Вместо шнурков какие-то диски, черт их там разберет. Хите тоже искала нечто такое, что снова сделает ее молодой и восхитительной. Тридцать пять лет, и она хочет выглядеть еще моложе! Сара не ждала от предстоящего похода ничего хорошего. Они уже обследовали универмаг «Блуми» — безрезультатно — и теперь направлялись на Пятую авеню, кишмя кишащую японскими туристами и насквозь пронизываемую ледяным ветром, словно прилетевшим прямо из Арктики. Щеки у Сары замерзли и шелушились, губы обветрились, из носа текло и она с удовольствием предпочла бы в такое отвратительное воскресенье просто посидеть и почитать книгу. Вдруг она поняла, чем она на самом деле занялась бы сейчас с огромным удовольствием...

— Где теперь живет дядя Дуг? — спросила Молли.

— Не знаю, — ответила Хите.

— Со своей телкой? — не унималась Молли.

— Кажется, он больше с ней не встречается.

Сара задумалась, можно ли ее саму считать чьей-то «телкой»? Может ли тридцатипятилетняя замужняя дама и мать быть «телкой»?

— Наверное, его адвокат посоветовал ему воздержаться от адюльтера до тех пор, пока мы не достигнем договоренности.

— Что такое адюльтер? — не поняла Молли.

— Интрижка, — объяснила Хите.

«Интересно, знает ли Молли, что такое интрижка? — подумала Сара. — И что сказала бы Молли, если бы узнала, что у ее матери интрижка с человеком, который спас ей жизнь менее месяца тому назад».

Впрочем, у них не интрижка. У них — Сара и сама не знала, как назвать то, что происходило между ней и Эндрю. Зато она твердо знала, что не может ни на миг перестать думать о нем, не может перестать хотеть его. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного. Даже когда была по уши влюблена в того баскетболиста из Дьюка, который первым уложил ее в постель — точнее, на заднее сиденье «мустанга» — через три недели после знакомства. Тогда ей только исполнилось восемнадцать, и она с ума по нему сходила. Она еще сказала своей соседке по комнате, что на баскетбольной площадке Авери — его звали Авери Хауэлл, был он рыжеволос, весь в веснушках и ростом в шесть футов пять дюймов, — так вот, что Авери на баскетбольной площадке — это «ожившая поэзия». Буквально так. Восемнадцатилетняя Сара Фитц, влюбленная как мартовская кошка. Но даже то чувство не имело ничего общего с тем, что она испытывала рядом с Эндрю. Но можно ли это назвать любовью? Нет, и она знала правильное название происходящему. А значит, она — типичная «телка».

— Вопрос, мама.

— Что? Извини, я задумалась.

— Тетя Хите задала тебе вопрос.

— Мой вопрос заключался в следующем, — повторила Хите тоном гораздо более раздраженным, чем того допускала ситуация. — Пойдем ли мы в ту маленькую омлетную на Шестьдесят первой или доедем до «Коко Паццо»?

— Я голосую за «Коко Паццо», — заявила Молли.

— Там слишком дорого, — отрезала Сара.

— Я угощаю, — возразила Хите.

— Все равно.

— Значит, омлеты, — заключила Хите и тяжело вздохнула.

— Почему за тобой всегда остается последнее слово? — возмутилась Молли.

— Ничего подобного, — ответила Сара.

— Нет, чего. Я хочу в «Коко Паццо», тетя Хите хочет в «Коко Паццо»...

— Там всегда полно народу, — пояснила Сара. — Столики у них заказывают за несколько недель. Кроме того, неужели тебе охота тащиться в такую даль в такой холод?

— Такси, милочка, — вмешалась Хите и подмигнула Молли. — Последнее достижение цивилизации. Такие желтенькие, с мотором, просто прелесть.

— Да, попробуй поймай его в такую погоду, — не сдавалась Сара.

— А если все-таки поймаем? — настаивала Молли.

