Действие поэмы начинается утром. Как здесь рассказано, Карбар находился вдали от своего войска, когда один из его дозорных принес известие о высадке Фингала. Он собирает совет вождей. Фолдат, вождь Момы, говорит о противнике презрительно и высокомерно. Ему с жаром возражает Малтос. Выслушав их спор, Карбар повелевает устроить пиршество, на которое через своего барда Оллу приглашает Оскара, сына Оссиана, намереваясь затеять ссору с этим героем, чтобы иметь повод его убить. Оскар пришел на пиршество, вспыхнула ссора, и сторонники обоих вождей вступают в бой; Карбар и Оскар ранят друг друга насмерть. Шум сражения донесся до войска Фингала. Король поспешил на помощь Оскару, и ирландцы отступили к войску Кахмора, который уже подходил к берегам реки Лубар по вересковой пустоши Мой-лены. Фингал, оплакав внука, повелел Уллину, главному из своих бардов, отвезти тело Оскара в Морвен и предать там земле. Наступает ночь, и Алтай, сын Конахара, рассказывает Фингалу обстоятельства убийства Кормака. Филлан, сын Фингала, послан наблюдать за ночными передвижениями Кахмора, и этим завершается первый день. Место действия в этой книге - равнина близ холма Моры, который высится на границе вересковой пустоши Мой-лены в Ольстере.
      Катятся синие волны Уллина, залитые светом.* День озаряет холмы зеленые. Ветер колышет тенистые кроны дерев. Седые потоки стремят свои шумные воды. Два зеленых холма, поросших дубами дряхлыми, узкий стеснили дол. Река там струит синие воды свои. На бреге стоял Карбар из Аты.** Король на копье опирался, красные очи его печальны и страха полны. Его душе является Кормак, покрытый ужасными ранами. Юноши серая тень возникает во мраке, кровь течет из-под призрачных ребер его. Трижды Карбар поверг копье наземь и трижды коснулся своей бороды. Неверны его шаги, часто он застывает на месте, крепкожилые руки ввысь простирая. Он, словно туча пустыни, что изменяет свой вид с каждым дыханием ветра. Печальны долины вокруг, и в страхе ждут они ливня.
      * Первая книга "Теноры" первоначально была включена в собрание малых произведений, приложенных к эпической поэме "Фингал". После того, как это издание было напечатано, в мои руки попали некоторые дополнительные отрывки поэмы, последовательно соединенные. При этом особенно неполно и неудовлетворительно была представлена вторая книга. С тех пор с помощью друзей мне удалось собрать все недостающие отрывки "Теморы", а фабула поэмы, точно сохраненная в памяти многих, позволила мне придать ей такой порядок, в каком она сейчас появляется. Наименование "эпическая поэма" принадлежит мне. Оссиан не имел ни малейшего понятия о терминах нашей критики. Он родился в давнее время в стране, удаленной от мест средоточия учености, и познания его не простирались до знакомства с греческой и римской литературой. Поэтому, если формою своих поэм и некоторыми выражениями он напоминает Гомера, это сходство обусловлено самой природой - тем источником, из которого оба почерпали свои идеи. Исходя из этого соображения, я уже не привожу в настоящем томе параллельные места из других авторов, как это делал в некоторых примечаниях к предыдущему собранию поэм Оссиана. Я был далек от намерения заставить моего автора соперничать с высокочтимыми творцами классической древности. Обширное поле славы предоставляло достаточно места для всякого поэтического дарования, какое только появлялось до сих пор, и нет нужды ниспровергать репутацию одного поэта, чтобы на ее обломках возвысить другого. Даже если бы Оссиан и превосходил достоинствами Гомера и Вергилия, известное пристрастие, основанное на славе, которой они заслуженно пользовались на протяжении стольких веков, заставило бы нас пренебречь его превосходством и отдать предпочтение им. Хотя их высокие, достоинства и не нуждаются в дополнительной поддержке, тем не менее в пользу их славы несомненно говорит то обстоятельство, что у греков и римлян потомков либо вообще не существует, либо они не являются предметом презрения или зависти для нынешнего столетия.
