). Тут латинянам приписаны и такие ереси, от которых они совершенно свободны. После изложения правил с применением их к латинянам в записке указаны были еще следующие их ереси: учение об исхождении Святого Духа и от Сына, неправильное совершение таинств крещения и миропомазания, употребление опресноков в таинстве Евхаристии, учение о чистилище и употребление нового календаря. Наконец, приведена была в записке целиком известная статья "О фрязех и о прочих латынях", издавна помещавшаяся в наших Кормчих, в которой перечислено до 27 заблуждений латинских, в том числе самых мелочных и вовсе не относящихся к вере или совсем чуждых латинянам. Когда чтение записки было окончено, Филарет снова обратился к обличению Ионы и велел читать дело о тех иноземцах латинской веры, которых он разрешил двум священникам принять в Церковь не чрез крещение, а чрез миропомазание. Иона, став на Соборе, отвечал, что не помнит, приходили ли или не приходили к нему те священники, и, немного помедлив, сказал: "Была у меня Книга правил, лежала на подворье в подклети у моего подьячего, и я велел ту книгу списать себе; может быть, сам подьячий дал тем священникам выписать из книги Кириково вопрошение". Филарет приказал поставить священников с очей на очи с Ионою и потребовал, чтобы они сказали истину по священству. Они показали, что приходили лично ко владыке Крутицкому с своим недоумением, и он сказал им: "Есть-де тому указ" - и вынес от себя из кельи книгу, сам приискал и дал им, чтобы они выписали из нее указ. Иона опять отвечал, что не помнит. Тогда Филарет сказал: "Да ты же сам не отвергал того, что свидетельствуют на тебя священники, когда они обличали тебя прежде, здесь же предо мною на допросе, напротив сему, доказывал, ссылаясь на Шестой Вселенский Собор, что латинян должно только миропомазывать, а не крестить, и прибавил, что много латинян так принято в Церковь". Иона отвечал: "Я принял чрез миропомазание одного только белорусца, а того не помню, чтобы я говорил о многих". Филарет настаивал на своем и укорял Иону в его противлении и прекословии. Наконец Иона повинился пред великим Собором, и бил ему челом много, и прощения просил, сознаваясь, что понимал так 95-е правило VI Вселенского Собора "простотою, а не умышленном", обещался быть единомышленным с патриархом Филаретом и со всем освященным Собором и сказал: "И к вашему соборному избранию от правил святых апостол и святых отец на латинскую ересь о крещении хощу рукою своею приписати и по сему вашему соборному писанию хощу творити". Патриарх, видя сокрушение и челобитье Ионы, его покаяние и слезы и посоветовавшись с прочими архиереями, снял с него духовное запрещение и благословил ему по-прежнему совершать литургию. Соборное изложение было подписано всеми присутствовавшими святителями, в том числе и Ионою, в доме Пречистой Богородицы в 4-й день декабря 1620 г. В этом изложении патриарх Филарет не установил никакого нового правила или правил для Русской Церкви, а только старался подтвердить издавна уже существовавший в ней (по крайней мере с начала XVI в.) обычай перекрещивать латинян в случае обращения их к православию. И потому напрасно думают, не увлекся ли здесь Филарет своею неприязнию к латинянам-полякам, которую они возбудили в нем недавним разорением России и попытками ввести в нее римскую веру, также притеснениями православным в Литве и несправедливостями, оказанными ему лично. Нет, истинная причина, почему возник и укоренился в России этот обычай, почему русские требовали перекрещивания латинян и до Филарета патриарха и при Филарете, как видно из самого соборного изложения его, нами рассматриваемого, заключалась в том, что русские не имели верных и точных сведений о заблуждениях Римской Церкви, слишком умножали число их, преувеличивали значение многих из них, верили всему, что говорилось в старинной статье "О фрязех и прочих латинах" и в других подобных статьях, и вследствие того были убеждены, будто бы латиняне суть злейшие из всех еретиков и ересь латинская содержит в себе все ереси. А ненависть к полякам, воспитанная историческими обстоятельствами в русских, только еще более утверждала их в этом предубеждении против латинян.
