20

— Если эта штука собиралась нас взорвать, — сказала Ким, — я думаю, она бы уже это сделала.

— Наверное, ты права. И нам ничего не грозит. Пока что.

— В каком смысле — пока что?

— Нельзя эту штуку тащить домой.

— Почему?

— Это может быть следящее устройство.

— Но ты же так не думаешь?

— Раз это не бомба, то что же?

Ким подумала:

— Может быть, дар.

— Вроде Троянского коня?

— Солли, это уже мания преследования.

— И пусть. Мания преследования — вполне нормальная реакция, когда тебя преследуют. Мы понятия не имеем об их возможностях. А их намерения пока что не кажутся особенно дружелюбными.

— Ладно, — сказала Ким. — Давай от него избавляться.

— В точности моя мысль.

Объект прикрепился к корпусу неподалеку от главного люка, Солли встал и направился к двери.

— Я им займусь.

— А что ты сделаешь?

Они вышли из кабины пилота и направились вниз. Солли открыл шкаф на главной палубе.

— Единственное, что можно сделать. Выйду наружу и скажу ему «брысь». — Он нахмурился. — Вряд ли это будет опасно, Ким. Если они хотели напасть, они бы уже это сделали. Есть шанс, что они считают, будто мы не заметили этого зайца.

Она кивнула:

— А что я пока должна делать?

— Сидеть в тепле и отдыхать. — Солли выбрал изолированную монтировку и взвесил на руке. — Должно сработать.

— А что, если на этот раз я выйду наружу?

— А какой у тебя опыт внешних работ в космосе?

— А что, это трудно?

— Не очень. Но всегда полезно знать, что делаешь.

— Солли, — сказала она, — стали бы они закреплять у нас на корпусе что-то, что можно просто выйти и снять?

— Ты полагаешь, что нет?

— Именно. Я думаю, что его не отцепить.

— Заодно и узнаем.

Ким достаточно играла в шахматы, чтобы знать основной принцип: всегда предполагай, что противник сделает лучший ход.

— Не нравится мне это.

Солли сумел сделать такой вид, будто у него все под контролем.

— Может быть, надо будет сообразить. А если окажется не так и что-то случится, дай Хэму команду идти к Сент-Джонсу, ладно? Не лети домой. Если мы рискуем выпустить что-то на людей, пусть это случится на форпосте, а не на Гринуэе.

Ким встревоженно смотрела, как он надевает скафандр, и вдруг вспомнила проект «Маяк». Вот они мы, приходите и берите нас. Нет, так не может быть. Глупая мысль.

— Знаешь, что меня во всем этом злит? — сказала она ему через переговорное устройство, когда он влез в скафандр. — Если что, мне ничего не сделать.

— Пока что ты делала все, что надо было, Ким. А теперь посиди спокойно, и я через полчаса вернусь.

Они проверили радиосвязь, отключили гравитацию и включили внешние огни левого борта. Через несколько минут на панели зажегся индикатор открытого люка. Ким велела ИРу наблюдать за Солли через все доступные имиджеры.

«Ким, у него есть камера на шлеме».

— Ты ее можешь включить?

«Конечно».

— Включи.

Картинки появились на трех экранах: вид Солли сбоку, сзади и изображение с его нашлемной камеры. Четвертый имиджер давал изображение объекта.

Солли закрепил конец на страховочном кольце рядом с люком и зашагал по корпусу магнитными ботинками.

Звезд не было, поэтому не было и неба. В этой субвселенной существовали пространство и время, хотя последнее бежало неравномерно, а первое было сжато. Это не было похоже, скажем, на ночь под густыми тучами, потому что даже тучи были бы видимы, воспринимались бы как объекты ощутимые, чей вес давит на наблюдателя. А здесь была истинная пустота, отсутствие чего бы то ни было, вселенная, которая, по теории, не содержала ни материи, ни энергии, кроме тех, что спорадически проникают снаружи посредством прыжковых двигателей.

Ким это напомнило страшные секунды в стоке плотины, когда мир сомкнулся над ней, похоронил ее. Когда единственный свет от наручного фонаря погас и растворился в темноте разума и духа, в темноте, которая могла оказаться вечной.

