Современная электронная библиотека ModernLib.Net

История русской церкви (Том 9)

ModernLib.Net / Религия / Макарий Митрополит / История русской церкви (Том 9) - Чтение (стр. 38)
Автор: Макарий Митрополит
Жанр: Религия

 

 


И папа в тот самый день, когда написал к королю о наказании виновных за смерть Кунцевича (10 февраля), послал к Сигизмунду III и другое письмо, в котором настаивал, чтобы он возбранил схизматические братства, отменил новые законы, направленные против униатов, принял унию и униатских епископов под свое особое покровительство, а "лжеепископов русских, возбуждающих мятежи и старающихся господствовать в собраниях казаков, подверг заслуженному наказанию". Узнав потом, как беспощадно покарал король за смерть Кунцевича, папа прислал Сигизмунду свою похвальную грамоту (10 мая), в которой выражался, что "отныне Витебск, явивший пример столь необычайного преступления, будет памятником мщения Божия и благочестия короля" и что "деяние его величества весьма приятно небу и заслуженно восхваляется голосом апостолической грамоты". Это еще более могло возбуждать короля против православных. И положение их по смерти Кунцевича сделалось до крайности опасным, даже критическим. Кунцевича немедленно провозгласили мучеником, начались рассказы о его многочисленных чудесах, народ, как обыкновенно, легко увлекался этими рассказами, и многие из православных в бывшей епархии Кунцевича, особенно в Витебске, принимали унию, не имея более надлежащего руководства и поддержки. Мелетий Смотрицкий, который более других мог опасаться теперь преследования, совсем отдалился от своей паствы и еще в конце 1623 г. отправился к Киев, а оттуда на Восток. В Полоцк прислан был на архиепископство новый ретивый униат из виленского Свято-Троицкого монастыря Антоний Селява. В Вильне, несмотря на решение последнего сейма, прекратившего все взаимные тяжбы униатов и православных, митрополит Рутский от лица всего свято-троицкого духовенства и братства и всех виленских униатов возобновил тяжбу против членов Свято-Духовского братства и в своей жалобе не только повторял все прежние обвинения против них, но обвинял их и в новых преступлениях. И именно обвинял в том, что они рассылали послания Смотрицкого по епархии Полоцкой и тем довели народ до решимости умертвить Кунцевича; издавали в защиту себя дерзкие сочинения, отвергавшие право патронатства в Церкви, принадлежащее королю; чествовали изображение Феофана, которого король объявил турецким шпионом; самовольно отпустили недавно без воли и ведома короля Мелетия Смотрицкого в царство Турецкое и всенародно поминают Смотрицкого, как и лжемитрополита Борецкого, в церковных молитвах; наконец, задумали построить себе без дозволения короля каменную церковь и уже навозили для того много кирпича. Польское правительство помышляло даже о совершенном уничтожении православия в Литве и Польше. Об этом можно заключать из письма митрополита Иова Борецкого к одному из главных советников короля, литовскому гетману князю Христофору Радзивиллу (от 24 августа). "Мы узнали, - писал митрополит, - о достойном вечной памяти благодеянии, какое оказали ясновельможность ваша Церкви православных, угнетенных сынов нашего бедного русского народа, - оказали смело и решительно в тот тяжелый для нас час, когда все уже вместе согласились было истребить род православных". Не находя слов выразить князю свою благодарность и кланяясь ему до земли, Иов просил его не оставлять и впредь православных без своего могущественного покровительства и говорил: "Мы стеснены со всех сторон; на нас смотрят хуже, чем на изменников и изобличенных злодеев; хуже, чем на врагов Креста Христова; хуже, чем на язычников. И мы, народ верный, народ невинный, к панам расположенный, народ древлехристианский, терпим на собственной земле своей преследования от этой вавилонской блудницы, кровью опившейся! Дал бы только Бог вытерпеть до конца". К концу года даже в Киеве войт Федор Ходыка с некоторыми мещанами осмелился запечатывать православные церкви. Митрополит немедленно дал знать об этом в Запорожье гетману Коленику Андрееву и всему войску. Гетман послал двух полковников, велел им собрать казаков, находившихся в ближайших к Киеву городах, и идти в Киев для оберегания веры. Казаки явились в Киеве после Богоявления в 1625 г., распечатали православные церкви, схватили войта Ходыку и мещан, ему помогавших, посажали их в тюрьму, а униатскому священнику церкви святого Василия на Софийской горе по имени Ивану, возбуждавшему их и руководившему ими, отсекли голову и отняли у этой церкви, находившейся в ведении Киево-Софийского униатского капитула, или монастыря, ее имения.