      Спустя двенадцать дней после того как подписано было соборное изложение о способе принятия латинян-поляков и других в православную Церковь, патриарх Филарет вновь созвал Собор, чтобы решить еще, как принимать "самих белорусцев, приходящих от Польскаго и от Литовскаго государства в православную веру нашу греческаго закона, в державу Московскаго государства и хотящих быти с нами вкупе христианы (т. е. православными)". Это было, можно сказать, лишь второе заседание прежнего Собора, потому что на нем присутствовали все те же святители вместе с митрополитом Сарским Ионою, и к ним прибавился только один недавно произведенный архиепископ Сибирский и Тобольский Киприан. В начале заседания Филарет сказал присутствовавшим: "Когда я был в Польском и Литовском государстве, я видел многие церковные несогласия у самих христиан (т. е. православных), которые называются там белорусцами. Они именуются православными, а многие из них не соблюдают правил и преданий святых апостолов, святых Соборов и святых отцов. В одном доме у них у отца с детьми, у мужа с женою, у господина с рабами три или четыре веры: один держит веру христианскую (православную), другой папежскую, третий лютерскую, иной кальвинскую, иной новокрещенскую, иной арианскую, и все вместе на одной трапезе едят и пьют и совокупляются браком, а иные вместе и молитву творят. Многие из них молятся и за низверженного папу во время литургии, на ектениях и литиях и называются униатами, потому что приняли унию, или соединение, с папежниками. Архиереи их и все духовенство признают над собою власть папы и древнее предание святых апостолов и святых отцов не все содержат. Иные там ради напастей и гонений покорились папе, многие омрачились еретичеством и вдаются всяким ветром учения, противного истинной вере христианской, а иные терпят беды и напасти ради нашей христианской веры и пребывают непреклонными в папино учение". Объяснив таким образом, почему необходимо разрешить вопрос, как принимать в православную Церковь белорусцев, между которыми существует столько разноверия, патриарх занялся вместе с Собором обсуждением этого вопроса и наконец соборне приговорил: а) когда кто-либо придет к нам, в Русскую державу, из Польского и Литовского государства и скажет, что он, белорусец, и есть истинный христианин греческого закона, то такого прежде испытывать, как он верует и истинно ли крещен в три погружения или крещен чрез обливание; если сам скажет, что он крещен в своей земле, а у них в крещении обливают, а не погружают, то его при принятии в православную Церковь совершенно крестить в три погружения, и если не миропомазан, то и миропомазать; б) равно если белорусец скажет, что он крещен в христианскую веру, но поп, крестивший его, поминает папу за Божественною литургией (т. е. принял унию), то и такого белорусца совершенно крестить в три погружения, и он должен еще проклинать латинскую ересь; в) а которые скажут про себя, что они крещены в греческую веру чрез троекратное погружение и миропомазаны, тех, хотя бы и не было на то свидетелей, не крестить вновь и не миропомазывать, но только велеть им поститься неделю и исповедаться, и если они на исповеди пред духовником по совести подтвердят, что говорят правду о своем крещении, то их с разрешения архиерейского считать такими же христианами, как и всех крещенных в Московском государстве; д) белорусцев, которые крещены обливанием и причащались в костелах или хотя бы и не причащались, крестить в три погружения, но имен их не переменять, и они должны еще проклинать латинскую ересь, только при крещении не говорить "младенческого отрицания"; е) белорусцев, которые скажут о себе, что они были в иной вере и перешли из той веры в христианскую в совершенных летах и крещены в Литве от русского попа, который молится за папу, также крестить совершенным крещением, и они должны произносить при крещении и латинское, и еретическое, и младенческое отрицания. Излагая такие правила о способе принятия белорусцев в Русскую Церковь, патриарх и Собор делают замечание, что они не новое предание вводят, а поновляют и укрепляют древнее, последуя заповедям святых апостолов и святых отцов, но самих заповедей этих не приводят. Настоящее соборное изложение подписано патриархом и прочими святителями в дому Пресвятой Богородицы 16 декабря 1620 г.