Солли прошел меж антеннами и датчиками, усыпавшими корпус «Хаммерсмита». Она видела, как он подбирается к предмету, как направляет на него свет. Объект закрепился между люком и пакетом датчиков.

— Что ты думаешь, Ким? — спросил Солли.

— Не знаю. Будь осторожен.

Он коснулся предмета концом монтировки. Реакции не было.

— Толкну-ка я его, — сказал он.

— Легонько, — посоветовала Ким.

— Толкаю.

Видимой реакции не было.

— Отлично закрепился, — сказал Солли. — Наверное, на магнитах.

Он наклонился и попытался просунуть ломик под предмет. Сиденье седла засияло радужным светом. Ким вздрогнула. Солли тоже. На них будто глядел темный глаз.

— Солли! — выдохнула Ким.

— Вижу. — Открывшийся глаз был диаметром с кисть женской руки. Темнота была ощутимой, будто глубокой.

— Осторожнее!

Солли ждал, не произойдет ли еще чего-нибудь. Но ничего не менялось, и он снова попытался просунуть монтировку под предмет. Ким было плохо видно: игра теней и световых пятен, и руки Солли. Жаль, что нельзя занести предмет внутрь и рассмотреть, но это опасно.

Кто бы мог поверить? У них в руках искусственный предмет внеземного происхождения, а они хотят его выбросить!

И еще страшно хотелось, чтобы все это кончилось и Солли вернулся.

Он просунул монтировку и пыхтел, пытаясь ее поднять. И вдруг пакет датчиков и корпус, еле видные в неверном свете, зарябили.

Это тут же прекратилось, и Ким даже не была уверена, что ей не померещилось.

Предмет отцепился от корпуса.

— О'кей, — сказал Солли, просунул руку снизу и отделил предмет, как снимают кожуру с апельсина. Потом поднял его повыше, показал, поворачивая его так и сяк, чтобы Ким увидела, а имиджер записал. Потом отшвырнул предмет прочь. Он улетел в темноту, кувыркаясь.

— Класс, Солли!

— Спасибо.

Он сунул монтировку за пояс и направился к люку. Включил канал связи с ИРом. — Хэм, где этот предмет?

«Летит прочь от корабля, Солли. Три километра в час. Без признаков внутренней энергии».

Ким глянула на экран, передававший изображение с камеры на шлеме Солли, и увидела, как луч фонаря входит в шлюз.

Люк захлопнулся, в корабле восстановилась гравитация. На экране была видна скамья напротив той, где сидел Солли, часть панели управления, мигающая желтая лампочка, перила и одна нога Солли.

— Хэм, — сказал он, — следи за предметом, сколько сможешь. Если будут перемены, извести.

«Обязательно, Солли».

Лампочка продолжала мигать, пока давление воздуха не достигло нормы. Тогда она загорелась ровным зеленым светом.

Ким испытывала внутреннюю борьбу. Может быть, «Охотник» запорол первый контакт, и сейчас они сделали то же самое.

— Солли, мы можем стать посмешищем для будущих историков.

— Слушай, Ким, мне это все не нравится. Мы установили, что здесь что-то есть. А теперь, я думаю, надо отдать это специалистам. Пусть явятся, готовые…

Желтая лампочка потускнела. Загорелась ярче.

— …исследовать эту штуку систематически, — закончил Солли.

Стена и панель управления за лампочкой расплылись. Как мостовая в жаркий день. Это было мгновение — Ким едва успела заметить.

— Солли, там что, имиджер барахлит?

— Нет, — ответил он. — Я тоже это видел.

Тишина в корабле оглушала. Ким вышла из кабины пилота и стала ждать возле люка. Вышел Солли.

Она включила все лампы у входа и заглянула в шлюз. Все нормально.

— Хэм, — попросила она, — покажи изображение с нашлемного имиджера, начиная примерно четыре минуты назад. На окно у входа.

Здесь было два больших окна, на обоих изображение неба, как оно видно с Гринуэя. Одно из них погасло, другое показало Солли, входящего во внешний люк.

— Слишком близко, — сказала Ким. — Назад еще на пару минут.

— Да это просто мощность подсела, — сказал Солли.

— Может быть.

В ускоренном обратном показе Солли резко отступил назад, седло полетело к нему, он поймал его и поставил на корпус корабля. Закрепил монтировкой.