— И он согласится довезти нас до Семьдесят четвертой? — добавила Хите.

— И мы доедем туда, не врезавшись по дороге в телефонный столб...

— И у них найдется для нас местечко...

— Тогда ты согласишься там поесть?

— Послушайте, мне абсолютно наплевать, где мы будем есть, — неожиданно взорвалась Сара. — Только перестаньте меня доставать, хорошо?

— Ого! — поразилась Молли. — Что еще за новости?

— Ладно, будем есть гребаные омлеты, — сказала Хите.

— Думай, что говоришь при Молли! — рявкнула Сара.

— Да брось, мам, мне уже доводилось слышать это слово.

— То, что ты его слышала, еще не дает права твоей тете повторять его каждые десять секунд.

— Каждые?..

— А еще «телка», «шлюха», и что еще там входит в твой лексикон...

— Послушай-ка...

— Мама, перестань...

— Нет, это вы послушайте. Всякий раз, как вы собираетесь вместе, я оказываюсь в роли...

— Мама, да что с тобой?

— Помолчи, Молли, — остановила ее Хите.

— Действительно, лучше помолчите, — бросила Сара.

В гробовом молчании они миновали «Сакс», затем «Сант-Патрик». Сара вся кипела, в то же время прекрасно отдавая себе отчет, что за ее спиной Хите и Молли обмениваются удивленными взглядами. Когда они дошли до «Тиффани», ее гнев улетучился, и она сама уже не понимала, что спровоцировало его вспышку.

— Ладно, пошли в «Коко Паццо», — объявила она. — Если только найдем там свободный столик.

— Я вообще-то передумала вас угощать, — съязвила Хите.

— Тогда угощу я, черт побери! — воскликнула Сара.

Все разом расхохотались.

Сара решила, что теперь все в порядке.

Выбранного Майклом детектива из Технического отдела звали Фредди Култер. Узкобедрый, с худым скуластым лицом, темно-карими глазами, шапкой густых черных волос и черными усиками, словно заимствованными у злодея из вестерна, больше всего он напоминал долговязого подростка. Одет он был в джинсы, рубашку и синюю джинсовую куртку. Справа на поясе висела кобура с полицейским револьвером. Култер являлся детективом первого класса, прикомандированным к окружной прокуратуре. Реган и Лаундес обрисовывали, что может ждать его сегодня ночью в лавке портного, а он внимательно слушал.

— Сегодня воскресенье, значит, лавка закрыта, — заявил Лаундес.

«Идиот, — подумал Реган. — Кто послал бы его туда, если бы лавка работала?»

— Сигнализации нет, — добавил он.

— Мафии сигнализация ни к чему, — пояснил Лаундес.

— Тот, у кого хватит ума ограбить принадлежащую мафии точку, заслуживает всего того, что с ним произойдет потом.

— Сегодня ты грабишь точку мафии, а назавтра у тебя все четыре руки переломаны.

— И это при условии, что ты вернул украденное.

— Итак, сигнализации нет, а на двери простенький замок, — подытожил Лаундес.

— А в чем подвох? — поинтересовался Култер.

— Подвох в том, что там только одна входная дверь, и выходит она прямо на Брум-стрит.

— Пешие полицейские патрули там ходят? — задал следующий вопрос Култер.

— А что толку?

— Можно постучаться в несколько дверей, — пояснил Култер.

— Хорошая идея, — одобрил Майкл. — Мы можем его переодеть?

— Я гроша ломаного не дам за жизнь полицейского, если его поймают в форме под одеждой, — скривился Лаундес.

— Только я рассчитываю, что меня не поймают, — усмехнулся Култер.

— Попадешься в форме в доме, принадлежащем мафии, и твои родственники могут смело посылать за цветами, — не унимался Лаундес.

— Чтобы возложить их на твою могилу, — подхватил Реган.

— Не берите в голову, — отмахнулся Култер.

