Дело принципа

— К чему ты клонишь? — спросил Хэнк.

— А вот к чему. Как вы считаете, могли три Громовержца отправиться на территорию противника искать приключений, когда их ждала масса приключений в тот же вечер и в другом месте? По-моему, в этом нет никакого смысла. Они просто пошли прогуляться, вот и все. Просто прогуляться.

— Почему же они гуляли в Испанском Гарлеме?

— Откуда мне знать? Может, они случайно туда забрели. Может, искали маленькую смуглянку? Многие ребята с ума сходят от испанских девушек. Они такие темпераментные, эти испанки.

— Значит, они явились в Испанский Гарлем, просто случайно забрели туда, — уточнил Хэнк, — набросились на слепого парня и искромсали его ножами. И ты еще говоришь, что они невиновны!

— Не в том, что зарезали его. О, они убили этого испашку, это точно.

— Тогда в чем же они невиновны?

— В убийстве, — сказал Диабло.

— Понятно.

— Тот парень наставил на них нож, разве вы не знаете?

— Да, мне говорили, — устало произнес Хэнк.

— Это правда. Я выяснял. Понимаете, я знаю несколько нейтралов среди испашек, они нормальные ребята.

— Нейтралов?

— Они не состоят ни в одном клубе.

— Как Дэнни?

Диабло не ответил.

— Я говорил с нейтралами, — продолжал он, будто не слыша вопроса Хэнка, — и они сами видели нож. Что вы на это скажете?

— Очень интересно. Так Дэнни Дипаче был одним из Громовержцев?

— Вот что я вам скажу. — Диабло опять проигнорировал вопрос. — Это была самозащита со стороны Амбала и Дэнни. А что касается Бэтмена… — Он пожал плечами. — Бэтмен немного того, понимаете?

— Сумасшедший, что ли?

— Ну, не совсем сумасшедший. Но… какой-то заторможенный! Глупый, что ли… Знаете, он из тех, кому все время нужно подтирать нос, и совершенно не отвечает за свои поступки.

Вот оно! Кармин Диабло Дегенеро, не знакомый с юридическими тонкостями, только что неосознанно подсказал Хэнку, какую линию защиты изберет противная сторона: они постараются доказать умственную неполноценность Бэтмена Апосто. Парень просто не понимал, что делает, поэтому-де не может нести ответственности за свои действия. А в отношении Амбала Рейрдона и Дэнни Дипаче постараются доказать убийство при смягчающих обстоятельствах — ребята убили в целях самозащиты. Короче говоря, они попытаются оправдать их всех.

«Спасибо тебе, Диабло Дегенеро, — подумал Хэнк. — Что-то я сегодня плохо соображаю».

— Хочешь помочь своим друзьям? — спросил он.

— Естественно. Ведь они не виноваты.

— Тогда ответь мне на несколько вопросов.

— Я готов.

— Амбал состоит в клубе?

— Да.

— А Бэтмен?

— Да.

— А Дэнни?

— Какое это имеет значение?

— Это может иметь огромное значение.

— Для вашего дела? То есть вам легче будет отправить его на электрический стул, если он окажется одним из нас?

— Если он виновен, он понесет наказание, — сказал Хэнк. — Независимо от того, состоит он в клубе или нет. Вероятно, тебя это удивит, но мне просто хочется знать правду.

— Да, меня это удивляет, — ухмыльнулся Диабло. — Мне вообще кажется странным, что кого-то, связанного с законом, может интересовать правда. Всех местных законников интересует только одно: засадить нас к чертовой матери.

— Дэнни был членом клуба?

— И да, и нет.

— Как это понимать?

— Вы хотели правды. Вы ее получили.

— Так он состоял в клубе или нет?

— Я же сказал. И да, и нет. Он не был нейтралом, но не был и Громовержцем. Он был вроде… черт, даже не знаю, как его назвать. Ну, к примеру, если намечалась драка, он шел драться вместе с нами. Но иногда и отказывался, мы никогда его не заставляли.

— Как же он добился такого статуса? — полюбопытствовал Хэнк.

