Э.Ф.: Мне по-прежнему кажется, что они сжимают вокруг меня кольцо.

Р.Ф.: Да брось ты.

Э.Ф.: Нет, точно, Руди. Куда бы я ни пошел, что бы я ни делал, они всегда оказываются на полшага впереди. Такое впечатление, что они взяли меня за глотку и не дают дышать.

Р.Ф.: Да пошли они... Они всегда так. Для них просто нет занятия приятней, чем перекрывать людям кислород.

Э.Ф.: Выпей-ка еще.

Р.Ф.: Но только капельку.

Э.Ф.: Скажи, когда остановиться.

Р.Ф.: Достаточно. Эй, хватит!

Э.Ф.: За себя я не боюсь, пойми. Я прожил хорошую жизнь.

Р.Ф.: Не позволяй этим подонкам портить себе кровь. Они — ничтожества, и все.

Э.Ф.: Я не за себя волнуюсь, а за Тесси и ребят. Что за жизнь их ждет, когда эти сволочи начнут ежедневно вламываться к ним в дверь?

Р.Ф.: Говорю тебе, они никто, и не бери в голову.

Э.Ф.: Не думаю, что Анджелу и Кэрол происходящее беспокоит так сильно, как...

Р.Ф.: Они — замечательные девчонки, Энти. У тебя прекрасные дочери.

Э.Ф.: И любят своего дядюшку Руди, можешь не сомневаться.

Р.Ф.: Пусть бы только попробовали не любить. (Смех.)

Э.Ф.: Все дело в сыне. Для сына все обернется иначе. Сколько ребят из его круга попадают в колледж? А он все испортил. Наверное, потому, что ему слишком нравился Вегас.

Р.Ф.: Ох уж этот Вегас.

Э.Ф.: Тесси так гордилась им А его выгоняют за пьянку и драки. Выпей еще.

Р.Ф.: Спасибо. Как наливаешь, сукин сын? Напоить меня хочешь?

Э.Ф.: Знаешь, во сколько мне обошлось это вино?

Р.Ф.: Во сколько?

Э.Ф.: Шесть девяносто пять за бутылку.

Р.Ф.: Да брось ты.

Э.Ф.: Серьезно. Я купил шесть ящиков.

Р.Ф.: И где его продают, по шесть девяносто пять за бутылку?

Э.Ф.: Рядом, буквально в двух шагах.

Р.Ф.: Оно чье, испанское? Испанцы делают недорогие вина.

Э.Ф.: Нет, нет. Итальянское.

Р.Ф.: И всего за шесть девяносто пять? В голове не укладывается.

Э.Ф.: По-моему, очень хорошее винцо.

Р.Ф.: Просто превосходное.

Э.Ф.: За шесть девяносто пять!

Р.Ф.: Но знаешь, Энти, когда дело касается детей...

Э.Ф.: Было бы все так просто, как с вином.

Р.Ф.: Ничто не бывает просто, Энти. Забудь.

Э.Ф.: С девочками все по-другому.

Р.Ф.: К тому же они обе замужем. Не забывай. Совсем другое дело.

Э.Ф.: Да, конечно. И вышли за хороших ребят. Тебе они нравятся?

Р.Ф.: Естественно. Ну, Сэм меньше. Уж больно он всезнайка. Но другой...

Э.Ф.: Ларри.

Р.Ф.: Да, Ларри.

Э.Ф.: Ларри отличный парень.

Р.Ф.: Очень симпатичный. Нормальный пацан. И ко мне хорошо относится, я вижу. К своему старому дяде Руди. Зовет меня «дядя Руди».

Э.Ф.: Знаешь, чего бы я хотел? Если, не дай Бог, они меня упрячут, я хотел бы...

Р.Ф.: Перестань, прошу. Лучше выпей еще. Не надо. Даже говорить об этом не хочу.

«Снова принялись за дешевое вино», — подумал Майкл.

По шесть девяносто пять, от торговца за углом. Итальянское вино. Было бы все так просто, как вино. Жалко, они не назвали марку. За шесть девяносто пять он бы и сам купил шесть ящиков.

Э.Ф.: Но если они все-таки меня засадят, Руди...

