем на столетие, отзвуки которой нет-нет да раздаются и по сию пору. Вопрос встал о подлинности поэм Оссиана. {Лучшим и наиболее полным изложением "оссиановской полемики" заслуженно считается кн.: Smart J. S. James Macpherson. An episode in literature London, 1905 (ниже в ссылках: Smart). См. также: Stern L. Ch. Die ossianischei Heldenlieder. - Ztschr. fur vergleichende Litteraturgeschichte, n. F., Bd VIII. Weimar 1895, S. 51-86, 143-174 (ниже в ссылках: Stern); Macbain A. Macpherson's Ossian. - The Celtic magazine, 1887, vol. XII, N 136, p. 145-154; N 137, p. 193-201 N 138, p. 241-254. Полная библиография вопроса: Black G. F. Macpherson's Ossian and the Ossianic controversy. A contribution towards a bibliography. Pt. II. - Bull, of the New York Public library, 1926, vol. XXX, N 7, p. 508-524; Dunn J. J. Macpherson's Ossian and the Ossianic controversy: a supplementary bibliography. - Ibid., 1971, vol. LXXV, N 9, p. 467-473.}
      Первые сомнения вызвали уже "Отрывки". Ими живо заинтересовался Томас Грей, крупнейший поэт английского сентиментализма, чья знаменитая "Элегия, написанная на сельском кладбище" (1751) завершила становление так называемой "кладбищенской лирики". Грей обратился к Макферсону со множеством вопросов. Однако недоумения его не рассеялись, а, напротив, увеличились. "Письма, полученные в ответ, - сообщал он поэту и критику Томасу Уортону в июле 1760 г., - дурно написаны, нелогичны, неубедительны, рассчитаны (можно подумать) на то, чтобы пустить пыль в глаза, и в то же время недостаточно искусны, чтобы сделать это умно. Короче говоря, все внешние данные заставляют меня считать эти отрывки подделкой, но, с другой стороны, внутренние их достоинства столь велики, что я решаюсь считать их подлинными, на зло черту и церкви: невозможно вообразить, чтобы они могли быть написаны тем же человеком, что пишет мне эти письма. С другой стороны, почти так же трудно представить себе (если существует их подлинник), чтобы он сумел так великолепно их перевести. Короче говоря, этот человек, верно, сам дьявол поэзии или он напал на сокровище, таившееся веками". {Mason W. Memoirs of the life and writings of Mr. Gray. - In: The poem of Mr. Gray. 2nd ed. London, 1775, p. 280.}
      Выражались сомнения и в древности "Отрывков" (Блэр в предисловии отнес их к самому началу распространения христианства в Шотландии т. е. к V в.). В частности, об этом писал Дэвид Юм одному из своих корреспондентов в августе 1760 г. {См.: Burton J. H. Life and correspondence of David Hume, vol. I. Edinburgh, 1846, p. 463.} И Макферсон, готовя том "Фингала" учитывал эти первые возражения и пытался рассеять их. Для этого он снабдил тексты множеством квазиученых примечаний и открывал книгу специальным "Рассуждением о древности и других особенностях поэм Оссиана, сына Фингалова". Изучение кельтской истории и филологии в то время делало лишь первые шаги, и Макферсон, видимо, не опасался серьезных возражений. Однако расчеты его не оправдались. Более того, именно после "Фингала" полемика приобрела публичный характер.
      Начал ее английский священник, доктор Фердинандо Уорнер, изучавший историю Ирландии; он вскоре опубликовал брошюру "Заметки об истории Фингала и других поэм Оссиана", {Warner F. Remarks on the history of Fingal, and other poems of Ossian: transl. by Mr. Macpherson. London, 1762.} где подверг критике исторические воззрения, декларированные Макферсоном. Уорнер доказывал, что его Фингал - не кто иной, как ирландский легендарный вождь Финн, а вовсе не шотландец, что вторжение скандинавов в Ирландию произошло много позже времени, описанного в поэмах, что эпические герои Финн и Кухулин не могли встречаться, ибо жили в разные века, и т. д. Уорнер не подверг сомнению достоверность самих поэм, но утверждал, что Макферсон дал им неверное истолкование, а главное - превратил героев ирландского национального эпоса, Финна, Оссиана и других, в каледонцев (т. е. обитателей древней Шотландии).
