Найди меня, любимый

Молодая донья робко поздоровалась с отцом. Она хотела обнять старика, но тот сделал вид, что не заметил порыва дочери, и лишь еле заметно кивнул в ответ. Упрямый испанец, видимо, не собирался никому ничего прощать.

Однако от Джеффри Кристиана не укрылось выражение лица дона Родриго в те мгновения, когда он, уверенный, что за ним никто не наблюдает, смотрел на дочь. Джеффри мог бы поклясться, что заметил на лице старика улыбку, когда Лили, подойдя к деду, на прекрасном испанском потребовала поцелуя от своего дедушки. Родриго, очевидно, не ожидал такой смелости от малышки.

Но старик не пошевельнулся. Он стоял и в упор смотрел на внучку.

Магдалена затаила дыхание. Сейчас она волновалась за дочь куда сильнее, чем когда та сидела на рее.

— Разве мы представлены? — произнес наконец дон Родриго, неодобрительно взглянув на Магдалену, словно хотел напомнить дочери, что ей надо бы поучиться хорошим манерам. Как будто перед ним была все та же смешливая девочка, которую так и не научили выказывать соответствующее уважение к старшим.

Лили нахмурилась, уверенная, что замечание сделано ей. Затем кивнула:

— Хорошо, сэр. Меня зовут Лили Франциска Кристиан. Вы — дон Родриго Франциско Эстебан де Кабрион Монтере. Сейчас я знаю вас и вы меня знаете. Так вы меня поцелуете или нет?

Дон Родриго был удивлен тем, что девочка произнесла его полное имя без запинки. Поскольку она так и стояла перед ним, смотрела ему прямо в глаза, испанцу пришлось наклониться. Он медленно, с видимым удовольствием произнес:

— Лили Франциска…

Испанское имя ласкало слух старика. Значит, его заблудшая дочь не совсем забыла о своем происхождении. Дед внимательно смотрел на внучку. «Все-таки испанского в ее внешности больше, чем английского». Малышка совершенно не знала характера человека, который стоял перед ней. За свою дерзость она могла получить пощечину. Но она глядела на дона Родриго таким невинным взглядом, что испанец растрогался.

— Mi dulce batata pequea[5], — пробормотал он, целуя ребенка в розовую и нежную, словно лепесток розы, щечку.

— Batata![6] — засмеялась девочка, повторив прозвище, которым, как рассказывала ей мать, любил называть маленькую дочь дон Родриго. — Я не сладкая картошка! Меня нельзя есть!

— Разве ты не знаешь, малютка, что плохие маленькие сладкие картошки часто бывают съедены? — напомнил дон Родриго.

— Но вы же сами назвали меня вашей маленькой сладкой картошкой, — напомнила деду Лили, доверчиво протягивая ему руку. — Папа говорит, что это настоящее сокровище Нового Света и он скорее захватил бы корабль с картофелем в трюме, чем с золотом.

Дон Родриго на миг потерял дар речи от такого заявления Лили. Но, встретив беспомощный взгляд дочери, сменил гнев на милость:

— Она пошла в тебя. Ты учила ее испанскому? Тебе разрешили это делать? — добавил дон Родриго, бросив недвусмысленный взгляд в сторону Джеффри Кристиана.

— Si, mi padre[7].

— Вы можете считать, что я украл у вас вашу дочь, но я не мог позволить себе лишить ее родины и ее языка. Если враждуют наши страны, это не значит, что мы должны забывать своих предков. Мою дочь всегда учили не стыдиться своей испанской крови и гордиться всеми ее предками, — сказал Джеффри.

Только сейчас дон Родриго понял, что зять не такой отъявленный негодяй, каким он считал его.

— Padre! Mi…[8]

Магдалене не пришлось закончить вопрос, потому что отец и так знал, о чем не терпится узнать дочери.

— Жива, жива твоя мать. Ты приехала вовремя. Напоследок она хоть повидает тебя.

Только после этого дон Родриго удостоил вниманием еще одного англичанина, прибывшего с семьей дочери.