Он пользовался репутацией отчаянного смельчака, которая в глазах Регана не стоила и яйца выеденного. В таких случаях только дураки идут на сознательный риск. Лично Реган и за миллион баксов не сунулся бы в гнездо мафии в форме и с аппаратурой для прослушивания. На взгляд Регана, глупее Култера не было никого во всем подразделении.

— Схема такова, — сказал он и принялся рисовать грубый чертеж на листке бумаги. Култер внимательно следил за тем, что выходило из-под его пера. — Загородка, вернее, просто занавеска, примерно здесь. — Реган начертал несколько косых штрихов. — На таких вот металлических кольцах...

— Их можно просто отодвинуть в сторону...

— Направо или налево? — перебил Култер.

— Влево, — ответил Лаундес. — На втором плане по правую руку нечто похожее на гладильную машину, а напротив, судя по всему, стол.

— Какой стол?

— Так глубоко в лавку мы не заходили, — пояснил Реган. — Все это мы видели только мельком.

— В глубине лавки есть телефон?

— По сведениям, полученным в телефонной компании, там целых два телефона.

— И один из них за занавеской?

— Вроде бы.

— Что у нас за ордер?

— На установку «жучка».

— Значит, без прослушивания телефонных разговоров.

— Да. Кстати, мы уже приготовили для тебя линию доступа.

Линия доступа требовалась для того, чтобы привести в действие «жучок», который предстояло установить Култеру. Сразу по получении ордера Реган позвонит на Центральную телефонную станцию, представится сотрудником страховой компании и попросит линию доступа к распределительному щиту у дома на Брум-стрит. Так они поступали всегда. Страховая компания, телекоммуникационная компания, что-нибудь в этом роде. Счета, приходившие на имя этих несуществующих фирм, оплачивало Управление.

— Где распределительный щит? — спросил Култер.

— С обратной стороны здания.

— Как обычно в Маленькой Италии и Чайна-тауне, — вмешался Лаундес. — Старые дома, сами понимаете.

В подобных случаях Култер подсоединял «жучок» к существующей телефонной линии. «Жучок» принимал обычный звуковой сигнал, трансформировал его частоту до уровня, не воспринимаемого человеческим ухом, и, используя телефонную линию как антенну, передавал его на распределительный щит. Внутри щита Култер установит прибор, называемый «рабом», который примет высокочастотный сигнал, демодулирует его и переведет в электронном виде на линию доступа. В итоге до человека, осуществляющего прослушивание, дойдет обычный звуковой сигнал.

— Задачка для первоклассника, — подытожил Култер.

«Как бы не так», — подумал Реган.

За столом Майкла зазвонил телефон. Он сразу же снял трубку.

— Помощник окружного прокурора Уэллес, — представился он.

Из телефонной будки Сара могла спокойно наблюдать за катком, по которому носилась Молли.

— Как дела? — поинтересовалась она.

— Отлично, — ответил он. — Веселитесь?

— Молли веселится. Я ненавижу коньки. Во сколько тебя ждать? Раз уж сегодня воскресенье, можно было бы сходить в кино. На Восемьдесят Шестой идет что-то интересное.

— Во сколько начало?

— На двухчасовой сеанс мы уже опоздали.

— А когда следующий?

— В четверть пятого.

— А еще следующий?

— Я не узнавала.

— А сейчас сколько времени?

— Десять минут четвертого.

— Попробую закруглиться через десять минут, — сказал Майкл. — Домой вернусь не позже четырех.

— Получается совсем впритык.

— Раньше никак не смогу.

— После кино сходим в китайский ресторан?

— Запросто.

— Так я закажу столик?

— Отличная мысль. Ну, все. Чем быстрее я вернусь к делам...

— Все, привет, — сказала она и повесила трубку.

Сара снова отыскала глазами Молли на катке, а потом набрала "0" для вызова телефонного оператора, городской код и номер телефона в доме Эндрю на Лонг-Айленде. Когда оператор снял трубку, она поступила точно так, как учил ее Эндрю.