Солли, который в окне, возился с седлом. Открылся круглый глаз.

— Вот, — сказала она. — Стоп, Хэм. Крути теперь вперед.

Солли отложил шлем, стянул скафандр и сел стаскивать ботинок.

Стойка датчиков зарябила снова.

— Придержи, Хэм, — сказала Ким.

Солли наморщил лоб. Они несколько раз прогнали этот кадр, потом перешли к тому кадру в воздушном шлюзе, когда гасла и зажигалась желтая лампа и расплывалась панель управления. Казалось, она чуть сложилась и потемнела, будто что-то проплыло перед ней, будто пространство, ею занятое, непонятным образом изменилось.

— Вот это, — спросила Ким, показывая на монитор, — это здесь нормальное явление?

— Нет. — Солли переключился на передний имиджер корпуса, прогнал запись назад, и они посмотрели весь сценарий под другим углом.

Пакет датчиков был теперь впереди, Солли за ним. И на этот раз зарябил Солли.

— Не понимаю, — сказал он.

Ким почувствовала, как сердце заколотилось быстрее.

— А я боюсь, Солли.

Раздев Эмили, они увидели, что она разрезана у талии почти пополам. Плоть обуглилась, торс почти распался, но крови не было.

— Они обмыли ее перед тем, как отправить наружу, — сказал Солли, накрывая изувеченное тело простыней.

— Что это могло быть? — спросила Ким.

— Может быть, лазер, — сказал Солли неуверенно. Труп они положили обратно в контейнер, и Ким напомнила себе, что теперь она хотя бы знает. Но это слабо утешало.

Анализ записей не дал никаких намеков на то, что произошло в шлюзе, если там вообще что-то произошло. Игра света, может быть, или возмущение пространственно-временного континуума. В конце концов, Солли-то был снаружи корабля. Может быть, при открытии люка в гиперпространстве возникают побочные эффекты. Никакое другое объяснение не вырисовывалось. И потому они постарались выбросить это из головы и возобновить обычную корабельную жизнь. Разговоры сосредоточились на том, как их могут встретить дома. Полицией или почетным караулом? Ким держалась непоколебимого оптимизма. Не отдавать же под суд людей, которые ответили на величайший вопрос науки и философии всех времен. Солли, у которого было больше жизненного опыта, считал, что от этого Агостино только больше разозлится.

— Потомки нас, конечно, оценят высоко, — говорил он, — но у современников может оказаться другой взгляд на вещи. Помнишь Колумба?

— А что?

— Умер в испанской тюрьме.

Но Ким считала, что Агостино постарается выдоить из экспедиции все что можно, чтобы это с самого начала выглядело как экспедиция института. Если так, то им за свою карьеру волноваться не придется — надо только ему в этом помочь.

Ким искренне считала свой интерес к науке бескорыстным, вызванным только желанием раздвинуть границы знания, влиться в коллективный труд. Она считала, что делает это не для себя. Но не допускала и мысли, чтобы кто-нибудь присвоил себе славу за все то, что она сделала ценой таких трудов и опасностей.

На пятый вечер после Алнитака Ким, погруженная в свои мысли, принимала душ перед ужином.

Поскольку на борту было всего два человека, не было необходимости беречь воду. Ким прополоскала волосы и вытирала лицо, еще не открыв глаза, когда ощутила в комнате какое-то движение.

— Солли? — спросила она.

Однажды он тихо вошел, когда она была под душем, и воспользовался возможностью, завернув Ким в занавеску душа и нежно поглаживая через прозрачный пластик.

Но он не ответил, а когда она открыла глаза, никого не было.

Ким не стала об этом думать, оделась и вышла к ужину, который состоял из цыплят, фруктового салата и поджаренного хлеба. Они с Солли вели небрежный разговор, когда внезапно заговорил Хэм:

«Солли, я теряю контроль над некоторыми своими функциями. Они куда-то переадресованы. Другому диспетчеру».

— Не может быть, — сказал Солли. — У тебя что, вирус?

«Причину трудно определить, Солли».

— Какие системы от тебя уходят?

«Трудности со связью, диагностикой, жизнеобеспечением. Разрушение продолжается в момент нашего разговора».

— Хэм, чем можно выправить ситуацию?

«Не знаю. Можете рассмотреть переход на ручное управление. Если процесс продолжится, я вскоре стану ненадежным»

— А мы можем? — спросила Ким. — Можем перейти на ручное?

— Вполне, — ответил Солли. — Это только значит, что придется самим щелкать тумблерами. И, может быть, ободрать краску при входе в док. А в остальном — без проблем.

Но вид у него был встревоженный.

Они докончили ужин, уже не в таком безмятежном настроении, как раньше, и пошли в кабину пилота. Ким прихватила с собой поджаренный хлебец.

Солли снял панель с надписью «Отключение автоматики».

— Хэм, — сказал он, — я буду с тобой периодически связываться. Постарайся локализовать неисправность и устранить ее.

«Понял, Солли. Я прилагаю для этого усилия». Пальцы Солли коснулись рукоятки тыквенного цвета и подали ее вперед. Зажегся ряд оранжевых ламп.

— Пилот начинает отрабатывать зарплату, — сказал Солли.

— И что мы теперь будем делать? — спросила Ким.

— Отдыхать. — Он показал на консоль навигатора, встроенную в стол. — Если увидишь здесь красный сигнал, а меня не будет, позови.

— А если что-нибудь случится, разве не включится сирена?

— Или да, или нет. Если в системе вирус, все становится ненадежным. — Он заметил сомнение на лице Ким и добавил: — Ты не волнуйся. Все будет нормально.

— То есть?

— Корабль все равно еще достаточно сильно автоматизирован. Он будет греть воду, готовить еду, подзаряжать топливные элементы. Разница только в том, что теперь, если чего-то захочешь, придется нажимать кнопки. — Он замолчал, обдумывая ситуацию. — Если будет различие между заданными условиями и реальными условиями, корабль может не заметить разницы. А это значит, что время от времени надо будет переключать термостат. Проще простого, только некоторое неудобство.

Ким долго собиралась с духом, чтобы задать мучивший ее вопрос.

— Солли, — сказала она, — как ты думаешь, может ли быть… — Она замялась. — Может ли быть — что? — Что вирус взялся с того предмета?

—  Нет, — ответил он, быть может, слишком быстро. — Это программный глюк, Ким. — Он помолчал и добавил: — Это бывает.

В дальнейшем Ким этой темы тщательно избегала. Каждый вечер они уходили в комнату отдыха и глядели (не принимая участия) «Вечеринку на пятерых» — развлекательную комедию, где главные герои внезапно обнаруживают, что живут по соседству с групповой семьей из двух мужей и трех жен.

Комедия почему-то не смешила, и Ким почти все время думала, насколько стал корабль ощущаться как пещера. Солли пытался сохранять непринужденный вид, но смеялся не там, где надо.

Перед сном он включил ИР, но не передал ему управление.

— Хэм, как твоя борьба с вирусом?

Окна показали вид океана. Вдали кит пускал фонтан.

— Хэм, отвечай!

Солли покосился на Ким. ИР всегда отвечал сразу. Ким встала, сунула руки в карманы и отвернулась от морского пейзажа.

— Похоже, он полностью распался, — сказала она.

— Очевидно.

— Известны такие случаи?

— Ни одного. Но при этом впервые мне пришлось отключать ИР. Может быть, это на него так действует.

— Хэм! — позвала она. — Ты здесь?

Они пошли в кабину пилота, и Солли сел за консоль запустить диагностику.

— Это займет несколько минут, — предупредил он.

Окна открылись на тот же пейзаж, хотя кита на этот раз не было.

— Когда мы вернемся, — вдруг спросила Ким, — ты от меня уйдешь?

— Нет. — Солли обнял ее за плечи. — Я тебя люблю. Он притянул ее к себе, и они поцеловались. — Ким…

— Да?

— Ты за меня выйдешь замуж?

Вот так, без предупреждения.

— Да, — ответила она, стараясь говорить ровным голосом. — Мне кажется, что я этого хочу.

Диагностика пискнула, не показав неисправностей. Все в порядке.

— Не может быть, — сказал Солли. — Мы даже не можем вызвать ИР.

В этот вечер Солли достал лучшее из капитанских запасов чтобы отпраздновать помолвку. Они любили друг друга при свечах под тихую музыку, начав в комнате для совещаний, где в окнах был величественный вид с вершины Моргани, потом на площадке третьего этажа, и с неослабевающей силой предались тому же в спальне.

Хотя они были на корабле одни, Ким всегда закрывала дверь спальни. Но на этот раз Солли бросил ее на простыни, и дверь осталась открытой.

Ночь длилась и длилась, и в редких перерывах они говорили о будущем. А когда Солли тянулся к ней, она радостно ему отдавалась.

Он был неутомим в эту ночь. Даже при биологическом двадцатилетнем теле он был невообразим и непревзойден.

Но она не отставала от него, и наступил момент, когда он, лежа головой к ногам кровати, положил ее на себя сверху, распластав по себе спиной.

Она наслаждалась ощущением его тела под своим, его губами на своей шее, его руками, неутомимо изучающими ее. Освещение корабля пригасло до ночного, и коридор за спиной Ким был темен, освещенный только тусклыми ночниками.

Ким закинула голову в экстазе, стонала и вздыхала — и потому что ей самой так хотелось, и потому что знала, что его это разжигает. Глаза ее глядели в коридор.

И по коридору что-то прошло.

Это было дрожание, тень, что-то почти не воспринимаемое. Но это было.

Она попыталась было остановить Солли сразу же, но он был на полном газу.

Что-то там обретало форму.

Пара глаз. Из темноты, возле верхнего края двери, сразу за ней.

Ким вдруг снова оказалась на вилле Кейна, замороженная недвижным взглядом той твари, в том, другом коридоре. Руки Солли все еще держали ее, ласкали. Она отбросила их, скатилась на пол, не отрывая глаз от видения, и стала нашаривать какое-нибудь оружие. Нашла только ботинок.

— В чем дело? — спросил пораженный Солли.

Глаза были того же изумрудного цвета, но с золотыми блестками. Вертикальные зрачки. Кошачьи глаза. Холодные, бесстрастные, как у хирурга. Как те глаза на вилле Кейна. Но в этих не было безумия, только злоба.

Глаза были без тела.

Солли глядел на нее, но она придержала его рукой, чтобы не двигался, потом нашарила пульт и включила свет.

Солли поглядел на нее, поглядел в коридор.

Там было пусто.

— Ким? — позвал Солли. — Что случилось?

Она не могла шевельнуться от слабости.

— Это было там, за дверью.

— Что это? Что было за дверью?

Он вышел в коридор и поглядел в обе стороны.

— Ничего нет. Что ты видела?

Она попыталась описать, но выходило похоже на галлюцинацию.

— Ладно, — сказал он, когда она сравнила это с тем, что было на вилле. — Пойдем выясним.

Она оделась. Солли натянул шорты и взял стойку от лампы в качестве оружия. Они осмотрели все каюты третьего этажа — осматривал Солли, а Ким стояла в коридоре, следя, чтобы ничто не проскользнуло мимо.

Он заглядывал в шкафы, в ящики, под кровати. Они целеустремленно искали, и Ким было приятно, что он, несмотря на абсурдность ее заявления, отнесся к нему серьезно, а не стал сразу доказывать, что у нее галлюцинации.

Спустившись на второй этаж, они повторили процесс, и потом обыскали нижний этаж корабля. Длинные окна показывали все кладовые и ангары. Солли даже спустился в посадочный модуль через открытый кокпит. Модуль был закреплен внизу «Хаммерсмита». Осмотрели зоны систем утилизации, водяных танков и грузовые трюмы. Заглянули в машинное отделение. Когда обыск был закончен, Солли обернулся к ней.

— Ким, здесь негде спрятаться.

— Я это видела, — ответила она. Это было невозможно, и Ким хотела бы забыть об этом, поверить, что это иллюзия. Сон. Вино, выпитое накануне вечером. Но она была уверена. И Солли это видел.

— Оно там было. Оно исчезло, когда я включила свет.

— Как отражение.

— Но это не было отражение.

— Не было. И не могло быть.

Имелись люки, ведущие к внутренней проводке и системным отсекам. Но снимать их, а потом ставить на место было бы долго. Солли осмотрел их — они были крепко заперты.

— Я это видела!

— Я тебе верю.