— Что? — не понял Диабло.

— Судя по твоему описанию, он занимал особое положение. Он пользовался привилегиями как все члены банды, но в то же время не подчинялся ее правилам. Я спрашиваю, как он этого добился?

Диабло ответил не сразу.

— Есть парни, с которыми лучше не связываться. Особенно если он один из вас. Только поймите меня правильно. Мы не трусы, нам хватает смелости. И если бы мы захотели прижать Дэнни к ногтю, мы бы это сделали. Но мы не хотим. То есть он проявил себя с самого начала, мы его за это уважали. И, как я уже говорил, он был как бы одним из нас.

— Но не совсем?

— Да, не совсем. Например, он не захотел купить себе куртку. У всех у нас есть одинаковые куртки, которые мы иногда надеваем. Правда, сейчас очень редко, потому что Всадники начинают нервничать, когда видят нас в этих куртках, и сразу затевают драку. Даже полицейским они не нравятся. Они всех раздражают. Мы их почти не носим. Но Дэнни ее даже и не покупал.

— Вы предлагали ему вступить в клуб?

— А как же? Много раз. Хотя он и так практически один из нас. Но в то же время и нет. Он просто хотел быть… — Диабло пожал плечами. — Не могу объяснить. Но он нормальный парень. Крутой. Мы это сразу поняли. Как только он сюда переехал.

— Когда? Я думал, что он жил в Гарлеме всю жизнь.

— Нет, нет, его мать жила здесь. И отец тоже. Но они переехали на Лонг-Айленд, когда он был еще совсем маленьким. Его отец работал там на авиационном заводе. Потом он потерял работу, и они вернулись сюда. Примерно года полтора назад.

— Ты знал Дэнни раньше?

— Нет. Они жили в другом квартале. Мы познакомились, только когда они переехали с Лонг-Айленда.

— Помнишь, как это произошло?

— Еще бы. Он был новичком в квартале. К тому же именно тогда он проявил себя. То есть занял свою позицию. Конечно, я помню. Мы все помним. Верно, ребята?

Ребята кивнули.

— Так что же произошло? — спросил Хэнк.

— Дело было зимой, — начал рассказывать Диабло. — Намело много снега. Проехали снегоуборочные машины и сгребли снег в сугробы по краям тротуара. Все проклинали этот снег. Машины не могли проехать несколько дней. Нам нечем было заняться. И в тот день мы сидели здесь, в этой самой кондитерской. По-моему, в точно такой же компании. Нет. Ники с нами не было. Были я, Кончо, Бад и парень, которого сейчас нет, — мы зовем его Ботч. Мы сидели здесь, в этой кабинке, и пили горячий шоколад. Кажется, мы обсуждали девчонок…

Диабло. Послушайте, что я вам скажу. Когда никого из наших нет рядом, можете сколько угодно трепаться об испанских девчонках, мне плевать. Но если кто-нибудь из вас хоть раз вякнет что-нибудь об испашках при Кэрол, клянусь Богом, я разобью ему голову. Клянусь.

Кончо. (Худой парнишкас темно-карими глазами и черными кудрявыми волосами. Он страшно гордится своими залысинами, которые, по словам его матери, являются отличительным признаком настоящего мужчины. Кто-то рассказал ему, что один известный киноактер специально выщипывает волосы у себя на лбу, чтобы подчеркнуть залысины. Кончо хотел последовать его примеру, но побоялся, что ребята узнают и будут над ним смеяться. Его очень волнует проблема мужественности, потому что его отец — пьяница и все его мужские поступки заключаются в регулярном жестоком избиении матери Кончо. Кончо переживает из-за своей худобы. Будь он поплотнее, он бы так отделал отца, что тот и близко бы не подошел к матери. Но он лишь может в бессильной ярости смотреть, как отец — этот громила — совершает недостойный мужчины поступок, избивает женщину. Настоящее имя Кончо — Марио. Он стал называть себя Кончо после того, как посмотрел вестерн, в котором шериф по имени Кончо голыми руками разделался с целой бандой. В уличных драках Кончо ведет себя как безумный. Он никогда не идет на драку без оружия, что бы там ни постановили военные советники. Он точно знает, что лично порезал четырнадцать испанцев в различных заварушках. Он не знает, что, порвал связки на правой руке одному из своих противников, и тот больше никогда не сможет пользоваться этой рукой. А если бы знал, то хвастался об этом на каждом углу. Он говорит грубым, вульгарным языком, пересыпанным псевдомузыкальным жаргоном. Он аккуратно одевается и гордится тем, что у него всегда чистый носовой платок.) Я вот о чем говорю. Вы можете себе представить парня, который бы женился на испанской курочке? По-моему, так может поступить только псих.