— Я звоню наложенным платежом, — сказала она.

— Спасибо за то, что вы воспользовались услугами Нью-йоркской телефонной компании, — ответил оператор.

Сара подождала.

В трубке раздался гудок, второй, третий...

— Алло?

Его голос.

— Вам звонок наложенным платежом, сэр.

— Да?

— Мисс, не назовете ли вы мне свое имя?

«Мисс», — отметила она про себя, а вслух представилась:

— Сара.

— Соединяйте, — приказал Эндрю.

— Приятного разговора.

— Привет, — проворковала Сара.

— Ты где? — спросил он.

— На катке «Волман».

— Где это?

— В Центральном парке, конечно. Ты что, с луны свалился?

— Точно. Сказать тебе что-то? Я тебя люблю.

— Еще раз.

— Я тебя люблю.

— Еще.

— Я люблю тебя.

— А как у вас такое говорят на луне, откуда ты свалился?

— Приезжай ко мне на квартиру, и я затрахаю тебя до полусмерти.

— На луне так говорят?

— Нет, у нас.

— Ну, у вас и воспитание...

— Так ты приедешь?

— Эндрю, сегодня же воскресенье!

— Ну и что?

— Ты отлично знаешь, что я не могу. Да ты просто шутишь! Сам-то ты туда не собираешься?

— Только если ты все-таки приедешь.

— Не могу.

— Значит, в среду?

— Да.

— И без проблем?

— Абсолютно. Что ты сейчас делаешь?

— Смотрю телевизор.

— Ты один?

— Нет, со мной три молодых китаянки.

— Башку откручу.

— Что на тебе надето?

— О, я выгляжу очень сексуально — вся синяя от холода.

— А в среду что наденешь?

— То, в чем хожу на работу.

— Значит, мы с тобой поработаем?

— Весьма вероятно. Ну, мне пора забирать Молли.

— В среду, — напомнил он. — Билли будет тебя ждать.

— Около кинотеатра на углу Третьей и Пятьдесят девятой. В четыре часа.

— Я тебя люблю, — повторил он.

— До среды, — бросила она и тотчас повесила трубку, пока он не вынудил ее ответить теми же словами.

Молли красиво затормозила около самого забора, подняв в воздух целый фейерверк ледяной крошки.

— С кем ты говорила? — спросила она.

— С папой.

В спальне дома на Грейт-Нек Эндрю положил трубку и повернулся в сторону ванной комнаты. На пороге стояла рыжеволосая Уна Халлиган в туфлях на высоких каблуках и в его пижамной куртке, расстегнутой на груди.

— С кем ты говорил? — спросила она.

— С матерью, — ответил он и открыл ей свои объятия.

В восемь часов того же самого вечера, в тот момент, когда Сара, Майкл и Молли выходили из китайского ресторанчика, а Эндрю на самом деле разговаривал по телефону со своей матерью, полицейский в форме прошелся по Брум-стрит. По пути он проверял, не забыли ли хозяева запереть свои магазины на ночь. Подергав одну ручку, вторую, третью, он наконец добрался до лавки портного на углу Мотт-стрит. Тут он перешел на другую сторону, обошел ее, и опять вернулся к лавке. На сей раз в его руке была зажата кредитная карточка.

Он взялся за ручку, быстро просунул в зазор между дверью и косяком пластиковую карточку и ровно за три секунды открыл дверь. Еще через две секунды он оказался внутри и запер за собой. Еще через две секунды со стороны Мотт-стрит показались двое. Они, не задерживаясь, прошли мимо лавки. К тому времени Фредди уже проник за занавеску, разделявшую помещение пополам. Мужчины остановились в темном подъезде на противоположной стороне улицы. Они страховали Фредди.

