— Я не чувствую себя мертвой… Но ведь я точно умерла, если снова вижу тебя. — Она не смогла продолжать, рыдание вырвалось из самой глубины ее измученного сердца. — Ох, Айан, мой милый Айан, в смерти мы встретились вновь!

— Милая моя, любимая, — успокаивающе бормотал знакомый до боли голос. — Ты не умерла, и я не умер. Коснись меня, почувствуй. Видишь, я теплый и живой. — Он взял ее холодные трясущиеся пальцы в ладони и приложил к своей загорелой шее, чтобы она смогла ощутить сильное биение тока крови.

Слезы наполнили глаза Элисии и заструились по бледным щекам.

— Айан, это ты? — робко прошептала молодая женщина, боясь спугнуть видение громкой речью.

— Да, я здесь, Элисия, милая моя сестричка. Но что здесь делаешь ты? А еще важнее, насколько серьезна твоя рана?

Айан окинул ее внимательным взглядом, и синие глаза его потемнели при виде кровавого пятна на боку. Едва он коснулся бережными пальцами раны, как Элисия жалобно застонала. Айан стиснул зубы or нахлынувшей ярости.

— Не думаю, что пуля осталась в теле. Похоже, выстрел прошел насквозь через мышцы. К счастью, внутренние органы не задело, но ты потеряла много крови. Вдобавок ты упала с Ариэля Это тоже пользы не принесло. Попробую остановить кровь. Придется немного потерпеть. А потом я отвезу тебя к врачу. Но здесь я тебя не оставлю, — он произнес это приказным тоном, и Элисия мысленно отметила новые властные нотки в голосе брата. Она сморщилась, когда он крепко прижал к ране платок. Ее брат превратился в мужчину. Элисия с гордостью смотрела сквозь застилавший глаза туман боли на его возмужавшее лицо, широкие плечи. Годы странствии не прошли для него бесследно.

— Айан, кое-кто уже отправился за помощью, — проговорила Элисия, когда брат закончил перевязку.

— Но как он мог бросить тебя здесь одну? Раненую? — сердито воскликнул брат, повторяя слова Чарлза.

— У нас не было другого выхода. Чарлз не смог бы доставить меня домой в одиночку. Скоро сюда пришлют экипаж.

— Очень хорошо, Элисия, но ты должна объяснить мне, что случилось. Как ты очутилась в Корнуолле? Мама и папа тоже здесь? — спросил он, и от радостного предвкушения встречи с ними глаза его заблестели.

Элисия глубоко вздохнула и посмотрела ему в лицо, набираясь храбрости произнести слова, более мучительные, чем ее рана.

— Айан…

— Что? — Он нахмурился, замерев.

— Айан, у нас нет папы и мамы. — Элисия взяла его большую ладонь в свои маленькие ручки и крепко сжала. Затем она сдавленно продолжила: — С ними случилось несчастье. Папин новый фаэтон перевернулся… Нет, Айан, пожалуйста, погоди, — заторопилась она, увидев судорогу боли и ужаса, исказившую его черты. — Они умерли мгновенно, не мучаясь, вместе. Айан, лучшей смерти и желать нельзя. И еще, Айан… — добавила Элисия. — Они не успели узнать, что ты пропал без вести и был в списках погибших. Они считали, что ты отважно воюешь где-то на море. Хотя бы в этом Бог оказался милостив.

Руки Элисии заныли, так крепко сжал их от горя Айан своими ручищами. Темно-рыжая голова низко склонилась, и она ощутила горячие слезы на своих пальцах.

— Когда это случилось? — наконец сдавленно вымолвил он.

— Более двух лет назад, — ответила Элисия, глядя, как он превозмогает страдания.

— Тебе лучше не двигаться и не разговаривать, — сказал он, когда она попыталась приподняться на локте. Выражение лица его стало суровым, он на глазах отдалялся от нее. Она не должна допустить, чтобы он замкнулся со своим горем в душе, как сделала в свое время сама.

— Нет, мне легче, когда я разговариваю. Это меня отвлекает.