      Издав такие постановления относительно латинян и белорусцев, патриарх Филарет сам первый старался и выполнять эти постановления со всею строгостию. К нему на патриарший двор передавались из Государева разряда иноземцы для расспросов об их вере. И Филарет приказывал по окончании расспросов рассылать всех иноземцев латинского и протестантского исповедания, мужчин и женщин, по монастырям мужским и женским, и всех крестить по-православному. В числе этих иноземцев часто находились белорусцы и вообще пришельцы из Литовско-Польского государства, не одни униаты, но и православные, нередко монахи, иеродиаконы, иеромонахи, даже игумены, и все они, хотя были крещены православными священниками, а иные пострижены в православных киевских и других обителях и получили священство от православных архиереев, греческих или западнорусских, принуждены были по приказанию патриарха вновь креститься чрез троекратное погружение, если сознавались, что крещены чрез обливание. Таким образом, в течение одного года (11 сентября 1623 - 22 августа 1624 г.) крещено было несколько десятков латинян и белорусцев по приказанию Филарета. Чрез несколько лет пришел к нему один из бывших униатских архиепископов, пожелавший возвратиться к православной Церкви. Филарет приказал и его вновь крестить как крещенного прежде чрез обливание. Это был некто Афиноген Крыжановский, который в 1630 г., июня 24-го явился в Путивль и дал здесь воеводам следующее о себе показание: пострижен он был в Мозырском Свято-Духовском монастыре и в 1628 г. рукоположен во иеромонаха Киевским митрополитом Иовом в Киево-Печерской лавре. Но как только возвратился в свой Мозырский монастырь, княгиня, жена Адама Вишневецкого, взяла его, Афиногена, в свой Брагин монастырь в архимандрита, а потом, едва прошел год, изгнала его. Он отправился к униатскому митрополиту Велямину Рутскому, который не только принял его в унию, но и поставил во Владимире Волынском вместе с двумя другими униатскими епископами архиепископом Хорвацкой земли и дал ему ставленую архиерейскую грамоту. Около полугода служил он архиепископом у митрополита Рутского, а теперь желает покаяться и вновь принять православие. Затем Афиноген вручил путивльским воеводам письмо о нем густынского игумена Феодосия к царю и патриарху и свою ставленую архиерейскую грамоту и просил переслать в Москву. Царь велел пропустить Афиногена в столицу, а патриарх после предварительного испытания Афиногена велел присоединить его к православной Церкви чрез крещение, определил в Угрешский монастырь и вскоре сделал его там даже келарем. Но Афиноген, воспользовавшись монастырскими доходами, задумал воротить себе архиерейское достоинство и чрез посредство какого-то князя далматского Ивана Альберта, находившегося в Москве, решился послать письмо да четыре сорока соболей турецкому паше, чтобы тот заставил Цареградского патриарха Кирилла Лукариса написать грамоту прощальную ему, Афиногену, и разрешил ему быть по-прежнему архиепископом, а другие четыре сорока соболей и несколько денег назначил послать самому Кириллу Лукарису. Все это Обнаружилось, и разгневанный Филарет послал (17 июня 1632 г.) Афиногена Крыжановского в нижегородский Печерский монастырь, велел держать этого чернеца-вора в хлебне на цепи скованного и потом допросить на правеже об его замыслах и о деньгах, что он воровски собрал с вотчин Николо-Угрешского монастыря. Афиноген сознался во всем, и найденные у него деньги были отобраны.
      В числе святителей, подписавших соборное изложение о способе принятия белорусцев в Русскую Церковь, находился, как мы упомянули, и недавно произведенный архиепископ Сибирский и Тобольский Киприан. Он был первым архиереем открытой тогда Тобольской епархии. По мере того как устроялись в Сибирском крае монастыри и церкви, более и более чувствовалась там потребность в антиминсах и священниках, которых трудно было доставать из России. Еще в 1611 г. воеводы сибирские писали к Вологодскому архиепископу Сильвестру, что "в Тобольске и во всех сибирских городах у многих приходских церквей попов нет и затем стоят без пенья, многие люди без попов помирают без причастья, а младенцы без крещенья, и многие церкви поставлены вново, а стоят неосвящены, для того что в сибирских городах антиминсов нет", почему и просили прислать в Сибирь антиминсов и священников, хотя пять или шесть. Оказывалась настоятельная потребность назначить для сибирских христиан особого архиерея, который бы постоянно жил между ними и заботился о их духовных нуждах. Бывшие тогда смутные и крайне тяжкие обстоятельства отечества и Церкви не дозволяли правительству удовлетворить этой потребности. Но как только они прошли, то в 1620 г. изволением царя Михаила Федоровича и советом и благословением патриарха Филарета и всего освященного Собора открыта в Тобольске архиерейская кафедра, и 8 сентября рукоположен для занятия ее архиепископ Сибирский и Тобольский Киприан, бывший прежде хутынским архимандритом и доказавший свою приверженность к православной вере и к