Диабло. Какая разница? Женщина есть женщина. Ведь испанцы на них женятся?

Кончо. Конечно, но, наверное, быстро сходят с ума. Ведь они все нимфоманки.

Диабло. Откуда ты знаешь?

Кончо. Знаю. Мне рассказывали. Испанскую девушку невозможно удовлетворить. Им всегда мало. Они хотят еще и еще.

Диабло. Ты не способен удовлетворить даже свою руку, щенок. Какого черта ты можешь знать об испанских девчонках?

Кончо. Говорю тебе, я знаю. Скажи, Ботч?

Ботч. Конечно. Он знает.

(Ботчу семнадцать лет, у него репутация ловеласа. Это привлекательный мальчик с точеным профилем и пухлыми губами, благодаря которым он и получил свое прозвище, — сокращенное от Bacia mi — поцелуй меня. Его отец работает в ресторане в районе Уолл-стрит. Его мать умерла. Хозяйством занимается старшая сестра. У него есть еще младший брат, которому он грозится «переломать руки», если тот ввяжется в разборки между бандами. Он заслужил репутацию опытного любовника благодаря тому, что переспал с молодой замужней женщиной. Потом ее муж пытался поквитаться с Ботчем, но банда его избила. С тех пор Ботч регулярно наведывался к ней. Он считает, что она боится его и поэтому не прогоняет, но он никогда не говорил об этом ребятам. Для них он — этакий светский лев, и он ни за что на свете не разрушит эту иллюзию.)

Диабло. Ты спал когда-нибудь с испанкой, Ботч?

Кончо. Нашел кого спрашивать. Знатока!

Ботч (с достоинством). Я не люблю говорить о том, с кем я спал и с кем не спал.

Кончо. Он спал со всеми, что ходит на двух ногах и носит юбку. Он скромный. Он джентльмен.

Ботч (с таким же достоинством). Если бы ты был девушкой, тебе бы понравилось, что какой-то парень рассказывает, как он спал с тобой?

Кончо. Нет, но, слава Богу, я не девушка. К тому же все знают про тебя и Элис. Даже ее придурок муж.

Ботч. Есть вещи, малыш, о которых не говорят. Просвети его, Диабло.

Бад. Эй, кстати о придурках.

(Он кивает в сторону двери. В кондитерскую только что вошел Дэнни Дипаче. Бад смотрит на него с нескрываемой злобой. Эти два мальчика разительно отличаются друг от друга внешне, и, вероятно, антагонизм Бада вызван именно этим отличием. Дело в том, что Бад — настоящий урод, парень, который — в шестнадцать-то лет! — уже начинает лысеть. Его лицо усыпано прыщами. У него кривой нос — в очередной уличной драке ему его сломали, и кости не правильно срослись. Он маленький и коренастый, и одно время ребята звали его Обезьяной. Но быстро отказались от этой клички после того, как он поколотил троих членов банды. Теперь его называют Бад, и это прозвище кажется ему более эффектным, чем настоящее имя Чарльз или уменьшительное Чарли. Ему не нравится говорить о сексе. Он ни разу не целовался с девушкой. Потому что девушки считают его уродом, он в этом уверен. Глядя на четырнадцатилетнего Дэнни Дипаче, который стоит в дверях кондитерской, стройный и высокий, с аккуратно причесанными рыжими волосами и тайной уверенностью в своей неотразимости, Бад рад, что разговор о сексе окончен, рад, что здесь появился этот нарывающийся на неприятности незнакомец.)