— Мне кажется, мы не представлены, сэр. — Дон Родриго нахмурился. Мало того, что дочь приехала с мужем, так она притащила еще какого-то англичанина. По тону, каким говорил испанец, чувствовалось, что он очень бы хотел так и остаться не представленным.

Бэзил Уайтлоу стоял, переминаясь с ноги на ногу. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Испанец к Джеффри отнесся настороженно. А что бы он сказал, если бы узнал, что в его дом прибыл шпион Елизаветы Английской! Тем не менее, сэр Бэзил поклонился старику и протянул ему свиток, запечатанный сургучом с королевской печатью.

Дон Родриго взял послание с некоторым недоумением. Ему не могло прийти в голову, кто же мог написать ему из Англии. Когда испанец увидел английский герб на печати, он чуть не выронил письмо, словно ему в руки сунули раскаленный уголь.

— Madre de Dios[9], — пробормотал Дон Родриго, побледнев как полотно, и потянулся к накрахмаленному воротнику, ставшему вдруг тесным.

— Королева передает вам самые сердечные пожелания, дон Родриго, — проговорил Бэзил Уайтлоу и снова поклонился.

Трясущимися руками испанец сломал печать и развернул свиток.

— Ее величество поручила мне выразить вам и вашей семье ее глубочайшие симпатии и пожелания скорейшего выздоровления донье Ампаро. Для ее величества важно благополучие ее подданных, и она была расстроена, узнав о несчастье Магдалены. Примите самые искренние заверения человека, лично присутствовавшего на аудиенции Джеффри Кристиана у королевы, что она благосклонно дала ему и его семье разрешение на это путешествие.

Речь сэра Бэзила, гладкая и обкатанная, лилась свободно, как у прирожденного дипломата.

— Я прибыл, — продолжал он, — чтобы оказывать всевозможную поддержку донье Магдалене и ее семье от имени королевы Елизаветы. Я хотел бы засвидетельствовать вам мое почтение и сообщить, что вы можете располагать мной, как вам угодно. Прошу вас понять, дон Родриго, что я делаю это не только по поручению моей королевы, но и потому, что ваша дочь стала близким другом моей семьи.

— Леди Элспет, жена сэра Бэзила, моя самая близкая подруга, padre. Они помогли мне, когда со мной рядом не было друзей, — произнесла донья Магдалена.

Сэр Бэзил улыбнулся:

— Нам было приятно подружиться с доньей Магдаленой. Впрочем, донья Магдалена сейчас отнюдь не одинока. Она любимица ее величества. Вашей дочери, дон Родриго, выпала высокая честь принимать у себя в Хайкрос королеву. Редко мне удавалось присутствовать при столь изысканном приеме. Несколько раз мне доводилось слышать, как королева с удовольствием вспоминала оказанный ей прием. Вы можете гордиться доньей Магдаленой, дон Родриго.

Сэр Бэзил и сам был удивлен собственной смелостью. Он никогда не думал, что способен на такую длинную речь. Но надо доказать испанцу, что его дочь осчастливила не только Джеффри Кристиана, но подняла в глазах английской королевы и его самого, дона Родриго.

Испанец кивнул:

— Меньшего я не мог ожидать от моей дочери. Она из рода Монтере, сэр Бэзил. Она знает свой долг. А теперь позвольте мне выполнить свой — долг хозяина. Вы должны отдохнуть после путешествия. Анна проводит вас в отведенные вам покои.

Глава 3

Внесу я в книгу памяти моей…

Уильям Шекспир[10]

Дни в Санто-Доминго мало чем отличались один от другого. Магдалена не отходила от постели матери. Донья Ампаро была прикована к постели и становилась беспокойной всякий раз, как Магдалена исчезала из виду. Сейчас старушка хотела, чтобы именно дочь ухаживала за ней. Казалось, донья Ампаро знает, что дни ее сочтены, и хочет провести то драгоценное время, что ей осталось, с дочкой и внучкой.

Джеффри неожиданно объявил, что отправляется в плавание.