России во время покорения Новгородской области шведами. Царь и патриарх щедро наделили Киприана всем необходимым, дали ему служилых людей, отпустили с ним многих монахов из разных русских монастырей, и царь назначил как для архиепископа, так и для всей его свиты достаточное жалованье жизненными припасами. Киприан прибыл в Тобольск 30 мая 1621 г., но еще на пути к нему, промедлив несколько в городе Верхотурье, сделал там свои первые архипастырские распоряжения. В Верхотурье существовал небольшой монастырь Никольский, основанный прежде каким-то Ионою пошехонцем на мирские подаянья и состоявший всего из шести монахов, - Киприан дал в этот монастырь игумена Германа, постриженника Иосифова монастыря, и поставил попа старца Феодосия. В том же городе многие старицы, постригшиеся от мужей своих, не имели пристанища и жили в мире Киприан, переговорив с верхотурскими посадскими людьми, построил для стариц храм и монастырь женский во имя Покрова Пресвятой Богородицы, дал им попа и причетников. В Верхотурском уезде на реке Нице жили русские христиане, а церкви не имели - Киприан послал к ним соловецкого старца Серапиона с званием строителя и черного попа Христофора и велел строителю воздвигнуть им храм во имя Преображения Господня да Соловецких чудотворцев. В том же уезде находились два прежде еще основанные монастыря: Христорождественский на Тагиле и Введенский на реке Невье - в первый отпустил Киприан старого игумена Авраамия, да с ним послал старца-строителя Варлаама, а во второй поставил строителем старца Стахея, постриженника Юрьевского новгородского монастыря, да черного попа Феопемпта, постриженника Горицкого переславльского монастыря. О распоряжениях своих Киприан тогда же известил государя, и государь грамотою от 28 июля во все эти монастыри и церкви назначил денежное и земельное жалованье и велел сделать им подробную опись и доставить в Москву. Нет основания сомневаться, что Киприан продолжал такого же рода деятельность и после прибытия в свою епархиальную резиденцию. Но едва протекло с тех пор несколько месяцев, как ему суждено было испытать большое огорчение. Патриарх Филарет прислал к нему свою грамоту от 11 февраля 1622 г. и в ней писал: "Мы узнали от воевод и от приказных людей, которые прежде бывали в Сибири, что в сибирских городах многие служилые и тамошние люди живут не по-христиански, не по преданиям святых апостолов и святых отцов, а по своим скверным похотям. Многие русские люди и иноземцы, литовцы и немцы, крестившиеся в нашу православную веру, крестов на себе не носят и постных дней не хранят, пьют и едят и всякие скаредные дела делают вместе с бусурманами, живут с татарками некрещеными как с своими женами, женятся даже на своих родных и двоюродных сестрах и дочерях. Многие служилые люди закладывают своих жен за деньги своей же братье для блудной жизни, а бедных вдов и девиц насильно берут к себе, отнимают жен у людей работных и женят их на иных женах... А попы сибирских городов тем ворам не запрещают, напротив, молитвы им творят и венчают их не по закону. Многие мужья и жены в болезнях постригаются, а оздоровев, расстригаются, сбрасывают чернечецкое платье и живут в своих домах блудно. В мужских и девичьих монастырях старцы и старицы живут вместе с мирскими людьми и ничем от них не разнятся. Иные служилые люди привозят из Москвы многих женок и девок, держат у себя за жен, продают их другим или обращают в своих крепостных. А воеводы того не брегут, и тех людей от такого воровства не унимают для своей корысти, и попам приказывают венчать их насильно... И о том тебе, нашему сыну и богомольцу, сказывают бедные люди, у которых насильно отняты жены и отданы за других или порабощены, равно вдовы и девицы, что они осквернены и порабощены насильством, и о многих других бесчинствах тебя извещают, и бьют челом... А ты о том небрежешь и делать такие дела не возбраняешь, и наказания виновным, духовного и телесного, никакого от тебя нет, и к нам о том ни о чем не пишешь..." Затем патриарх преподавал Киприану обширные наставления, чтобы он имел неослабное попечение о порученном ему стаде, поучал христиан словом истины, убеждал, умолял, обличал непослушных, запрещал их, отлучал и даже предавал градским казням, но только с великою осмотрительностию. Эта патриаршая грамота, любопытная по содержащимся в ней сведениям о тогдашних нравах в Сибири, едва ли была справедлива по отношению к Сибирскому архиепископу. Что он мог сделать в полгода против всех этих безобразий, которые укоренялись в крае в продолжение нескольких десятилетий? Киприан написал в Москву, что он вовсе не находит себе содействия со стороны светских властей, а встречает только противодействие, что "в сибирских городах служилые и всяких чинов люди в духовных делах его и его десятильников слушать и под суд к нему ходить не хотят и научают между собою шуметь против него, а воеводы им в том потакают". И государь своею грамотою (от 29 августа 1622 г.) приказывал сибирским воеводам, чтобы они ни в какие духовные дела