— Нет, не был, — ответил Валентин. — Хотя нельзя сказать, что он не понимал шуток.

— Да, конечно. Самую веселую шутку с ним сыграла Елизавета. Представляю, как Бэзил хохотал, когда садился на «Арион». До сих пор, наверное, смеется… — Джордж осекся, потому что Томас ткнул его под ребра.

«За такие слова и в Тауэр можно угодить, — подумал Сэндрик. — Эх, кто меня только за язык тянет».

— Хотел бы я, чтобы Бэзил сейчас был здесь, с нами. — Валентин сделал вид, что не заметил оплошности Джорджа.

— Сколько лет назад это случилось? — спросил сэр Чарльз, четвертый и самый старший из компании, давний друг братьев Уайтлоу.

— Семь лет назад, сэр. Ровно семь лет назад Бэзил поднялся на борт «Ариона».

— Не верится, неужели семь лет прошло?

— Да, — ответил Валентин.

— Не может быть, — покачал головой сэр Чарльз. — Кажется, еще вчера я обедал с Бэзилом и Элспет в Уайтсвуде. Я и сейчас там бываю, но все это уже совсем не то, когда нет Бэзила. Я, конечно, не dиню леди Элспет за то, что она вышла замуж второй раз…

— Ну вышла Элспет второй раз замуж. Ну и что? Ее сын как был, так и остался Уайтлоу. Уайтсвуд унаследует он, а не муж Элспет.

— И все же я не очень понимаю.

— Чего вы не понимаете, сэр Чарльз?

— Не понимаю, зачем Бэзил вообще отправился в Вест-Индию. Он не говорил вам?

— Нет, не говорил.

— Странно. Впрочем, странно и то, что на борту не было вас. Вы ведь часто плавали с Кристианом?

— Я не мог поехать, потому что у меня был уговор с Дрейком. Если бы не это, я непременно был бы на «Арионе».

— Я, конечно, плохо знаю Кристиана, но не мог ведь он решиться кого-нибудь ограбить, если у него на борту были женщина и ребенок, — задумчиво произнес сэр Чарльз.

— Он никогда бы этого не сделал.

— Вы уверены?

— Уверен. Вы сами не верите в свои предположения. «Арион» плыл как мирное судно. Он не имел права ни на кого нападать. И его испанцы должны были пропустить.

— Боже! Так вы ничего не знаете?! — удивился Джордж. — Вот что значит годами не появляться при дворе! Вашему «Ариону» здесь все косточки перемыли. Испанский посол заявил Елизавете, что ее так называемый мирный корабль напал (вы только подумайте, какая возмутительная ложь!), напал на целый испанский флот! Представляете? Один корабль — на целый флот! Они, испанцы, пытались уклониться от боя. Не могли же они воевать с мирным судном. Но… Обратите внимание. Но — вынуждены были открыть огонь. Да, видимо, Джеффри немало крови попортил всем этим благородным донам, если даже испанский посол врет как… как… сивый мерин. И мы все совершенно спокойно принимаем эту ложь.

— Я слышал об этих глупых предположениях, но не думал, что это заявление испанского посла. Однако если бы на Джеффри напала даже целая флотилия, он бы дрался.

Сэр Чарльз смотрел на юношу с жалостью.

— Эх, молодая горячая кровь. В бой — и не важно, сколько врагов. Все это слишком наивно. Что же случилось на самом деле, никто не знает.

— Я узнаю. Я добуду правду. Я должен сделать это для Бэзила и для Джеффри, — тихо сказал Валентин.

— Где это вы нашли себе такого слугу, Валентин? — резко изменил тему разговора сэр Чарльз. — В его присутствии мне становится как-то не по себе. Готов биться об заклад с самим Робертоном, что он один из евнухов восточного гарема.

— Бог мой, вот уж не думал, что Робертон — евнух — Джордж оглянулся на здоровяка Генри Робертона.

— Да не Генри! — раздраженно сказал сэр Чарльз, не заметив подвоха. — Я говорю о слуге! О слуге Валентина. При чем здесь Генри?