      В начале 1625 г. собирался в Варшаве вальный сейм. Запорожцы избрали и отправили на сейм трех своих послов, дав им инструкцию. Митрополит Иов, путешествовавший тогда по своей епархии, встретил этих послов в городе Корсуни (Киевского воеводства) и посоветовал им заехать в Вильну к ректору школ и проповеднику Свято-Духовского монастыря Иосифу Бобриковичу и выслушать от него наставления, а сам послал с теми же лицами к Бобриковичу письмо (от 12 генваря) и несколько мембранов за собственноручною подписью и печатью и просил его написать на мембранах по своему мудрому усмотрению ходатайства от имени митрополита к более важным особам, например к литовскому гетману, к пану Краковскому, или даже к самому королю, и вручить такие ходатайства казацким послам. В инструкции этим послам казаки поручали: "Просить на сейме, чтобы король оставил нашу русскую веру по старым нашим правам и вольностям в покое и наших старших духовных: митрополита Иова Борецкого и владык - в послушании и под благословением Восточной Церкви, утвердил их своею грамотою и наделил имениями, а униатам запретил мучить нашу братию и преследовать наши церкви; просить также, чтобы он оставил в покое киевский Печерский монастырь и утвердил своею грамотою нового архимандрита Захарию Копыстенского, избранного печерскою братнею, всею киевскою шляхтою и всем рыцарством запорожского войска". Захария избран был 20 ноября 1624 г. на место архимандрита Елисея Плетенецкого, скончавшегося 13 ноября. Король исполнил только последнюю просьбу и выдал (7 февраля 1625 г.) архимандриту Захарии Копыстенскому свою утвердительную грамоту, потому что об этом просили сами киево-печерские иноки. А первую просьбу оставил без внимания, и на сейме касательно русской веры и архиереев не сделано никакого решения.
      Митрополит Иов и его советники-епископы давно уже поняли, что нечего им ждать защиты и справедливости от польского правительства и, естественно, устремляли свои взоры к единоверной и единоплеменной Москве. Надобно допустить, что Иов еще вскоре после посвящения своего на митрополию сообщил о себе известие московскому государю Михаилу Федоровичу и патриарху Филарету Никитичу, потому что в 1622 г. прислал к тому и другому, как уже им известный, свои ходатайственные письма за митрополита Пелагонского Иеремию, проезжавшего чрез Киев в Москву для испрошения милостыни. К концу того же года отправил в Москву из своего лубенского Преображенского монастыря проживавший там епископ Исаия Копинский двух старцев с письмами к царю и патриарху (от 4 декабря), где, именуя себя "епископом и эксархою Малой Росии, земли Киевской" и горько жалуясь на притеснения от униатов, просил милостыни для себя и для 150 иноков и послушников своей обители. Царь и патриарх отвечали Исаии также письмами (от 14 сентября 1623 г.) и послали ему своего жалованья три сорока соболей. В августе 1624 г. Иов митрополит отправил в Москву три письма, одно к царю, другое к патриарху, третье к думному дьяку Грамотину, с Луцким епископом Исаакием Борисковичем, который ехал туда и по своему частному делу. В пограничном городе Путивле Исаакий заявил воеводам, что он поставлен во епископа Иерусалимским патриархом Феофаном и сначала жил в луцком Преображенском монастыре, но когда король польский в 1623 г., в Филиппов пост прислал в Луцк униатского епископа Иеремию Почаповского и там начали угнетать православных, а его, Исаакия, хотели даже убить, то он удалился в Киев, в Печерский монастырь и, купив себе в Волынской земле пустыньку, едет теперь в Москву за милостынею, чтобы устроить в той пустыне для своего местопребывания монастырек во имя Успения Пресвятой Богородицы. Заявил также, что польский король собирает много войска, чтобы побить запорожских казаков и разорить православную веру, и что он, Исаакий, везет в Москву от своего митрополита Иова Борецкого три письма и имеет еще словесные духовные дела к патриарху Филарету. Воеводы дали о всем знать государю и послали к нему письма митрополита Иова вместе с письмом самого Исаакия. Во всех своих письмах (от 24 августа) митрополит просил, чтобы Исаакия свободно пропустили в Москву, дали ему милостыни и верили ему во всем, что будет говорить, как "мужу, тайну царскую могущему сохранити". О том же просил в своем письме и Исаакий. Царь дал приказ отпустить из Путивля в Москву епископа Исаакия с его спутниками. В генваре 1625 г., 4-го числа Исаакий представлялся царю Михаилу Федоровичуи поднес ему деревянный крест с мощами от Святой горы да мощи святой великомученицы Варвары и получил государева жалованья: сребропозлащенный кубок с крышкою, 12 аршин камки, 13 аршин обьяри багровой,. 