архиепископа Киприана не вступались и служилых и всяких чинов людей от всякого дурного дела унимали, а которые начнут не слушать архиепископа и его десятильников в духовных делах, тем велели чинить наказание, смотря по вине и как о том напишет архиепископ или скажут его десятильники и смотря по делу и по сыску. В том же году государь утешил Киприана и другою своею милостию: пожаловал ему по его просьбе на реке Нице 200 десятин пашни да сенных покосов на 800 копен. После этого пастырская деятельность Киприана пошла успешнее: он "по государеву указу и по патриаршу благословению неверных многих крестил в православную христианскую веру, и дом Софеи Премудрости Божией в Сибири устроил, и слабость многую в беззаконных женитвах и в иных многих духовных делах исправил и утвердил по правилам святых апостол и святых отец". Скоро мнение о Киприане до того изменилось в Москве, что патриарх Филарет захотел избрать его в ближайшего помощника себе, и 15 февраля 1623 г. по государевой и патриаршей грамоте он уже оставил Тобольск и отправился в царствующий город, где и произведен (12 декабря 1624 г.) в сан митрополита Сарского, или Крутицкого. На Тобольскую кафедру назначен был новый архиепископ Макарий, рукоположенный (19 декабря 1624 г.) из игуменов костромского Богоявленского монастыря. При отправлении этого архиепископа на епархию ему дана была по приказанию царя и патриарха "Память" (8 февраля 1625 г.), как вступить ему на свою кафедру и править епархиею и в особенности как поступать при обращении к христианству татар и других иноверцев, очень сходная с тою, какая дана была некогда первому архиепископу Казанскому Гурию. При Макарии также совершались обращения сибирских инородцев к христианству. Например, в 16-й день генваря 1633 г. по государевой и патриаршей грамоте крестили в Тобольске на речке Иртыше князя Никифора Алачева Юрьевича Лобана, мать его княгиню Анну, жену его княгиню Агафию да двух сынов его князей Симеона и Исидора.
      Киприан был вызван из Тобольска на Крутицу в Москве, чтобы занять место известного митрополита Ионы, который более шести лет правил патриаршеством, а теперь волею или неволею удалился на покой в Спасо-Прилуцкий монастырь. По-видимому, митрополит этот обладал довольно просвещенным умом, отстаивая мысль, что не должно перекрещивать латинян при обращении их к православию, хотя потом и покорился соборному определению о перекрещивании их. Но он имел недоброе сердце, что и засвидетельствовал, когда обвинил и подверг тяжкому наказанию совершенно невинных справщиков книг и затем еще глумился всенародно над одним из них, архимандритом Дионисием. Так же несправедливо и жестоко поступил Иона во время своего управления патриаршеством и с Вологодским архиепископом Нектарием, которого, как мы видели в своем месте, без всякого расследования и суда лишил (около 1616 г.) кафедры и сана и сослал в качестве простого старца в Кириллов монастырь. Узнав об этом в 1621 г., может быть, по жалобе самого же Нектария, патриарх Филарет вызвал его в Москву, и здесь на Соборе расспрашивали его и делали подробные разыскания, за что он так пострадал. И пришли к заключению, и объявили самому Нектарию, что он "отлучен от святительства неповинно, не по делу, без сыску". Хотели уже подписывать приговор, как патриарх обратил внимание на одно из показаний Нектария, что он, находясь в Кириллове монастыре, при прежнем игумене (Флавиане) причащался в епитрахили, а при теперешнем (Савватии) без епитрахили, потому что игумен не позволил ему причащаться в епитрахили. Филарету это показалось сомнительным; он подумал, не своею ли волею Нектарий причащался без епитрахили, и потребовал письменных объяснений от игумена Кириллова монастыря Савватия и соборного старца Евстафия, у которого Нектарий, вероятно, находился под началом, а двух бывших духовников его вызвал даже в Москву. И только тогда, когда игумен отвечал, что действительно он не дозволял Нектарию, несмотря на все его просьбы, причащаться в епитрахили, потому что Нектарий прислан был в монастырь в качестве простого старца, а не архиепископа, и, когда потвердили то же самое и соборный старец, и духовник Нектария, патриарх решился наконец, уступая притом новым просьбам Нектария, разрешить его и благословил "святительская вся действовати" и совершать Божественную литургию (в мае 1621 г.). Случай, показывающий, с какою строгостию относился Филарет к самым, по-видимому, незначительным отступлениям в церковной обрядности. Разрешенному Нектарию приказано было жить на Богоявленском подворье впредь до назначения ему кафедры, и он оставался в Москве до смерти Вологодского архиепископа Корнилия (17 марта 1625 г.), когда вновь занял свою прежнюю кафедру, на которой и скончался (3 июня 1626 г.). Митрополит Иона, осудивший некогда Нектария, был свидетелем его оправдания на Соборе и просил прощения у патриарха и у самого Нектария. Вот за такие-то и, может быть, другие подобные поступки митрополит Иона и должен был наконец расплатиться потерею своей кафедры.