— А, вы о турке. — Джордж сделал вид, что только сейчас понял, о ком идет речь. — Он настоящий свирепый турок, и я не стал бы соваться к нему с вопросами.

— Мне бы это и в голову не пришло. Да он и не говорит почти. Вы что, отрезали ему язык, Валентин? Я слышал, на Востоке это делают часто. Так они решают проблему верности. Немой слуга не выболтает секретов. Ваш парень не из таких, случаем? — спросил сэр Чарльз.

Валентин ничего не ответил.

— Ума не приложу, зачем вам такой слуга, — продолжал развивать тему сэр Чарльз.

— Не выгонять же мне его. Служит он хорошо. Я могу на него положиться.

Валентин вспомнил тот день, когда впервые увидел Мустафу. На александрийском базаре его внимание привлекла драка. «Бой» был неравным — полдюжины вооруженных людей никак не могли подступиться к одному — отчаянно отбивавшемуся полуголому турку.

Валентин, не задумываясь, поспешил на помощь отважному парню. И вовремя: силы оборонявшегося были на исходе. Вскоре на помощь подоспела команда «Ариона».

Когда битва была закончена, турок повернулся к своему неожиданному союзнику. Он хотел что-то сказать, но тут же рухнул как подкошенный. Валентин понимал: если оставить этого бедолагу здесь, долго он не проживет. Его враги обязательно вернутся. Уайтлоу приказал отнести незнакомца на корабль. Там он будет в безопасности.

Несмотря на то, что турок никогда ничего не рассказывал о себе, Валентину удалось кое-что узнать о нем.

Мустафа — так звали турка — любил девушку-рабыню. А вельможа, которому он служил верой и правдой, продал ее африканскому шейху. Жестокий человек не изменил своего решения, несмотря на то, что турок готов был заплатить за рабыню крупную сумму золотом. Девушка была красавицей, и шейх дал за нее больше, чем мог дать Мустафа. Турок не простил своему хозяину этого поступка.

Отомстив паше, он последовал за возлюбленной в Египет. Это все, что мог рассказать о нем торговец. «Хотя, — понизив голос, добавил торговец, — матросы с корабля, недавно прибывшего из Константинополя, рассказывали о красавице, которая прыгнула в воду и утонула, только бы не достаться шейху». С заговорщическим видом торговец прошептал на ухо Валентину имя разгневанного шейха, чьи люди напали на турка. Когда корабль вошел в порт, Мустафа проник на корабль, чтобы разыскать любимую. Безумец убил нескольких стражников и, самое главное, сына шейха. Теперь турку не жить. Слуги шейха его из-под земли достанут. Напрасно англичанин вмешался. Теперь ему тоже несдобровать. Если он дорожит своей шкурой, пусть уплывает из Александрии немедленно.

Англичане не стали искушать судьбу и покинули негостеприимный берег. Турка взяли с собой. Из сбивчивого перевода торговца Валентин понял, что турок обязан англичанину жизнью и будет служить ему верой и правдой до конца своих дней.

Турок стал для своего господина не только слугой, но и личным телохранителем. Валентин не смог бы вспомнить, сколько раз за последние несколько лет ятаган Мустафы отводил от хозяина смертельный удар.

— Посмотрите, она идет сюда. — Слова Томаса Сэндрика вернули Валентина к действительности.

— Елизавета? — воскликнул Джордж, готовый преклонить колено перед ее величеством.

— Нет, Элиза Уолчемпс, — проговорил Томас Сэндрик, не сводя восхищенного взгляда с приближающейся возлюбленной.

Джордж Хагрэйвс покраснел. Сделав вид, что расправляет складку на рейтузах, он выпрямился. «У меня сегодня день оплошностей», — подумал он. Джордж взглянул на собеседников, но те не смотрели в его сторону. Взгляды всех были прикованы к женщине несравненной красоты, сопровождавшей юную Элизу Уолчемпс.

