Преступная связь

— Угу, — пробурчал Бобби. — А что за Анджела Канниери из Грейт-Нек? Уж не дочка ли Тони Канниери?

— Я не задаю таких вопросов.

— Наверняка дочка Тони, — покачал головой Бобби. — Ага, испашек он тоже потягивает, да? Родригес. Она испашка?

— Я же вам сказал, мистер Триани, мое дело посадить их в машину, довезти до места и высадить. А уж чьи они дочери, испашки они или китаянки — меня не касается.

— Что, и китаянка есть? — поразился Бобби и снова уставился в список.

— Нет, я просто так...

— Их телефоны у тебя тоже есть?

«Ну вот, — подумал Билли. — Я был прав».

— Нет, сэр, — ответил он. — Я не знаю их телефонов. Может, тут вам поможет мистер Фа-виола?

Бобби снова взглянул на него.

— Я бы не хотел, чтобы мистер Фавиола узнал, что ты дал мне их имена, понятно? — сказал он. Затем полез в карман, вытащил еще пачку денег, на сей раз потоньше. — Если он узнает, то может рассердиться, — сказал Бобби и точно так же засунул деньги в карман рубашки Билли. — А теперь, не довезешь ли меня до дому? — поинтересовался он и ухмыльнулся, как акула.

* * *

С крыши дома Лоретта могла видеть мост Джорджа Вашингтона, огни на утесе Джерси и облака, подгоняемые быстрым ветром. Иногда ей приходило в голову, что здесь, на крыше, — самое безопасное место во всем районе. Опасности подстерегали на улицах, дома, словом, везде, но только не на крыше. Тихими вечерами, подобными сегодняшнему, она могла стоять около парапета и смотреть на другой берег реки. А еще можно сделать несколько шагов в сторону и поглядеть вниз, на поток движущихся по улицам машин. Здесь, наверху, она чувствовала себя королевой своего собственного королевства, вольной делать все что угодно.

В кино показывали мужчин в смокингах и женщин в длинных переливающихся платьях, как они стоят на террасах где-нибудь в Манхэттене, глядят на разноцветные огни города и потягивают мартини из изящных бокалов. Здесь, на крыше, Лоретта попивала пепси из банки и смотрела на огни Джерси, но она ни на миг не забывала, что где-то в Нью-Йорке действительно жили такие люди, как в кино, преимущественно белые. Единственный раз, когда она видела чернокожих в смокингах и длинных платьях, это когда женился ее кузен Альберт. В тот день Лоретта красовалась в очаровательном платьице, которое сшила ей мать, — тогда мама еще не занималась благотворительностью, выражавшейся в том, чтобы приводить домой любого бродягу, лишь бы тот изъявил готовность разделить с ней постель и назвать ее «крошкой».

Она знала, что мать пристрастилась к крэку.

Первое подозрение зародилось у нее с месяц назад и переросло в уверенность в прошлый вторник, когда она нашла в ванной пустую ампулу. Лоретта сразу поняла, что Дасти здесь ни при чем, потому что Дасти принимает исключительно героин. Дасти не унизится до мелочей, которые стоят всего семьдесят пять центов за порцию. Ну что вы, Дасти серьезный мужчина, и подсесть он может только на серьезный наркотик. Итак, ее мать, беременная на пятом месяце, спит с каким-то отребьем и курит крэк. И родит она уже готового наркомана. И что прикажете делать Лоретте?

Здесь, на крыше, заботы отступали прочь.

Здесь она могла наслаждаться холодным ветерком, нежно касавшимся ее щек.

Могла с высоты оглядывать свое королевство.

Могла чуть-чуть улыбнуться.

У нее осталось мало поводов для улыбок в последнее время.

Вверх по реке полз буксир. Пыхтя, протиснулся под мостом. Огни на его мачтах сверкали как бриллианты.

Она не заметила, как открылась чердачная дверь.

— Так я и знал, что ты здесь!