Диабло (шепотом). Кто это?

Бад. Понятия не имею. Какой-то придурок.

Ботч. Он недавно переехал в квартал, живет в доме номер 327.

Диабло. Да?

Ботч. Когда-то он жил на соседней улице. Потом они переехали куда-то на Лонг-Айленд, а сейчас вернулись сюда.

Диабло. А где он жил на Лонг-Айленде?

Ботч. Не знаю. Где-то рядом с авиационным заводом. Его мать знает мою еще с детства. Она на днях заходила к нам в гости.

Диабло. Наши клубы есть в некоторых городах Лонг-Айленда.

Ботч. Ага, но, по-моему, этот парень не из наших. Ты только посмотри на него.

(Дэнни купил пачку сигарет. Он разрывает целлофановую обертку, открывает пачку и вставляет сигарету в рот. Прикуривает, и в этот момент к нему подходит Бад.)

Бад. Эй, закурить не найдется?

Дэнни (вытряхивает одну сигарету и протягивает пачку). Найдется. Бери. (Он улыбается. Он явно делает дружеский жест.)

Бад (берет пачку). Спасибо. (Он щелкает пальцем по пачке, выбивая одну сигарету. Закладывает ее за ухо. Потом выбивает еще одну.) На потом. (Он улыбается и вытряхивает себе в руку полдюжины сигарет.) Вдруг кто-нибудь из ребят захочет. (Он протягивает пачку Дэнни. Но вдруг меняет решение и вытряхивает еще полдюжины сигарет.) У меня большая семья, и все курят. (Он отдает Дэнни почти пустую пачку.)

Дэнни (с минуту разглядывает ее, потом возвращает пачку Баду). Возьми. Оставь себе.

Бад (самодовольно ухмыляясь). Спасибо, парень. Большое спасибо.

Дэнни. А мне купи другую пачку. Я курю «Пэлл-Мэлл».

Бад. Что?

Дэнни. Ты меня слышал. Я не Армия спасения. Я заплатил за сигареты двадцать семь центов. Так что можешь раскошелиться на новую пачку.

Бад. Можешь пойти к черту, малыш.

(Он поворачивается к Дэнни спиной и собирается уйти. Дэнни хватает его за плечо, разворачивает к себе и тотчас отпускает. Встает в стойку, широко расставив ноги и сжав кулаки.)

Дэнни. Я так и не получил свои сигареты.

Бад. Еще раз дотронешься до меня, малыш, и получишь не только сигареты. Уж поверь мне.

Джой (выходит из-за прилавка, вытирая тряпкой руки). Прекратите. Мне не нужны здесь неприятности, понятно? (Обращается к Дэнни.) А ты, сопляк, убирайся отсюда.

Дэнни. Только после того, как он купит мне пачку сигарет.

Бад (отворачиваясь от него). И не надейся, пацан. Я не…

(Но Дэнни снова хватает его за плечо. Но на этот раз не разворачивает к себе. Он выталкивает его на улицу через открытую дверь и бросает в сугроб. Бад падает в снег, но в ту же секунду вскакивает, подталкиваемый инстинктом уличного бойца. На улице очень холодно, поэтому вокруг не видно ни души. Мальчишки стоят лицом друг к другу, из открытых ртов вырывается пар. Первый шаг делает Бад. Он бросается на Дэнни с кулаками, а Дэнни проворно отступает в сторону и — когда Бад проскакивает мимо — со всей силы бьет его по затылку обеими руками, сжатыми вместе. Удар сбивает Бада с ног, и он падает на мостовую. Он все еще лежит на земле, когда другие ребята выбегают из кондитерской. Кончо делает шаг в сторону Дэнни, но Диабло его останавливает. Бад уже поднялся на ноги. В его взгляде нет злости. Вся ярость улетучилась, на ее место пришла холодная логика битвы. Теперь он знает, что Дэнни далеко не слабак. Он также знает, что за ним наблюдают другие члены банды, и на карту поставлена его честь. Без малейших колебаний он интуитивно опускает руку в карман, достает нож с выкидным лезвием и наставляет его на Дэнни.)

Бад. Ну хорошо, приятель.

Дэнни. Лучше убери нож, пока я не затолкал его тебе в глотку.

Бад. Это мы еще посмотрим, кто кому и что затолкает!

(Он бросается на Дэнни, выставив нож вперед. И тотчас получает сокрушительный удар в пах. Он сгибается пополам, продолжая сжимать нож. Дэнни хватает его за воротник, рывком ставит на ноги и швыряет в сугроб. Бад выпускает из рук нож. Дэнни бьет его один раз — резким коротким ударом, который снова отправляет Бада на землю. Он лежит неподвижно, а Дэнни подбирает нож, наступает ногой на лезвие и выдергивает его из рукоятки. Потом он наклоняется к Баду, переворачивает его, достает мелочь из его кармана и отсчитывает двадцать семь центов — ни больше ни меньше. Другие ребята наблюдают. Дэнни выпрямляется и поворачивается к ним.)

Дэнни. Кто-нибудь еще хочет со мной разобраться сейчас? Или мне подождать темной ночи и получить удар ножом в спину?

Диабло. Как тебя зовут, парень?

Дэнни. Дэнни Дипаче. А тебя?

Диабло. Вопросы задаю я.

Дэнни. Да? Тогда задавай их своему дружку, который валяется на тротуаре. А у меня есть дела поинтересней, чем торчать тут с тобой. (Он поворачивается, чтобы уйти.)

Диабло. Эй! Эй, Дэнни!

Дэнни (останавливаясь и оглядываясь). Что?

Диабло (широко улыбаясь). Меня зовут Диабло Дегенеро. (Он делает паузу.) Может, выпьем горячего шоколада?

Дэнни (после небольшой паузы улыбаясь в ответ). Хорошо, давай выпьем.

— Почему это сошло ему с рук? — спросил Хэнк.

— Не знаю, — пожал плечами Диабло. — Может быть, потому что Бад слишком вспыльчив, а парень на самом деле не искал неприятностей. Я прав, Бад?

— Да, — кивнул Бад, сидящий рядом с Диабло. — Я действительно слишком вспыльчивый. А Дэнни нормальный парень. Потом мы отлично ладили.

— Но ведь он избил тебя, — удивился Хэнк.

— Ну и что? Я ведь отобрал у него сигареты. И естественно, он разозлился. Я бы тоже разозлился на его месте.

— Он выпил с вами горячего шоколада?

— Конечно, — ответил Диабло. — Мы долго разговаривали. Он рассказал нам о том месте, откуда приехал.

— А потом?

— Потом он ушел домой. А ночью мы его подкараулили и избили до полусмерти. Чтобы знал свое место.

— Но я думал…

— О да, конечно, — пояснил Диабло, — мы не стали бить его днем. Но это совсем другое дело. Я хочу сказать, правила есть правила. Бад лез на рожон, и Дэнни имел полное право дать ему отпор. Мы избили его той ночью только для того, чтобы он не подумал, будто может безнаказанно отлупить Громовержца.

— Что он сделал?

— Когда? Когда мы его поймали?

— Да. , — Ничего. А что он мог сделать? Он дрался, как тигр, но нас было двенадцать. Так что мы хорошо его отделали. Мы чуть руки ему не переломали.

— И что потом?

— На следующий день я пришел к нему домой. И предложил ему вступить в клуб. Но он отказался. Мол, не собирается вступать в клуб, в котором по-подлому нападают из-за угла. Я объяснил ему, что мы лишь пытались показать, как обстоят дела в квартале. Теперь мы знаем, что он свой парень, и хотели бы видеть его членом нашего клуба.

— Что он ответил?

— Послал наш клуб подальше. И добавил: если мы тронем его еще раз, то тогда уж насмерть. Иначе, если мы, скажем, только отправим его в больницу, он выберется оттуда и убьет первого попавшегося на глаза Громовержца. И знаете что?

— Что?

— Я ему поверил. И рассказал Доминику Саварезе — это наш президент. Доминик одобрил парня. Велел больше его не трогать. И мы не трогали. И, как я уже говорил, Дэнни много раз участвовал с нами в разборках. Он свой парень.

— Значит, в действительности он не является членом клуба «Громовержцы»?

— Пожалуй, нет.

— Тогда что же он делал с двумя Громовержцами ночью десятого июля?

— Спросите у него, мистер Белл, — пожал плечами Диабло. — Думаю, он один знает ответ на этот вопрос.

— Понятно. Спасибо. — Хэнк встал и направился к выходу.

— Вы не будете ждать кофе? — окликнул его Диабло. — Я заказал кофе, мистер Белл.

— Нет, спасибо. Мне пора на работу.

— Смелый парень, этот Дэнни, — произнес Диабло. — Его избивали двенадцать парней. Двенадцать! У нас были бутылки и все такое. Его били двенадцать парней, вооруженных бутылками, и он это выдержал. Вы много знаете таких?

— Нет.

— Подумайте об этом, мистер Белл. От одной мысли коленки дрожат. Двенадцать парней с бутылками. Просто подумайте об этом.

— Хорошо.

— И ведь тогда вам в голову может прийти мысль о том, что эти трое ребят ни в чем не виноваты. Об этом вы тоже можете подумать.

— Неужели?

— Ага, — широко улыбнулся Диабло. — Жаль, что вы не остаетесь на кофе. Мне понравилось с вами разговаривать. Мне сразу вспомнился наш разговор с Дэнни — когда я купил ему горячий шоколад. Помните, я вам рассказывал, мистер Белл? О том, как купил ему горячий шоколад? И о том, как тем же вечером мы его избили? — Улыбка Диабло стала еще шире. — Просто дрожь берет.

Их глаза встретились. Хэнк ничего не сказал и неторопливо вышел из кондитерской.

Диабло, продолжая улыбаться, смотрел ему вслед:

— Еще увидимся, мистер Белл.

Глава 6

Хэнк вернулся на работу, и к нему в кабинет сразу же зашел Холмс.

— Как дела? — поинтересовался он.

— Хорошо, — ответил Хэнк.

— У меня есть для тебя кое-что интересное. Хочешь послушать?

— Конечно. Ты уже обедал?

— Нет. Пойдешь в кафе или закажем что-нибудь прямо сюда?

— Я бы перекусил в кабинете. В одном из ящиков лежит меню.

Пока Холмс искал меню, Хэнк снял пиджак, засучил рукава и ослабил галстук.

— Я съем бутерброд с ветчиной и горячий шоколад, — заказал Хэнк.

Холмс кивнул и набрал номер.

— Слышал, будто ты распорядился выставить наряд полицейских у своего дома. Почему?

— Я получил письмо с угрозами. И не хочу, чтобы мою семью использовали в качестве заложников.

— Хм, — буркнул Холмс, потом продиктовал заказ и повесил трубку. — Ты все так же считаешь, что у нас сложное дело?

— Да.

— Мать мальчика больше не объявлялась? ? — Нет. Но я выяснил, что одно из ее утверждений оказалось правдой. Дипаче на самом деле не был членом банды.

— Вряд ли ему это поможет.

— Согласен. Кроме того, он был настолько тесно связан с бандой, что вполне может считаться ее членом. Его статус одиночки — скорее психологический трюк, нежели реальный факт.

— Как это понимать?

— По каким-то одному ему известным причинам Дэнни Дипаче предпочитал считать себя одиночкой, несмотря на то что активно участвовал в делах банды и фактически являлся ее членом.

— Понятно. Какую линию, по-твоему, выберет защита?

— В отношении Рейрдона и Дипаче они попытаются доказать убийство при смягчающих обстоятельствах. А в отношении Апосто — умственную неполноценность.

— Ты готов к сражению?

— Что касается самозащиты, мы так и не обнаружили нож, который якобы был у Морреса. Думаю, мы вдребезги разобьем глупые измышления по поводу того, что он был зачинщиком драки, и в этом нам поможет его слепота. А Апосто нужно обследовать в Беллвью. Организуешь?