      Уорнер был англичанином и считал, что это обстоятельство ставит " его выше подозрений в каких-либо националистических пристрастиях. Брошюру его отличал спокойный тон научной полемики. Более темпераментными были нападки ирландских ученых, которые не замедлили присоединиться к спору. На Макферсона посыпались упреки в фальсификации истории, в подделке поэм, в переиначивании ирландских народных баллад, в заимствовании фрагментов из Библии, "Потерянного рая" Мильтона и т. п.
      Макферсон принял вызов и, издавая в 1763 г. "Темору", поместил в томе новое, более пространное, рассуждение, где подробнее, чем раньше, развивал собственную версию заселения Шотландии кельтами, а также доказывал, что именно здесь возник гэльский эпос, сохранившийся на протяжении многих столетий. При этом он постарался принизить своих противников. "Со времени публикации последнего собрания поэм Оссиана, - писал он, - немало сделано порочащих выпадов и высказано сомнений относительно их подлинности. Вероятно, мне придется услышать еще больше упреков такого рода после появления новых поэм. Вызваны ли эти подозрения предрассудками или же они просто следствие невежества, не берусь судить. Меня это мало заботит, коль скоро я всегда в состоянии их опровергнуть. Подобного рода недоверчивость естественна у тех, кто полагает, что все достоинства сосредоточены в их собственном веке и стране. Обычно это слабейшие, равно как и наиболее невежественные, из людей. Их вялые мысли, привязанные к одному месту, отличаются узостью и ограниченностью". {Temora, p. XIX-XX.} И охарактеризовав. столь нелестно своих противников, Макферсон посвятил остальную часть рассуждения доказательству того, что его поэмы Оссиана не имеют ничего общего с ирландскими балладами.
      Однако публикация "Теморы" с сопутствующим рассуждением отнюдь не прекратила полемику, тем более что новая эпопея по художественным достоинствам значительно уступала "Фингалу" и таким образом бросала тень на оссиановскую поэзию в целом. Ирландцы продолжали свои нападки. Наиболее серьезным было выступление ирландского историка Чарльза О'Конора, который в приложении к своей книге "Рассуждения об истории Ирландии" (1766) {Приложение называлось: A dissertation on the first migrations, and final settlement of the Scots in North Britain; with occasional observations on the poems of Fingal and Temora. Dublin, 1766 (замечания по поводу рассуждений и примечаний Макферсона - p. 22-34).} аргументированно доказал, что если кто и невежествен в вопросах истории, географии, кельтской мифологии, то это сам Макферсон.
      В полемику включились и англичане. Шотландско-ирландские распри по поводу приоритета их не очень заботили. Но были вопросы, лежавшие па поверхности; для их возникновения не требовалось особых исторических разысканий. Как могли сохраняться эпические поэмы масштаба "Фингала" и "Теморы" на протяжении полутора тысяч лет у народа, не имевшего письменности? Могли ли древние каледонцы, не поднявшиеся выше варварского уровня, обладать той нравственной рыцарской утонченностью, какую приписывает им Макферсон? Почему в его примечаниях и рассуждениях не сообщено точно, где и при каких условиях были обнаружены оригиналы публикуемых переводов? И, наконец, где сами эти оригиналы, что они из себя представляют? Англо-шотландский антагонизм, усилившийся после событий 1745 г., подогревал эти сомнения у англичан в той же мере, в какой оссиановские поэмы льстили национальному самолюбию шотландцев.