40 соболей и 35 рублей деньгами. В феврале, 10-го числа представлялся патриарху Филарету и поднес ему святое миро и греческую книгу - жития святых, а от него получил образ, обложенный серебром, сребропозлащенный кубок, 12 аршин камки, 40 соболей и 25 рублей деньгами. Да кроме того, выпросил для своего будущего монастыря богослужебные книги: напрестольное Евангелие, Апостол, Служебник, Октоих и Триоди, постную и цветную. По другому, более важному делу, о котором поручено было Исаакию доложить царю и патриарху только на словах, Исаакий имел беседу 14 генваря на Казенном дворе по указу государеву с князем Иваном Борисовичем Черкасским да с думным дьяком Грамотиным. Исаакию было поручено, как объяснял он боярам, бить челом великому государю, чтобы он принял Малороссию под свою высокую руку и защитил ее от поляков. Но бояре отвечали Исаакию: "Из твоих речей видно, что мысль эта в вас самих еще не утвердилась и не окрепла между вами и что казаков не будет столько, чтобы они одни могли стоять против поляков, да к тому ж весною казацкое войско собирается идти морем на турок, так теперь царскому величеству этого дела начать нельзя. Но если и вперед вам будет утеснение в вере от поляков, а у вас против них будет соединение и укрепление, тогда вы дайте знать царскому величеству и святейшему патриарху, и они будут о том мыслить, как бы православную веру и церкви Божии и вас всех от еретиков в избавленье видеть". Исаакий сказал: "У нас та мысль крепка; мы все царской милости рады и под государевою рукою быть хотим; об этом советоваться между собою будем, но теперь боимся, если поляки на нас наступят скоро, то нам, кроме государской милости, деться негде. Если митрополит, епископы и войско запорожское прибегнут к царской милости и поедут на государево имя, то государь их пожаловал бы отринуть не велел, а им кроме государя деться негде". Таким образом предложение, привезенное Исаакием, в Москве найдено только преждевременным, но не было отвергнуто. Исаакию дано даже обещание помощи, и он (23 февраля) отпущен был с честию. Государь пожаловал ему еще три сорока соболей ценою на сто рублей и поручил доставить митрополиту Иову пять сороков соболей на триста рублей, а патриарх послал чрез Исаакия на благословение Иову образ Пресвятой Богородицы в сребропозлащенном окладе с каменьями.
      После этого сношения западнорусского духовенства с Москвою не только не прекращались, но еще усиливались. В начале 1625 г. (30 генваря) присылал сюда за милостынею Перемышльский епископ Исаия Копинский старцев из своих монастырей, Ладинского, Прилуцкого и Лубенского, и письмами своими благодарил царя и патриарха за пожалованные ему прежде три сорока соболей. В октябре того же года прибыл в Москву Владимирский епископ Иосиф Курцевич, оставшийся здесь навсегда, и к нему вскоре прибыли в качестве его послушников несколько иноков из разных западных монастырей. К концу того же октября присылал к царю Михаилу Федоровичу из города Галича строителя Спиридона Львовский епископ Иеремия Тиссаровский с жалобою на притеснения от поляков и с просьбою о милостыне. Примеру своих владык подражали и западнорусские монастыри. Из некоторых монастырей приходили в Москву иноки, с тем чтобы навсегда остаться в каком-либо великороссийском монастыре, и с дозволения государя оставались. Такие пришельцы были: в ноябре 1624 г. иеромонах и три монаха из прилуцкого Густынского монастыря; в ноябре следующего года - старец из Киево-Печерского монастыря; в июле 1626 г. шесть старцев из Лубенского Мгарского монастыря. Большею частию западные монастыри присылали в Москву за милостынею. С этою целию приходили старцы: в генваре 1626 г. - из Спасского Бежецкого монастыря; в мае того же года из Почаевского монастыря; в генваре 1627 г. - из Чигиринского монастыря, а в феврале - из монастырей Трехтемиров-ского и Каневского; в марте 1628 г. из монастырей виленского Свято-Духовского и галичского Скитского. Таким образом мало-помалу устроялось и утверждалось сближение православных Западнорусского края с православными Московского государства.