      С самого вступления своего на патриарший престол Филарет Никитич обратил свое внимание на печатание богослужебных книг, которое во дни междупатриаршества совершалось очень медленно и, "зельною ревностию одержим быв к Божественным книгам, повелел печатанию строитися беспрестанно и предавать книги по всей Русской земле св. Божиим церквам". В 1620 г. типография перенесена была из Кремля, где помещена была временно после разорения ее поляками, на прежнее свое место, на старый Печатный двор на Никольском крестце, и имела уже семь книгопечатных станов. Справщиками при ней являются люди более или менее образованные книжным учением и знакомые с грамматикою и риторикою, каковы были старец Арсений Глухой, старец Антоний Крылов, священник-ключарь Иван Васильев Наседка, или Наседкин, богоявленский игумен Илия и светское лицо Григорий Онисимов. Первый и два последние несомненно знали и греческий язык. При типографии находилось особое помещение - "правильня", где занимались справщики с состоявшими при них чтецами и писцами и вели исправление текста и корректуру печатавшихся книг. В пособие этим справщикам царь и патриарх "повелеста от градов книги харатейныя добрых переводов древних собрата и от тех древних Божественных писаний стихословия исправляти, яже неисправлением от преписующих и многолетних обычаев погрешена быша", и таким образом положили начало знаменитой впоследствии Типографской библиотеке. При Филарете Никитиче вышло из Московской типографии больше книг, нежели сколько было напечатано их во все предшествовавшее время от ее начала. Изданы были все двенадцать Миней месячных, печатание их продолжалось одиннадцать лет: книги за сентябрь и октябрь вышли в 1619 г., а книга за август в 1630 г.. Служебник издавался шесть раз (1620, 1623, 1627, 1630, 1632, 1633). Часослов - пять раз (1628, 1631 - дважды, 1632, 1633). По четыре раза изданы были Апостол (1621, 1623, 1631, 1633), Требник (1623, 1625, 1633 - дважды) и Минея общая (1623, 1626, 1629, 1632). По три раза - Евангелие (1627, 1628, 1633), Псалтирь (1620, 1624, 1632), Псалтарь следованная (1626, 1628, 1632), Устав церковный (1631, 1633 - дважды), Триодь постная (1621, 1628, 1630). По два раза - Триодь цветная (1621, 1630), Шестоднев (1625, 1626), Евангелие учительное (1629, 1633). По одному разу - Октоих (1631) и Каноник (1631). Все эти книги печатались по благословению святейшего патриарха Филарета. В послесловиях многих из них сказано, что они и свидетельствованы были самим же Филаретом. В тех же послесловиях нередко упоминается, что книги были исправлены и напечатаны по древним харатейным славянским спискам, но нигде не замечено, чтобы хоть одна книга сличалась и с греческим текстом, и с греческими списками. Значит, и при Филарете Никитиче исправление книг совершалось так же, как прежде. Лучше и образованнее были теперь справщики, но и они, ограничиваясь только славянскими списками, хотя и древними, не могли избежать многих погрешностей, в чем сознавались и сами в послесловиях к книгам, и просили себе снисхождения у православных. Дав приказание исправлять книги по харатейным спискам и печатать, царь и патриарх имели в виду "в единогласие привести вся потребы и чины церковнаго священноначалия" - эта цель действительно достигалась, но не вполне, так как в разных изданиях одной и той же книги допускались некоторые разности. Например, в Служебнике 1633 г. по вынутии Агнца из просфоры положено каждение в монастырях, а по вынутии частиц из прочих просфор положены молитвы, произносимые священником и диаконом, - в прежних филаретовских Служебниках ничего этого нет. В Требниках 1625 и 1633 гг. есть чин на чадотворение и братотворение, молитвы над вином и медом, молитвы над солию - в Требнике 1623 г. этого чина и молитв нет. Впрочем, такие разности совсем уже ничтожны сравнительно с теми разностями, какие представляли между собою рукописные богослужебные книги, прежде употреблявшиеся в церквах. А с другой стороны, весьма важно и то, что печатанием книг предотвращалась возможность дальнейшего умножения этих разностей на будущее время.