Они вернулись к себе, тихо ступая по застеленному ковром полу, выключили свет и вернули освещение корабля в ночной режим. Ким глядела в полутьму, на полоску ночников, автоматически включившихся вместе с ночным режимом корабля. Нет, ничего нет такого, что она могла бы принять за пару глаз.

Больше всего пугало сходство этого видения с тем. Может быть, что-то оттуда последовало за ней сюда?

Она тогда отмела это видение, заперла где-то в уголке подсознания, уговорила себя, что это была игра света или результат перенасыщения кислородом.

И вот ей снова пришлось его увидеть. И впервые за всю свою взрослую жизнь Ким усомнилась в том, что видит мир адекватно, усомнилась, что вселенная устроена рационально, что ею правят непротиворечивые законы. Что в ней нет места сверхъестественному.

— Ты как, Ким?

Солли наклонился над ней, одеваясь, явно обеспокоенный.

— Нормально.

Вероятнее, справедлив был бы другой ответ.

Ким села к консоли и прокрутила записи с нашлемной камеры Солли, остановив показ, когда появилась рябь на корпусе и в шлюзе.

То, что она видела, было связано с седлом. Это не была бомба, это был транспорт.

Если так, то могут ли они с Солли даже говорить друг с другом без опасения быть подслушанными? Что если инопланетяне уже достаточно овладели языком?

Она поделилась этими мыслями с Солли.

— О'кей, — согласился Солли. — Будем вести себя так, будто у нас на борту нежелательный пассажир. Это, кстати, объясняет и что случилось с Хэмом.

— Другого объяснения и нет. Зато эта штука хотя бы не попытается убить нас во сне.

— Не хочу накаркать, но почему ты так думаешь?

— Потому что она хочет проследить нас до дома.

— Ким, мне неприятно это говорить, — он понизил голос, — но курс уже задан. Если бы он хотел нас устранить, потом ему осталось бы только сидеть спокойно и ждать, пока старина Хэм довезет его до порта.

Они сидели на кровати, глядя в коридор, вдруг ставший чужой территорией, коридором в другой мир.

— Нет, — сказала она. — Он вряд ли знает, какой у нас участок маршрута. Он хочет, чтобы мы функционировали, пока не попадем домой. Пока он не будет уверен.

— Будем надеяться.

21

Наутро они снова обследовали корабль, все три уровня, машинное отделение, посадочный модуль, все внешнее пространство, которое только могли вспомнить. Солли снимал служебные панели и вглядывался в схемы и провода. Ничего не нашли.

— Трудно поверить, будто на борту есть что-то, чего не должно быть, — сказал он.

Ким неохотно сказала то, о чем не могли не думать оба:

— Может быть, нам не следует лететь домой.

Они сидели в креслах в комнате совещаний. Был конец дня, оба устали от долгой охоты и были огорчены ее безрезультатностью.

— Ким, — сказал Солли, — мы можем в любой момент прервать полет и позвать на помощь. А что делать потом? Если оно могло залезть на борт так, что мы и не заметили, оно может перелезть и на спасательный корабль. — Он потер глаза. — Мы сделали все, чтобы проверить: захватчика на борту нет. Так что мы либо летим домой, либо сидим здесь, пока продукты не кончатся.

Во время поиска Ким почувствовала, что Солли относится к ее рассказу все более скептически. В полном свете дня каюты и коридоры «Хаммерсмита» казались менее угрожающими, а опасность отодвигалась. Возможности действий, если удастся действительно найти захватчика, очень невелики. Лучше списать инцидент на плохое освещение, накал страсти и избыток алкоголя.

— Послушай, — сказал Солли, — в худшем случае нам надо только держать контроль над гиперсвязью, не давать ему ничего передавать, и волноваться не о чем. И без разницы, что дальше будет.

— И ты уверен, что мы это можем?

— Я при случае могу даже гаечным ключом связь развинтить.

Но путешествие домой тянулось мрачно. Ким держала дверь спальни закрытой, хотя смысла в этом было немного. Она жаловалась Солли, что будто спит в доме с привидениями. Шли дни, и ничего не происходило, но Ким знала, что это создание на борту скользит среди проводов и коридоров, только его не видно. Иногда оно мелькало в поле зрения, из света лампы, из пара в душе складывались глаза. Бывало движение в темноте, ощущение холодного тока по лодыжке, звук шепота в переборках. Даже жужжание корабельной электроники иногда звучало зловеще.