      Хотя эта поэма не обладает, пожалуй, всеми minutiae [подробностями (лат.)], какие Аристотель, основываясь на Гомере, считал обязательными при сочинении эпической поэмы, тем не менее полагаю, что она обладает всеми существенными особенностями эпопеи. Единства времени, места и действия соблюдены на всем ее протяжении. Поэма начинается в разгар событий; то, что необходимо знать из предшествующего, сообщается в дальнейшем в виде вставных эпизодов, которые не кажутся искусственными, но как бы обусловлены сложившейся обстановкой. Описываемые события величественны, язык исполнен живости: он не снисходит до холодной мелочности и не раздут до смешной напыщенности.
      Читатель найдет некоторые изменения в слоге этой книги. Они основаны на более исправных экземплярах оригинала, которые попали в мои руки после первой публикации. Поскольку большая часть поэмы сохраняется в устной традиции, текст ее иногда меняется и содержит вставки. Сопоставив разночтения, я всегда избирал такое, которое лучше всего соответствовало духу повествования.
      ** Карбар, сын Борбар-дутула, происходил по прямой линии от Лартона, вождя народа фирболгов, основавшего первое поселение на юге Ирландии. Гэлы владели северным побережьем острова, и первые монархи Ирландии были гэльского происхождения. Этим были вызваны столкновения между двумя народами, окончившиеся убийством Кормака, престол которого узурпировал Карбар, государь Аты, о котором идет здесь речь.
      Но вот король совладал с собою и взял копье свое острое. Очи он обратил на Мой-лену. Пришли дозорные с синего моря. В страхе пришли они, озираясь часто назад. Карбар узнал, что близок могучий враг и призвал угрюмых своих вождей.
      Послышалась гулкая поступь воинов Карбара. Они обнажили разом свои мечи. Стоял там Морлат, нахмуря чело. Длинные волосы Хидаллы вьются по ветру. Рыжеволосый Кормар, опершись на копье, вращает косыми очами. Малтос бросает дикие взоры из-под косматых бровей. Фолдат стоит, словно темный утес, тиной и пеной покрытый.* Копье его, как ель на Слиморе, что спорит с небесным ветром. Его щит весь в рубцах боевых, и багровые очи его презирают опасность. Вместе с другими вождями, а было их тысяча, окружили они колесницевластного Карбара, когда пришел дозорный морей, Мор-аннал с многоводной Мой-лены. Его глаза вылезают на лоб, бледные губы трясутся.
      * Mor-lath - _великий в день битвы_. Hidalla' - _герой с кротким взором_. Cormar - _искусный мореход_. Malth-os - _медленно говорящий_. Foldath - _великодушный_.
      Фолдат, особо выделенный здесь, играет важную роль в продолжении поэмы. Его яростный непреклонный нрав проявляется постоянно. Одно место во второй книге показывает, что он был наиболее близок Карбару и являлся главным участником заговора против Кормака, короля Ирландии. Его племя принадлежало к числу самых значительных среди народа фирболгов.
      "Что же, - спросил он, - стоит воинство Эрина безмолвно, как роща вечерняя? Стоит оно, как безмолвный лес, а Фингал уже на бреге? Фингал, ужасный в боях, король многоводного Морвена!" - "Видел ли ты ратоборца? Карбар спросил со вздохом. - Много ли с ним героев на бреге? Подъемлет ли он копье войны? Или с миром грядет к нам король?"
      "Не с миром грядет он, Карбар. Я видел, копье его простерто вперед.* Оно - перун смерти, кровью тысяч запятнана сталь его. Он первым сошел на брег, могучий в своих сединах. Расправив упругие мышцы, он двинулся во всей своей силе. На бедре его меч, что раны второй не наносит.** Ужасен щит его, словно луна кровавая, восходящая в бурю. Следом за ним - Оссиан, король песнопений, и сын Морни, первый из мужей. Коннал вперед прыгает, на копье опираясь. Развеваются темнорусые кудри Дермида. Филлан, юный охотник многоводного Морху, напрягает свой лук.*** Но кто там предшествует им, подобный грозной стремнине? То сын Оссиана. Сияет лик его, осененный длинными кудрями, что ниспадают на плечи. Чело его темное полусокрыто сталью. Меч свободно висит на бедре. Сверкает копье при каждом движении, Я бежал от страшных его очей, о король высокой Теморы!"