Он посветил фонариком ровно столько, сколько потребовалось, чтобы найти розетку. Затем он подключил к ней ночник и выждал, пока глаза не привыкли к сумеречному освещению. Движущийся луч света слишком заметен с улицы. Местная полиция получила соответствующие инструкции, но он вовсе не хотел, чтобы кто-нибудь из местных жителей, проходя мимо, поднял тревогу. А теперь сторонний наблюдатель мог бы только предположить, что владельцы лавки намеренно оставили ночное освещение. Ничего необычного. Ему же такого света достаточно: Фредди хорошо знал свои инструменты.

Задняя комната оказалась узкой и длинной.

Сразу за занавеской, по правую руку, вдоль короткой стены, стояла гладильная машина. Около длинной стены напротив занавески располагался стол. На нем-то Култер и установил ночник. Там же лежали огромные портняжные ножницы, несколько картонных лекал, кусок голубой ткани и тяжелый утюг. На стене за столом висел календарь с изображением улыбающейся крестьянки в блузке с овальным вырезом и с корзиной, полной спелых желтых виноградных гроздьев, в руках. Все дни января были аккуратно перечеркнуты крест-накрест, за исключением сегодняшнего, тридцать первого.

Слева от стола находилась дверь. Ручка, чуть выше — засов, правее — домофон с кнопкой вызова. Култер подошел к двери, осторожно постучал костяшками пальцев. Судя по звуку, за ней другой комнаты не было. Скорее всего, она вела на лестницу. Из домофона проводов не тянулось, очевидно, все они подсоединялись с обратной стороны.

Вокруг длинного стола стояло несколько стульев. Култер предположил, что стол служил сразу для нескольких целей. Надо раскроить материю — пожалуйста, только отодвинь стулья. Надо поговорить или поесть — стулья придвигаются. На короткой стене, напротив гладильной машины и под прямым углом к длинной стене с дверью, висел телефон-автомат. Култер приступил к делу.

Когда батарейки передатчика выходят из строя, их приходится менять, что означает повторение всей процедуры с начала до конца, тем самым удваивая, утраивая и даже, в зависимости от длительности прослушивания, учетверяя риск засветиться. Следовательно, передатчик, работающий от батареек, можно использовать, устанавливая аппаратуру на человеке. В комнате же для «жучка» приходится искать источник электроэнергии. Телефонный аппарат любого типа идеально подходит для этой цели.

Култер предположил, что единственным местом для встреч здесь может быть только длинный стол у стены. Именно там стояли стулья. Еще он предположил, что все деловые переговоры ведутся исключительно по телефону-автомату. Согласно полученному ордеру, он не имел права врезаться в телефонную сеть, но, подключившись к источнику питания телефона, Култер получал возможность установить «жучок», благодаря которому полицейским удастся услышать все, что говорится в этой комнате, в том числе и по телефону.

Итак Култер приступил к делу.

Ему доводилось устанавливать «жучки» прямо на виду, и они не вызывали никаких подозрений. В привычной обстановке люди не выискивают ничего специально. Подключайтесь к телефонной линии, проводите проводку прямо поверх плинтуса, где всякий может ее заметить, прямо к «жучку» в блоке, куда приходит телефонный разъем. Такие блоки продаются на каждом углу и представляют собой некий прямоугольник цвета слоновой кости, размерами два на три дюйма, внутри которого находится одна или две розетки. «Жучок» помещается там без всяких хлопот. И вот такой блок ты устанавливаешь на виду у всех, и никто не обращает никакого внимания ни на него, ни на тянущиеся к нему провода. Однако, по словам Уэллеса, здесь собирается весьма серьезная публика, и не исключено, что они немного поумнее, чем обыкновенный бандюга.

Култер отодрал плинтус, спрятал за ним провод, затем обвел проводку вокруг дверного косяка в центре комнаты и снова скрыл ее за плинтусом. Теперь провод выходил на поверхность только под столом, где Култер установил блок. Он подключил блок в полученную сеть, поставил на место плинтус, собрал инструменты и ночник, внимательно оглядел улицу, прежде чем выйти, и захлопнул за собой дверь. Перед уходом он еще раз убедился, что защелка замка захлопнулась.