Если Солли и видел что-нибудь из этого, он ничего такого не говорил.

Секс стал по необходимости редок. Когда он происходил, это было в спешке, крадучись, будто на корабле был кто-то еще, кто в любой момент мог войти и помешать.

И из него ушла спонтанность. В дни, которые Ким уже почти была готова называть «добрыми старыми», соединения могли начаться вдруг, в любом месте корабля. Сейчас они происходили только за закрытой дверью спальни. И то сначала Ким включала свет и осматривала ее.

Если они оба спали, Ким ощущала себя уязвимой, открытой со всех сторон. Но когда она поставила этот вопрос на рассмотрение Солли, он пришел в такое смятение, что она не стала настаивать на вахтовой системе.

Наверное, он думал о ней как об испуганном ребенке и не мог не задаваться вопросом, с кем же он связался. Но она и чувствовала себя испуганным ребенком. Будь все наоборот, если бы Солли видел что-то в пустых коридорах, этим вопросом задавалась бы она. Ким боялась, что потеряет его, и это будет самое худшее, но ничего сделать с собой не могла. Опасность есть, а Солли ей до конца не верит. У нее развилась обидчивость из-за Солли, из-за собственных страхов. И еще — неослабная ненависть к этой штуке, которая вторглась на корабль. Она ждала, она молилась — в буквальном смысле, — чтобы эта тварь показалась в каком-то более материальном виде.

Усилия Солли по возвращении ИРа в строй не дали заметных результатов. Иногда он получал бессмысленные речевые ответы, требующие, чтобы пассажиры приготовились к ускорению, или что система приготовления еды перегружена и требует замены проводящего узла. Голос предлагал изменения курса и коррекцию параметров плана полета, и желал доброго утра и днем и ночью.

— Оставить бы это человеку, который в этом разбирается, — бурчал Солли, но попыток не бросал.

В отсутствие Хэма ему приходилось иногда пачкать руки. Оказалось, что Солли выполняет такие рутинные работы, как управление электроэнергией. Поскольку некоторые системы отключились вместе с ИРом, он мог не получить предупреждения о сбое, и не было систем, которые могли бы сообщить о природе неисправности. И потому, когда грохнулась внутренняя связь, Солли пришлось несколько часов полазить на четвереньках в поисках дефектного реле. В процедурах самотестирования, которые регулярно выполнялись прыжковыми двигателями, развилось отклонение, из-за которого периодически срабатывала сирена. Солли не удавалось найти его, и он просто отключал сирену, надеясь, что тем временем двигатели не выйдут из строя окончательно. Он говорил, что в этом полете многому научился.

Ким помогала во всем, в чем могла, то есть нечасто. Электроника не была ее сильной стороной, но она задавала вопросы и тоже училась.

Ближе всего они подошли к серьезным проблемам на третьей неделе, когда однажды в три часа ночи заревели сирены, сообщая, что параметры азотно-кислородной смеси вышли за допустимые пределы. Солли проворчал, что проблемы наверняка в системе тревоги, а не в жизнеобеспечении, но продолжал ее перебирать, заменяя все, что можно, пока этот гвалт не прекратился.

К Ким вернулось ее обычное энергичное настроение. Она уже не бродила по кораблю в одиночестве, а держалась поближе к Солли. Она стала больше читать, в основном книги и статьи по своей специальности, но и романы, и книги по истории, и даже Саймона Уэсткота, классика философии второго столетия, который пытался объяснить, каким образом в механистической вселенной развилось сознание.

Иногда, наедине с собой, она ловила себя на том, что разговаривает с гостем.

— Я знаю, что ты здесь, — говорила она, понижая голос, чтобы Солли не услышал. — Почему ты не покажешься?

Ближе к концу полета споры почти заглохли и только изредка о себе напоминали, как испорченная система утилизации отходов, испускающая иногда ядовитый дымок. Просто было больше нечего сказать. За последние три недели Ким ничего необычного не видела. Она пыталась уговорить себя что явление было галлюцинацией, или хотя бы запихнуть этот случай в уголок подсознания, чтобы не мешал, как поступила с тем видением в озере. Да, но тогда она могла убраться из долины Северина. Сейчас она заперта в одном корабле с этой штукой.