— Видите, что творится, — жаловался мистер Уолш. — Сплошные заморочки. Мы стараемся не отставать от мальчиков и девочек, вверенных нам судом по делам несовершеннолетних, но это все равно что копать песок во время прилива. У нас слишком большая нагрузка, мистер Белл. Слишком! Знаете, что бы мы хотели здесь сделать? Знаете, что бы мы могли здесь сделать, если бы у нас было достаточно персонала? — Он со страдальческим видом покачал головой и бросил испуганный взгляд на телефон.

— А чем вы конкретно занимаетесь, мистер Уолш? — спросил Хэнк.

— Мы стараемся выяснить, чем живут эти ребята. Мы копаем. Но сколько вы сможете откопать, если вам не хватает лопат?

— К вам раньше попадали члены какой-нибудь из этих двух банд, мистер Уолш?.

— Да.

— И что?

— Мы проводили тестирование. Мы всегда пытаемся определить, какие черты характера нашего подопечного влияют…

— Пытаетесь? — переспросил Хэнк.

— Да, пытаемся. Но не всегда добиваемся успеха. Господи, мистер Белл, мы же просто завалены… Зазвонил телефон. Уолш снял трубку.

— Алло. Да, это мистер Уолш. Кто? А, привет, как дела? — Он замолчал. — Да, у меня есть отчет по нему. Подожди минутку. — Он закрыл рукой трубку:

— Извините, мистер Белл. Это ненадолго. — Он открыл папку, лежавшую на столе, и снова заговорил в трубку:

— Ты слушаешь? Да, мы подтверждаем. Отец — алкоголик. Нет, никаких сомнений, отчет лежит здесь, прямо передо… Да, хорошо, спасибо за звонок. — Он повесил трубку и глубоко вздохнул. — Антисоциальные семьи. К нам поступает чертовски много детей из антисоциальных семей…

— Что вы имеете в виду? — поинтересовался Хэнк.

— Ну, вы же наверняка знакомы с проводившимися исследованиями. — Уолш в удивлении воззрился на Хэнка.

— Боюсь, что нет.

— Их так много, даже не знаю, с чего начать. — Лицо Уолша по-прежнему выражало удивление. — Ну, например, тест Глюков. Их таблица прогнозирования основана на четырех основных факторах: дисциплина со стороны отца, контроль со стороны матери, любовь обоих родителей к ребенку и сплоченность семьи. Было подсчитано, что если эти факторы неблагоприятны, то вероятность совершения преступления составляет девяносто восемь целых и одну десятую из ста. Довольно высокий показатель, не правда ли?

— Если исследования проведены точно, то да.

— Нет оснований полагать обратное, — возразил Уолш. — Все, кто работает в этой области, знают, что большинство наших преступников выходят из антисоциальных семей.

— Я так и не понял, что вы подразумеваете под антисоциальными семьями.

— Неполные семьи, криминальные семьи, семьи, в которых отсутствует мораль, семьи с культурным конфликтом — что характерно для семей некоторых членов пуэрто-риканской группировки. Здесь таких много.

— Дэнни Дипаче когда-нибудь прежде попадал к вам?

— Нет. Но Рейрдон здесь бывал.

— И что же произошло?

— Вы хотите знать, что мы выяснили о нем? Мы считаем, что он — необычайно агрессивный подросток с излишне покладистой матерью и слишком строгим отцом. По нашему определению он — агрессивный невротик.

— Боюсь, я не совсем вас понимаю, мистер Уолш.

— Проще говоря, его преступное поведение происходит от резкого неприятия отца, который его подавляет, и желания вызвать эмоциональный отклик у матери, всепрощение которой кажется ему подозрительным.

— Понятно, — кивнул Хэнк, ничего, впрочем, не понимая. — Почему Рейрдон оказался здесь в первый раз?

— О, из-за какого-то уличного инцидента. Я сейчас уже не помню. Это было несколько лет назад.

— И чем все закончилось?

— Вы имеете в виду, какое решение вынес суд?