Р.Ф.: Никто тебя не засадит, даже не думай.

Э.Ф.: Ну вдруг. Знаешь, кому я хотел бы передать дело?

Р.Ф.: Надеюсь, не мне. Скажу как на духу: я не хочу.

Э.Ф.: Слушай, ты замечательно бы справился, но...

Р.Ф.: Спасибо, но я не хочу. Впрочем, ты никуда не уходишь, так что забудем. Лучше выпей еще, придурок, и перестань болтать глупости.

«Еще вина? — подумал Майкл. — Хороши же они будут».

Р.Ф.: Скажи, когда остановиться.

Буль-буль-буль.

Р.Ф.: И я надеюсь, ты имеешь в виду не Пети Бардо. Я ничего против него не имею, но он жуткий зануда. Твое здоровье! Действительно чудесное винцо. Он хорош на своем месте, потому что выглядит, что твой мировой судья, в своих коричневых костюмах, — не знаю никого, кто так бы любил коричневый цвет, как Пети. Но ты можешь представить его на стрелке со... скажем, ребятами из Гарлема, когда надо пропустить с ними стаканчик-другой? Можешь представить, чтобы он смог расслабиться до такой степени? Он чопорный козел, Энти, несмотря на то что женат на Джози. В нашем деле нужны не только мозги.

Э.Ф.: Тогда кто? Если мне когда-нибудь все-таки придется удалиться от дел?

Р.Ф.: Может, тот, кого ты сам имел в виду?

Э.Ф.: А кого, по-твоему, я имел в виду?

Р.Ф.: Если он только сам захочет.

Э.Ф.: Кто?

Р.Ф.: Может, ему слишком нравится Лас-Вегас. И Атлантик-Сити. Твое место подразумевает огромную ответственность. А еще он очень любит девочек. И азартные игры. Если он унаследует твое дело, Энти, его мысли должны будут находиться здесь, а не в постели какой-нибудь шлюшки. И мысли, и сердце тоже, Энти.

Э.Ф.: Думаю, мы говорим об одном и том же человеке.

Р.Ф.: Конечно. О Лино, правильно?

Э.Ф.: Да, о Лино.

Вот оно, наконец!

Конечно, она сама виновата. Нельзя было разрешать Молли кататься без спасательного жилета, но она никогда его не надевала, и не было никаких оснований полагать, что...

Нет, какие уж тут оправдания.

Что она теперь скажет Майклу? Что она едва не позволила их дочери утонуть? Что если бы не смелость абсолютно незнакомого человека, Молли сейчас лежала бы...

Ну, не абсолютно незнакомого.

Именно он поздоровался с ней вчера вечером около ресторана. Хите еще говорила, что у него большие уши. Он стоял на палубе маленького катера, весь мокрый, тяжело переводя дыхание, и молча смотрел, наклонив голову набок и уперев руки в боки, на Сару, припавшую к дочери. Молли кашляла, чихала и плевалась, но в остальном вроде бы не пострадала, разве что испугалась до полусмерти.

— Спасибо, — прошептала Сара, обращаясь скорее к Богу, чем к высокому незнакомцу.

Тот кивнул в ответ, все еще тяжело дыша после необычного заплыва.

Представился он как Эндрю Фарелл.

Пояснил, что приехал в Сент-Барт по делам, а остановился в отеле «Гуанахани».

Она сказала, что не знает, как его отблагодарить.

Позже она припомнит все это до мельчайшей подробности.

Он ответил, что просит только об одном: чтобы его отвезли назад к яхте, где остались его туфли.

Только тут она поняла, что он бросился в воду полностью одетым, успев сбросить только туфли. Белая рубашка с длинными рукавами прилипла к груди и рукам, пастельно-голубые брюки потемнели от воды.

Она снова поблагодарила его, когда он залез по трапу на борт яхты. И Молли пропищала тоненьким голоском: «Спасибо, мистер Фарелл».

Значительно позже Сара позвонила в отель «Гуанахани» и попросила позвать к телефону мистера Фарелла. Когда он взял трубку, она представилась: «Сара Уэллес, чью дочь вы спасли...», словно по свету разгуливало по меньшей мере с десяток Сар Уэллес, чьих дочек он спас и которые с опозданием осознали, что должны ему больше, чем поездка на катере к яхте за туфлями...