Его голос произвел эффект разорвавшейся бомбы, в один миг уничтожив красоту ночи. Бриллианты осыпались в реку. От испуга Лоретта уронила банку с пепси. Она упала у ее ног и покатилась по крыше, оставляя за собой влажную дорожку. Девочка отошла от парапета, надеясь совершить обходной маневр и раньше его достичь металлической двери у него за спиной. Но он разгадал ее намерение и сделал несколько шагов по диагонали, так что она снова оказалась между ним и низким парапетом.

— Тебя мать зовет, — сообщил он.

— Зачем?

— Хочет, чтобы ты ей что-то принесла.

Он сделал шаг по направлению к ней. Ей пришлось отступить.

— Что именно?

Ее сердце гулко билось.

— То, что ей нужно.

Он приблизился еще на шаг.

Изо рта его разило перегаром.

— А что у тебя там под платьицем, малютка? — спросил он.

— Уйдите с дороги, — отчеканила она.

— Маленькие сисечки, ведь правда? — сказал он и потянулся к ней.

Лоретта инстинктивно оттолкнула его. Она хотела только одного — оказаться от него подальше, поскорее добраться до лестницы. В ее придуманном мире, в ее волшебном сверкающем королевстве, он сделал шаг в сторону — и в реальности тоже, — оступился и, потеряв равновесие, засеменил к краю крыши. В ее сказочном мире, где мужчины в смокингах беседовали с дамами в длинных переливающихся платьях, он дико взмахнул руками с испуганным видом, пытаясь удержаться, и полетел вниз. Только что он стоял здесь, резко очерченным силуэтом выделяясь на фоне огней моста Джорджа Вашингтона и побережья Джерси, и вмиг исчез.

В ее сказочном мире он падал молча. Без долгого, тянущегося за ним вопля, как в кино.

Словно ничего не произошло. Словно он исчез по мановению волшебной палочки.

Но это — в сказочном мире.

В реальной жизни он тут же восстановил равновесие и, оскалившись как раненый зверь, бросился на нее, рванул платье и вцепился руками в ее грудь. Лоретта колотила его кулаками, визжала и наконец вырвалась, единым духом сбежала по лестнице и выбежала на улицу, не пытаясь выяснить, чего же хочет ее мать. Потому что она сильно подозревала, что та хотела новую дозу крэка.

На улице, перейдя на шаг и прикрывая рукой разодранное платье, затерявшись в теплой ночи среди многоголосой толпы, Лоретта начала тихо плакать.

* * *

Детективу первого класса Рэндольфу Дж. Роллинсу нравилось иметь дело с этими людьми. Он не считал, что работает на них, он считал, что просто имеет с ними дело. Он знал полицейских в своем участке, которые покрывали серьезные преступления, вроде торговли наркотиками. Роллинс в жизни ни цента не взял за подобное нарушение долга. Этим людям, с которыми он имел дело, никогда и в голову не приходило просить его замять уголовное преступление, хотя бы даже речь шла о штрафе за неправильную парковку. Но когда они обращались к нему, вот как сейчас, с просьбой выяснить, не являлась ли одна из баб в списке полицейским осведомителем, Роллинс с радостью соглашался подзаработать. В данном случае заработок составлял ни много ни мало шесть тысяч долларов.

Роллинс знал, что практически невозможно завербовать кого-нибудь, на ком нет статьи. Никто не становится осведомителем, если ему не светит долгий-долгий срок. Известно: лучше спать с врагом, чем за решеткой. Поэтому он начал с того, что проверил по компьютеру, не случалось ли у кого-нибудь из них серьезных неладов с законом. Единственная, кто подвергалась аресту с последующим осуждением условно, была некто Уна Халлиган, оказавшаяся абсолютно роскошной рыжеволосой телкой двадцати с чем-то лет от роду. Он подкараулил ее, когда она вышла из здания корпорации «Тайм — Лайф» в десять минут шестого восемнадцатого мая, предъявил ей удостоверение и сказал:

— Добрый вечер. Детектив Роллинс. Могу ли я задать вам несколько вопросов?

Девушка удивленно посмотрела на него:

— Откуда вы меня знаете?