      Печатая в таком огромном количестве богослужебные книги, царь и патриарх рассылали их по городам для раздачи в церкви, монастыри и торговым людям в лавки и приказывали брать за книги "деньги по той цене, во что те книги стали в печати, без прибыли, чтоб теми книгами св. Божия церкви просвещались и имя бы Божие славилось, а за них бы, государей. Бога молили". В некоторые же церкви и монастыри, например Сибирского края, книги рассылались даже бесплатно. Вместе с тем патриарх Филарет отнюдь не запрещал употреблять и книг, которые были напечатаны в Москве при прежних патриархах и во дни междупатриаршества, только не считал этих книг свободными от недостатков и погрешностей, которые и старался исправлять или устранять в своих изданиях. Так, в Служебниках 1602 и 1616 гг., в чине крещения было напечатано, что "если младенец болен, то в купели должна быть вода теплая и (священник) погрузит его в воде по выю и возливает ему на главу воду от купели десною рукою трижды, глаголя: "Крещается раб Божий..." Такого правила Филарет, по своему строгому взгляду на обливательное крещение, разумеется, не мог допустить и не допустил ни в одном из напечатанных при нем Служебников. Еще гораздо строже поступил он с церковным Уставом, напечатанным в 1610 г. и употреблявшимся уже более двадцати лет, в том числе более десяти при нем самом, патриархе Филарете. В июле 1633 г. он издал окружную грамоту, которою приказывал отобрать экземпляры этого Устава из всех церквей и монастырей России и прислать в Москву для сожжения по той причине, как объяснялось в грамоте, что "те Уставы печатал вор, бражник, Троицкаго Сергиева монастыря крылошанин чернец Логин без благословения святейшаго Ермогена, патриарха Московскаго и всея Русии, и всего священнаго Собора, и многия в тех Уставех статьи напечатаны не по апостольскому и не по отеческому преданию, своим самовольством". Устав действительно был отобран и сожжен. Но некоторые экземпляры его уцелели доселе. И что же оказывается? В предисловии к книге прямо сказано, что она благословлена и свидетельствована патриархом Гермогеном. Остается предположить одно из двух: или Филарет Никитич не знал об этом, или признал это ложью, считая невероятным, чтобы Гермоген мог пропустить и одобрить такую книгу.
      Равным образом Филарет долгое время не запрещал употребления и тех церковных книг, которые печатались в разных литовских типографиях и были приносимы в Россию: такие книги находились даже в его собственной библиотеке. Но с 1627 г., когда привезена была в Москву из Литвы в значительном числе экземпляров книга Кирилла Транквиллиона Ставровецкого "Учительное Евангелие", взгляд Филарета на книги литовской печати изменился. Игумен Никитского монастыря Афанасий, киевлянин, которому поручено было сделать выписки из книги Транквиллиона, донес (1 октября) патриарху, что этой книги "всякому верному христианину и в доме держати, и чести недостоит", так как она уже осуждена в Киеве Собором архипастырей за содержащиеся в ней ереси и читать ее запрещено православным под страхом проклятия. Царь и патриарх велели Афанасию указать самые ереси, и он одни места в книге, которые считал еретическими, подчеркнул, а против других сделал пометки. Тогда царь и патриарх велели еще рассмотреть книгу богоявленскому игумену Илии и соборному ключарю Ивану Наседке.