      Не напрасно епископ Исаакий Борискович выражал в Москве опасение, как бы поляки не наступили скоро на Украйну. В сентябре того же 1625 г. польский гетман Станислав Конецпольский действительно вступил в нее с 30000 своего войска и с 3000 немцев, и между русскими пронеслась весть, что гетман пришел уменьшить запорожское войско и ввести в Киеве и других городах латинскую веру вместо православной. Разорив несколько казацких поселений, Конецпольский 26 октября нанес казакам сильное поражение, так что они увидели себя в необходимости, избрав себе нового гетмана Михаила Дорошенку, вступить с поляками в переговоры. Составилась комиссия, которая в числе других обвинений против казаков выставляла и то, что они принимают к себе из Турции духовных и разных обманщиков, каков был патриарх Феофан, и вопреки королевской власти посадили себе новых владык и митрополита при жизни старых; еще и то, что они недавно в Киеве схватили войта, человека доброго, и мещан, заключили их в тюрьму, умертвили попа (униатского), отняли землю у монастыря (униатского). Казаки на это отвечали: "О патриархе и духовных наших король давно знает; мы и духовные наши пред ним оправдались... Что же касается войта киевского, и попа, и других, то, видя, какие притеснения терпят церкви наши старой греческой религии в княжестве Литовском, на Белой Руси, на Волыни и Подоле, как не позволяют духовным нашим отправлять в них богослужение, выгоняют их из приходов, отдают во власть униатов, остерегаясь, чтобы и нам того же не было, видя, что по поводу этого попа войт в Киеве не только церкви печатает, доходы отнимает, но и митрополита и нас ругает, видя все это, могли ли мы терпеть? Отдаем на рассуждение ваших милостей. А земля, взятая у монастыря киевского, принадлежала церкви св. Василия, а не ему". Переговоры кончились тем, что число реестровых казаков было крайне уменьшено и ограничено только 6000, и казаки обязались не сами избирать себе старшего, или гетмана, а повиноваться тому старшине, которого будет назначать им из их же среды король или по воле короля гетман коронный, хотя все это выполнялось недолго (Соловьев. 10. 96 - 101). Надежда православных на защиту от казачества должна была сильно поколебаться.
      Оставалось у них одно, последнее, средство искать себе законной защиты, в которой, впрочем, они давно уже изверились, именно - искать ее на вальных сеймах. В феврале 1626 г. казаки отправили на сейм в Варшаву четырех своих послов просить, чтобы король, вспомнив их прежние заслуги, успокоил их старожитную греческую веру, но на сейме не было дано на эту просьбу никакого ответа. Сейм 1627 г. оказался более внимательным к православным и по крайней мере повторил старое, избитое решение: "Так как на теперешнем сейме по краткости времени вера греческая не могла быть успокоена, то отлагаем это до другого сейма, а между тем утверждаем, чтобы обе стороны (т. е. православные и униаты) были сохраняемы в покое". На сеймах трех следующих годов касательно веры православной не было ничего постановлено, хотя православные, как и прежде, посылали туда своих послов с своим обычным ходатайством. Наконец, на сейме 1631 г., бывшем к концу генваря, еще раз, и уже в последний при жизни короля Сигизмунда III, было повторено: "Хотя мы всегда того желаем, чтобы люди, разрозненные между собою в греческой вере, когда-нибудь могли быть примирены, но как на нынешнем сейме ради важных Речи Посполитой дел достигнуть этого было невозможно, то мы отлагаем то до будущего сейма. А теперь, возобновляя прежние о сем конституции, утверждаем настоящею конституциею покой для обеих сторон, как духовным, так и светским людям всякого звания и состояния, как в