      Поспешность Макферсона с выпуском "Теморы" подлила масла в огонь: слишком уж малый срок отделял ее появление от "Фингала", чтобы можно было поверить, будто за это время он успел разыскать, восстановить и перевести новую эпопею. Когда Дэвид Юм в 1763 г. посетил Лондон, он обнаружил, что неверие в подлинность поэм сталочуть ли не всеобщим. Он писал Блэру 19 сентября: "Мне часто приходится слышать, что они (поэмы, - Ю. Л.) отвергаются целиком с презрением и возмущением как явная и самая бессовестная подделка. Такое мнение действительно широко распространено среди лондонских литераторов и ученых". {Burton J. H. Life and correspondence of David Hume, vol. I, p. 465.} Юм жаловался, что сам Макферсон встал в позу оскорбленной добродетели и не приводит убедительных доказательств достоверности своих публикаций. Между тем обвинения в подлоге затрагивали не одного Макферсона, но и национальный престиж Шотландии, а также лично Блэра как наиболее ревностного пропагандиста оссиановских поэм. И Блэр, по совету Юма, принимается сам, независимо от Макферсона (который в это время отправился во Флориду), собирать сведения в подтверждение подлинности поэм. Он разослал по разным адресам горной Шотландии запросы и вскоре получил множество писем от местных священников и помещиков с заверениями, что в их краях все еще рассказываются истории о Кухулине, Финне, Оссиане и Оскаре; некоторые из корреспондентов утверждали, что им доводилось самим слышать в устном исполнении отрывки поэм, опубликованных Макферсоном.
      Однако когда Блэр попытался сослаться в спорах на эти свидетельства, они никого не убедили. Критики требовали более достоверных доказательств. Позднее это требование сформулировал Сэмюэл Джонсон: "Если поэмы действительно переведены, значит сперва они были записаны. Так пусть г-н Макферсон выставит рукопись в одном из колледжей Абердинского университета, где имеются компетентные судьи, и если профессора удостоверят их подлинность, тогда всякие споры прекратятся". {Boswell J. The life of Samuel Johnson L. L. D., including a Journal of his tour to the Hebrides, vol. II. New York, 1858, p. 234-235.}
      Сэмюэл Джонсон (Johnson, 1709-1784), "великий хан литературы", как прозвал его Смоллет, был в глазах современников наиболее авторитетным критиком, воплощением английского практического мышления и здравого смысла (недаром впоследствии время его литературной деятельности было названо в Англии "век Джонсона"). Приверженец классического рационализма, человек крайне категоричный в своих суждениях, он с самого начала заявил себя противником оссиановской поэзии с ее туманным неясным колоритом, смутными образами, эмоциональной беспорядочностью; он не находил в ней ни предмета, ни цели, ни плана, ни морали. С одной стороны, Джонсон выводил ее за пределы литературы, а с другой - решительно отрицал древнее ее происхождение. Еще в 1763 г. на вопрос Блэра, неужели он думает, что кто-либо из современников способен сочинить подобные произведения, Джонсон ответил с присущей ему резкостью: "Да, сэр, многие мужчины, многие женщины и многие дети". {Ibid., vol. I, p. 317.} И в дальнейшем он не уставал заявлять о своем неприятии макферсоновского Оссиана.
      В 1773 г., уже 64-летний старик, Джонсон отправился в Шотландию и на Гебридские острова. Здесь, в тех местах, где двенадцать лет до него странствовал Макферсон, вопрос об оссиановской поэзии возникал особенно часто. Критик познакомился и близко сошелся со священником Дональдом Маккуином, большим любителем и собирателем гэльской поэзии. Тот как-то сказал, что поэмы Макферсона сильно уступают известным ему гэльским поэмам, приписываемым Оссиану, на что Джонсорн отвечал: "Не сомневаюсь в этом. Я же не спорю, что ваша поэзия может обладать большими достоинствами, но утверждаю, что произведения Макферсона не являются переводом древней поэзии... Вы же сами в это не верите, а хотите, чтобы мир поверил". {Ibid., vol. II, p. 342-343.}
      По возвращении в Лондон Джонсон принялся за написание очерков "Путешествие на западные острова Шотландии", где между прочим касался гэльского, или, как он писал, эрского (Erse), языка. Он безапелляционно утверждал (хотя и ошибался в данном случае), что язык этот груб и беден для высокой поэзии, что на нем не существует рукописей старше ста лет, а следовательно, нет и сколько-нибудь обширных древних памятников, ибо в устной передаче безграмотных бардов они не могли сохраниться.