      * Мор-аннал указывает здесь на особое положение Фингалрва копья. Если воин, впервые высадившийся в чужой стране, держал копье острием вперед, это означало в те дни, что он явился с враждебными намерениями и с ним соответственно обходились как с врагом. Если же острие копья было обращено назад, это служило знаком дружбы, и пришельца немедленно приглашали на пир, согласно правилам гостеприимства того времени.
      ** Это - знаменитый меч Фингала, поэтически прозванный _сыном Луно_ по имени изготовившего его Луно, кузнеца из Лохлина. Согласно преданию, меч этот каждым своим ударом насмерть поражал человека и Фингал пускал его в ход только в случаях наибольшей опасности.
      *** В некоторых записях поэмы в перечне вождей Морвена сразу после Филлана следуют Фергус, сын Фингала, и Уснот, вождь Эты. Но поскольку они оольше ни разу не упоминаются в поэме, я считаю весь этот отрывок интерполяцией и поэтому исключил его.
      "Так беги же, ничтожный, - молвил Фолдат в угрюмой ярости, - беги к седым потокам своей земли, малодушный! Разве я не видал этого Оскара? Я следил за вождем в сражении. Он из тех, кто могуч в опасности; но и другие умеют вздымать копье. Много сынов у Эрина столь же отважных, о король лесистой Теморы! Да противостанет Фолдат силе его стремления и остановит сей могучий поток. Мое копье покрыто кровью доблестных ратников; мой щит, как стена Туры".
      "Неужто Фолдат пойдет на врагов один? - возразил темнобровый Малтос.* Разве не затопили они наш берег, как воды многих потоков? Разве не эти вожди разгромили Сварана, когда побежали сыны Эрина? И неужто Фолдат один пойдет на их храбрейших героев? Фолдат, гордыни исполненный, возьми с собой силы ратные, и пусть Малтос тебе сопутствует. Мой меч обагрялся в сечах, но слышал ли кто мои слова?" **
      * Противоположность нравов Фолдата и Малтоса подчеркнута в последующих частях поэмы. Они всегда противостоят друг другу. Распри между их родами, явившиеся причиной их ненависти друг к другу, упоминаются в других поэмах.
      ** То есть: кто слышал мою похвальбу? Он порицал таким образом самовосхваление Фолдата.
      "Сыны зеленого Эрина, - молвил Хидалла,*** - да не услышит Фингал ваших слов. Супостата порадует распря и укрепит десницу его в нашем краю. Вы, отважные ратники, подобны бурям в пустыне; они налетают без страха на скалы и низвергают леса. Так двинемся ж в силе своей неспешно, словно тяжко нависшая туча. Тогда содрогнется могучий, копье упадет из длани отважного. "Пред нами туча смерти", - воскликнут они, и тени покроют их лица. Фингал восплачет в старости и узрит преходящую славу свою. Смолкнут шаги вождей его в Морвене, мохом годов порастет Сельма".
      *** Хидалла был вождем Клонры, небольшого края на берегах озера Лего. его красота, красноречие и поэтический дар упоминаются в дальнейшем.
      Карбар молча внимал этим речам, подобный туче, ливнем чреватой; мрачно висит она над Кромлой, покуда молния не разверзнет недр ее; дол озарится алым светом, и духи бури возрадуются. Так стоял безмолвный король Теморы и, наконец, прозвучали его слова.
      "Готовьте пир на Мой-лене. Да придут сто моих бардов. Ты, рыжеволосый Олла, возьми королевскую арфу. К Оскару ты ступай, к вождю мечей, пригласи его к нашему пиршеству. Днесь мы пируем и слушаем песни, заутра преломим копья. Скажи ему, что воздвиг я могилу Католу,* что барды пели пред тенью его. Скажи ему, что Карбар слыхал о славе его на брегах шумливого Каруна.** Нету здесь Кахмора,*** великодушного отпрыска Борбар-дутула. Он не здесь со своими тысячами, и наше воинство слабо. Кахмор противник распрей на пиршестве: как солнце, душа его светлая. Но знайте, вожди лесистой Теморы, Карбар сразится с Оскаром! Слишком много болтал он о Католе, и пылает ярость Карбара. Он падет на Мой-лене, и слава моя возрастет на его крови".