Роллинс объяснил, что ему еще утром показал ее смотритель дома, в котором она живет, но он не хотел тогда говорить с ней, поскольку она спешила на работу. Он надеется, что сейчас более подходящее время. Уна по-прежнему выглядела удивленной. Возможно, она гадала, как он узнал место ее работы, о котором смотритель не имел ни малейшего понятия. Однако Роллинс опередил ее вопросы и объяснил, что полиция расследует случай грабежа в соседнем доме. В связи с чем, не видела или не слышала ли она ничего подозрительного в ночь на четырнадцатое мая, то есть на прошлую пятницу. Разумеется, она ничего не видела и не слышала, но это было только необходимое вступление. Теперь он перешел к делу.

— Мисс Халлиган, — сказал он, — прошу извинить меня за подобные вопросы, но мне придется писать отчет, причем в трех экземплярах, — тут он со вздохом закатил глаза, — и мне понадобятся ваши ответы.

Уна торопилась на коктейль с мультимиллионером с биржи — по крайней мере, именно так он представился, — и ей вовсе не улыбалось терять время на замшелого детектива с его расследованием какого-то дурацкого ограбления, каких в ее районе случаются десятки, если не сотни.

— Ну, только быстро, — сказала она. — Я спешу на свидание.

Что его ничуть не удивило, учитывая ее внешность.

— Мисс Халлиган, — начал он, — кем вы работаете?

— Я работаю приемщицей в косметической фирме «Голубой Банан».

— Вот как?

Название компании приятно удивило его. Косметическая фирма «Голубой Банан».

— Да, — сказала она и поглядела на часы.

— И как давно вы там работаете?

— С марта месяца.

— А до того?

— В одной бухгалтерской фирме.

— Как она называется?

— "Хаскинс, Геллер и Фейн".

— И где она находится?

— В Нью-Йорке.

— Как долго вы там работали?

— Шесть месяцев. Меня уволили после того, как я сказала своему шефу, что он кое-что делает неправильно. Вернее, я, кажется, употребила слово «глупо». — Она снова взглянула на часы.

— Вы никогда не подвергались аресту?

— Никогда.

— Точно? Я могу проверить.

— А что вам, собственно, надо? — насторожилась она.

— Я осуществляю обычную проверку. Значит, вы никогда не привлекались даже за мелкие нарушения? За превышение скорости? За парковку в неположенном месте?..

— Меня несколько раз штрафовали.

— ЕСО?

— Нет. Что?

— Езда в состоянии...

— А-а-а. Нет. Никогда.

— Значит, ничего серьезного?

— Ничего.

— Я могу проверить, — повторил он.

— Ну хорошо, — тяжело вздохнула она. — В возрасте шестнадцати лет меня арестовали за хранение одной унции запрещенного вещества. Марихуаны. Я отделалась условным сроком, потому что это было мое первое правонарушение, и мне было только шестнадцать лет, и отняли у меня только одну унцию. Удовлетворены?

— С полицией никогда не сотрудничали?

— Нет, а в чем дело?

— Получая условный срок, вы брали на себя какие-либо обязательства?

Роллинс уже знал, что никаких обязательств она не брала. Слишком мелкое нарушение.

— Не понимаю, о чем вы говорите. — Уна начинала сердиться. — Я же вам сказала. Какая-то жалкая унция...

— Вам не предлагали никаких сделок?

Он знал, что ей не предлагали никаких сделок.

— Конечно же нет. Из-за унции марихуаны!

— Вам доводилось проносить куда-нибудь подслушивающие устройства?

— Что?!

— Мисс Халлиган, я офицер полиции. Если вы когда-либо являлись полицейским осведомителем, мне об этом можно рассказать.

— Что?

— Были ли вы когда-нибудь осведомителем?

— По-моему, мы начали с грабежа неподалеку от...

— Совершенно верно. Но у нас есть основания полагать, что в деле замешан сотрудник правоохранительных органов. Сообщаю вам под большим секретом.

Уна растерянно моргала.