Потом он отправился прикреплять «раба» к линии доступа в телефонном распределительном щите позади дома, а прикрывавшие его полицейские, дрожа от холода и страха, проклинали его медлительность.

Молли собиралась ложиться спать. Детектив только что закончился, и Сара выключила телевизор. В углу комнаты Майкл читал материалы дела Энтони Фавиолы, предоставленные по его просьбе адвокатами осужденного. Майкл позвонил своему знакомому в Коллегии адвокатов...

— Откуда такой интерес к Фавиоле? Сначала записи...

— Один наш сотрудник собирается засесть за книгу.

...Потому что он хотел быть полностью уверенным, что не сделает ошибок в следствии по делу младшего Фавиолы. Когда начнется обработка результатов прослушивания, ему пригодится анализ всех тех зацепок, за которые хватались защитники старого бандита. Он не собирался допускать никаких технических ошибок. Скоро папаша и сынок будут гулять рука об руку в тюремном дворике по часу после обеда до конца дней своих. По крайней мере, он очень рассчитывал на такой финал.

«Фавиоле вменяется в вину подстрекательство к убийству Джордже Антонини, Кармине Джалителли, Джона Панатонни и Питера Муньоли, совершенному в ресторане 17 августа 1991 года. Согласно прецеденту (смотри дело США ПРОТИВ ИАНЕЛЛО), Фавиола просит пересмотреть срок своего заключения на том основании, что совершение, оказание помощи в совершении убийства, а также подстрекательство к убийству четырех человек не могут рассматриваться отдельно, если убийства были совершены в одно время и в одном месте. Фавиола также оспаривает решение суда в той его части...»

— Майкл!

Он поднял голову.

— Ты не собираешься заканчивать? — спросила Сара. — Ты и так сегодня целый день работал...

— Извини, дорогая, — сказал он и тут же закрыл папку, снял очки и крепко обнял жену. — Что бы ты хотела? — спросил он. — Давай сбегаем в кофейню за углом? Оставим Молли одну, рискуя тем, что нам предъявят обвинение в...

— Я думала...

— Или мне сходить взять новое видео?

— Майкл, мы только что посмотрели фильм. Разве мы не можем просто посидеть и поговорить? У нас у обоих последнее время было столько работы.

«Предательство, — подумала она. — Попытка разделить свою вину с другим? У нас у обоих...»

— Отличная мысль, — согласился он. — Пошли пожелаем Молли спокойной ночи.

Предательство. Попытка взять инициативу в свои руки. Вместо того чтобы обманутому мужу спросить: «Что с тобой?», неверная жена начинает жаловаться на то, что он ее забросил, в то время как сама мечтает только об объятиях любовника, и сегодня, и завтра, и всегда. Любовник. Это слово вызвало в ее подсознании эмоции, вовсе не совместимые с образом примерной матери, целующей на ночь свою дочь.

— Мама, — сказала Молли.

— Да, киска?

— Помнишь, у нас были танцы? Ну, в пятницу? Когда еще пришли большие мальчики из Локсли. И там был один мальчик, который мне вроде бы понравился. И он все время на меня смотрел. Я рассказывала тебе — мы еще в спортивном зале танцевали, помнишь?

— Помню, детка.

— И я тоже на него смотрела. Ну, потому что он такой классный. Волосы светлые, как у меня, а глаза темные-темные. И я чувствовала, что я ему нравлюсь.

— У-гу.

— Ну вот... И он подошел ко мне. Он шел через весь спортзал, оттуда, где он стоял вместе со своими друзьями, — все в синих форменных куртках, — и остановился прямо напротив нас с Вайноной и пригласил меня на танец.

— Так.

— А я ему отказала.

В комнате на миг повисла тишина.

— Не знаю, что на меня нашло, — продолжила Молли. — Я очень хотела с ним потанцевать, и он такой классный, и все такое, и он шел ко мне через весь зал, а я сказала: «Нет». Иногда я думаю, что со мной что-то не так.