«Арион» взял курс на юг, вдоль берегов, принадлежащих Бразилии и Португалии… По крайней мере именно так думали испанцы. А уж, какого курса придерживался «Арион» на самом деле, знали только капитан и команда.

Сэр Бэзил остался в Санто-Доминго. Он напомнил своему другу, что моряк из него неважный и больше пользы от него на берегу: он будет слушать во все уши и смотреть во все глаза. На самом деле Уайтлоу панически боялся моря и предпочитал сражаться в шахматы с доном Родриго, чем драться с испанцами с оружием в руках.

Собственно, вначале все именно так и было. Они с доном Родриго в основном проводили время за шахматами. Потом посетили сахарную плантацию Монтере и его дом возле маленькой деревни южнее Санто-Доминго. И хотя дон Родриго не управлял плантацией сам, он провез сэра Бэзила по полям. Показал мельницу. Впервые в жизни англичанин видел, как делают сахар: срезанный тростник перемалывают и выжимают, а сладкий сок варят до образования темного сиропа, из которого впоследствии выпаривают сахар. Жара стояла такая, что у сэра Бэзила не было сил ни удивляться, ни восхищаться. Он слишком усердно утолял жажду предложенным хозяином ромом.

Дон Родриго провез гостя по Санто-Доминго. Сэр Бэзил вел себя как настоящий джентльмен. Он так внимательно и доброжелательно слушал, что владельцы магазинов и рабочие доков, моряки и богатые горожане рассказывали ему о городе и своей жизни очень охотно. Вскоре переплетенный в кожу журнал доктора Бэзила был полон заметок. На бумагу ложились строки, в которых подробнейшим образом описывались всевозможные, на первый взгляд малозначительные детали жизни города. Он описал виды укреплений, численность войск в форте, количество кораблей в порту, груз, который они привозили и увозили, точное число складов, их вид и объем товаров в каждом из них. Сэр Бэзил составил детальный план города и южных окрестностей. Имена, даты, слухи — все было занесено в журнал.

Бэзил сопоставлял факты, делал замечания, пояснения. Оказалось, что собранные по крупицам сведения дают ключ к невероятно интересным знаниям. Каждая мелочь, каждое случайно брошенное слово оказываются важными, если знаешь много других мелочей.

Уайтлоу закончил план Алькасара — резиденции вице-короля Вест-Индии и губернаторского дворца. Со вздохом (его мучила совесть, оттого что он так коварно воспользовался радушием благородного дона) Бэзил спрятал журнал на дно сундука, под одежду. Чем лучше продвигались дела по сбору сведений, тем тяжелее становилось у него на душе. Временами у Бэзила создавалось впечатление, что он предает друга. Англичанину нравилось проводить время с хозяином Каса-дель-Монтере. Оказалось, что у них, несмотря на различие в вероисповедании и национальности, было много общего. Он презирал себя за то, что вынужден шпионить и по ночам записывать в журнал все, что рассказывав ему дон Родриго.

Однажды во время сиесты сэр Бэзил решил прогуляться, дабы развеять мрачные думы, терзавшие его. В этот момент внизу послышался странный шум. Разве мог сэр Бэзил предположить, что с этой минуты жизнь его сделает весьма крутой поворот!

Дон Педро Энрико де Вилласандро, капитан «Утренней звезды» и бывший капитан «Прекрасной Марии», отправленной на дно милостью Джеффри Кристиана, стоял посреди вестибюля.

— Да что же это такое?! — воскликнул он с нескрываемым раздражением. — Есть здесь кто-нибудь? — Но никто не отвечал. — Madre de Dios! — проворчал он, когда в дом вошли его жена с детьми и двое англичан.

— Педро, пожалуйста! — взмолилась Катарина. Женщина не хотела, чтобы, не успев войти в дом, Педро поссорился с ее отцом.

— Ну, знаешь ли. Когда слуги бегут от хозяина, словно мыши от кота, это уже слишком. Можно подумать, что мы — незваные гости или, того хуже, англичане какие-нибудь! — воскликнул дон Педро.

Разумеется, он понимал, что те двое сзади его слышат, но его это нисколько не волновало.