      * Катол, сын Морана, был убит Карбаром за его преданность семейству Кормака. Он сопровождал Оскара во время _войны Инис-тоны_; тогда между ними возникла тесная дружба. После гибели Катола Оскар сразу же послал Карбару вызов на поединок, от которого тот предусмотрительно уклонился, но затаил в душе ненависть к Оскару ж замыслил убить его на пиру, куда он его и приглашает здесь.
      ** Он подразумевает битву Оскара с Каросом, _властителем кораблей_, которого, видимо, следует отождествлять с римским узурпатором Каравзием.
      *** Gathmor - _великий в битве_, сын Борбар-дутула и брат Карбара, короля Ирландии, переправился накануне восстания племени фирболгов в Инис-хуну (предположительно, часть южной Британии), чтобы помочь местному королю Конмору в егооорьбе с неприятелем. Кахмор одержал победу в войне, в ходе которой, однако, Конмор был или убит, или умер естественной смертью. Карбар, узнав о намерении Фингала свергнуть его с престола, послал вестника Кахмору, и тот вернулся в Ирландию за несколько дней до начала поэмы.
      Карбар здесь пользуется отсутствием брата, чтобы осуществить свой бесчестный умысел против Оскара, потому что благородный духом Кахмор, находись он здесь, не позволил бы попрать законы гостеприимства, соблюдением которых он славился. Братья представляют собою противоположность: мы испытываем отвращение к низости Карбара в той же мере, в какой восхищаемся бескорыстием и великодушием Кахмора.
      Радость озарила их лица. Они рассеялись по Мой-лене. Пиршество уготовано. Зазвучали песнопения бардов. Мы на бреге услышали голос веселья; мы решили, что прибыл могучий Кахмор. Кахмор, друг чужеземцев, брат рыжеволосого Карбара. Сколь различны их души! Небесный свет озаряет сердце Кахмора. Башни его воздвиглись на берегах Аты, семь дорог к чертогам его вели. Семь вождей стояли на тех дорогах и звали на пиршество странников. Но Кахмор сам обитал в лесу, избегая хвалебного гласа.****
      **** Войско Фингала услышало, как веселятся в лагере Карбара. Характер Кахмора, как он здесь представлен, соответствовал нравственным понятиям того времени. Гостеприимство одних носило показной характер, другие же естественно следовали обычаю, воспринятому от своих предков. Но что особенно отличает Кахмора, это его отвращение к похвалам: он якобы живет в лесу, дабы избежать благодарности своих гостей, и таким образом превосходит благородством даже гомерова Ахилла, потому что, хотя поэт прямо не говорит об этом, но греческий герой вполне мог, сидя во главе своего стола, с удовольствием слушать хвалы, расточаемые ему людьми, которых он принимал.
      Ни один народ в мире не простирал своего гостеприимства так далеко, как древние шотландцы. Многие века считалось позором для высокопоставленного человека держать всегда на запоре дверь своего дома, _дабы_, как выражаются барды, _чужеземец не вошел и не увидал его скрюченную душу_. Некоторые вождя доводили свою приверженность к гостеприимству до крайних пределов, и барды, вероятно, из корыстных побуждений не уставали славословить это достоинство. Cean-uia' na dai', т. е. цель, к которой ведут все пути чужеземцев, - такое определение они неизменно прилагали к вождям; напротив, негостеприимного они награждали прозвищем - _туча, которой сторонятся чужеземцы_. Последнее, однако, было столь необычно, что во всех древних поэмах, когда-либо мною найденных, Я встретил лишь одного человека, которого заклеймили таким позорным прозвищем, да и то, видимо, оно основывалось на личной распре между ним и покровителем барда, написавшего поэму.