— Глупости, — ответил он. — Я рад был помочь.

Потом она вспомнит все это.

— В общем, — продолжала она, — мы с дочкой чувствуем, что не достаточно выразили нашу благодарность. Мистер Фарелл... если у вас нет других планов, могли бы мы пригласить вас сегодня вечером пообедать с нами? Молли просит передать, чтобы вы выбирали любой ресторан на острове...

— Только если я плачу, — ответил он.

Потом она все это будет вспоминать.

— Нет, нет! — вскричала она. — Разумеется, об этом не может быть и речи.

— Плачу я, — повторил он. — Я заеду за вами в семь тридцать. Я знаю, где вы живете.

Позже она задумается, откуда он знал.

— Семь тридцать нас устраивает, — сказала она, — но я настаиваю...

— До встречи, — бросил он и повесил трубку.

Майкл позвонил Джорджи домой в четыре часа дня, когда тот уже складывал чемоданы.

— У меня к тебе несколько вопросов, — объявил он.

— Я в отпуске, — огрызнулся Джорджи.

— Речь идет об Энтони Фавиола.

— И все равно я в отпуске.

— Тогда только один маленький вопрос.

— Надеюсь, действительно очень маленький. Я уже собирался выходить.

— Кто такой Лино?

— Со вчерашнего дня, когда ты меня спрашивал о том же, ничего не изменилось — не знаю.

— Не Лена, а Лино. Или Микалино.

— Понятия не имею.

— И никогда не слышал ничего похожего?

— Ни разу.

— Я думал: если не ты, то кто же...

— И я тоже. Извини, Майкл, но мой самолет...

— Можно мне сейчас приехать?

— Нельзя.

— Я хотел бы порыться в твоем архиве.

— Нет. Я выйду на работу одиннадцатого. Тогда и поговорим.

— Джорджи...

— И никаких «Джорджи». Горы зовут.

— Мне надо заглянуть в твой архив по делу Фавиолы.

— Сходи в библиотеку. Открой каталог на букву "Ф"...

— Джорджи, ну пожалуйста. Мне кажется, я кое-что нашел, но мне нужно...

— Что бы ты ни нашел, оно подождет до одиннадцатого.

— Как насчет имени его преемника?

— Все знают, кто его преемник — его брат.

— Не факт.

В трубке воцарилось долгое молчание.

— Тогда кто?

— Некто по имени Лино.

— Я все равно не знаю, о ком идет речь.

— Покажи мне свой архив.

— Нет.

— Я приеду через двадцать минут.

— Я уезжаю через час.

— Я заберу их с собой. Я захвачу чемодан.

— Тогда уж лучше сразу сундук.

— Так можно приехать?

— Что с тобой поделаешь? — вздохнул Джорджи и повесил трубку.

Выбранный им ресторан располагался на одной из самых высоких гор на острове, и оттуда открывался восхитительный по красоте вид. Сперва они выпили аперитив на террасе. Молли заказала содовую и тут же пустилась в подробное описание самочувствия утопающего, перед которым в мгновение ока проходит, как в кино, вся его жизнь — все долгих двенадцать лет.

— Я никогда не забуду этот день и час, — объявила она, зажав в губах соломинку и посылая поверх бокала убийственный взгляд в сторону Эндрю. Вне всякого сомнения, она уже по уши влюбилась в человека, спасшего ей жизнь утром сегодняшнего дня, без двадцати минут одиннадцать...

— Но откуда ты знаешь, сколько тогда было времени? — удивился он.

— Спросила у мамы. А я тащила вас ко дну?

— Вовсе нет.

— А если бы я тащила вас ко дну, вы бы нокаутировали меня?

— Не думаю.

— Так всегда делают — я в кино видела.

— У меня не возникло такой необходимости. Ты мне очень хорошо помогала.

Они сидели на террасе, потягивали из бокалов и вспоминали утреннее приключение. Сара призналась, что действительно по-настоящему испугалась, когда увидела, как Молли исчезла под водой во второй раз...