— С удовольствием. Что собираешься делать дальше?

— Завтра отправлюсь в Испанский Гарлем. Хочу проверить историю с ножом. Если они собираются это использовать, я должен подготовиться. Что ты хотел мне сказать, Эфраим?

— Ну, во-первых, дело будет рассматривать судья Сэмелсон.

— Что?

— Я знал, что ты удивишься. Защитник поднял ужасный шум. Возмущался, говорил, что он твой друг, что ты у него учился в университете, что он заранее настроен в твою пользу.

— Какая чушь.

— Разумеется. Но тем не менее они потребовали перевести дело в другой суд.

— Должно быть, Эйбу это понравилось.

— Эйб Сэмелсон — самый справедливый судья в нашем суде. Короче говоря, он отклонил прошение и послал защиту к черту.

— Вот молодец!

— Но их это не остановило. Они настаивали на смене суда. Утверждали, что местная пресса настроена враждебно и ведет подстрекательскую кампанию по нашему делу. Эйб снова послал их. Он сразу разобрался, что к чему. Они намеренно тянут время. Это уже их третье прошение. Сначала они потребовали провести проверку протокола заседания Большого жюри на том основании, что обвинительное заключение было составлено без соответствующих улик. Это прошение отклонили. Потом они затребовали подробную информацию по делу — имена свидетелей, место, оружие, — но выиграли всего лишь неделю. Так что все остается без изменений — суд состоится в следующем месяце, и председателем будет Сэмелсон. Ты доволен?

— Еще бы. Мне нравится Эйб. Он хороший человек.

— Давно с ним виделся? Хэнк внезапно расхохотался:

— Он должен прийти к нам на ужин в один из выходных!

— Отлично, — улыбнулся Холмс. — Советую не обсуждать дело.

— Я и не собирался.

На столе Хэнка зазвонил телефон. Он снял трубку:

— Да?

— Хэнк, это Дейв. К тебе пришли двое. У одного — мешок с едой.

— А кто второй?

— Парень по имени Бартон. Говорит, что он репортер. Слышал о таком?

— Майк Бартон?

— Да.

— Слышал. Что ему нужно?

— Поговорить с тобой.

— Скажи ему, что мы собираемся обедать. Если он не возражает, чтобы я жевал во время нашего разговора, пусть заходит. Дейв, и пришли скорей пакет с едой. Я умираю» от голода.

Обед и Майк Бартон прибыли одновременно. Бартон оказался высоким мужчиной с плечами и грудной клеткой водителя грузовика. На его лице выделялись толстые губы и густые черные усы, словно нарисованные чернилами. Он сразу протянул руку:

— Мистер Белл?

— Здравствуйте, — ответил Хэнк и пожал руку. — Эфраим Холмс, шеф отдела. Эфраим, это мистер Бартон.

— Мы знакомы, — сухо отозвался Холмс.

— Тайный совет со звездой обвинения, а, Холмс?

— Просто обед, Майк, — ответил Холмс, доставая из пакета бутерброды и напитки. Он заплатил посыльному и устроился в одном из кресел, разложив еду на столе.

— Что у вас на уме, мистер Бартон? — спросил Хэнк.

— Хороший вопрос, — улыбнулся Бартон. Когда он улыбался, его зубы сверкали поразительной белизной на фоне черных усов, а глаза казались маленькими коричневыми точками на широком круглом лице. У него непропорционально большая голова, неожиданно для себя подумал Хэнк. Ему бы играть в театре. — А что на уме у всех в последние дни?

Хэнк развернул бутерброд:

— Я не могу говорить за всех. Только за себя.

— И что же на уме у вас?

— Дело Морреса.

— И я думаю о том же, мистер Белл.

— Вы поэтому сюда и пришли?

— Именно поэтому. Вы в последнее время читали нашу газету?

— Увы, — покачал головой Хэнк. — Я не читаю бульварные газеты.

— Снобизм у государственного служащего?

— Вовсе нет. Просто не имею такой привычки.