      Поныне сохраняется предание о такого рода гостеприимстве, которым отличался один из первых графов Аргайл. Этот вельможа, услыхав, что некий именитый ирландец намерен посетить его в сопровождении многочисленной свиты друзей и вассалов, сжег Дунору, свой родовой замок, полагая, что он слишком мал для гостей, и приникал ирландцев в палатках, раскинутых на берегу. Сколь бы сумасбродным ни показалось такое поведение в наши дни, оно вызвало восхищение и рукоплескания в те гостеприимные времена, и благодаря ему граф стяжал немалую славу в песнопениях бардов.
      Открытое общение друг с другом как прямое следствие гостеприимства немало содействовало развитию ума и расширению кругозора древних шотландцев. Именно этому обстоятельству должны мы приписать сообразительность и здравый смысл, которыми шотландские горцы обладают до сих пор в большей мере, чем простонародье даже в более цивилизованных странах. Когда люди скучены вместе в больших городах, они, разумеется, видят много людей, но мало с кем общаются. Они естественно образуют небольшие группы, и их знание людей вряд ли выходит за пределы переулка или улицы, где они живут; добавьте к этому, что пользование механическими приспособлениями влечет за собой ограничение ума. Представления крестьянина еще более ограничены. Его познания заключены в пределах нескольких акров или -от силы простираются до ближайшей рыночной площади. Образ жизни горцев совершенно иного рода. Поскольку поля их бесплодны, они не имеют почти никаких домашних занятий. Поэтому они проводят время на обширных пространствах девственной природы, где пасут свой скот, который, повсюду блуждая, увлекает за собою хозяев и приводит их иной раз в самые отдаленные поселения кланов. Там их встречают гостеприимно и сердечно, и при этом раскрывается образ мыслей хозяев, что дает гостям возможность делать заключения о различных людских характерах, а это служит истинным источником знания и благоприобретенного здравого смысла. Таким образом, простой горец знаком с большим числом характеров, чем любой человек его уровня, живущий в самом многолюдном городе.
      Олла пришел и запел свои песни. Отправился Оскар на пиршество к Карбару. Триста бойцов шагали вдоль потоков Мой-лены. Серые псы скакали по вереску, далеко разносился их лай. Фингал смотрел, как уходит герой; печалью объята душа короля. Он опасался, что пиршество чаш скрывает тайные ковы Карбара.
      Мой сын высоко поднял копье Кормака, сто бардов встречали его песнопениями. Карбар таил под улыбками смерть, что чернела в недрах его души. Пир уготован, чаши звенят, торжество озаряет лицо хозяина. Но было оно, словно луч прощальный солнца, что в буре вот-вот сокроет багряную голову.
      Карбар поднялся в бранных доспехах, мраком покрыто его чело. Сразу умолкли сто арф. Послышался звон щитов.* Вдалеке на вересковой пустоши Олла затянул песнь уныния. Мой сын узнал знамение смерти и, поднявшись, схватил копье.
      * Когда вождь намеревался убить находящегося в его власти человека, последнего обычно извещали о предстоящей смерти ударом тупого конца копья о щит; одновременно бард, находившийся на некотором расстоянии, запевал _песнь смерти_. Иного рода церемония долгое время соблюдалась в таких случаях в Шотландии. Всем известно, что лорду Дугласу в Эдинбургском замке была подана бычья голова в знак близящейся смерти.
      "Оскар, - сказал мрачно-багровый Карбар, - я вижу копье Инисфайла.* Копье Теморы ** блещет во длани твоей, сын лесистого Морвена. Оно было гордостью ста королей,*** смертью древних героев. Уступи его, сын Оссиана, уступи его колесницевластному Карбару".
      * Кормак, сын Арто, подарил копье Оскару, когда тот пришел поздравить его с изгнанием Сварана из Ирландии; это копье и служит здесь поводом для раздора.
      ** Ti-mor-rath - _дом удачи_, название дворца верховных королей Ирландии.
      *** Сто является здесь неопределенным числом и употреблено для обозначения множества. Вероятно, преувеличения бардов и подали ирландским сенахиям мысль отнести возникновение их монархии к столь далеким временам.