Корделия Хауэрд остановилась перед Хагрэйвсом и мило улыбнулась:

— Я опасаюсь гнева Елизаветы. Представляю, что бы с ней было, если бы она увидела, как джентльмен преклоняет колено не перед ней. Прошу вас, запомните это. Я слишком высоко ценю свое положение при дворе, чтобы рисковать им ради рассеянного красавчика. Добрый день, сэр Чарльз. Здравствуйте, Томас. — Когда она обратила взгляд к Валентину, глаза ее вспыхнули как звезды.

— Корделия, — пробормотал Валентин.

— Я не знала, что вы вернулись, — сказала красавица. — Глядя на вас, я всякий раздумаю, вы передо мной или кто-то другой. Но меня можно простить: последние года два я вас очень редко видела. Однажды, Валентин, вы вернетесь в Англию и обнаружите, что ваши знакомые забыли вас окончательно.

Валентин улыбнулся:

— Я не многим доверяю. Забудут знакомые — не забудут друзья. Им-то не придется думать, кто перед ними — я или не я. Кроме того, встречи после долгих разлук бывают весьма трогательными. Вы не находите?

Корделия вновь мило улыбнулась, словно не поняла намека Валентина.

— Вы знаете малышку Элизу Уолчемпс? Это моя дальняя родственница. Раймонду Уолчемпсу она приходится младшей сестрой. У нее еще пять старших сестер. Отцу грозит разорение, когда он выдаст замуж всех дочерей. Боже, что это с вами, голубушка?! — воскликнула Корделия, глядя на зарумянившееся лицо Элизы. — Вот почему моя дорогая Элиза сейчас в Лондоне. Мы должны подыскать ей мужа, хотя, боюсь, это будет непросто. Приданое маленькое, и… ну и все остальное.

Намек Корделии понять было нетрудно, так как Элиза рядом с темноволосой и темноглазой красавицей выглядела серой мышкой.

И, тем не менее, Томасу Сэндрику Элиза Уолчемпс казалась самой прекрасной. Никакие Корделии Хауэрд не смогли бы заставить молодого человека разлюбить Элизу. Девушка бросила на Томаса один взгляд — и Сэндрик понял, что любим.

Корделия не пропустила их немой разговор. Она заметила восхищение во взгляде Томаса. Задача может оказаться проще, чем казалось тогда, когда ее попросили пристроить свою бедную родственницу за богатым дворянином.

— Милый мой, любезный Раймонд, — приветствовала Корделия подошедшего Раймонда Уолчемпса.

— Корделия, прекрасная, как всегда, — поклонился тот и, сделав вид, что не заметил сестры, обратился к Валентину: — Уайтлоу, примите мои поздравления.

Валентин удивленно поднял брови: «Разве мы знакомы?» Уолчемпс будто и не заметил его немого вопроса.

— Да, да, — продолжал Раймонд, — здесь только и говорят о том, как Валентин Уайтлоу прямо из-под носа у Дрейка увел самый лучший корабль. Слышал, что бедняга Дрейк вынужден был цепями приковать своих ребят к палубе, чтобы они не переметнулись к нашему герою. Как я понял, вы взяли испанский галион, полный золота и серебра. Что же скажет достойный Филипп, когда узнает, что золото оказалось в ваших карманах, вместо того чтобы пересыпаться в его сундуки?

— Попросит Валентина поддержать деньгами наемников Альбы[20] в Нидерландах, — нашелся Джордж, и его последние слова потонули во взрыве хохота.

— Возможно, Елизавета наградит нашего бравого капитана титулом, — заметил Уолчемпс.

Джордж Хагрэйвс усмехнулся. Многим было известно, что эти двое искали благосклонности у одной особы, и по взглядам, которые Корделия бросала в сторону капитана, нетрудно было догадаться, кто вышел из этого соперничества победителем. Но надолго ли победитель завоевал сердце этой дамы — неизвестно, ибо Корделия не отличалась постоянством.