— Наша бульварная газета очень хорошая, — заявил Бартон.

— И о чем вы пишете на этой неделе? — сухо поинтересовался Хэнк. — Разоблачаете публичные дома на Парк-авеню? Бартон усмехнулся, однако без тени юмора.

— Мы отвечаем нуждам общества. Мы также находимся на службе общества.

— Конечно. Вы рассказываете рядовым гражданам, где им найти проститутку. Вы добавляете головной боли отделу нравов.

— Мы пишем серию статей об отделе нравов, — заметил Бартон.

— От вашей газеты воняет, — резко вмешался Холмс. — Это дешевая, желтая газетенка, которая выступает под флагом либерализма, чтобы увеличить тираж и сделать себе рекламу. Что вам здесь нужно?

— Пришел поговорить с мистером Беллом, — свел брови на переносице Бартон.

— Я шеф отдела, — ответил Холмс, принимая скрытый вызов. — И имею право присутствовать при вашем разговоре с мистером Беллом.

— Хорошо, — кивнул Бартон. — Итак, что вы думаете об этом?

— О чем? — не понял Хэнк.

— О деле. Их казнят?

— Я представляю обвинение по делу об убийстве первой степени, — сказал Хэнк. — В соответствии с обвинительным заключением.

— А как насчет той истории, которую они выдумали? Якобы у Морреса был нож и он бросился на них?

— Я этим еще не занимался.

— И когда вы собираетесь начать?

— Полагаю, это мое личное дело, мистер Бартон.

— Вот как? А я думал, что вы служите обществу.

— Так и есть.

— Значит, это общественное дело.

— Если бы общественность могла расследовать это дело, я бы с вами согласился, мистер Бартон. К сожалению, общественность не получила юридического образования, а я получил. Поэтому буду расследовать я и готовить дело так, как считаю нужным.

— Независимо от того, что хочет общественность?

— Что вы имеете в виду?

— Общественность хочет, чтобы этих троих парней казнили на электрическом стуле. Я это знаю, и вы тоже.

— И что?

— Что вы собираетесь предпринять?

— А что бы вы хотели, мистер Бартон? Чтобы я лично отвез их в Синг-Синг и завтра же включил рубильник? Они имеют право на справедливый суд.

— Никто не отнимает их права на правосудие. Но в этом деле может быть только одна справедливость, и она очевидна каждому. Они хладнокровно убили беспомощного мальчика. Общественность требует возмездия!

— Вы говорите от имени общественности или от себя лично?

— И от себя лично, и от имени общественности.

— Вы были бы отличным председателем в суде Линча, — заметил Хэнк. — Я так и не понял, зачем вы пришли.

— Узнать ваше мнение по этому делу.

— Я и раньше расследовал дела об убийствах. И к этому делу отношусь так же, как и к остальным: собираюсь делать свою работу.

— А вы собираетесь отправить этих парней на электрический стул? Это дело вашей компетенции?

— Я занимаюсь расследованием убийства первой степени. И не выношу приговоров. Если присяжные признают ребят виновными, судья Сэмелсон вынесет соответствующий приговор.

— По такому обвинению обязательно выносится смертный приговор, и вы это знаете.

— Верно.

— Значит, если вы успешно расследуете дело по обвинению в убийстве первой степени, вы отправите парней на электрический стул.

— Жюри присяжных может подать просьбу о снисходительности, и если ее удовлетворят, ребята получат пожизненное заключение. Такие случаи уже бывали.

— Вы так будете вести дело? В расчете на пожизненное?

— Протестую! — рявкнул Холмс. — Не отвечай ему, Хэнк!

— Скажу вам прямо, мистер Бартон, — начал Хэнк. — В этом деле я склоняюсь к обвинительному приговору. Я представлю все факты суду и присяжным. Присяжные будут решать, подтверждает ли совокупность фактов убийство первой степени. Если они признают парней виновными, судья Сэмелсон вынесет приговор. Месть или возмездие не входят в мои обязанности. Моя работа — доказать, что преступление было совершено и что подозреваемые виновны в этом преступлении.