      "Ужель уступлю я, - ответил Оскар, - дар злополучного короля Эрина, дар златокудрого Кормака Оскару, который рассеял его супостатов? Я пришел в чертоги веселья Кормака, когда Сваран бежал от Фингала. Радостью юноши лик озарился, он отдал мне копье Теморы. Но отдал его он не хилому, Карбар, не малодушному. Мрак лица твоего - не гроза для меня, а глаза - не перуны смерти. Мне ли страшиться звона щита твоего? Я ль задрожу от песни Оллы? Нет, Карбар, пугай слабосильных, Оскар - скала нерушимая".
      "Так, значит, ты не уступишь копья? - вскричал обуянный гордыней Карбар. - Или так дерзки твои слова, потому что близок Фингал? Седовласый Фингал, владыка сотни дубрав Морвена! Он бился досель с людьми малосильными. Но он должен исчезнуть пред Карбаром, как смутный тумана столп пред вихрями Аты".****
      **** Atha - _мелкая речка_, название владений Карбара в Коннахте.
      "Если бы тот, кто бился с людьми малосильными, встретил вождя угрюмого Аты, Аты угрюмой вождь уступил бы зеленый Эрин, лишь бы гнева его бежать. Не говори о могучих, Карбар, но обрати свой меч на меня. Наши силы равны, Фингал же увенчан славою, он первый из смертных!"
      Увидели воины, как их вожди помрачнели. Топот теснящихся ратей раздается вокруг. Очи пылают огнем. Тысяча дланей схватила рукояти мечей. Рыжеволосый Олла затянул боевую песнь. Радость трепещет в душе Оскара, привычная радость его души, как при звуках Фингалова рога.
      Мрачное, словно волна окееанская, вихрем подъятая, когда склоняет она главу свою на берег, так надвигалось воинство Карбара. Дочь Тоскара! * зачем эти слезы? Он еще не сражен. Много было смертей от десницы его, прежде чем пал мой герой! Смотри, они полегают пред сыном моим, как рощи в пустыне, когда разъяренный дух несется сквозь ночь и длань его обрывает зеленые кроны дерев! Падает Морлат, умирает Маронан, в крови содрогается Конахар. При виде меча Оскарова сжимается Карбар и ползет в темноту за камень. Исподтишка он подъемлет копье и вонзает меж ребер Оскара. Вождь упадает вперед на щит, но потом встает на колени. По-прежнему он сжимает копье. Взгляни, повержен угрюмый Карбар! ** Сталь пронзила его чело, на затылке раздвинув рыжие космы. Он лежит, как обломок скалы, что Кроила стряхнула ее своего лесистого склона. Но вовеки уже не восстанет Оскар! Он склонился на щит свой горбатый. Копье застыло в грозной деснице. Мрачнс стояли вдали сыны Эрина. Их крики вздымались, как шум стесненные потоков, и Мой-лена им вторила эхом.
      {* Поэт имеет в виду Мальвину, дочь Тоскара, к которой он обращает ту часть поэмы, где рассказывается о смерти ее возлюбленного Оскара.
      ** Ирландские историки относят смерть Карбара к концу третьего века. Они говорят, что он был убит в битве о войском Оскара, сына Оссиана, но отрицают что он пал от руки Оскара. Поскольку при этом они могут опереться только на предания своих бардов, переводчик считает, что рассказ Оссиана не менее достоверен; в крайнем случае мы имеем дело с противопоставлением одного предания другому.
      Однако несомненно, что ирландские историки в какой-то мере изменяют эту часть своей истории. В моих руках находится ирландская поэма на эту тему, служившая несомненно источником их сведений о битве при Гавре, в которой пал Карбар. Сопутствующие обстоятельства представлены здесь более благоприятно для доброй его славы, чем у Оссиана. Так как перевод этой поэмы (которая не лишена поэтических достоинств, хотя, очевидно, не является такой уж древней) сделал бы это примечание чрезмерно пространным, я ограничусь кратким изложением содержания с добавлением нескольких отрывков ирландского оригинала.