— Сэр Валентин Уайтлоу! Добыл красивое колечко, — промурлыкал Джордж. — Хотя в жизни придворной рифов и мелей не меньше, чем в жизни морской. И все же битву словами выиграть сложнее, чем бой на шпагах. Попробуй-ка взять на абордаж того же Сесила. Не получится. Вас тут же потопят. Часто вы уверены, что плывете, хотя на самом деле давно лежите на дне. Вы согласны, Уолчемпс? Насколько я знаю, вы тоже недавно пытались потопить один кораблик.

Джордж подозревал, что досточтимый Раймонд немало потрудился над тем, чтобы королева была в курсе самых пикантных слухов, имеющих отношение к репутации леди, благосклонности коей он искал.

Уолчемпс молча смотрел в глаза Хагрэйвсу. Он знал, что немногие люди способны выдержать его взгляд, и часто использовал игру в гляделки, чтобы смутить противника. Джордж отвел взгляд. Легкая улыбка играла на губах Раймонда, искорки злого смеха: блестели в глазах: карем и голубом.

— В самом деле? Я такого не припоминаю, Хагрэйвс. Скорее всего вы что-то перепутали. Хотя… вы, наверное, пошутили. Извините, я вас не понял. С вашей манерой выражаться никогда не знаешь, воспринимать вас всерьез или нет. — Уолчемпс презрительно улыбнулся. — Следует порекомендовать Елизавете нововведение: приглашать в качестве шутов джентльменов, благо один уже есть на примете — он сумеет позабавить королеву какое-то время, а там, глядишь, подвернется следующий. Я даже берусь добыть колокольчики для вашего колпака.

Джордж Хагрэйвс готов был уже бросить перчатку в мерзкую физиономию Уолчемпса, но Валентин удержал его.

— Послушай, дружище, дело того не стоит. Кроме того, Томас обидится на тебя — ты создашь ему трудности.

— Томас? При чем здесь Томас? — недоуменно спросил Раймонд Уолчемпс.

— Ну что же, объясню. Если Джордж проиграет дуэль, а я думаю, что так оно и произойдет, поскольку вы фехтуете лучше, мне придется вызвать вас. Ваша смерть станет, как я полагаю, причиной траура в семье. Томасу едва ли придется по вкусу год смотреть на очаровательную Элизу, одетую в черное. Не понравится это и Корделии, и вашему духу придется объясняться с ее многочисленными обожателями из-за того, что вы создали ей неприятности.

Джордж хлопнул себя по ноге и расхохотался. Засмеялись и его друзья. Одному только Уолчемпсу рассуждения Валентина не показались забавными. Он впился взглядом в глаза Уайтлоу, но тот не смутился. Раймонд вспыхнул и потянулся за шпагой. Тут за его спиной раздался знакомый властный голос — голос ее величества:

— Видит Бог, я не потерплю драки у себя во дворце! Если вы, джентльмены, из-за не к месту сказанного словца готовы хвататься за оружие — идите во двор. Но тогда не обессудьте, голубчики, если за удовольствие продолжить ссору вы лишитесь шпаг, а заодно и голов, таких симпатичных и юных, — неодобрительно заметила Елизавета.

Довольная тем, что сумела поставить на место забияк, посмевших затеять ссору в ее присутствии, она улыбнулась. Каждый из дуэлянтов был так хорош собой, что, право, не хотелось на них сердиться. Елизавета предпочла бы пофлиртовать с молодцами, вместо того чтобы из-за детских шалостей наказывать их.

— Ах вы, негодник! — Королева погрозила Валентину пальцем. — Не успели вернуться, как вновь стремитесь быть унесенным от нас штормом. Только на этот раз винить вам придется не бурную морскую стихию, а скорее свой буйный характер.

— Ваше появление, мадам, для нас все равно, что появление солнца из-за туч, — тихо сказал Уайтлоу и поцеловал протянутую ему руку. На пальце королевы переливался изумруд — подарок Валентина ее величеству к Новому году. Он преподнес его королеве, когда был удостоен частной аудиенции.

— Очень мило, — сказала королева, глядя на склоненную голову своего подданного.