— А правда, что после третьего уже не выныривают? — перебила девочка.

— Пожалуй, да, — ответил Эндрю. — Если только тебе не двенадцать лет. В двенадцать можно нырять целых пять раз.

— ...и совсем потеряла голову, когда Молли погрузилась в третий.

— Очевидно, когда я упала, меня немного оглушило, и поэтому я нахлебалась воды. Потом я закашлялась и опять наглоталась воды, и вдруг почувствовала, что не могу дышать! Никогда в жизни я так не пугалась! Вообще-то нет, за исключением одного раза. Когда Луис выхватил меня из-под такси.

— Кто такой Луис? — спросил Эндрю.

— Привратник в нашем доме.

— А где ваш дом?

— На Восточной Восемьдесят первой. Я переходила улицу, и вдруг из-за угла ка-ак выскочит такси и прямо на меня. Если бы не Луис, вам сегодня некого было бы спасать.

— Думаю, нам следует каждый год в этот день посылать мистеру Фареллу по дюжине роз, — заметила Сара.

— Эндрю, — поправил он. — И по-моему, лучше бы наоборот. Я впервые в жизни кого-то спас.

— Мой герой, — томно пропела Молли и сделала вид, будто теряет сознание.

— Не хотите ли еще выпить, миссис Уэллес?

— Сара, — поправила она. — А вы?

— Я выпью, — объявила Молли.

— Давайте тогда все повторим по разу, — предложил Эндрю.

— Давайте, — согласилась Сара.

— Вас кто-нибудь называет «Сэди»? — вдруг спросил он.

— Сэди? Помилуй Бог, нет.

— Разве это не сокращенное от «Сара»?

— Возможно. Но — Сэди? — Она повернулась к дочери: — Ты можешь представить, чтобы меня звали Сэди?

— Звучит, как имя толстой домохозяйки, — отозвалась девочка.

— Тогда Сэсси? — настаивал Эндрю.

— Я? Сэсси?

— Так зовут Сару Воган.

— Кто такая Сара Воган? — спросила Молли.

— Певица, — пояснил Эндрю.

— Звучит скорее как стриптизерша, — скривилась Молли. — Сэсси.

— А вас кто-нибудь зовет Энди? — спросила Сара.

— Нет.

— Почему?

— Не знаю, наверное, просто это имя мне не подходит.

— Иногда мама зовет меня Миллисент, — заявила Молли и скорчила рожицу. — Но только когда сердится.

— Почему?

— Потому что Молли — сокращенное от Миллисент.

— Так тебя и зовут по-настоящему? Миллисент?

— Ни черта подобного! — вскричала Молли. — Знаю, знаю, — кивнула она Саре. — С меня десять центов. — Затем, снова повернувшись к Эндрю, пояснила: — Когда я была маленькая, они штрафовали меня на десять центов всякий раз, когда я ругалась.

— К сожалению, не помогло, — вздохнула Сара. — Сами видите.

Они сели за стол в четверть девятого. Молли и Сара выбрали медальоны из лобстера с киви, а Эндрю поинтересовался у официанта, что такое куломье, и, услышав, что это — запеченный сыр, заказал его. В качестве основного блюда Молли остановилась на барашке под соусом из зеленого перца — «не сильно пережаренный, пожалуйста», а Сара и Эндрю — на фрикасе из морского окуня. Непонятно почему, но Сара вдруг припомнила вчерашнюю шуточку сестры, которая хотела заказать себе блондина. Невольно она бросила взгляд на уши Эндрю, чтобы убедиться, действительно ли они такие большие, и сразу отвернулась, встретившись с ним глазами.

Словно прочитав ее мысли, он сказал:

— Мне следовало бы пригласить и вашу сестру тоже.

— Она уехала, — ответила Сара. — А откуда вам известно...

— Вы очень похожи.

— Тетя Хите разводится, — встряла Молли.

— Очень жаль, — покачал головой Эндрю.

— У дяди Дуга любовница.

— Молли сегодня слишком много выпила, — улыбнулась Сара.

Эндрю улыбнулся в ответ.

— Только безалкогольное, — возмутилась девочка.