Короне, так и в вел. княжестве Литовском". Все такие решения сеймов и короля были одною пустою проволочкою дела и обманом, ничего не решали и никого не успокаивали, ни православных, ни униатов. Вследствие чего столкновения между теми и другими не прекращались. В Киеве церковь святого Василия и ее земли, отнятые казаками у униатов, были возвращены им в феврале 1626 г. по решению королевской комиссии, но чрез полгода сын униатского священника этой церкви, убитого казаками, по имени Моисей, будучи сам священником православным, сделал на нее с несколькими другими лицами нападение, завладел ею и ее имениями и отправлял в ней православное богослужение до 1628 г., когда по жалобе митрополита Рутского был позван в трибунальный суд. В Могилеве, неизвестно в каком году, но уже при архиепископе Антонии Селяве, наместник его, игумен Спасского монастыря Гервасий Гостиловский со всею братиею несколько раз приносил жалобу старосте могилевскому канцлеру Льву Сапеге на бурмистров, райцев, лавников и на всех мещан, что они сопротивляются воле короля, не хотят слушать своего отца Антония Селяву, архиепископа, назначенного и присланного королем, а признают своим архипастырем Мелетия Смотрицкого, незаконно поставленного лжепатриархом Феофаном без королевского позволения. И Сапега в бытность свою в Могилеве, как сам говорит, властию могилевского старосты напоминал властям и жителям города, что, поступая так, они противятся воле и распоряжениям короля. В Пинске граждане также не хотели повиноваться униатскому епископу Григорию и в начале 1627 г. распечатали церковь святого Феодора, запечатанную печатью Рутского, разбили на ней замок и толпами собирались в нее на богослужение, которое совершал православный священник Каминский. Король по жалобе Григория издал (5 марта 1627 г.) приказ бурмистрам, райцам, лавникам и всем мещанам пинским, чтобы они не возмущались против своего епископа, не отнимали церквей из-под его власти, не держали и не скрывали у себя попов, ему непокорных, и не дозволяли этим попам в отнятых церквах совершать богослужение. Дело тянулось до августа 1631 г., когда церковь святого Феодора в Пинске была наконец отобрана у граждан и передана униатскому епископу. В Пиноком повете владелец села Пинковичей и подстароста пинский Николай Ельский держал у себя православного священника Аввакума Петровича, проклятого униатскими архиереями и осужденного на баницию, который и отправлял в том селе церковные службы. По жалобе Пинского униатского епископа владелец этот потребован был королевскою грамотою от 20 марта 1627 г. в задворный суд. В Вильне монахи Свято-Троицкого монастыря по приказанию и при участии своего старшего ксендза
      Игнатия Дидриховича вместе со всеми другими лицами, духовными и светскими, жившими в монастыре, пригласив еще себе на помощь множество сторонних людей, сделали в 1629 г., вечером, на праздник Богоявления открытое нападение на Свято-Духовский монастырь, стреляли и бросали камни в ворота, стены, окна и на двор монастыря, поранили камнем в голову слуцкого протопопа Андрея Мужиловского, находившегося здесь для богомолья, и причинили монастырю много вреда, но, не успев ворваться в самый монастырь и произвесть в нем разорение и опустошение, кричали с угрозами, что будут всегда и везде нападать на всяких людей, духовных и светских, старожитной греческой веры, бесчестить их, бить и убивать. На это тогда же принесли жалобу старший, или настоятель, Духова монастыря Иосиф Бобрикович и старосты братства Ян Огинский, державца кормяловский, и Лаврентий Древинский, чашник земли Волынской, как сами от себя, так и от имени всех князей шляхты, рыцарства и людей посполитых старожитной веры греческой.