— Мне нехорошо, мама… — захныкал маленький мальчик, повиснув на руке у Катарины. — У меня голова кружится.

— Dios mio![11] Если тебя снова стошнит на мое платье, Франциско… — пробормотала измученная мать мальчика.

Неужели Педро не может сдержаться! Зная, что любое волнение, и Франциско… К тому же одна ее дочь щиплется, другая хнычет, мать больна, а отец где-то пропадает.

— А-а-а! — закричала Катарина.

Мальчик побледнел и стал оседать на пол. Дочери завизжали. А муж, резко обернувшись и выхватив шпагу, тут же ее уронил. Оружие упало, запуталось в пышных складках платья испанки.

— Что? — Катарина развернулась к мужу, тщетно пытавшемуся поймать шпагу.

Джентльмены расхохотались. Испанский капитан взъярился.

— Sangre de Dios! — выругался дон Педро. — Ты не можешь постоять спокойно, Катарина? — раздраженно спросил он жену, пытаясь найти в шелковых складках ее платья шпагу.

В тот самый момент, когда оружие наконец удалось нащупать, его жена и шпага потонули в другом море шелка.

Когда дон Педро понял наконец, кто обнимает его драгоценную супругу, он, обернувшись к джентльменам, прошипел:

— Это жена Джеффри Кристиана. Если не хотите неприятностей, идите отсюда во двор, пока вас не заметили! Быстрее!

Джентльмены сразу исчезли.

— Магдалена! Mi hermana[12], — плакала Катарина.

— Катарина! Как давно мы не виделись! — со слезами на глазах воскликнула Магдалена.

Катарина, плача и смеясь, держала сестру за руки и смотрела, смотрела на нее.

— Ты похорошела! Впрочем, ты всегда была красивее меня. Хорошо, что Педро первой увидел меня! И еще хорошо, что ты была тогда моложе…

Катарина прижала к себе сестру.

— Педро! — Она вдруг вспомнила о муже. — Это Магдалена, Педро! Трудно поверить, si?

— В самом деле, — сухо заметил тот, — мне странно вас видеть в доме дона Родриго. Я хорошо помню, сколько горя вы принесли ему своим предательством. Трудно поверить, что он простил вас. Или тот великолепный англичанин бросил вас ради другой? А может, вы вдова?

Магдалена гордо вскинула голову.

— Отец написал мне и попросил приехать. Это он, дон Педро, первым протянул мне руку. Mi madre очень больна. Я приехала, чтобы скрасить ей последние дни. Я также рада сообщить вам, дон Педро, что я очень счастлива. И муж мой, Джеффри Кристиан, в добром здравии. — Магдалена говорила так, словно не слова произносила, а давала пощечины.

— Жаль, — пробормотал дон Педро. — Я не видел его корабль в порту. Он не поплыл в Санто-Доминго? Может быть, ему надоели моря и корабли и он ушел на покой? Может, он превратился в одного из этих лживых инглес, которые только и знают, что валяться возле своего камина, и не решаются даже на два шага от дома отойти? Жаль, жаль… Я знал, что это должно было случиться. — Испанец надеялся, что Магдалена, задетая за живое, тут же выложит ему все про «Арион».

— Если вы жаждете увидеть моего мужа, он скоро появится, — сказала Магдалена. Дон Педро никак не ожидал, что Джеффри посмеет появиться в этом доме. — Да, — продолжала Магдалена, — mi padre[13] любезно принял моего мужа как гостя.

— Ваш муж приплыл сюда вместе с вами? Он в Санто-Доминго? — с вытянувшимся лицом переспросил дон Педро.

— Нет, его сейчас нет в городе. Но мы ждем его прибытия со дня на день. Боюсь обмануть ваши ожидания, дон Педро, но «Арион» ни разу не расчехлял пушки. До сих пор никто из наших соотечественников не пострадал. Скорее наоборот, ущерб понесли члены команды корабля, если считать ущербом разбитые сердца некоторых английских моряков. Впрочем, такие потери случались и раньше, не так ли?