— Да.

— Его условно освободили с испытательным сроком.

— Даже несмотря на то, что согласно вашим исследованиям он… как бы это сказать… потенциально опасен?

— Нам повезло, что мы вообще провели эти исследования, мистер Белл. У нас один работник ведет дела семидесяти пяти мальчиков. Неплохая нагрузка, верно?

— Пожалуй. Что произошло с Рейрдоном во время испытательного срока?

— Офицеры, надзирающие за условно освобожденными, находятся практически в том же положении, что и мы. У каждого из них такая же нагрузка, как и у нас. У них не остается времени для индивидуального подхода к каждому подростку. А происходит то, что большой процент условно освобожденных снова совершают преступления.

— Как Рейрдон?

— Да, если хотите использовать его в качестве примера. Хотя он один из сотен других. — Уолш ненадолго замолчал, потом продолжил:

— Мы могли бы проделать такую работу, мистер Белл, если бы у нас были деньги и достаточно людей. Такую работу…

Хэнк кивнул:

— А вам не кажется, что вы все несколько упрощаете? То есть я хочу сказать, прячетесь за всеми этими психологическими…

— Прячемся?

— Ну, может быть, я не совсем точно выразился. Но неужели вы думаете, что объяснение преступности можно свести к таким вот простым психологическим уравнениям?

— Разумеется, нет. Чисто преступного типа в природе практически не существует. Невротик с демонстративным выражением подсознательных психических процессов, капризный эгоцентрик, даже пассивный преступник — тот, который поддается давлению своей среды или группировки, не имея при этом личностных дефектов, — редко встречаются в чистом виде. Разумеется, мы не должны недооценивать влияние окружающей среды, неблагоприятную обстановку в школе, даже необразованность многих офицеров полиции как факторы, способствующие развитию преступных наклонностей. И это не просто словоблудие на тему психологии, мистер Белл. Надеюсь, вы так не думаете.

— Эти мальчики, мистер Уолш, убили другого мальчика.

— Да, я знаю.

— Вы станете оправдывать их поступок нарушениями в поведении родителей?

— Могу ли я найти оправдание убийству?

— Да.

— Закон представляете вы, мистер Белл, а не я. Я работаю с людьми, а не с гражданскими правонарушениями. Хэнк кивнул:

— Могу я сейчас увидеть Дипаче?

— Конечно, — разрешил Уолш. Он поднялся из-за стола, и в этот момент снова зазвонил телефон. — Черт! Бетти, ответь, пожалуйста. Пойдемте, мистер Белл.

У мальчика были рыжие волосы матери, карие глаза, тот же овал лица, тот же рот, который казался женственным на лице взрослеющего подростка, и огромные кулаки уличного бойца.

— Если вы легавый, — сразу заявил он, — я не стану с вами разговаривать.

— Я — окружной прокурор, — пояснил Хэнк. — И тебе лучше поговорить со мной. Я представляю обвинение по твоему делу.

— Тем более не стану с вами говорить. Думаете, буду помогать вам отправить меня на электрический стул?

— Я хочу знать, что произошло в ту ночь, когда убили Морреса.

— Да? Ну так спросите его самого! Может, он вам расскажет. А мне нечего вам сказать. Можете поговорить с теми крутыми адвокатами, которых назначил суд. У меня их целых четыре. Вот и говорите с ними.

— Я уже говорил с ними, и они не возражают против моих вопросов к тебе и другим ребятам. Думаю, ты понимаешь, что вляпался в серьезные неприятности. Твои адвокаты должны были тебе об этом сказать.

— Меня будет судить суд по делам несовершеннолетних.

— Нет, Дэнни тебя будут судить вместе с другими ребятами в суде квартальных сессий.

— Да?

— Да. Дело будет рассмотрено в этом округе в следующем месяце. Тебя будет судить справедливый суд, но никто не собирается нянчиться с тобой. Ты убил человека, Дэнни.