И во все свои прекрасные зеленые глаза смотрела на него.

— Я знал о вашем аресте, — объявил Роллинс.

Она молчала.

— Так вы никогда не работали на полицию?

— Никогда.

— И среди ваших знакомых никогда не было коррумпированных полицейских?

— Среди моих знакомых вообще никаких полицейских никогда не было. Я не помню даже, как звали тех, которые меня арестовывали!

— В таком случае благодарю вас, мисс Халлиган. Извините за беспокойство.

— Ничего, — ответила она, еще раз растерянно посмотрела на него, потом бросила взгляд на часы и заспешила к подземке.

Он сделал вывод, что она чиста.

* * *

В пятницу, двадцать первого мая, Роллинс наконец добрался до конца списка. Он предъявил удостоверение привратнику дома по Восемьдесят первой улице и спросил, как того зовут...

— Луис, — ответил привратник.

...а затем предупредил, что тема их разговора должна остаться в строжайшей тайне, понятно? Идет полицейское расследование, и о его визите не следует рассказывать никому, понятно?

Луис едва не намочил штаны.

Его сестра была нелегальной иммигранткой с Филиппин.

Он заверил Роллинса, что ни одна живая душа не узнает о визите полиции.

Роллинс вошел в холл, осмотрел почтовые ящики и запомнил несколько имен жильцов. Затем вернулся к привратнику и начал задавать ему вопросы о совершенно ненужных ему людях, тогда как на самом деле его интересовала только квартира 12С, где проживал некто М. Уэллес. Старательно запутав Луиса, он наконец спросил:

— А как насчет Уэллеса? Кто живет в квартире 12С?

— Ах да, — сказал Луис. — Мистер и миссис Уэллес и их дочь.

— Как ее зовут?

— Молли.

— Миссис Молли Уэллес?

— Нет, Молли — это дочь.

— А мать как зовут? — поинтересовался Роллинс, подбираясь к цели своего визита.

— Не знаю, — ответил Луис.

— А ее муж? Его имя ты знаешь?

— Майкл, — ответил Луис. — Майкл Уэллес. — И хотя его никто не просил, добавил: — Он работает в окружной прокуратуре.

* * *

— Так вот, — докладывал Роллинс. — Он — заместитель окружного прокурора в Отделе по борьбе с организованной преступностью.

В зеркальце заднего вида Пети и Бобби встретились глазами.

Они втроем ехали в машине Бардо через Куинс. Они знали, что в машине нет подслушивающих устройств, потому что механик проверял ее каждую пятницу. Последняя проверка была только вчера, и Пети не сомневался, что все в порядке. Сейчас он даже жалел, что в ней нет «жучков». Вот бы они там у себя послушали, что Эндрю Фа-виола трахает жену помощника прокурора! Роллинс сидел рядом с ним на переднем сиденье, Бобби Триани — сзади. Машину — новый «Кадиллак-севиль» с надувными подушками безопасности и телефоном — Пети получил в подарок от человека, которому он оказал услугу, — его люди переломали ноги любовнику его жены или что-то в этом роде. Роллинс сидел вполоборота, положив руку на спинку сиденья. Он попеременно обращался то к Бобби, то к Пети.

— Как только испашка-привратник сообщил мне место его работы, я сразу же произвел проверку. Как выяснилось, пять лет назад он провел очень большую операцию — упрятал за решетку банду Ломбарди, всех шестерых. У них у всех пожизненное.

— Как, говоришь, его имя? — переспросил Бобби.

— Уэллес. Майкл Уэллес.

— Майкл Уэллес, — повторил Пети.

— Точно.

— Банда Ломбарди.

— Точно.

— Значит, не исключено, — заметил Бобби.

У Роллинса хватило ума не спрашивать, что именно не исключено.

— Значит, это могла быть она, — сказал Пети.

Роллинс по-прежнему хранил молчание.

— Так ты уверен, что она жена того парня, который упек банду Ломбарди? — уточнил Бобби.

— Абсолютно.

— И как ее зовут?

— До сих пор не знаю.

Бобби вздохнул.

Пети тоже вздохнул и кивнул Бобби в зеркальце заднего вида.

Бобби принялся отсчитывать стодолларовые купюры.

— Спасибо, Рэнди, — сказал он. — Ты хорошо поработал.

Роллинсу нравилось иметь дело с этими людьми.

Они всегда держали свое слово и расплачивались наличными без звука.

* * *

— Я слышала, ты серьезно увлечен какой-то девушкой, — сказала Ида.

Внешне она очень походила на своего отца. Те же мощный нос и иссиня-черные волосы. Глядя на нее, Эндрю всегда вспоминал ту маленькую девочку из детства. Воскресные визиты к бабушке. Совместное катание на роликах по дорожкам во дворе. Телевизор в бабушкиной комнате — иногда казалось, что он тоже давным-давно привезен из Италии на пароходе с грузом оливкового масла. Сама комната — маленькая, уютная и теплая, с красными бархатными шторами и фотографиями в резных рамках на стенах. С фотографий смотрели усатые мужчины в жестких белых воротничках и манжетах.

Всякий раз, когда Эндрю по воскресеньям приезжал в дом Иды, почти все время он проводил в ее обществе. С Бобби он мог увидеться в любое время на неделе. Если уж на то пошло, на неделе он виделся с Бобби гораздо чаще, чем полезно для здоровья. С Идой же он встречался в лучшем случае раз в два месяца.

— И кто она? — спросила Ида.

Она стояла у плиты и пробовала кипевший в кастрюле томатный соус. Не сказать, что она такая уж прекрасная кухарка. В городки она в детстве тоже не очень хорошо играла, что ее, впрочем, ничуть не смущало. Поверх голубого платья, в котором она утром ходила в церковь, Ида надела пластиковый фартук с надписью: ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ЦЕЛУЙТЕ ПОВАРА.

— А ты откуда знаешь? — поинтересовался он.

— Твой отец написал мне, — пожала плечами Ида. — Дескать, когда ты был у него, то упомянул о какой-то девушке. Он считает, что между вами это серьезно.

— Ничего подобного я ему не говорил.

Но Ида не собиралась отступаться.

— Ну мне-то ты можешь сказать.

— Говорю тебе, никого у меня нет.

Однако он расплылся в улыбке, как школьник.

— Твой отец решил, что у вас что-то серьезное.

— Он меня не так понял. Я сказал, что ничего серьезного у меня ни с кем нет. Правда. — И он опять осклабился.

— А ты сказал бы мне, если бы было? — спросила она, зачерпнула соус деревянной ложкой и поднесла ее к губам.

— Конечно.

— Или там какие-то сложности? — спросила она.

— Какие сложности?

— Ну, не знаю. Скажем, она чья-то дочь...

— Нет, нет.

— Вот, например, я слышала, что ты встречаешься с дочкой Тони Канниери. На мой взгляд, не следует якшаться с дочкой такого уважаемого человека, как Тони.

— Я с ней порвал.

— Молодец. Мудрое решение. — Она снова принялась помешивать соус. — Надеюсь, ты не влюбился в чью-нибудь жену?

— Говорю тебе, ни в кого я не влюбился, — снова расплылся он.

— Да брось ты, это же я.

— Правда, Ида.

— Потому что если она замужняя женщина, последствия могут быть непредсказуемы.

— Ты не знаешь ее мужа, — сказал Эндрю.

— Значит, она все-таки замужем! — воскликнула Ида и посмотрела ему в глаза.

— Ида, — сказал он с видом серьезного маленького мальчика, — я правда не могу сейчас говорить на эту тему.

Ида прекрасно знала, когда он принимал такой вид.

— Так она замужем?

— Да.

— Но не за кем-то, кто может создать проблемы? Нельзя оскорблять членов семьи...

— Ну что ты, Ида, как ты могла подумать?

— Раз уж ты встречался с дочерью Тони, кто знает, на что ты еще можешь отважиться?

— Ее муж не из таких.

— Тогда в чем проблема?

— А кто сказал, что есть проблема?

— Ну, раз ты делаешь из своей связи такой секрет...

— Я же сказал тебе, Ида. Она замужем. Я не могу болтать о нас на каждом перекрестке.

— Разумеется, нет. Но мы не на перекрестке. Это я, Ида. Помнишь меня? Твоя кузина Ида. Вспомнил?

— Нет. Кто ты такая? — улыбнулся Эндрю. Ида улыбнулась в ответ.

— Или она замужем за кем-то, кто может создать проблемы другого рода? — спросила она, все еще улыбаясь.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Ну, за кем-то опасным.

— Опасным — чем?

— Понятия не имею. Ты же скрытничаешь. Отсюда я и делаю вывод, что возможны проблемы.

— Она замужем за юристом, так что никаких проблем, — сказал Эндрю.

— Что за юрист?

— Не знаю. Он работает в какой-то городской структуре.

— И чем он занимается?

— Не знаю.

— Как его зовут?

— Честно говоря, тоже не знаю.

— А ее как зовут?

— Ну хватит, Ида.

— Что за секреты? Я спрашиваю всего-навсего имя.

— Я еще не готов ответить тебе.

— А когда будешь готов?

— Когда я буду знать.

— Что?

— Выйдет ли она за меня замуж.

— Ты уже делал ей предложение?

— Делал.

— И почему она так долго не может решиться?

— Ну... У нее дочь. Все не так просто.

— Сколько ей лет? Я имею в виду, дочери?

— Двенадцать.

— И ты готов удочерить двенадцатилетнюю девочку, Эндрю?

— Да, готов.

— Все настолько серьезно?

— Очень серьезно.

— Тогда лучше посоветуйся с другими, прежде чем принять окончательное решение.

— Зачем?

— Потому что ты собираешься привести нового человека в семью. Такой шаг следует обсудить с Пети. И с Бобби. Они должны знать заранее. Если ты действительно решишь жениться на ней.

— Надеюсь, мы поженимся.

— Тогда ты должен сесть и поговорить с ними. Так поступил Бобби, когда собрался жениться на мне. Он поговорил не только с моим отцом, но и с твоим тоже. И с Пети. Не думай, что у тебя нет обязательств, Эндрю. На эту тему обязательно надо поговорить, ты меня понимаешь?

— Ну, подумаю.

— А в чем загвоздка? — спросила Ида.

— Ни в чем.

— По-моему, все-таки есть, — глубокомысленно покачала головой она.

— Говорю тебе, нет.

— Тогда посоветуйся с ними.

— Обязательно — когда я буду готов.

— По-моему, лучше это сделать сейчас. Прежде чем она скажет «да» и застанет тебя врасплох.

— Я очень надеюсь на такой исход.

— Я тоже, — сказала Ида, снова попробовала соус и повторила: — Но сперва поговори со своими. Узнай, что они думают. Окажи им должное уважение. Ты очень важный человек, Эндрю. И такие вещи надо делать должным образом. Встреться с ними. Посоветуйся. — Она снова поднесла к губам ложку.

— Посмотрим, посмотрим, — сказал он.

— Соли не добавить? — спросила она и протянула ложку ему.

* * *

Той же ночью, лежа с мужем в постели, Ида сказала:

— Не думаю, чтобы он от вас что-нибудь скрывал.

— Что он рассказал о ее муже? — спросил Бобби.

— Только то, что он юрист.

— И все? А точнее?

— Он не знает. Ему известно только, что он работает в городской структуре.

— Он не в курсе, что парень — прокурор?

— По-моему, нет, — ответила Ида.

— Он защищает ее или что?

— Сомневаюсь. Я тебе уже сто раз повторила: по-моему, он ничего не знает. А теперь давай спать.

— Потому что если он знает...

— М-м-м-м-м.

— ...и тем не менее никому не говорит...

— М-м-м-м-м.

— ...то это может быть серьезно.

— Да.

— Это может быть очень, очень серьезно, — повторил Бобби. — Жалко, что ты его больше не расколола.