— Ну и хорошо.

— К тому же он знает, что такое любовница.

— Конечно, — ответил тот. — Это такой коктейль.

— Мистер Фарелл!

— Приготавливается из плодов смоковницы и любого другого фрукта.

— Может, как раз его я сейчас и пью, — заметила Молли, заглядывая в свой стакан, а затем бросила пристальный взгляд на собеседника. — И никакой это не коктейль.

— В самом деле? — удивился Эндрю и подмигнул ей.

Молли подмигнула ему в ответ.

— И чем же вы здесь занимаетесь? — поинтересовался он. — Я имею в виду, когда не тонете?

— Мы приехали сюда на каникулы. Живем в доме бабушки. А папа не смог приехать, потому что у него много работы.

— Как обидно.

— Но к Новому году он выберется.

— Или даже раньше, — вставила Сара. — Я надеюсь.

— А чем он занимается?

Еще в самом начале их семейной жизни, когда Майкл делал только первые шаги в своей карьере, Сара усвоила, что далеко не всегда стоит рассказывать, что ее муж — сотрудник прокуратуры. Например, на вечеринке у знакомых кто-нибудь набивал косячок. Не преступление, только лишь небольшое нарушение, но как в таком случае должен реагировать помощник окружного прокурора? Отвернуться? Тогда обязательно найдется кто-то, кто скажет: «Хорошо же он охраняет закон!» Арестовать виновного? «Ну и придурок же этот Майкл Уэллес!» Поэтому она давно заготовила стандартный ответ: «Майкл — адвокат». Если же собеседник продолжал настаивать, она обычно добавляла: «Он работает где-то в центре». Если и это не помогало, она уточняла: «Он сотрудник муниципалитета». И когда ее совсем уж прижимали к стенке, Сара говорила: «Мой муж — советник по правовым вопросам», что являлось уже стопроцентной ложью. Позже, когда Майкл начал расследовать дела таких преступников, для которых убить человека — что муху прихлопнуть, он уже специально предупредил ее, как опасно рассказывать, что он из прокуратуры. Молли они тоже держали в курсе. Вдвоем они разыграли привычную комбинацию.

— Он адвокат, — сказала Сара.

— Работает где-то в центре, — добавила Молли.

— В муниципалитете, — закончила Сара.

— А мама — учительница, — сменила тему Молли.

— И где вы преподаете?

— В Грир-Акэдеми.

— Такая подготовительная школа для юных гениев женского пола, — пояснила Молли.

— А ты куда ходишь?

— В Гановер.

— А что преподаете?

— Кто — я? — не поняла Молли.

— Английский язык и литературу, — сказала Сара.

— И где она находится? Грир-Акэдеми?

— На углу Шестнадцатой улицы и Парк-авеню.

— Около церкви Христа, — добавила Молли.

— А я-то думал, что вы актриса, — заметил Эндрю. — Или модель.

— Я? — спросила Молли.

— И ты тоже, — улыбнулся Эндрю.

Сара никак не могла понять, покраснела она или нет.

— Вы тоже здесь на отдыхе? — спросила она.

— Нет, по делам. Завтра утром я улетаю.

— Ой, как жалко, — скорчила гримаску Молли.

— Может быть, закажем еще вина? — предложил Эндрю. — Никто не хочет?..

— Какая я дура, — спохватилась Сара и помахала официанту. — Ведь это вы наш гость сегодня.

— Ни в коем случае.

— Ну пожалуйста, Эндрю.

Так она впервые назвала его по имени. Потом она вспомнит, что в первый раз обратилась к нему по имени, когда они спорили, кому платить по счету.

— Ну... Ладно, так уж и быть, — наконец сдался он.

— Отлично, — обрадовалась Сара и подозвала официанта.

— Хорошо бы шампанского, — предложила Молли, одарила Эндрю улыбкой и опять взмахнула ресницами.

Архив начинался с данных примерно пятнадцатилетней давности.

Именно тогда впервые прозвучало имя Энтони Фавиола как мощной силы в мире организованной преступности. Тогда же Джорджи Джардино получил диплом и желторотым новичком переступил порог прокуратуры.