      На этом основывалось и окончательное суждение Джонсона о поэмах Оссиана: "Я убежден, что они никогда не существовали в какой-либо иной форме, нежели та, какую мы видели. Издатель или автор никогда не мог бы показать оригинала, который вообще никем не может быть показан. Отказ предъявить свидетельства в отместку за обоснованное недоверие - это такая степень наглости, какой свет еще не видывал, а упрямая дерзость есть последнее прибежище виновности. Было бы нетрудно показать оригинал, если бы он существовал, но откуда же ему взяться? Он слишком велик, чтобы его можно было запомнить, а язык этот раньше не имел письменности. Автор несомненно вставил имена, встречающиеся в народных рассказах, и, возможно, перевел несколько странствующих баллад, если можно сыскать такие. А эти имена и некоторые ранее запомнившиеся образы, поддержанные к тому же каледонским фанатизмом, заставляют невнимательного слушателя вообразить, будто он уже слышал раньше поэму целиком". {Johnson S. A journey to the Western islands of Scotland. - In: Johnson S. The works, vol. VI. London, 1825, p. 114. Босуэллу Джонсон говорил о Макферсоне: "Он извлек из старых песен имена, сюжеты, выражения, даже отрывки, примешал к ним собственные сочинения и сделал таким путем то, что выдает свету за перевод древней поэмы" (Воswеll J. The life of Samuel Johnson..., vol. II, p. 344)}
      Слухи о том, что Джонсон готовит разоблачение Макферсона, не замедлили распространиться еще раньше, чем очерки появились в печати. И Макферсон стал добиваться, чтобы соответствующие места были изъяты из книги. Он писал издателю с расчетом, что письмо будет показано Джонсону, но не достиг ничего, и книга была напечатана. Он стал требовать, чтобы Джонсон опубликовал опровержение своих выпадов, но и в этом потерпел неудачу. Тогда в январе 1775 года он послал критику вызов на дуэль. {См.: Saunders, p. 243-250.} На этот раз ответ был незамедлительным. Приводим его полностью как характерный образчик литературных нравов того времени.
      "Г-н Джемс Макферсон!
      Я получил ваше глупое и бесстыдное письмо. Я всеми мерами буду стараться отражать всякое насильственное против меня покушение; а чего не могу сделать сам, то сделают за меня законы. Надеюсь, что угрозы какого-нибудь негодяя никогда не отклонят меня от стремления изобличить обман.
      Какого себе оправдания требуете вы от меня? Я считал вашу книгу подложною и теперь ее считаю таковою ж. В подтверждение сего мнения я представил публике причины, которые вызываю вас опровергнуть. Я презираю ваше бешенство. Ваши дарования по издании в свет вашего Гомера, кажется, не слишком опасны; а слышанное мною о вашем характере заставляет меня обращать внимание не на то, что вы скажете, а на то, что вы докажете. Это письмо вы можете напечатать, если хотите". {Воswеll J. The life of Samuel Johnson..., vol. Ill, p. 77-78. Приведенный перевод заимствован из "Литературной газеты" (1830, 21 января, Э 5, с. 40), где он содержался в анонимной заметке ("Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана..."), приписываемой Пушкину.}
      Макферсону ничего не оставалось, как проглотить оскорбление. Так бесславно окончилась для него распря с Джонсоном. Но полемика вокруг "Поэм Оссиана" не прекратилась. Требования предъявить оригиналы усиливались. По просьбе Макферсона в том же январе 1775 г. издатель "Фингала" Томас Бекет опубликовал заявление о том, что в 1762 г. оригиналы этой и других оссиановских поэм были выставлены в его книжной лавке. Заявление, однако, никого не удовлетворило, ибо уже нельзя было установить, что же в сущности там выставлялось.