      Оскар, говорит ирландский бард, был приглашен Карбаром, королем Ирландии на пир в Теморе. Между двумя героями возник спор по поводу копий, которыми обычно обменивались в таких случаях гости с хозяином. В ходе препирательства Карбар хвастливо заявил, что он будет охотиться на холмах Альбиона и, как бы ни противились тому местные жители, доставит всю добычу в Ирландию. В оригинале сказано:
      Briathar buan sin; Briathar buan
      A bheireadh an Cairbre rua',
      Gu tuga' se sealg, agus creach
      A h'Albin an la'r na mhaireach.
      [Это твердое слово, твердое слово, которое скажет Карбар рыжеволосый, что завтра он будет охотиться и увезет добычу из Альбиона (гэл.)]
      Оскар ответил, что на другой день он сам заберет в Альбион добычу из пяти ирландских земель, как бы Карбар тому ни противился.
      Briathar eile an aghai' sin
      A bheirea' an t'Oscar, og, calma
      Gu'n tugadh se sealg agus creach
      Do dh'Albin an la'r na mhaireach, и т. д.
      [Слово другое наперекор этому, которое скажет Оскар, юный, доблестный, что он завтра увезет добычу охоты в Альбион (гэл.)}.
      Оскар во исполнение своей угрозы начал опустошать Ирландию. Но Карбар подстерег его, когда он возвращался в Ольстер через узкий проход Гавра (Caoilghlen-Ghabhra); завязалась битва, в которой оба героя пали от нанесенных друг другу ран. Бард дает весьма любопытный перечень воинов, сопровождавших Оскара, когда они шли на битву. Их, очевидно, было пятьсот человек, и возглавляли войско, по выражению поэта, _пять героев королевской крови_. В поэме упоминается Фингал, который успел прибыть из Шотландии, прежде чем Оскар умер от ран.}
      Фингал заслышал гул и схватил копье отца своего. Он пошел перед нами по вереску. Он промолвил слова печали: "Я слышу, как битва грохочет. Юный Оскар остался один. Вставайте, сыны Морвена, съединитесь с мечом героя".
      Оссиан рванулся вперед по вереску. Филлан запрыгал по Мой-лене. Фингал устремился в силе своей, и ужасно сверканье щита его. Издалека узрели Фингала сыны Эрина, души их содрогнулись. Знали они, что гнев короля воспылал, и провидели свою смерть. Мы прибыли первыми, мы бросились в битву, и все же вожди Эрина удержались под нашим напором. Но когда появился король, бряцая оружием, какое стальное сердце могло перед ним устоять! Эрин бежал по Мой-лене. Смерть гналась по пятам.
      Мы увидали Оскара на щите. Мы увидали вокруг на земле его кровь. Отуманило лица безмолвие. Все отвернулись прочь и рыдали. Тщился король сокрыть свои слезы. Его борода седая свистела под ветром. Он склонил главу над сыном моим. Его слова прерывались вздохами.
      "Ужели сражен ты, Оскар, посреди своего поприща? а сердце старика стучит над тобой! Он зрит грядущие брани твои. Брани, в которых ты бы сражался, он зрит, но они отъяты у славы твоей. Когда же поселится радость в Сельме? Когда же горе покинет Морвен? Один за другим погибают мои сыновья; Фингал последним в роду остается. Слава, которую я стяжал, прейдет; не видать мне друзей в старости. Тучей седой я воссяду в чертоге своем и не услышу, как внук мой вернется в звонких доспехах. Рыдайте, герои Морвена, уже никогда не подымется Оскар!" И они рыдали, Фингал! Дорог был герой их сердцам. Он ходил на брань - и расточались враги, он возвращался с миром - и ликовали друзья. Не скорбели отцы о сынах, убитых в расцвете юности, братья - о братьях любезных. Они пали, никем не оплаканные, ибо повержен их вождь! Бран* завывает у ног его, угрюмый Луат скулит, ибо часто он брал их с собою охотиться на резвых косуль пустыни.
      * Бран - один из псов Фингала. Он отличался такой быстротой, что поэт в одном стихотворении, которого в настоящий момент нет под рукой у переводчика, наделил его такими же достоинствами, какими Вергилий наделил Камиллу. Bran означает _горный поток_.