Айан пристально посмотрел на сестру:

— А что ты делаешь в этих краях? По-моему, никто из наших знакомых не живет в Корнуолле. Ты здесь в гостях?

Элисия задумалась. Как объяснить ему свое пребывание в Уэстерли да и все, что произошло с ней за последние два года?

— Как ты жила все это время? — продолжал он, не замечая ее молчания. Затем вдруг резко спросил: — А кто твоя компаньонка? Кто живет с тобой в Роуз-Арборе? Если память мне не изменяет, у нас совсем нет родственников. У тебя ведь есть компаньонка, Элисия? — В его душу закралось подозрение. Брату были хорошо известны ее мятежный дух и всегдашняя склонность к независимости.

— Роуз-Арбор пришлось продать, — без обиняков объявила она, страдая, что снова причиняет ему боль. — Все, что было нам дорого, ушло. У нас ничего нет.

— Ушло? — недоверчиво воскликнул Айан. — Но как это случилось? Почему?

— Мы были в долгах. Все пришлось продать, чтобы расплатиться с кредиторами.

— А ты, Элисия? Что было с тобой? Надеюсь, тебе не пришлось искать место? — Вся его гордость возмутилась при мысли о том, что его обожаемая сестра осталась нищей и бездомной. Но тут он впервые обратил внимание на ее модный и элегантный наряд. С недоверием и отчаянием он мрачно уставился на нее: — Неужели кто-то… какой-то мужчина стал твоим покровителем?

С минуту Элисия непонимающе смотрела на брата. Затем, поняв его намек, она вспыхнула до корней волос от смущения и укоризненно произнесла:

— Айан, как тебе могло прийти в голову, что я опущусь до подобного? — Она смотрела на него взглядом раненого зверька, которому Нанесли жестокий удар.

Айан нагнулся к ней и, нежно поцеловав пылающую щеку, грустно объяснил:

— С тех пор как я покинул дом, мне пришлось повидать слишком много душераздирающих сцен. Так что теперь я ничему не удивляюсь. Всякое может случиться. Люди превратили этот мир в сущий ад. Война, смерть, разрушения. Мне и в голову не приходило, что на свете может быть такая жестокость, какую довелось увидеть. — И глаза его затуманились болью воспоминаний.

— Айан, тебе покажется безумным мой вопрос, но как ты остался жив? Мы получили письмо из военного министерства, в котором сообщалось о твоей гибели. Это было через день после того, как погибли родители.

— О, моя бедняжка! Сколько горя свалилось на твою бедную головку! И ни одной души рядом, чтобы тебя утешить! Видишь ли, они и в самом деле считали, что я убит. Завязался бой с двумя большими военными судами Наполеона. Мой корабль не мог с ними соперничать ни по маневренности, ни по вооружению, ни по численности экипажа. Силы были слишком неравными, тем не менее мы отважно дрались, пока нас не накрыло залпом из огромных орудий, иметь дело с которыми мне бы не хотелось впредь. Мы пошли на дно, как свинцовое грузило… С полыхающей пламенем кормой. Часть команды была поднята на борт французами: пленных отправили потом в тюрьму, остальные, раненые, не смогли выплыть. Мне повезло: я ухватился за кусок обшивки борта и дрейфовал, прикрываясь им. Я не собирался кончать дни во французской тюрьме… Оттуда мало кто выходит живым. Сколько я дрейфовал в открытом море, не знаю. Счет дням потерял. Однажды я заметил вдали какую-то точку и не поверил своим глазам: или это был мираж, или я лишился рассудка. На самом деле я увидел остров, затерянный в Средиземном море. Мне понадобилось два года, чтобы добраться через всю Европу до Англии. Болезнь лишь затягивала мои скитания. А затем Бони[8] как следует постарался перекрыть англичанам все пути. Мне пришлось путешествовать по ночам, чтобы не угодить в лапы к его солдатам. Хорошую службу сослужил мне мой отличный французский… С какой благодарностью я вспоминал нашего учителя старину Жака и его постоянную муштру с неправильными глаголами. — Он рассмеялся.