      Ввиду подобных столкновений, продолжавшихся уже много лет, и тяжело отзывавшихся не на одних православных, но часто и на униатах, и всегда нарушавших общественное спокойствие, и испробовав все средства принуждения и насилия для подавления православия и распространения унии, вожди и покровители последней не могли не сознавать, что одними этими средствами им не достигнуть своей цели и что нужно подумать о других мерах, чуждых насилия, нужно попытаться, как бы войти с православными в какое-либо мирное соглашение. И действительно, еще сейм 1623 г. предлагал униатам и православным составить общий Собор и на нем спокойно обсудить их взаимные несогласия и поискать способа к примирению. Но православные не согласились и сказали, что Соборы нужны тем, кто сомневается в вере, а они в своей вере не сомневаются, и что если быть Собору, то на нем должен председательствовать Константинопольский патриарх, а не кто-либо от лица папы. На том же сейме некоторые из главнейших сенаторов указывали королю еще другое средство для привлечения православных и потом с согласия короля советовали униатским владыкам послать в Царьград умного и ловкого человека. Пусть он поживет там довольно долго, выведает расположение патриарха и вступит с ним в переговоры, чтобы сам патриарх убедил русских в Литве и Польше примириться с униатами на основании Флорентийской унии, принятой некогда греками. И так как патриарх получает из Литовской Руси некоторые выгоды, пусть посланный предложит ему разом большую сумму денег и обещает на будущее время щедрую милостыню всем грекам, которые будут приходить за нею в литовско-польские владения. Наконец, пусть объяснит патриарху, что если он добровольно не поступится своею властию над православными в этих владениях, то лишится ее невольно, потому что в таком случае все униаты, держащиеся доселе восточного обряда, оставят его, перейдут в латинство и насильно увлекут за собою православных. Митрополит Рутский с своими архиереями охотно принял этот совет, известил о нем римскую Конгрегацию распространения веры и просил от нее решения, выражая с своей стороны готовность послать в Царьград надежного человека. Не знаем, что отвечала Рутскому Конгрегация и был ли кто-либо посылаем в Царьград для переговоров с патриархом, во всяком случае проект этот не имел успеха. В начале 1624 г. явился уже новый проект. Рутский созвал к себе в Новогрудок своих епископов и вместе с ними составил (20 генваря) инструкцию своим послам, которых намеревался отправить в Киев к православным владыкам. Рутский наказывал послам: "Объявите им от лица нашего, что мы имеем горячее желание примириться с ними как с нашими братьями и сынами одного и того же русского народа. Спросите их, искренно ли они желают соединения с нами, как высказывали многим, во многих местах, даже в печати. Если действительно желают, то не могут ли съехаться с нами в определенное время и в определенном месте. Если могут, то пусть или сами назначат это место и время и известят нас, или согласятся приехать в то место и в тот день, какие мы назначим. Для предполагаемого съезда достаточно будет с нашей и с их стороны по три лица: по два духовных и по одному светскому. Способ для нашего взаимного примирения, указываемый многими знатными людьми с нашей и с их стороны, состоит в том, чтобы учредить в наших краях по примеру московских постоянного и самостоятельного патриарха, который бы не испрашивал себе благословения ни от кого. Мы признаем этот способ добрым и со всем усердием готовы стараться о нем, только б и они с своей стороны изъявили сердечное желание и согласие действовать вместе с нами. Да скажите им, что все это мы делаем не из какого-либо страха от теперешних событий и не из боязни за Речь Посполитую, но по нашей пастырской заботливости о духовных овцах". А между тем этот-то страх, по всей вероятности, и был главною причиною поступка, на который теперь решались униатские архиереи. Насильственная смерть Кунцевича, недавно совершившаяся, без сомнения, поразила их более всех, и они могли ожидать себе подобной участи от народной ярости в случае восстания казаков, которые собирались заступиться за жителей Витебска. Суд над убийцами Кунцевича еще не был окончен, хотя уже происходил. И вот, чтобы предотвратить от себя опасность, униатские владыки и задумали, собравшись у своего митрополита, послать в Киев к православным владыкам предложение о примирении. Но лишь только суд, происходивший в Витебске, кончился и сделалось известным, какая грозная кара постигла виновных и что казаки не явились на защиту их, Рутский с своими товарищами приободрился и спустя неделю писал уже (27 генваря), как мы видели, кардиналу Бандину о тех самых схизматических архиереях, с которыми теперь думал по-братски примириться, что они-то и виновники всех народных возмущений и самой смерти Кунцевича, а потому и должны быть низложены. Отсюда можно заключить, что хотя и сохранилась подлинная инструкция, писанная и подписанная униатскими владыками, тем лицам, которых они намеревались послать в Киев для переговоров о вере, но этих лиц они не посылали, и проект об учреждении в Западной России патриаршества для объединения православных и униатов остался только проектом.