Майкл сидел на кровати с бутербродом с ветчиной в одной руке и с бутылкой пива в другой. Листки архива валялись на одеяле вокруг него. За окном завывал ветер, кто-то о чем-то говорил по телевизору.

Открывался архив вырезкой из «Дейли ньюс». Именно тогда у Фавиола родился единственный сын. Две старшие дочери, и теперь наконец мальчик — очевидный повод для пышного празднества на Стейтен-Айленде. Автор озаглавил статью ПРИБАВЛЕНИЕ В СЕМЬЕ.

Майкл понял намек. Он помнил, что, когда НАСА потеряло связь с космическим кораблем, на борту которого находились подопытные белые мыши, та же газета выпустила информацию под броским заголовком:

НИ РАКЕТЫ,

НИ МЫШЕЙ

Так что его не удивило, что заметка, на первый взгляд повествовавшая о жене, дочерях и новорожденном сыне мультимиллионера, нью-йоркского строительного подрядчика, на самом деле скрывала, и в заголовке, и в последующем многозначительном тексте, намек на то, что мистер Энтони Фавиола принадлежал к вполне определенной семье — семье манхэттенской мафии, и более того, счастливый отец — не кто иной, как ее глава. Статью щедро украшали многочисленные фотографии: Фавиола с женой, Фавиола с дочерьми двух и четырех лет от роду, Фавиола с младенцем — сыном, которому исполнилось только три месяца. Все фотографии сделаны на фоне скромного дома на Стейтен-Айленде — очевидно, тогда еще семья не переехала в замок в Стонингтоне.

Следующие статьи рассказывали о поместье Фа-виолы в Коннектикуте, о постепенном росте богатства и влияния того, кто на первый взгляд мог показаться респектабельным бизнесменом, а на самом деле являлся отъявленным головорезом, по трупам пришедшим к власти над уголовным миром. А поскольку американцы обожают истории о гангстерах, пресса регулярно рапортовала о событиях из жизни семьи Фавиола, а особенно самого патриарха, словно он принадлежал к особам королевской крови.

Вот его старшая дочь на шикарной вечеринке, устроенной отцом в честь ее шестнадцатилетия, а вот мальчик, впервые вставший на лыжи, вот выпускной вечер младшей дочери. Снова старшая дочь — венчается в соборе Святого Патрика с неким Самуелем Кальери. Снова сын — ему семнадцать лет, в форме футбольной команды Кентского колледжа. На многочисленных фотографиях жена Фавиолы, Тесси, представала привлекательной блондинкой со светлыми глазами и приятной улыбкой, но она явно чувствовала себя скованной перед объективами — возможно, потому, что каждый новый вызов в суд ее мужа отдавался все большим резонансом в прессе, хотя всякий раз присяжные признавали его невиновным. Сын и старшая дочь явно пошли в нее — те же светлые волосы и прозрачные глаза. Вторая дочка унаследовала темные волосы и карие отцовские глаза.

В последний раз сын Фавиолы упоминался в статье журнала «Пипл» девяти— или десятилетней давности. Статья была озаглавлена в типичном для журнала стиле.

Развеселый сынок мафиози говорит:

ЖИВИ И ДАВАЙ УМЕРЕТЬ ДРУГИМ!

Подзаголовок гласил:

Энди не по вкусу гранит науки, но его грозный папочка согласен оплачивать счета из Лас-Вегаса.

Далее располагалась черно-белая, почти во всю журнальную полосу, фотография довольно-таки симпатичного молодого человека в плавках, стоящего широко расставив ноги и разведя руки в стороны на краю бассейна в Лас-Вегасе. На его загорелом лице играла веселая улыбка. Статья, как и весь журнал, была многословной и тяжелой по стилю.

На момент публикации единственный сын Энтони Фавиолы числился в университете Лос-Анджелеса, но, похоже, занятия не мешали ему почти каждую неделю наведываться в Вегас, где он приобрел широкую известность как среди девиц из кордебалета, так и среди крупье. Автор статьи намекал, что частые посещения столицы развлечений объяснялись не только жаждой удовольствий, но и имели непосредственное отношение к делам отца героя, а сам «сообразительный, но невыдержанный», по словам журналиста, Эндрю только формально считался студентом, а на деле представлял интересы отца в игорном бизнесе Лас-Вегаса.