— Я сделала все, что могла, — пробурчала Ида и перевернулась на другой бок. — Давай спать, — зевнула она. — Утро вечера мудренее.

* * *

Сиделка расположилась в дальней части квартиры, в гостиной. Она смотрела по телевизору воскресный фильм. Молли и Вайнона сидели в комнате Вайноны, расположенной рядом с комнатой ее брата, которую тот занимал по старой памяти всякий раз, когда приезжал с женой погостить к родителям. Девочкам нравилась его комната, с огромным постером Тины Тернер на потолке над кроватью, вымпелами всех бейсбольных и футбольных команд высшей лиги на стенах, кувшином, полным мелочи, и моделью «Китти Хок» на туалетном столике. Вайнона нашла его заначку марихуаны на верхней полке шкафа, в металлическом ящике с рыболовными принадлежностями.

И вот теперь она сворачивала себе косячок.

Крошки марихуаны так и норовили разлететься по всей кровати.

— Ой, зря мы это делаем, — сказала Молли.

— А по-моему, вовсе нет, — твердо ответила Вайнона. — Не трусь, Мол.

— Откуда ты знаешь, что она не испортилась? Как долго она лежала в шкафу?

— Она не портится, — успокоила ее Вайнона. — Наоборот, с годами становится даже лучше.

— Откуда ты знаешь?

— Это общеизвестно. Кроме того, она вовсе не старая. Макс курит ее всякий раз, как приезжает домой.

— А разве во всем доме не пахнет? — испугалась Молли.

— Он открывает окно. Ну, вот. — Вайнона гордо продемонстрировала подруге нескладную, тем не менее вполне пригодную к употреблению козью ножку.

— А если придет эта, как ее?

— Толстая Генриетта? Не придет. Она никогда сюда не приходит. Она считает, что моя мать платит ей за то, что она смотрит у нас телевизор.

Вайнона принялась сворачивать второй косяк. Молли внимательно следила за ней.

— Как ты думаешь, как мне следует поступить? — спросила она.

— Закури и заткнись.

— Я имею в виду Францию.

— Они сказали, что поездка точно не состоится?

— Да. Он говорит, что у него слишком много работы, а мама садится за диссертацию сразу после окончания учебного года.

— То есть когда?

— Десятого. Как и у нас. Я им говорю: мы же планировали, что обе наши семьи окажутся в Париже в одно и то же время, потому что вы едете на Ривьеру в июле, как раз тогда, когда мы собирались в Сен-Жан, и мы с тобой так радовались, что вместе окажемся в Париже...

— Да, — подтвердила Вайнона, сосредоточенно склонившись над непослушным косячком.

— ...и вдруг они сообщают, что мы никуда не едем. Я сказала отцу, что он сам должен понимать, как это жестоко и несправедливо.

— И что он ответил?

— Что нынешним летом мы никуда не едем, и все тут. И пригрозил, что если я не перестану ныть, то они пошлют меня в лагерь.

— В лагерь! — воскликнула Вайнона. — Ну, знаете...

— Вот так. И что, по-твоему, мне теперь делать?

— Пережди. Может, у них сейчас просто трудный период.

— Знаешь, между ними действительно что-то происходит, — подтвердила Молли и закатила глаза.

— Ну вот, — удовлетворенно хмыкнула Вайнона. — Практика — великая вещь. Держи, Мол.

Двадцать минут спустя обе девочки заторчали вовсю. Они докурили косячки до кончиков пальцев, а потом открыли банку и выкинули остаток травки в окно, порвали бумагу на мелкие кусочки, скатали в шарики и отправили следом за марихуаной. Снизу в открытое окно врывался шум улицы. Подружки лежали рядком на кровати Вайноны в одних трусиках, громко переговаривались и каждые десять секунд принимались хихикать.

Молли поинтересовалась, действительно ли Вайнона попробовала травку в первый раз. Почему-то вопрос показался ей очень смешным, и она расхохоталась до слез. Вайнона уверила ее, что все новое она обязательно будет пробовать в первый раз исключительно в обществе своей лучшей подруги. Эта свежая шутка вызвала у девчонок новый приступ необузданного веселья.