Дон Педро прекрасно понял намек. Воспоминания о событиях семилетней давности не давали ему покоя. Он поклялся тогда отомстить, и, может быть, скоро представится случай…

— Магдалена, рог favor[14]! — нервно воскликнула Катарина. Она никогда не посмела бы разговаривать с Педро таким вызывающим тоном. Что нашло на ее маленькую добрую сестренку? — Магдалена, ты еще не видела Франциско. Иди сюда, мой мальчик! Подойди и поцелуй твою тетю Магдалену. — Катарина подтолкнула сына к сестре. — А что с мамой? Она еще не…

— Нет.

— Ах, тогда хорошо. А то мы не могли отплыть из Севильи раньше. Пришлось ждать каких-то иностранцев. Из-за них мы так поздно приехали. — Катарина оглянулась, но мужчин, о которых она говорила, и след простыл. — Знаешь, я не могу простить Педро этой задержки. Что касается меня, то я сыта по горло этими морскими прогулками. Я останусь здесь с детьми, когда Педро повезет их…

— Прекрати, Катарина, — перебил жену дон Педро. — Не болтай всякой ерунды. Магдалене вовсе не интересно, куда поплывет «Утренняя звезда» и что за дела у моих пассажиров. Торговцы… — сказал он, пожав плечами.

— Мы плывем во Францию, и папа сказал, что я поплыву с ними. Однажды я буду великим моряком, капитаном, как мой отец, — сказал Франциско. — Вот только я не хочу быть капитаном. Меня тошнит от качки.

Дон Педро весь напыжился, глядя на своего сына. Но Магдалена и Катарина уже говорили о своем.

— Dios! — воскликнул дон Родриго, торопливо спускаясь в холл.

Видя, что на него не обращают внимания, дон Педро выскользнул из дома. Надо было побыстрее спровадить на корабль своих пассажиров. Не дай Бог, они попадутся на глаза Магдалене!

Но на этом испытания испанца не кончились. Когда он вышел во двор, то увидел, что его пассажиры болтают с маленькой, рыжеволосой девочкой. «Это еще кто такая?» Естественно, сбылись худшие опасения дона Педро. Дерзкое рыжее создание оказалось не кем иным, как отпрыском того самого Джеффри Кристиана.

— Почему у вас один глаз голубой, а другой карий? Вы каждым глазом видите по-разному? — спрашивала девочка молодого человека. — В нашей деревне недалеко от Хайкрос тоже живет один странный человек. Волосы у него белые, а глаза розовые. Говорят, он волшебник. А вы знаете, что людей с разными глазами сжигают на костре? Люди думают, что это колдуны.

Лили болтала и болтала.

— Папа говорит, что все священники болваны. А вы священник? — обратилась Лили к человеку в сутане. Обладатель разноцветных глаз облегченно вздохнул. Пусть теперь святой отец повертится. — У нас в Англии теперь редко когда увидишь священника. Их много было в аббатстве возле Хайкрос, но его сожгли дотла, а монахи сбежали во Францию. Привет! — обратилась Лили к дону Педро. — Меня зовут Лили Кристиан. А вы кто? Вам что, плохо?

Дон Педро зло взглянул на девочку. Священник отвел его в сторону и заговорил вполголоса по-испански.

Лили продолжала рассматривать англичан и уходить не собиралась.

— Vayase! Vayase![15] — сказал ей дон Педро.

Отчего-то под взглядом этих зеленых глаз ему становилось не по себе.

— Vayase! — повторил он снова. Девочка ушла с обиженным видом. Но Вилласандро не придал этому значения.

— Дон Педро! — Один из англичан заговорил с капитаном по-английски. Священник переводил. — Вы говорили, что та женщина — жена Джеффри Кристиана. Она может узнать нас. Что нам теперь делать? Может быть, нам стоит исчезнуть, пока мы не столкнулись, не дай Бог, с самим Джеффри Кристианом? Быть может, от этого проиграет дело, но мы все останемся живы. У меня нет никакого желания вставать на пути у Джеффри Кристиана.

— Не паникуйте. Его нет в Санто-Доминго. И насчет дела вы ошибаетесь. Оно не проиграно. Донья Магдалена вас не заметила. И не заметит. Отсюда можно выйти через другую дверь.

— Не собираетесь же вы поселить нас в городе? А на корабль я не вернусь, — сказал англичанин с разными глазами. — Меня тошнит от моря. Я даже рыбу есть не могу.

Дон Педро еле заметно поморщился. Если бы не личное распоряжение его величества доставить разноглазого в Санто-Доминго в целости и сохранности, дон Педро давно отправил бы его за борт.

— Пошли. Там, по крайней мере, вы будете в безопасности. Я обязан доставить вас в Англию, а уютно вам у меня на корабле или нет — мне плевать. Странно, что я должен напоминать вам о важности вашей миссии.

— А как насчет девочки? Она нас видела.

— Ну и что? Вы разговаривали с ней о деле?

— Нет, но мы говорили по-английски. Значит, она знает, что мы не испанцы.

— Это дочь Джеффри Кристиана. На каком еще языке она должна была с вами разговаривать? Кроме того, вы похожи на англичан, — добавил дон Педро.

— Она может кому-то рассказать, что нас видела.

— Ну и что? — пожал плечами дон Педро. — Она видела гостей дона Родриго. Что в этом особенного? Не забивайте себе голову. Она всего лишь дитя. Стоит ли делать из мухи слона? Ладно, пошли. Чем быстрее мы вернемся на корабль, тем лучше.

Разноглазый огляделся.

— Хотелось бы мне не делать из мухи слона. Но моя внешность очень запоминается. Хорошо бы, чтобы эта девчонка не говорила обо мне ни с кем.

Дон Педро старался не смотреть англичанину в глаза. У испанца мурашки пробегали по спине от такого сочетания голубого и карего. Более того, дону Педро всякий раз хотелось перекреститься, прежде чем, подойти к этому неприятному человеку.

— Девочку я беру на себя.

С этими словами дон Педро направился в дальний конец патио. Англичане и священник — за ним. Вскоре звук шагов стих — четверка покинула дом.

Сэр Бэзил перевел дух. Притаившись за одной из колонн, он ловил каждое слово.

Сначала Уайтлоу думал, что ему просто кажется. Все было как во сне. Самое странное, что одного из англичан он хорошо знал. Другой все время держался в тени. Он, видимо, был более осторожным, чем его напарник. Третьего, испанца, сэр Бэзил видел впервые. За четвертого все говорила одежда — сутана и тяжелый крест на груди.

Бэзил нахмурился. Что делают в Санто-Доминго англичане, испанец и священник? За этим скрывается какая-то тайна.

Глава 4

В нелегком деле мужество крепчает.

Уильям Шекспир[16]

Рыбак, нащупывая золото, приятно оттягивающее карманы, подошел к «Утренней звезде». Ночь была для него самая что ни на есть удачная: без луны и без звезд. Оставалось, воспользовавшись покровительством небес, незамеченным пробраться к смутно белеющему корпусу испанского галиона. Рыбак улыбнулся в бороду. Эти франтоватые идальго на деле оказывались большими скупердяями, но на этот раз жадность одного из них принесла бедному рыбаку целое состояние. Он не раз перевозил вот таких джентльменов под покровом ночи на корабль и обратно. Заниматься контрабандой под носом у таможенных чиновников не каждый способен, но рыбак любил рисковать.

Сегодняшний пассажир мало чем отличался от сотни других, и разное время побывавших в его лодке, разве что нервничал побольше. Незнакомец явно боялся быть узнанным: прижимал к носу кружевной платок, так что лицо было видно только наполовину, да и говорил приглушенно. Он явно разыгрывал гранда. Однако едва волна подхватила лодку, всякая величавость манер исчезла напрочь. Тогда же рыбак заметил, что джентльмен в лодке не очень-то крепок. Моряком этот человек никогда не был.

Вцепившись в борта лодки, сэр Бэзил сидел ни жив, ни мертв. Нет, морское дело ему не по душе. Зачем он только ввязался во все это? Теперь придется лезть на судное. Канат как будто специально для него оставили. Он же не обезьяна и не матрос. Он не умеет лазать по канатам. А надо. Во имя Англии. Подтянуться. Добраться до выступа на корме. Вскарабкаться на козырек.

Свет горел лишь в кают-компании. Все остальное было погружено во мрак. Сэр Бэзил заглянул внутрь.

Три джентльмена и священник сидели вокруг стола. Сквозь маленькое стекло Уайтлоу увидел того самого испанца, за которым наблюдал в патио. Теперь он знал его имя — дона Педро ему представили прошлым вечером в Каса-дель-Монтере. Капитан корабля поднимал серебряный кубок. Англичанин что-то говорил.

Бэзил пригляделся. Нет, ошибки быть не могло: англичанин, которого он видел во дворе дома дона Родриго, оказался его близким знакомым. И другого Уайтлоу тоже знал хорошо. Они встречались не где-нибудь, а в его собственном доме. В Уайтсвуде. Около года назад. Тогда Бэзил устраивал пир в честь восшествия на престол Елизаветы. Кажется, именно этот молодой джентльмен провозгласил тост за здоровье королевы.

Бэзил прислушался.

— Ее легко будет убить. Я стоял к ней так же близко, как сейчас к вам. Дворцы ее почти не охраняются, днем она часто выходит на прогулки. Гуляет себе по Стейт-Джеймскому парку, словно какая-нибудь девка. Очень даже просто.

— Если Елизавета умрет, наша настоящая королева, Мария Стюарт, наденет корону, и Англией не будет править дочь шлюхи. Жаль, что король не отправил ее в ад вместе с матерью.

— Наберитесь терпения, сын мой, — сказал священник. — Справедливость будет восстановлена и солнце вновь взойдет над Англией в тот день, когда мы присягнем достойнейшей. Вы должны поддерживать сзязи с остальными, с теми, кто сохранил истинную веру и признает власть папы. Мы должны знать, кому мы можем доверять, кто пойдет за нами, когда наступит время. Во имя Бога мы восстановим справедливость. А пока пусть жарче горят костры и кровь пропитывает землю, пусть становится Англия островом еретиков, оплотом сатаны и землей проклятий, — все больше распалялся священник. От его слов по спине у сэра Бэзила пробежал холодок.

— Во имя Господа, — со слезами на глазах откликнулся англичанин, — я готов пожертвовать жизнью. Я скажу нашей истинно верующей пастве о моем единении со Святой церковью, расскажу о моей встрече с его преосвященством, расскажу, что он и католическая церковь готовь: взять нас под свою защиту. Не знать мне счастья, покуда на троне моей страны находится это чудовище, это отродье сатаны.

— Твоя решимость, сын мой, принесет нам победу, но до поры до времени ты должен быть предусмотрительным. Не забывай, что есть и другие, которые только ждут сигнала. Пока мы с вами здесь, в Англии остались те, кто освободит Марию Стюарт. Я видел ее письма. Я знаю: ее поддержат. Чтобы не навлекать на себя подозрений, ты должен притворяться настоящим верноподданным твоей королевы. Ты должен хорошо играть эту роль, сын мой. Жди своего часа, и придет день славы. Ты сам приблизишь его. Прислушайся к своему сердцу. Когда не станет Елизаветы, Англию избавят от языческой веры. Пусть хранит тебя Бог от бездумных речей и поступков. Бог отблагодарит тебя. И Филипп тоже. Запомни это.

— Хорошо, отец, — пообещал англичанин.

«Я тоже запомню», — сказал себе сэр Бэзил. Он спустился с галиона и сел в лодку.

Донья Ампар умерла ночью. Семья ее и друзья горевали. Она была преданной женой, любящей матерью и истинной дочерью церкви. Сэр Бэзил затосковал. Ему хотелось поскорее вернуться в Англию. День за днем он мерил шагами комнату, то и дело подходил к окну, искал глазами силуэт «Ариона». Но день сменял другой, а корабля все не было. Больше всего его тяготила тайна. Не с кем было поделиться, не у кого спросить совета. И отсюда, с испанского берега, Уайтлоу не мог спасти королеву.