      Когда Оскар узрел друзей вкруг себя, тяжкий вздох его грудь исторгла. "Вождей престарелых стенанья, - сказал он, - псов моих вой унылый и горестной песни порывы Оскару душу смягчили. Душу мою, что смягченья не ведала, что была тверда, как булат моего меча. Оссиан, отнеси меня на родные холмы! Воздвигни камни во славу мою. Положи рог оленя и меч мой в тесном моем жилище. Быть может, время придет и горный поток размоет землю, охотник найдет булат и промолвит: "Это был Оскара меч"".
      "Ужель ты погибнешь, сын моей славы! И ужели вовек я тебя не увижу, мой Оскар! Другие услышат о своих сыновьях, а я о тебе не услышу. Мхом порастут четыре серых камня могильных, и над ними ветер заплачет. Без Оскара будут сражаться воины, не погонится он за темно-бурыми ланями. Когда-нибудь воин вернется с бранных полей и расскажет о дальних краях. "Я видел могилу, - он скажет, - у потока ревущего, мрачный приют вождя. Он сражен был колесницевластным Оскаром, первым из смертных". Может быть, я услышу голос его, и радости луч озарит мою душу".
      Ночь сошла бы в унынии и утро вернулось бы, горем объятое, наши вожди и дальше стояли бы, словно росу точащие охладелые скалы Мойлены, и о брани забыли бы, если б король, скорбь свою подавив, не возвысил голос могучий. Словно воспрянув от сна, стоявшие кругом вожди вскинули головы.
      "Доколе ж мы будем рыдать на Мой-лене иль обливаться слезами в Уллине? Могучий уже не воротится. Оскар уже не восстанет в силе своей. Доблестный воин падет в свой урочный час, и позабудут о нем на родимых холмах. О воины, где наши праотцы, вожди прошедших времен? Они закатились, как звезды, когда-то сиявшие, мы только слышим отзвук их славы. А в оный день гремела хвала им, грозе минувших времен. И мы тоже прейдем, о воины, в день нашей гибели. Так обретем же хвалу, пока еще в силах мы, и да останется слава за нами, как лучи последние солнца, когда склоняет оно на закате главу свою алую.
      Уллин, мой старый бард, взойди на корабль короля. Отвези Оскара в Сельму, край песнопений. Да возрыдают дочери Морвена. Мы же будем сражаться в Эрине за род убиенного Кормака. Дни моей жизни идут на убыль; я чую, слабеет десница моя. С облаков склоняются праотцы, чтобы принять седовласого сына. Но прежде чем я уйду отселе, еще воссияет единый луч моей славы. Так я скончаю дни свои, как некогда начал их, - во славе. И жизнь моя единым потоком света предстанет бардам грядущих времен".
      Уллин поднял паруса свои белые: южный ветер подул. Он по волнам понесся к Сельме. Я остался, объятый горем, но никто не слыхал моих слов.* На Мой-лене пир уготован. Сто героев воздвигли могилу Карбару, но никто не воспел вождя, ибо душа его мрачной была и кровавой. Барды помнили гибель Кормака, что же могли7 они молвить Карбару в похвалу?
      * Поэт говорит от своего имени.
      Ночь опустилась, клубясь. Сотня дубов воспылала. Под древом сидел Фингал. Старый Алтан** стоял посреди. Он поведал повесть о гибели Кормака, Алтан, сын Конахара, друг колесницевластного Кухулина. У Кормака жил он в Теморе, ветром овеянной, когда сын Семо сражался с великодушным Торлатом. Алтана повесть была печальна, и слезы стояли в его очах.
      ** Алтан, сын Конахара, был главным бардом Арто, короля Ирландии. После смерти Арто Алтан служил сыну его Кормаку и присутствовал при его смерти. С помощью Кахмора он спасся от Карбара и, явившись к Фингалу, поведал ему, как рассказано здесь, о смерти господина своего Кормака.
      "В лучах заходящего солнца *** пожелтела Дора.**** Серый вечер начал спускаться. Изменчивый ветер порывами сотрясал деревья Теморы.