      Споры продолжались, а Макферсон так и не предъявлял требуемых оригиналов. Положение осложнялось тем еще, что у него начали появляться продолжатели (прозванные впоследствии "оссианидами"), публиковавшие, как они заявляли, переводы ранее неизвестных поэм Оссиана, найденных ими после Макферсона. {См.: Stern, S. 69-71.} В 1778 г. в Лондоне вышел в свет анонимный сборник "Творения каледонских бардов, переведенные с гэльского языка"; {The works of the Caledonian bards transl. from the Galic. London, 1778.} здесь содержались несколько прозаических поэм, выдержанных в слезливо сентиментальном духе. Впоследствии выяснилось, что сборник выпустил знаток гэльского языка Джон Кларк (Clark, ум. 1807). Более серьезный характер носила публикация Джона Смита (Smith, 1747-1807), антиквара и филолога, который издал в 1780 году солидный том "Гэльские древности", содержавший историю каледонских друидов, рассуждение о подлинности публикаций Макферсона и английские переводы четырнадцати гэльских поэм, одиннадцать из которых были приписаны самому Оссиану, а три - бардам, его современникам. {Smith J. Galic antiquities: consisting of a history of the Druids, particularly of those of Caledonia; a dissertation on the authenticity of the poems of Ossian; and a collection of ancient poems, transl. from the Galic of Ullm, Ossian, Orran, etc. Edinburgh, 1780.} Поэмы, хотя и отличались от макферсоновских стилистически, были весьма близки к ним по духу. Семь лет спустя Смит издал гэльские тексты этих поэм. {Smith J. Sean dana; le Oisean, Orran, Ulann, etc. Ancient poems of Ossian, Orran, Ullin, etc, collected in the Western Highlands and Isles; being the originals of the translations some time ago publ. in the Galic Antiquities. Edinburgh, 1787.} Английское его издание имело большой успех и переводилось на другие европейские языки, в том числе и на русский.
      Наконец, в 1787 г. некий барон Эдмонд де Гарольд, ирландский офицер на службе у курфюрста Пфальца, выпустил в Дюссельдорфе на английском и немецком языках семнадцать "новонайденных" поэм Оссиана. {Poems of Ossian lately discover'd by Edmond Baron de Harold. Dusseldorf, 1787; Neuentdeckte Gedichte Ossians, ubersetzt von Edmund Freiherrn von Harold. Diisseldorf, 1787.} Самое любопытное заключалось в том, что двенадцать лет до этого, работая в 1775 г. над немецким переводом макферсоновских поэм Оссиана, он в письмах к Гердеру выражал уверенность, что это подделка. {См.: Haym R. Herder, Bd II. Berlin, 1954, S. 652-653.}
      Тем временем полемика продолжалась. В 1778 г. в горную Шотландию и на острова отправился кельтолог Вильям Шоу (Shaw, 1749-1831) с целью найти подтверждение подлинности публикаций Макферсона. Однако тщательные разыскания убедили его в обратном: то, что он обнаружил, было весьма далеко от макферсоновских текстов, и Шоу вернулся уверенный в их подложности, о чем он не замедлил сообщить в специальном памфлете. {Shaw W. An enquiry into the authenticity of the poems ascribed to Ossian. London, 1781.} Ему сразу же ответил Джон Кларк, {Clark J. An answer to Mr. Shaw's Inquiry into the authenticity of the poems ascribed to Ossian. Edinburgh, 1781.} и полемика разгорелась с новой силой.