Фотомонтаж на второй полосе представлял молодого Эндрю в разные годы жизни. Маленький белоголовый мальчик, играющий на пляже с совком и ведерком, и подпись: Будущий подрядчик, два года. Он же в Диснейленде в маске Микки Мауса, с серьезным видом смотрит на отца. Подпись: Папу надо слушать. На следующей фотографии он, двенадцатилетний подросток с уже более темными волосами и в смокинге, танцует со своей сестрой-блондинкой, облаченной в бальное платье. Подпись: В вихре вальса с чудной Анджелой. И наконец, последняя по времени, на которой он явно позирует, сидя в одиночестве на скамейке в Центральном парке с книгой в руках. Подпись гласила: Учись, скоро финал.

Фотография, на которой мальчик заснят в маске Микки Мауса, привлекла внимание Майкла. Паренек действительно выглядел несколько допоухим, и Майкл подумал, не специально ли журналист выставляет на всеобщее обозрение его смешной недостаток. К тому же Майкл не забыл про упоминавшегося в записях Мишелино — из-за них-то, в первую очередь, он и просматривает сейчас старые вырезки. Машинистка напечатала «Микалино», и он принял это за ошибку. Но может быть, машинистка как раз и права? Может, Фавиола действительно сказал "Микалино" — "Маленький Микки"? Может, он имел в виду как раз фотографию, сделанную в Диснейленде, когда его сыну было... Сколько? Оставалось только гадать, ибо ни в подписи, ни в статье не содержалось ничего, что могло бы подсказать дату снимка. На вид мальчику было года три-четыре.

Майкл вдруг почувствовал, как сильно он, оказывается, устал. Он пошел на кухню, выпил стакан молока, съел печенье, затем вернулся в спальню, собрал разбросанные вырезки и улегся спать.

В дом на берегу они вернулись около одиннадцати. Эндрю остановил «фольксваген» у ворот и проводил их до дверей. В высокой траве под пальмами безостановочно стрекотали цикады. В воздухе было разлито тепло. Только тихий ветерок едва-едва колыхал ветви пальм, стряхивая с них серебро, что струилось с огромной луны.

— Спасибо за чудесный вечер, — сказал он.

— Спасибо вам, — ответила Молли. — За мою спасенную жизнь.

Сара протянула ему руку.

— Еще раз благодарю, — проговорила она.

— За все-все, — добавила Молли.

— Я получил огромное удовольствие, — поклонился он.

— Спокойной ночи, — промолвила Сара, выпуская его руку.

— Удачно вам долететь, — пожелала Молли, привстав на цыпочки, чмокнула его в щеку и стремглав убежала домой. Сара провожала Эндрю взглядом, пока он шел к своей машине. Он запустил мотор, помахал на прощание и тронулся с места.

Иоланда сидела на кухне, проглядывая газету и одновременно слушая выпуск новостей по радио. Молли уже поднялась наверх.

— Никто не звонил? — спросила Сара.

— Никто, мадам, — ответила Иоланда. — Оставить радио включенным?

— Нет, спасибо.

Иоланда встала и щелкнула выключателем приемника.

Alors, a demain. Bonne nuit, madame[1].

— Спокойной ночи, Иоланда.

Домоправительница забрала газету со стола и отправилась в свою комнату. Сара пошла наверх, где Молли уже ждала в постели традиционного поцелуя на ночь.

— Классный какой, — заявила она.

— Да, — согласилась Сара. — Спокойной ночи, милая.

— Спокойной ночи, мамуля.

Сара чмокнула дочку в щеку, подоткнула одеяло и выключила свет. Когда она уже повернулась, чтобы уйти, девочка спросила:

— Как ты думаешь, я ему понравилась?

— По-моему, ты была прекрасна.

— Да, но понравилась ли ему?

— А разве могло быть иначе? — улыбнулась Сара. — Спокойной ночи.

— Он и правда классный, — промурлыкала Молли, засыпая.