— За исключением тех случаев, когда я играю на своей пуговке, — оговорилась Вайнона.

Поскольку само слово «пуговка» несло в себе неисчерпаемый заряд смеха, подружки снова расхохотались. Вайнона призналась, что это она сделала в первый раз без Молли, то есть поиграла на пуговке. Молли захотелось узнать, что такое «пуговка» и как на ней играют. Вайнона ответила, что сперва надо ее найти. Сама она обнаружила ее совершенно случайно в феврале, в Вермонте, когда стирала в стиральной машине свои лыжные шмотки. Машина вибрировала, и в какой-то момент она почувствовала, что что-то вибрирует в ответ под ее джинсами. Тогда она прижалась к машине еще крепче, и ей стало еще приятнее. Молли нашла безумно смешным, что у людей под джинсами может что-то вибрировать.

Далее Вайнона поведала ей, что в тот же вечер в ванной, когда она мыла там, внизу, она испытала знакомое ощущение, хотя и не такое сильное, как около стиральной машины. Поэтому она начала искать пальцами, что именно вызывает такое странное, но очень приятное чувство, и обнаружила у себя между ног очень маленькую — ну вроде как пуговку — meine kleine friggin buzzerei, — добавила она на франкендраке.

— Иногда я делаю это под музыку, — объявила она, села, перелезла через Молли и прошлепала к книжному шкафу. Молли смотрела, как она ставит диск, до отказа поднимает тумблер громкости и возвращается назад. Вайнона снова перелезла через Молли, улеглась на кровать рядом с ней и запустила руку себе в трусы. — Делай, как я, — сказала она. — Увидишь, как классно.

Пять минут спустя, под рвущиеся из стереопроигрывателя звуки песни Майкла Джексона, Молли впервые в жизни мастурбировала. От избытка нахлынувших ощущений девочки без перерыва хихикали. Шестнадцатилетняя Генриетта, сидя в гостиной и глядя в экран телевизора, пребывала в счастливом неведении. В дальней комнате девчонки шумели, как и полагается шуметь глупым тринадцатилетним малышкам.

* * *

— Как вы узнали? — спросил Эндрю.

— Навели справки, — ответил Пети.

— Кто навел справки?

— Один детектив.

— Частный детектив?

— Нет, настоящий полицейский. Он работает на нас.

— Вы навели справки о ней, не посоветовавшись предварительно со мной? — грозно нахмурился Эндрю.

— Мы пытались защитить тебя, Эндрю. Если ты чего-то не знал, наш долг — открыть тебе глаза. Для твоего же блага.

— Как его зовут? Ее мужа?

— Майкл Уэллес. Пять лет назад он упек банду Ломбарди.

— Вы полностью уверены?

— Абсо...

— Потому что, если вы ошиблись...

— Никаких ошибок, Эндрю.

— ...и у меня из-за вашей ошибки появятся неприятности...

— Эндрю, клянусь матерью, тут все правда. Я лично позвонил в окружную прокуратуру и спросил Майкла Уэллеса. Меня тут же соединили.

— Кто взял трубку?

— Он сам. «Помощник окружного прокурора Уэллес» — так он представляется.

— Тогда откуда ты узнал, что он начальник подразделения?

— Потому что я попросил к телефону заместителя начальника подразделения Майкла Уэллеса. К тому же, Эндрю, какая разница, начальник он или подчиненный? Он — сотрудник прокуратуры, который занимается организованной преступностью. По мне, так этого вполне достаточно.

Эндрю погрузился в молчание.

Потом он произнес:

— И каких дальнейших шагов ты от меня ждешь?

— Тут только тебе решать, — ответил Пети. — Я знаю, как поступил бы я. Потому что ты же понимаешь, Эндрю, он вполне мог поставить «жучки». И она вполне могла работать на него. Мне очень неприятно тебе говорить такое, но весьма вероятно, что она стукачка.