— С тобой все нормально, дорогая.

— Надеюсь. Он так смутился. А мне хотелось провалиться сквозь землю.

— Может, ты не знала, как тебе следует себя вести? Все-таки танцевать с незнакомым мальчиком, к тому же старше тебя.

— Возможно, — ответила Молли и снова надолго замолчала. — На прошлой неделе у Вайноны началась менструация, — вдруг сообщила она.

— Правда?

— Да. Как ты думаешь, а у меня когда?

— Уже скоро.

— Вайнона говорит, это неприятно.

— В общем-то она права.

— Но мне все равно хочется поскорее.

— Все будет нормально, дорогая, — улыбнулась Сара.

— Вайнона — моя самая лучшая подруга на всем свете.

— Очень хорошо.

— Кроме тебя, мамочка.

Сара поспешно отвернулась.

— Мама!

— Что, детка?

— Почему ты плачешь?

— Потому что я очень тебя люблю, — ответила Сара. Она подоткнула одеяло и наклонилась поцеловать дочь. — Спокойной ночи, лапуля, — прошептала она.

— Я тоже тебя люблю, — улыбнулась Молли.

— Я знаю.

— Хотелось бы мне поскорее вырасти, — глубоко вздохнула девочка и закрыла глаза.

Сара вернулась в гостиную, где ее ждал Майкл.

Предательство.

Образцовая жена, образцовая мать принялась рассказывать мужу, что они в школе решили проводить встречи учителей каждую среду по вечерам...

— Надеюсь, ты не возражаешь? Мы просто считаем...

— Не говори глупости, — перебил ее он.

«Как легко его обмануть», — мелькнуло у нее в голове.

И как естественно у нее все получается.

Слегка надув губки, она принялась жаловаться, что его работа стала для него важнее родной жены. Кстати, над чем он сейчас работает?

— Не могу сказать, — ответил он.

— По-прежнему — страшный секрет, да?

— Страшнее не придумаешь.

— А когда расскажешь?

— Когда закончу.

— А пока так и будешь уходить каждый день с рассветом...

— Протестую, Ваша Честь.

— Ну, в полседьмого.

— За всю прошедшую неделю только один раз я ушел так рано.

— А сегодня кто ездил на работу?

— Важное совещание, что поделаешь.

— О чем?

— О том, как установить подслушивающее устройство.

— Где?

— Секрет.

— Почему?

— Секрет.

— Нет расскажи.

— Обязательно, когда это перестанет быть секретом.

«Ох уж эти секреты», — подумала она.

— Хочешь заняться любовью? — спросила Сара.

— Да, — ответил он.

«Шлюха», — подумала она.

— Хотя вы оба и являетесь опытными детективами, — начал Майкл. («Один из нас — точно», — подумал Реган.) — ...И провели множество дел, связанных с прослушиванием, по закону я обязан проинструктировать вас относительно правил прослушивания разговоров в лавке портного.

Они сидели в его кабинете ранним утром в понедельник, первого февраля. Детективам скоро предстояло отправиться на квартиру, откуда будет вестись прослушивание. Майкл зачитал им ордер и теперь собирался перейти к лекции по минимизации, которую каждый из них слышал уже не меньше тысячи раз.

«Я-то уж точно не меньше», — подумал Реган.

Сперва он сообщил им, что суды, как правило, воспринимают ордер на прослушивание точно так же, как любой другой ордер, допускающий только ограниченный сбор информации и свидетельств. Закон не делает различий между прослушиванием и записью разговора.

— Юридически нет никакой разницы, был ли разговор просто подслушан или записан на пленку, — продолжал Майкл. — В любом случае разговор считается перехваченным.

Далее он сообщил, что, согласно ордеру, они получили право перехватывать сказанное определенным лицом — Эндрю Фавиолой — и прочими подозреваемыми и возможными соучастниками, также перечисленными в ордере...