Внизу уже раздавалось тихое похрапывание Иоланды. Сара выключила свет на кухне, открыла большие стеклянные двери в гостиную и некоторое время молча стояла, глядя на океан. Воздух казался густым от ароматов тропических растений.

Она налила в бокал довольно-таки большую порцию коньяка, вышла на веранду и задумалась: не позвонить ли ей Майклу? Часы показывали пятнадцать минут двенадцатого, наверное, он уже спит. Сара сняла босоножки и по ступенькам спустилась к пляжу.

Волны с тихим шепотом набегали на песок.

Прикосновение воды к босым ногам было теплым и ласковым.

Она уже видела эту сцену в кино, только забыла в каком. Женщина в белом на морском берегу с бокалом в руке, легкий ветерок развевает ее светлые волосы — как же назывался тот фильм?

Пассажирский корабль, весь залитый морем огней, медленно возник из темноты. Издалека донеслись звуки оркестра, и она представила, как скользят по паркету роскошные женщины в шикарных туалетах. Интересно, куда плывет это судно и почему они всегда проходят ночью? Серебристый женский смех взлетел к звездам, затихая, и вновь наступила тишина. Покой царил над всем берегом. Сара еще некоторое время смотрела вслед кораблю, затем допила коньяк, в последний раз взглянула на луну и вернулась в дом.

В семь часов на следующее утро она спустилась на пляж, решив хорошенько прогуляться. Она надела лимонно-зеленый купальник и перехватила волосы лентой в тон. Сара шла вдоль берега, опустив голову. Маленькие волны лизали песок, легкий ветерок играл ее волосами. Прошлый вечер многое открыл для нее, и больше всего на свете Сара хотела остаться наедине со своими мыслями.

До вчерашнего дня ей и в голову не приходило, что она может испытывать влечение к другому мужчине, кроме Майкла. Но ведь до вчерашнего дня ей никогда и не встречался никто, подобный Эндрю Фареллу. Он показался ей одновременно очаровательным и веселым, к тому же был очень мил с Молли. Правда, порой ей казалось, что он просто использует девочку, чтобы понравиться матери, но, к чему скрывать, она купалась в лучах его внимания, ее радовало его восхищение, и она чувствовала себя польщенной и... заинтересованной.

Она не поняла, действительно ли он не хотел ничего рассказывать о себе или его просто отличала удивительная скромность. От нее не укрылось, что как только беседа касалась личной жизни, он сразу переводил разговор на Молли или на нее, и ему, очевидно, нравилось безостановочное щебетание девочки о жизни семьи Уэллес. Сара подумала, что объяснение может крыться в его возрасте. Ему ведь всего лишь двадцать восемь — то немногое, что он рассказал о себе, — но он казался еще моложе, ближе по духу к Молли, нежели к женщине, разменявшей четвертый десяток. Ну, не будем преувеличивать, сестренка, всего только тридцать четыре. Да уж ближе к тридцати пяти, сестренка.

Двадцать восемь — как мало.

Вообще-то...

Вообще-то вчера вечером, часов в десять — пол-одиннадцатого, ее начал мучать вопрос: что на нее нашло, зачем она пригласила мальчишку... ну, не мальчишку, а симпатичного молодого человека... в любом случае, совершенно незнакомого мужчину, пообедать с ними, когда вполне хватило бы и коктейля...

— Сара!

Она вздрогнула и резко обернулась.

Эндрю.

Здесь.

Как будто материализовался из ее мыслей.

— Простите, — сказал он. — Я вовсе не хотел...

— Ничего, ничего, — ответила Сара. Но сердце ее стучало — еще бы, так напугать человека. — Вы застигли меня врасплох, только и всего.

— Простите.

— Все в порядке.

— Мне следовало бы кашлянуть или как-то иначе дать вам знать, что я рядом.

— Да ладно, все нормально.

Он пошел с ней бок о бок. Босиком, с закатаными брючинами, он подстроил свои широкие шаги под ее семенящую походку и шел, не говоря ни слова. Его неловкое молчание только усиливало охватившее ее чувство нарушенного одиночества, хотя — с удивлением вдруг осознала она — именно о нем и ни о чем другом она думала, когда он так неожиданно возник рядом.