      Но не одни униаты желали и пытались достигнуть того, чтобы между ними и православными состоялось какое-либо соглашение и водворился мир. Того же желали и многие православные, истомленные продолжительною борьбою с сильными противниками, которых поддерживал сам король, и уже перетерпевшие от них столько преследований, лишений и всякого рода бедствий. И исполнителем этого желания со стороны православных вызвался быть не кто другой, как знаменитейший между ними иерарх, Полоцкий архиепископ Мелетий Смотрицкий, к сожалению увлекшийся гораздо далее, чем следовало бы. При своих блестящих способностях и обширном образовании, он не имел твердых религиозных убеждений, что едва ли не более всего зависело от его воспитания. Собственно религиозное воспитание его совершалось под тремя влияниями: под влиянием православия в детстве, под влиянием строгого латинства в юности и под влиянием протестантских идей, когда он уже переступал пределы юности. Самое сильное влияние было второе, потому что оно происходило в тот период жизни Мелетия, когда в нем пробуждались и укреплялись мыслительные силы; продолжалось во время его пребывания в Виленской иезуитской академии и совершалось такими мастерами своего дела, каковы были иезуиты. Оттого и неудивительно, если Мелетий не был тверд в своей вере и постоянно колебался то на одну, то на другую сторону, смотря по обстоятельствам, пока, наконец, совсем не отдался латинству. Сначала, когда он возвратился из заграничных протестантских университетов на родину и увидел, что терпят здесь его единоверцы от латинян и униатов, в нем громко заговорили впечатления детства, и он написал в защиту православных лучшее из своих сочинений - "Плач", в котором поражал папство с такою беспощадностию, какую только мог приобресть среди ученых протестантов. Потом, лишь только прочитал две латинские книги, написанные против этого сочинения, он уже поколебался и, поселившись в виленском Свято-Духовом монастыре, вошел в сношения с униатами и иезуитами, высказывал им полную склонность к унии и даже написал два сочинения в латинском духе, оставшиеся, впрочем, неизданными. Когда иноки Свято-Духова монастыря, видя такое непостоянство Мелетия, прямо объявили ему, чтобы он или оставил их, или, если действительно желает быть православным иноком, принимал монашество, и Мелетий избрал последнее, он снова сделался защитником православия и весьма резко нападал на униатов, особенно в тех сочинениях, которые издавались в 1621 г. от имени Свято-Духовского братства. Но замечательно, в одном из них, именно в "Оправдании невинности", он уже сочувственно отзывался о Флорентийской унии. В том же году Мелетий решился на весьма важное дело. Все неправославные христиане, жившие в Литве и Польше, имели свои Катехизисы; одни православные не имели своего, т. е. не имели такого руководства, данного Церковию, которым бы могли поверять свои мнения о догматах веры и которого могли бы держаться в своих спорах с иноверцами. Оттого в суждениях о некоторых предметах веры православные писатели нередко разногласили между собою и впадали в ошибки, не имея возможности сослаться на ясное и положительное учение своей Церкви. Мелетий захотел пособить этому горю своих единоверцев, взялся написать для них Катехизис, который и кончил в 1623 г. Но как и Мелетий не имел пред собою подробного православного руководства для поверки своих мыслей и о некоторых предметах должен был говорить только по своему крайнему разумению и убеждениям, то и написал Катехизис почти совершенно латинский, или униатский. Этот-то Катехизис, если бы он был издан и распространен в народе под именем православного, и предназначался быть надежным средством для примирения православных с униатами. Но Мелетий знал, что Катехизис его не может быть издан, пока не будет одобрен высшею церковною властию. И потому, отъезжая на Восток, объявил митрополиту Иову и другим, что отправляется туда с целию проверить и исправить там свой Катехизис по греческим сочинениям и представить его на рассмотрение Вселенского патриарха Кирилла Лукариса. А на одобрение этого патриарха Мелетий очень рассчитывал, потому что имел у себя письмо Лукариса, которое он, будучи еще патриаршим экзархом, якобы оставил (24 генваря 1601 г.) во Львове на имя арцибискупа Львовского Димитрия Суликовского и в котором, порицая протестантов как еретиков, хвалил латинян и говорил, что Восточная Церковь и Римская почти во всем согласны между собою. Митрополит Иов, не зная ни Катехизиса, ни тайных намерений Смотрицкого, с полным сочувствием отпустил его в Греческую землю и возложил на него некоторые поручения от себя для представления патриарху.
      В Константинополе ожидало Смотрицкого совершенное разочарование. Он представился патриарху Кириллу Лукарису и засвидетельствовал пред ним от себя и от лица всей Западнорусской Церкви должную покорность и уважение.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52