      Один Макферсон продолжал хранить молчание. Впрочем, в известном смысле он уже высказался. Издавая в 1773 г. окончательную редакцию своего Оссиана, он так начинал предисловие: "Хотя талант его отнюдь не увеличился, автор мог улучшить свой язык за те одиннадцать лет, что эти поэмы находились в руках публики. В двадцать четыре года легко было допустить погрешности в слоге, которые опыт более зрелых лет позволяет выправить, а некоторая распущенность воображения может быть с успехом введена в должные границы благодаря той степени здравого смысла, какая приобретается с течением времени". {Poems, vol. I, p. V.} В сущности здесь он прямо говорил о себе как о творце и далее именовал себя попеременно то "автор" (author), то "писатель" (writer), то "переводчик" (translator). Яснее он уже выразиться не мог иначе, как признавшись, что раньше обманывал публику, заявляя, будто его английский перевод буквально передает гэльский оригинал. Поэтому ему ничего не оставалось, как молчать.
      Но шотландцев это молчание не устраивало: было затронуто национальное достоинство. В 1783 г. шотландский дворянин Джон Макгрегор Марри, находившийся на службе в Индии, движимый патриотическими чувствами, объявил подписку среди своих сослуживцев-соотечественников для сбора средств на издание гэльского оригинала Оссиана. В следующем году собранная сумма в 1000 фунтов стерлингов была отправлена Шотландскому обществу (Highland Society) для передачи Макферсону. Последний был вынужден пообещать, что издаст оригинал при первой возможности, но тут же добавлял, что дело это потребует много свободного времени, которого ему, обремененному политической деятельностью (с 1780 года он к тому же избирался членом парламента), недостает. В дальнейшем он действительно несколько раз принимался за приведение в порядок и обработку былых своих записей для публикации. {См.: Saunders, p. 288-296.} Однако дело затягивалось, и он умер 17 февраля 1796 г., так и не осуществив издания. Он завещал завершить начатое дело своему другу и секретарю Шотландского общества Джону Маккензи, которому оставлял рукописные материалы и полученные 1000 фунтов. Но вскоре умер и Маккензи, и прошло еще несколько лет, прежде чем Шотландское общество взяло дело в свои руки.
      Наконец, в 1807 г., спустя почти полвека после появления английской версии, вышло в свет издание, содержащее гэльские тексты одиннадцати из 22 макферсоновских поэм Оссиана (включая "Фингала" и "Темору") с латинским переводом и различными статьями и примечаниями, доказывающими их подлинность. {The Poems of Ossian, in the original Gaelic, with literal translation into Latin, by the late Robert Macfarlan, A. M. Together with a dissertation on the authenticity of the poems, by Sir John Sinclair... Publ. under the sanction of the Highland Society, of London, vol. I-III. London, 1807.}
      В дальнейшем оригиналы несколько раз переиздавались и в свою очередь вызвали полемику. У них тоже были свои сторонники и противники. Последние указывали, что язык, на котором они написаны, - современный Макферсону гэльский, но никак не древний, что притом он изобилует нарушениями грамматики и просодии, а также англицизмами. С другой стороны, среди сотен фольклорных текстов, найденных или записанных в Шотландии и Ирландии, не было ни одного, близко совпадающего с публикацией 1807 г. Короче говоря, по мнению наиболее авторитетных исследователей, так называемые "оригиналы" являются грубой подделкой и скорее всего - обратным переводом английских "Поэм Оссиана" на гэльский язык. {См.: Thomson D. S. The Gaelic sources of Macpherson's "Ossian". Edinburgh-London, [1952], p. 85-90 (ниже в ссылках: Thomson). См. также: Smart, p. 185-208; Stern, S. 57-69; Frazer G. M. The truth about Macpherson's 'Ossian'. - Quarterly review, 1925, vol. CCXLV, N 486, p. 338-341.} Неясно только, сам ли Макферсон осуществил этот перевод или у него были соучастники и какова доля их участия; но это уже не так существенно.
      Оссиановская полемика, как мы видим, не прекратилась со смертью Макферсона: она продолжалась весь XIX в.