— А это еще нужно доказать, мистер. Я невиновен, пока моя вина не доказана — Верно. Ну а теперь, может, расскажешь, что произошло ночью десятого июля?

— Я уже сто раз рассказывал. Мы вышли прогуляться. Испанец бросился на нас, и мы ударили его ножом. Это была самозащита.

— Вы зарезали слепого. Ты же понимаешь, что присяжные не поверят, будто он бросился на вас.

— А мне плевать, поверят они или нет. Все именно так и было. Можете спросить Бэтмена и Амбала. Они скажут вам то же самое.

— Кто такой Бэтмен?

— Апосто. Так они его называют.

— Кто его так называет?

— Ребята из его клуба.

— Что это за банда?

— Вы уже все это знаете. Кого вы пытаетесь провести?

— Я тебя еще раз спрашиваю, — повторил Хэнк, — как называется эта банда?

— Громовержцы, — нехотя ответил Дэнни. — И это не банда, а клуб.

— Понятно. А чем отличается банда от клуба?

— Громовержцы никогда не ищут неприятностей.

— А что же вы тогда делали в Испанском Гарлеме ночью десятого июля, если не искали неприятностей?

— Мы вышли прогуляться.

— Полагаю, ты имеешь в виду себя, Амбала, Рейрдона и Бэтмена. Правильно?

— Правильно, — согласился Дэнни.

— Почему ты называешь его Амбалом?

— Не знаю. Наверное, потому что он высокий. И очень сильный.

— А как называют тебя?

— Дэнни.

— У тебя нет клички?

— А зачем мне кличка? Вообще-то Дэнни и есть кличка. Мое настоящее имя — Дэниел.

— Почему ты вступил в банду, Дэнни?

— Я не состою ни в какой банде.

— Ну, в клуб.

— Я не состою ни в каком клубе.

— Тогда что же ты делал с двумя членами Громовержцев ночью десятого июля?

— Они спросили, не хочу ли я прогуляться, и я согласился. Ну и пошел с ними. Это же не преступление.

— А убийство — преступление.

— Да, но это была самозащита.

— Дэнни, ты несешь полнейшую чепуху и прекрасно об этом знаешь. Мальчик был слепым!

— Ну и что?

— Вот что я тебе скажу. Если ты будешь придерживаться этой версии, я могу гарантировать тебе с полной уверенностью только одно: ты кончишь электрическим стулом.

Немного помолчав, Дэнни спросил:

— Вы ведь именно этого хотите, да?

— Я хочу знать правду.

— Я сказал вам правду. Амбал, Бэтмен и я вышли прогуляться. На нас набросился сумасшедший испашка, и мы зарезали его. Это правда.

— Ты ударил его ножом?

— Конечно, ударил! Этот псих бросился на нас. И я ударил его четыре раза.

— Зачем?

— Я хотел ударить его. В чем дело? Думаете, я боюсь пустить в ход нож? Я ударю ножом любого, кто посмеет дотронуться до меня.

— И слепого?

— Слушайте, бросьте вы все эти байки про слепого! Говорю вам, он бросился на нас.

— Как он мог броситься на вас, если не мог даже вас увидеть?

— А вы у него спросите. Может, он нас услышал. Может, он и слепым-то не был. Может, он только притворялся слепым, чтобы…

— Дэнни, Дэнни.

— Откуда мне знать, почему он бросился на нас? Но он бросился. И получил свое. Уж что-что, а храбрости у Громовержцев хватает. Они не ищут неприятностей, но в случае опасности не убегают.

— Хорошо, Дэнни. Вы втроем сочинили эту историю. Может, она и была бы хороша, но не выдерживает никакой критики. Факты — упрямая вещь. И, надеюсь, у тебя хватит ума внести в нее изменения, когда тебе стали известны факты. В противном случае у тебя нет никаких шансов.

— Я рассказал вам все, как было. Вы хотите, чтобы я соврал?

— Чего ты боишься, Дэнни? Кого ты боишься?