— К тому времени как я добрался до Лондона, я успел неплохо ознакомиться с продвижениями наполеоновских войск и их расположением на континенте. В министерстве крайне удивились… И обрадовались. Им было о чем со мной поговорить. Я вернулся всего три месяца назад и благодаря некоторым особо важным для страны сведениям, которые мне удалось раздобыть, оказался причастен к некоей операции, то есть понадобилось мое участие. Я решил покончить со всеми делами, прежде чем отправиться на север повидать тебя, папу и маму. Мне не хотелось тревожить вас письмом после всех сообщений о моей гибели. Вот я и решил подождать, а потом приехать самому. Оказывается, мои волнения были напрасны. Счастливые вести получили бы незнакомые люди, — с горечью добавил он.

— Ох, Айан, — мягко проговорила Элисия, всем сердцем жалея брата.

— Где, черт возьми, твои спасители? — проворчал Айан, оглядываясь на безлюдную дорогу. — Куда он пропал, этот, как его там?..

— Чарлз.

— Так куда этот Чарлз подевался? — Айан едва не выругался. — Ему давно уже пора вернуться из деревни.

— Он поехал не в деревню… — Элисия набрала в грудь побольше воздуха. — Он отправился в Уэстерли.

— В Уэстерли? Какого черта? Это же несколько миль в сторону. Ты там остановилась?

— В некотором роде — да.

— В каком роде? Ты там гувернантка или что-то еще? Впрочем, этого не может быть. У маркиза нет детей… По правде говоря, он даже не женат. Ты не должна там оставаться, Элисия. У него скандальная репутация. В его доме тебе не место, сестренка. Нам надо подыскать для тебя что-то другое. — Он оборвал себя на полуслове и озадаченно уставился на Элисию. — Как ты вообще оказалась в Уэстерли? Надеюсь, ты там не единственная женщина?

— Айан, боюсь, тебе придется оставить все как есть. Видишь ли… Я замужем за маркизом. — Элисия проговорила это, пристально глядя в серьезные глаза брата.

Потрясенный Айан молчал. На несколько мгновений он лишился дара речи.

— Замужем за ним? — переспросил он наконец, не веря своим ушам. — Господи Боже! Элисия, как это могло случиться? У меня голова идет кругом. Оказывается, я столького не знаю… Я…

Айан склонил голову набок, прислушиваясь, а затем, схватив Элисию за руку, быстро проговорил:

— Слышишь? Всадники приближаются, и еще я слышу в отдалении стук колес экипажа… Скоро они окажутся здесь. Это за тобой. Видит Бог, мне не хочется тебя покидать, но я должен… Нет, ничего не говори, я спешу. Ты никому обо мне не должна рассказывать, ни единой душе, для меня это крайне важно. Я здесь с особой миссией, и если меня обнаружат, это повлечет за собой самые тяжкие последствия. Поэтому забудь о нашей встрече. Но я должен знать, как у тебя идут дела. Есть какая-нибудь возможность хоть как-то связаться с тобой?

— Джимс ведает здесь конюшнями. Он отвечает за лошадей и командует конюхами в усадьбе маркиза! — внезапно осенило Элисию.

— Джимс? Он здесь? — разволновался Айан. — Это же здорово. Я с ним свяжусь. А теперь мне пора идти… Время не терпит. Если б ты знала, как мне больно покидать тебя! — Он с любовью всматривался в ее бледное, без кровинки лицо. — Нет, мне лучше остаться, — проговорил он колеблясь.

— Тебе надо идти! Если приедет Алекс, со мной все будет хорошо. Пожалуйста, ты должен мне верить, Айан, — умоляла его Элисия.

— Ладно, дорогая, но я чувствую себя свиньей. Обещаю тебе, милая, что виновник твоих страданий от меня не уйдет. Наверное, какой-нибудь браконьер или бродяга, который сшивается в этих краях. — Он поцеловал ее в щеку и гибким движением поднялся, как распрямившаяся пружина, стоя против солнца. Солнечный свет на мгновение ослепил Элисию. Когда она вновь открыла глаза, он уже исчез… Словно его здесь никогда и не было.