Был бы рядом Джеффри… Хотя это ничего бы не изменило. Не могли же они уплыть из Санто-Доминго, когда донье Ампаро остаюсь прожить так недолго. Дон Педро заподозрил бы неладное.

Однако сам испанец тоже не мог отправиться в Англию немедленно. Те, кто сейчас находился на борту «Утренней звезды», оказались узниками. Уайтлоу радовался этому: пока корабль дона Педро стоит у причала, заговорщики не осуществят свой план.

Но теперь обстоятельства изменились. Донья Ампаро умерла, и у Вилласандро развязаны руки. Он мог отчалить в любой момент. Но дон Педро оставался в Каса-дель-Монтере. Почему?

Сэр Бэзил потерял аппетит и сон. Днем и ночью он думал о том, что произойдет, если он не успеет предупредить королеву. Он смотрел на капитана «Утренней звезды» так, как смотрят на готовую выстрелить пушку. Но никто не мог предвидеть готовящегося взрыва.

Все началось вполне невинно. Катарина поинтересовалась здоровьем Лили Франциски.

— Мне кажется, что девочка очень тяжело переживает смерть madre, — сказала Катарина. — После похорон она даже гулять не выходит. Девочки все время про нее спрашивают: «Где Лили? Куда она делась? Почему не играет с куклами? Почему не вышивает?»

— Не знаю, что случилось с дочкой. По-моему, она скучает, — вздохнула Магдалена. — И странно, что она ничего не спросила о бабушке. Лили очень любознательная девочка, и часто ее вопросы ставили меня в тупик. Но почему-то ни слова о madre…

— Вашей дочери, донья Магдалена, пора бы запомнить, что детям положено молчать, пока с ними не заговорят взрослые. Она невоспитанна и дерзка. Впрочем, чего еще можно ожидать от англичанки, — заметил дон Педро. — С тех пор как инглес перестали учить свое потомство почтению к Церкви и Короне, неудивительно, что дети платят им неблагодарностью и непочтением. Если бы я воспитывал этого ребенка, я бы живо научил ее уму-разуму.

— Дон Педро, вы гость в моем доме, прошу не забывать об этом, — раздраженно заговорил дон Родриго. Одно дело поносить зятя, и совсем другое — его внучку. Малышку старик полюбил всем сердцем. — Лили — моя внучка, и кровь Монтере, что течет в ее жилах, течет и в жилах ваших детей. Оскорбляя Лили Франциску, вы оскорбляете Монтере.

Присутствующие удивленно взирали на старика испанца.

— Приношу свои извинения, дон Родриго, — ровным голосом ответил дон Педро, — но я как-то позабыл, что Магдалена — испанка. Она так много переняла у англичан.

— Странно. Ее величество всегда считала внешность Магдалены типично испанской, — произнес сэр Бэзил. — Разумеется, делая Магдалене комплименты по поводу изысканности манер, ее величество тем самым отмечала особую стать, свойственную всем испанцам. И я вплоть до недавнего времени не имел случая усомниться в этой истине.

Катарина деликатно покашляла и, глядя на мужа, прикусила губу.

— Мне кажется, я слышала крики и плач наверху прошлой ночью, — обратилась она к сестре. — Это не Лили Франциска? Я не отходила от детей до полуночи. Девочки спали. Франциско мучился несварением желудка. Пришлось с ним посидеть.

— Если бы ты так с ним не нянчилась, Катарина, он вел бы себя как мужчина, а не как пугливая мышь! — взорвался дон Педро. Катарина затронула очень болезненную для семьи тему: как правильно воспитывать детей. Дон Педро придерживался мысли, что воспитание должно быть спартанским, и не раз выговаривал жене за то, что она балует сына. — Он никогда не научится крепко стоять на ногах, если будет постоянно держаться за твою юбку. В этот раз я беру Франциско с собой в море. Он научится…