— Но и солнце бледнеет перед вашим величием, мадам, — с трогательной искренностью произнес Валентин.

— Ха! Да вы, я вижу, желаете снискать себе лавровый венок! — воскликнула королева и добавила: — Мой славный капитан, как я вижу, не только храбрец, но и весьма обходительный кавалер. Мы должны чаще видеться. Впрочем, нет. Боюсь, Филиппу станет слишком привольно, если один из моих морских псов будет сидеть на цепи у ног своей королевы, — сказала она громко, чтобы слова ее услышал испанский посол.

— Этот год более благоприятен для доброго английского, чем для сладкого испанского вина, — пробормотал Джордж Хагрэйвс, но Елизавета услышала его и рассмеялась. Испанец побагровел от гнева.

Королева взглянула на Уолчемпса. Пусть в его разноцветные глаза смотреть было неприятно, Елизавете он нравился. Раймонда считали красавцем: высокий, статный, тонкие черты лица и шелковистые волосы. Было в нем что-то девичье, но едва уловимое. В движениях ли, в манере говорить. Однако как только он обращал свой взгляд на собеседника, впечатление это исчезало. За такую своеобразную «двуличность» королева прозвала его Хамелеоном.

— Раз уж тут замешаны два таких красавца, ссора вышла из-за женщины, не так ли? — Елизавета бросила недовольный взгляд в сторону Корделии Хауэрд.

— О нет, мадам, — проговорил Уолчемпс, — мы поссорились из-за Джорджа Хагрэйвса.

— Неужели? — удивилась царственная особа и тут же, увидев ошалелое лицо Джорджа, рассмеялась: — Ей-богу, я дам рыцарство всем троим за то, что так меня рассмешили. Или нет, велю вас всех утопить или четвертовать за дерзость!

— Не так я хотел бы умереть за свою королеву, — сказал Раймонд Уолчемпс.

Наряду с изумрудом Валентина королева носила и его, Раймонда, дар — прекрасной ювелирной работы перстень.

— Я слышала, что это кольцо у вас в ухе из испанского золота. Это правда? — сносила королева, снисходительно похлопав веером по руке Валентина.

— Так и есть, мадам. Кольцо с борта испанского галиона, который благосклонно открыл для меня свои трюмы. Постоянное напоминание, мадам, о щедрости Филиппа.

— Ваше величество, я протестую! — возмутился испанский посол. — Этого человека следовало заковать в цепи за пиратство, а вы принимаете его при дворе и чествуете как героя. Это оскорбление Филиппу и Испании! Я требую наказать его и заплатить Испании за нанесенный ущерб.

— Не просите слишком много, вы, маленький человечек. Или получите больше того, что сумеете унести. Если Филипп не умеет хранить свой кошелек, зачем же в этом винить меня? — И Елизавета повернулась спиной к дипломату. — А сейчас кто из вас двоих поведет меня на танец? — спросила она. — Мой капитан или мой Хамелеон?

Придворным у нее за спиной оставалось только завидовать счастливчикам.

— Хамелеон, я позволяю вам танцевать со мной, — великодушно заявила королева. — А вам, Капитан Руж[21], я обещаю следующий танец.

— Вы доставите удовольствие мне, мадам, — с поклоном отвечал Валентин.

— Так что теперь вспоминайте па, чтобы меня не опозорить, — предупредила она. — Имейте в виду, что кое-кто, дерзкий и вероломный, постарается завладеть вашим вниманием. — И ее величество бросила взгляд в сторону Корделии.

— Пытаться затмить вас — все равно что фартинговой свечке пытаться затмить солнце, — сказал Валентин и добавил чуть тише: — Кроме того, я всегда питал слабость к рыжим волосам.

— Ах, мой капитан, я не скоро позволю вам меня покинуть, — произнесла королева, беря под руку Уолчемпса.

— Во всяком случае, не завтра, — улыбнулся Уайтлоу. И тут же, как и опасалась царственная особа, черноглазая Корделия завладела его вниманием.