До Элисии донесся яростный топот копыт, всадник гнал коня во весь опор, затем сильные теплые руки подхватили ее, сжали крепко и на удивление бережно. Она ощутила жаркое дыхание на щеке и открыла глаза навстречу встревоженному взгляду Алекса. Он был вне себя от волнения.

— Миледи, вы, кажется, опять попали в переделку, — шутливо произнес он, но в глазах читалось, что ему не до шуток.

— Я снова вас раздосадовала, милорд, — успела бодро проговорить Элисия и потеряла сознание.

Следующие несколько дней Элисия провела в постели под недремлющим материнским оком Дэни. В комнате больного домоправительница была тиранкой и несказанно наслаждалась тем, что в ее распоряжении оказались два пациента, на которых она могла изливать свои бесконечные заботы.

Питер еще не выздоровел, хотя быстро шел на поправку. Молодой и здоровый организм делал свое дело. От скуки и нетерпения он изнывал, обрушиваясь на каждого, кто входил в его комнату… Особенно на молоденьких служанок.

Элисия получила букеты цветов и корзины с фруктами вместе с записками из Блэкмор-Холла и от гостей, которые были на обеде. Все сочувственно справлялись о ее здоровье, за исключением леди Вудли.

Элисия начала уставать от своего заключения; время тянулось мучительно медленно, и в ней нарастало раздражение. Рана оказалась поверхностной и быстро заживала, лодыжка почти не болела, но растянутые мускулы и ушибы все еще давали о себе знать. Кроме того, она очень тревожилась за Айана. Увидеть его живым и здоровым было каким-то чудом. Она была не одна на свете, заново обретя брата. И теперь не видеть его, не иметь возможности поговорить с ним казалось сущей мукой. Через Люси, которой это передала горничная, а той — лакей, а тому — конюх, Элисия получила сообщение Джимса, что он видел Айана и с ним все в порядке.

Алекс делил свое время между двумя больничными палатами с равным вниманием. Подвинув стул поближе к ее кровати, он читал Элисии, беседовал с ней, заставляя смеяться и забывать скуку. Алекс прекрасно играл роль преданного и любящего мужа. Когда хотел, он мог быть необыкновенно обаятельным. Она сухо подумала, что в нем умер великолепный актер. Если бы ей только знать, что он чувствует на самом деле. Надо признать, он, несомненно, выглядел озабоченным, когда нашел ее на пустоши раненую и корчащуюся от боли. Всю обратную дорогу до Уэстерли он держал ее на руках и никому не позволил до нее дотронуться, пока Дэни ее не осмотрела. Свирепея от гнева, он готов был перевернуть все окрестности в поисках негодяя или болвана, который случайно в нее попал. Но никого так и не нашли. Элисия на миг испугалась, что обнаружат Айана и заподозрят в браконьерстве его.

Теперь она лежала в постели, рассеянно перебирая кружевную оборку пеньюара. Ей стало уже невмоготу видеть смешные рожицы на лакированной китайской ширме, но другой компании не было, и она, не удержавшись, скорчила рожицу им в ответ.

— Они ответить вам не могут, а я могу, — раздался шутливый голос с порога.

Удивленная Элисия повернула голову и увидела молодого человека, который, улыбаясь, стоял в дверях. Лицо его еще носило следы недавней болезни, но тем не менее он зверски сморщился, подтверждая свои слова.

— Если вы не остановитесь, то перепугаете этих на ширме так, что они с нее сбегут, — засмеялась Элисия.

— Я подозреваю, что вам так же надоело валяться в постели, как и мне, — произнес он, опускаясь в мягкое кресло перед горящим камином.

— Вы уверены, что уже можете разгуливать по дому?

— Если б я остался в этой мерзкой кровати еще одну минуту, я бы к ней прирос, — пылко заявил он. — Кстати, я ваш деверь, Питер Тривейн.

— Так я и подумала. Я ведь не привыкла принимать у себя в будуаре незнакомцев. — Даже если бы Элисия не узнала в нем юношу, которого на ее глазах вынесли из кареты, она и тогда сообразила бы, кто он, потому что он был невероятно похож на Алекса своими черными с синеватым отливом волосами и орлиным профилем. Только глаза у Питера были голубыми и дружелюбными.

— Понимаю. Надеюсь, что не долго останусь для вас незнакомцем, — сказал он, проказливо блестя глазами.

— Пожалуй, да, вы слишком бойки для этого, — так же лукаво откликнулась Элисия.

— Слава Богу! Алекс говорил мне, что вы вовсе не жеманная мышка, — радостно засмеялся он.

— Безусловно! Должна попросить прощения, что так безнадежно провалилась в роли хозяйки дома. Пусть это и ваш дом, но мне следовало вас принимать и развлекать, всячески заботиться… а не наоборот.

— Пожалуйста, не надо! Тех забот, что я уже получил в этот раз, мне хватит на две жизни: Дэни вливала мне в горло свое ведьмацкое варево, а служанки щебетали и хихикали вокруг, как стая ласточек… И вдобавок все это время мне приходилось бороться со своим любопытством, — горестно пожаловался он.

— Насчет меня? Но вы же видите, во мне ничего интересного нет.

— Уже одно то, что вы — моя невестка, достаточный повод для удивления. Если бы кто-нибудь сказал мне месяц назад, что Алекс женится в ближайшее время, я счел бы это бреднями. И если бы я не знал так хорошо своего братца, то решил бы, что вам удалось провернуть авантюру столетия… Однако, повидав вас, я понял: вы никогда бы не ускользнули от Алекса — то, что он хочет, он берет. Я предупреждаю вас, хотя вряд ли вы меня послушаете, не пытайтесь скрестить с ним шпаги, — предостерег ее Питер. — Впрочем, вижу по вашему лицу, что мои слова напрасны. Мне ли не знать брата, когда я столько раз лез на стенку после столкновений с Алексом.

— Ваше предупреждение запоздало, я уже обожгла себе пальцы… Однако помыкать собой не позволю, — с чувством заявила она. В зеленых глазах сверкал боевой задор.

— Алекс не ошибся. У вас буйный нрав. Ему действительно нелегко с вами придется. — Он весело захохотал. Мысль о том, что Алексу придется считаться с прекрасным полом, невероятно позабавила его брата.

Однако Элисия не разделяла его веселья. Алекс не собирался тратить на нее время. Оно было занято прелестной вдовушкой. Угром она наблюдала из окна, как он отправился на верховую прогулку с леди Вудли, так уверенно предсказавшей, что Алекс к ней вернется.

— Странно, что я никогда не встречал вас в Лондоне, — начал было Питер, но тут в холле раздались голоса, и дверь гостиной распахнулась, пропуская Жан-Клода Д'Обержера. Граф держал в руках огромный букет чайных роз, который он преподнес Элисии. Низко склонившись, он прильнул к ее руке продолжительным поцелуем.

— О, кто мог подумать, что вы окажетесь в таком положении. Я убил бы чудовище, которое осмелилось поднять на вас руку, мой бедный ангел! — воскликнул он взволнованно. Карие глаза его ласкали страстным взглядом белоснежные плечи, соблазнительно вздымающиеся над пеной кружев, обрамляющих вырез ее зеленого шелкового пеньюара.

— Так любезно с вашей стороны, граф, навестить меня, и благодарю вас за эти чудесные розы. — Элисия поднесла душистые цветы к лицу и с удовольствием вдохнула божественный аромат.

— Как ты себя чувствуешь, Питер? — поинтересовался вошедший с ним Чарлз, отрывая наконец влюбленный взгляд от лежащей на диване Элисии.

— Я мог бы умереть, а ты б и не заметил сейчас, — съязвил Питер, глядя на завороженное лицо друга.

Чарлз вспыхнул и бросил на него свирепый взгляд.

— Ты просто досадуешь, что граф не принес цветов тебе.

Озадаченный граф с извиняющимся видом посмотрел на Питера.

— Я весьма смущен. Не знал, что у вас такой обычай… Пожалуйста, извините меня.

Питер насупился, бросив раздраженный взгляд на Чарлза, который давился от смеха. С трудом сдерживая улыбку, Элисия объяснила огорченному графу, что это шутка.

Граф вздернул свой узкий аристократический подбородок и надменно посмотрел на двух английских джентльменов, небрежно раскинувшихся в элегантных, обитых парчовым штофом креслах. Поджав губы, он возмущенно процедил:

— В моей стране вежливость не позволяет подшучивать над гостем.

У Питера хватило совести смутиться.

— Примите мои извинения, граф, мы вовсе не хотели вас задеть. — Он укоризненно посмотрел на Чарлза, который неловко зашевелился. — Мой друг не имеет привычки думать перед тем, как что-то сказать.

— Кажется, это у вас с ним общее качество, Питер, — заметил Алекс, входя в гостиную. Он еще не успел снять костюм для верховой езды, Окинув внимательным взглядом обратившиеся к нему лица, он усмехнулся углом рта. — Я покинул свою жену отдыхающей в полном одиночестве на краткий миг, и что застаю по возвращении? Вокруг жены целый рой поклонников… Да, дорогая, вы собрали их немало.

— Полагаю, все же не так много, как вы, милорд, — отозвалась Элисия.

Он несколько растерялся, застав у нее гостей. Она почти готова была решить, что он ревнует… Но тут же отказалась от этой нелепой мысли. Разве не он вернулся только что с прогулки верхом в обществе чрезмерно обворожительной вдовушки? Если он может наслаждаться обществом других женщин, она будет поступать так же!.. Несмотря на его явное неудовольствие.

Элисия украдкой взглянула на него из-под опущенных ресниц. Как же он был красив в своих облегающих бриджах для верховой езды, в высоких сапогах!.. Он сидел, вежливо внимая графу. Конечно, тот был красив смуглой красотой греческого бога, с великолепным профилем, чувственным ртом, а глаза, когда француз смотрел на нее, пылали страстью, но она предпочитала Алекса, его холодные правильные черты. От Алекса веяло силой и властью. Рядом с ним граф превращался в ничтожество, его белые мягкие руки выглядели женственными, жесты казались театральными.

— Что ж, кажется, я нынче проиграл. Сегодня должен был состояться поединок… Я ждал победы, имея такую птичку. А, Чарлз? — уныло заговорил Питер.

— Самый большой и свирепый петух, какого я когда-либо видел! Поставил бы на него мое месячное содержание.

— Потратить столько времени! — расстроенно воскликнул Питер. — И все зря. Мы устраивали матч в пику этому выскочке Питерсону с его птицей, собираясь раз и навсегда положить конец его несносной похвальбе.

— Не знала, что петухов для петушиных боев специально тренируют, — проявила свое невежество Элисия. — Я думала, их просто находят и выпускают на ринг.

Питер негодующе посмотрел на нее и возмущенно фыркнул.

— Хорошо еще, что вы не держите пари, а то живо опустошили бы свои карманы. Это целая наука… как вырастить и подготовить настоящего бойца, — торжественно растолковывал он ей, как малому ребенку. — Петух должен быть в самом расцвете лет, то есть примерно двухлетка, когда вы начинаете его тренировать по особой программе, чтобы поднять до определенного уровня. Я своего тренировал около шести недель. Для практики устраивал ему поединки с другими птицами.

— А вдруг бы он поранился?

— Нет, ему заматывали пятки, разумеется, — с досадой отвечал Питер. — Элисия, неужели вы совсем ничего об этом не знаете? Им надевают шпоры только на бой.

— Еще одни шпоры? — рассмеялась Элисия, совсем запутавшись. — Боюсь, для меня все это китайская грамота.

— Шпоры, о которых говорит Питер, моя дорогая, — объяснил забавлявшийся их невразумительной беседой Алекс, — это специальные накладки. Их делают из серебра, длиной около двух дюймов, и они изогнуты вроде иглы хирурга… Такая вот смертельная штуковина.

— Какой ужас! — вознегодовала Элисия. — Это жестоко и бесчеловечно! А вы, конечно, получаете удовольствие от этого… спорта, хотя вряд ли это подходящее название для такого безобразия.

— Нет, по правде говоря, я нахожу подобное занятие довольно скверным. Мне такое развлечение не по вкусу, — заметил скучающим тоном Алекс.

— А мне это совсем не нравится, и я считаю его мерзким… хотя и не питаю особой любви к петухам.

— Я никогда не выпущу на ринг птицу, которая не может за себя постоять, — встал на защиту любимого развлечения Питер. — Я трачу немало хлопот и усилий, чтобы подготовить настоящего бойца. Сам забочусь о нем… Иногда даже встаю пораньше: помогаю его кормить, а потом распариваю в корзинке с соломой… после, значит, кормежки. Так-то вот! А вечером его полагается вынуть из корзины и вылизать языком ему глаза и голову, — продолжал он, входя во вкус, и замолчал, лишь когда слушатели брезгливо ахнули.

— Господи Боже! Неужели ты и вправду вылизывал эту чертову птицу? — осведомился потрясенный Алекс.

— Разумеется, нет! — возмущенно отозвался Питер. — За кого ты меня принимаешь? Совсем за обормота, за сойку в павлиньих перьях? Я не болван какой-нибудь: у меня этим занимается один из конюхов.

— Ах, на этот раз вы меня не проведете, — улыбнулся граф. — Вы, конечно, шутите.

— Нет, граф, боюсь, на этот раз Питер абсолютно серьезен. Он не дурачится, а я никогда не перестаю удивляться, до каких крайностей может он дойти в своих увлечениях, — сокрушенно покачал головой Алекс.

— Мой Бог! — пробормотал граф, недоуменно тряхнув кудрявой головой. — О вы, англичане! Однако спешу, должен откланяться, — извинился он, бросая полный сожаления взгляд на Элисию. — Надеюсь вскоре снова насладиться вашим обществом, когда вы совсем поправитесь. — Не сводя темных глаз с ее рта, он поцеловал ей руку. — Очарован.

— Благодарю вас за прелестные розы, граф, — вежливо поблагодарила Элисия, вытягивая руку из его цепких пальцев при виде сузившихся глаз Алекса, когда он поднялся проводить гостя к двери.

— Странный тип этот граф, — заметил Питер после того, как француз и Алекс покинули гостиную. — Не понимаю я этой французской трескотни. А чувство юмора у него и вовсе отсутствует. — Неохотно поднявшись, Питер направился к двери. — Мне лучше последовать его примеру. Я себя еще неважно чувствую. — Он обернулся к Чарлзу. — Ты со мной?

— Немного погодя, — нерешительно ответил Чарлз, сидя как на иголках.

Питер помедлил на пороге.

— Знаете, Элисия, а вы что надо. Не ожидал так быстро поладить с женой Алекса. При одной мысли о том, кто может ею оказаться, у меня кровь застывала в жилах. Думал, что мне вообще никакая невестка не понравится. Ей-богу! Но вы хоть куда… Породистая, — застенчиво промямлил он, не умея толком выражать свои чувства, и поспешно удалился.

Чарлз откашлялся и, вскочив, беспокойно переминался с ноги на ногу. Вытащив из кармана клочок бумаги, он уронил его на колени к Элисии и, залившись ярким румянцем, запинаясь, сказал:

— Никогда не считал поэтов чем-то стоящим… Я с учением не слишком в ладах… В этом меня никто не упрекнет, но… — он замолчал, явно не находя подходящих слов. — Но мне было просто необходимо написать вам это. Не спрашивайте, откуда взялись слова, потому как я сам этого не знаю. Никогда раньше со мной такого не случалось… — Казалось, он был ошеломлен происшедшим.

Элисия развернула листок и прочла торопливо нацарапанные строки:

Она подняла глаза на молодого человека, с тревогой переминавшегося в ожидании ее приговора.

— Чарлз… Это самый милый и самый добрый подарок за всю мою жизнь. Я буду хранить его вечно. Благодарю вас, милый Чарлз. — Она поднялась на цыпочки и порывисто поцеловала юношу в заалевшую щеку как раз в тот момент, когда дверь отворилась и в гостиную вошел Алекс, который замер на пороге при виде такой идиллии.

Чарлз поклонился и поспешил удалиться из гостиной, с глаз долой от нахмурившегося маркиза.

Сердце пело у него в груди, когда он спускался по лестнице, широко улыбаясь и совершенно не замечая изумленных взглядов служанок.

— Ну и ну, я понятия не имел, что вы так легко раздариваете свои поцелуи… Значит, лишь меня вы держите в черном теле? — иронически поинтересовался Алекс. — Мне вспоминаются ваши недавние слова о вашей разборчивости. Знать не знал, что неоперившиеся юнцы, едва покинувшие классную комнату, в вашем вкусе.

В два шага мгновенным гибким движением он оказался перед Элисией.

— У меня сложилось впечатление, явно ошибочное, что вам нравятся поцелуи и ласки мужчины, — он резко привлек ее к себе. — Что именно в ответ на них загорается огонь у вас в крови и перехватывает дыхание, а сердце бьется часто и неровно. Разве не бросает вас в жар, когда он покрывает ваше молочно-белое тело своими поцелуями? — хрипло бормотал Алекс, медленно лаская губами ее шею, покусывая мочки нежных ушек. Его руки сомкнулись вокруг Элисии, притягивая ее все крепче к мускулистой груди, так что заныл едва заживший бок.

Элисия затрепетала, когда он раздвинул губами ее губы и стал целовать жадно, страстно, завладев ее ртом с неуемной властностью, словно был не в силах отпустить. Затем он подхватил ее на руки и понес в свою спальню. Там он бережно положил ее на постель, в которой спала она лишь один раз. Закрыв глаза, Элисия ждала. Она хотела этого, пусть даже с его стороны это вызвано желанием, а не любовью. Она все примет от него… И к черту гордость!

Элисия почувствовала, как скользят по ее телу сильные, нетерпеливые руки, стягивая пеньюар, рубашку, пока оба они не сплелись в одно целое, нагие…

Алекс шептал ей на ухо ласковые слова, покрывал губы и веки легкими, нежными поцелуями.

— Неужели тебе нужны поцелуи другого? Разве Чарлз или этот шаркун-французик могут дать тебе такое? — требовал он ответа, жадно целуя ее в полуоткрытый рот, погружая пальцы в рассыпавшиеся локоны…

Задыхаясь, она пролепетала:

— Это была простая благодарность. Он написал мне прелестное стихотворение. Такое милое… Я всего лишь поблагодарила его.

— Чарлз написал стихотворение? Ты истинная волшебница… Обволакиваешь паутинкой своих чар нас, простых смертных, ничего не подозревающих. Так и быть, за твои чары я дам тебе нечто большее, чем слова на клочке бумаги.

Элисия самозабвенно отдалась его пылкой страсти. Она отвечала поцелуем на поцелуй, лаской на ласку, пока он не застонал от желания и восторга. Тогда он взял ее быстро и жадно, а после они лежали, тяжело дыша, не отрываясь друг от друга. Ее щека была прижата к его груди, и бешеный стук мужского сердца гулко отдавался у нее в ушах.

— Обо мне говорят, что я дьявол, прямехонько из преисподней, а вы, миледи, названы в честь рая, элизиума древних греков. Они лишь искали рай, а я его нашел и сейчас держу в объятиях, — хрипло шептал Алекс, целуя ее лоб и волосы. — Забери меня снова туда, Элисия, — потребовал он.

Молодая женщина грустно улыбнулась. Рай и ад… В каждом из них было и то и другое.