— Тех самых бандюг, которых вы видели входящими и выходящими из лавки, — от себя добавил он.

...Постольку, поскольку сказанное ими относится к незаконной ростовщической деятельности, торговле наркотиками и — учитывая то, что печальной памяти Доминик Ди Нобили был найден с двумя пулями в затылке в багажнике машины в аэропорту Лагардия — убийствам.

— Короче, вам разрешается слушать любые разговоры, относящиеся к перечисленным преступлениям, либо к любым другим преступлениям, что, возможно, выяснится в ходе операции. Однако вам нельзя слушать привилегированные разговоры.

К категории «привилегированных» относились любые беседы между подозреваемым и его адвокатом, подозреваемым и его доктором или между подозреваемым и его супругой. Если Реган и Лаундес поймут, что Фавиола говорит с одним из перечисленных людей, они должны немедленно отключить записывающее оборудование и прекратить прослушивание.

«Охо-хо», — вздохнул про себя Реган.

— Разговор между подозреваемым и его подружкой не считается привилегированным, — продолжал Майкл, — но как только они перейдут на темы, не имеющие отношения к тем видам преступной деятельности, что перечислены в ордере, вы тоже должны прервать прослушивание.

Однако они имели право делать выборочные проверки. Например, подозреваемый мог обсуждать с адвокатом методы защиты на своем процессе; такой разговор являлся привилегированным. Но через пять минут он мог спросить, не желает ли адвокат поприсутствовать на встрече в Бронксе, посвященной новым методам распространения наркотиков в секторе четыре — один. Торговля наркотиками указана в ордере, следовательно, тут речь может идти о преступном сговоре.

Следовательно, разрешается с интервалом в одну-две минуты включаться на несколько секунд даже в привилегированный разговор. Если за этот короткий промежуток времени становится ясно, что речь идет о преступлении, указанном в ордере, можно продолжать слушать и записывать. Но в наказание за прослушивание и запись чего-либо, не имеющего отношения к делу, суд мог не признать в качестве свидетельства вообще все записи.

— Будьте очень внимательны, — напутствовал Майкл. — Если вы сомневаетесь, лучше отключитесь.

В довершение ко всему Майкл сообщил, что ордер на прослушивание выдан прокурором штата Нью-Йорк, а сам он отвечает за правильность и законность процесса расследования. Член Верховного суда, подписавший ордер, имеет право требовать периодических отчетов по следствию и по тому, насколько законно оно осуществляется...

— И когда он потребует такой отчет, — сказал Майкл, — обратится именно ко мне. К тому же не исключено, что нам потребуется ордер на обыск или на прослушивание телефонных переговоров, или другое какое-нибудь разрешение, или справка. Обращаться за ними придется мне. И поэтому я должен твердо знать, что происходит. Пожалуйста, держите меня в курсе событий, хорошо? Проследите, чтобы я всегда получал копии всех пленок, отчетов и так далее. Я хочу прослушивать каждую — подчеркиваю, каждую — пленку, как только с нее снимут копию. Если случится что-то непредвиденное — звоните мне. Вот номера моих телефонов, рабочего и домашнего. Повесьте их на самом видном месте. Ну, вот и все. Удачи.

Номера его телефонов украсили собой стену в квартире на Гранд-стрит, в одном квартале от лавки портного. Реган и Лаундес набрали номер линии доступа, тем самым включив «жучок», и операция началась. Теперь они слышали все разговоры в задней комнате лавки так же отчетливо, как если бы они сами сидели среди гангстеров. Надев наушники и повертев ручки настройки, они почти незамедлительно выяснили, что в комнате находится один постоянный персонаж, некто по имени Бенни. Так же скоро они поняли, что он является сыном владельца и что он работает на гладильной машине, по крайней мере пока что. Из какого-то разговора между Бенни и его отцом в тот же день стало ясно, что он, Бенни, вскоре собирается сменить место работы.