— Я не боюсь ничего и никого на этой земле. Не забывайте об этом. И вот что я вам скажу. Вы считаете, что я отправлюсь на электрический стул, но вы ошибаетесь. Потому что ничего подобного со мной не произойдет. А на вашем месте я бы вел себя поосторожнее, мистер. Я бы не советовал вам ходить ночью по темным улицам.

— Ты угрожаешь мне, Дэнни?

— Я только советую.

— Думаешь, я испугаюсь горстки каких-то малолетних хулиганов?

— Понятия не имею, чего вы испугаетесь, а чего — нет. Знаю только одно: пятьдесят разозленных парней — это страшно, и лично я не стал бы с ними связываться.

— Ты говоришь о Громовержцах?

— Я не называю никаких имен. Просто будьте осторожнее, мистер.

— Спасибо за предупреждение, — сухо ответил Хэнк.

— Только между нами, — усмехнулся Дэнни. — Похоже, вам не справиться и с худосочной дамочкой, а уж про пятьдесят парней и говорить нечего.

— Знаешь, у тебя настоящий талант, Дэнни, — сказал Хэнк.

— Да? Какой же?

— Я пришел сюда, потому что твоя мать сказала мне…

— Моя мать? А она здесь при чем? Зачем вы ее вызывали?

— Я ее не вызывал. Она сама пришла ко мне. Она сказала, что ты не являешься членом банды Громовержцев и что ты не принимал участия в резне. Когда я объяснил это твоим адвокатам, они разрешили мне встретиться с тобой. Поэтому я и пришел. Но теперь я больше чем когда-либо убежден, что ты состоишь в банде и что ты убил этого мальчика хладнокровно и преднамеренно. Вот в чем твой талант, Дэнни». Не сомневайся он произведет впечатление на присяжных.

— Я не убивал его хладнокровно и… как там еще. Я ударил его ножом, защищаясь, и не хотел его убивать. Я только пытался помешать ему сделать мне больно.

— Он был слепой! — разозлился Хэнк.

— Я ничего про это не знаю, и мне наплевать. Знаю только, что он встал со ступенек, как безумный, и у него в руках был нож, а когда он бросился на нас…

— Ты лжешь!

— Нет, не лгу. У него был в руках нож. Я видел. Господи, я видел его! Думаете, мне хотелось, чтобы меня зарезали? Поэтому когда Амбал и Бэтмен кинулись на него, я сделал то же самое. Я не трус, мистер. У меня достаточно смелости, чтобы вступить в бой.

— Да, конечно, требуется немалое мужество, чтобы зарезать мальчика, который ничего не видит.

— Чтобы пырнуть кого-нибудь ножом, не обязательно видеть. Одного парня зарезали на совершенно темной улице. Нужно только почувствовать, куда бить, и можешь втыкать нож. Да какого черта вы понимаете? Вы слабак, выросли небось в большом доме…

— Замолчи, Дэнни!

— Не затыкайте мне рот. Вам повезло, что мои адвокаты разрешили вам поговорить со мной. Никто вас не звал, вы пришли по собственной воле. Хорошо, вы здесь, и вот что я вам скажу.

Мы гуляли по улице, этот испашка вскочил, как безумный, и бросился на нас с ножом в кулаке. Мы ударили его в ответ ножом, потому что вопрос стоял так: или мы, или он. Если он умер, значит, ему не повезло. Нечего было лезть к нам. Хэнк встал.

— Хорошо, Дэнни. Я выслушал тебя. Желаю удачи.

— И держитесь подальше от моей матери, мистер! — пригрозил Дэнни. — Держитесь от нее подальше. Слышите?

— Я слышу тебя.

— Значит, так и делайте.

— Я собираюсь сделать только одно, Дэнни. Я собираюсь отправить тебя и твоих друзей на электрический стул за убийство невинного мальчика.

В кабинете его ждало письмо. Адресованное мистеру окружному прокурору Генри Беллу. Буквы были нацарапаны на конверте от руки. Он надорвал конверт и достал один Лист бумаги. Та же рука нацарапала всего несколько слов: