В вихре времен

Дмитрий наморщил лоб, видимо пытаясь перевести мою тираду. Наконец ему это удалось, и он, улыбнувшись, задал вопрос:

– Что привело сыновей английского барона в наши края?

– Мы младшие сыновья барона, наследства нам ждать не приходится, с юности мы зарабатываем на жизнь своим воинским умением. На нашей родине сейчас мир, пришлось ехать на континент, там всегда хватает войн. Последнее место нашей службы – войско Морица Оранского. Я и Гарольд командовали конными ротами, а Майкл восьмиорудийной батареей. Участвовали в битве с испанцами при Ньюпорте. После окончания боевых действий хотели поступить на службу к королю польскому Сигизмунду, но в Риге узнали, что самые опытные и умелые храбрецы отправились помочь русскому царевичу свергнуть узурпатора. Мы решили, что в этом деле пригодятся и наши клинки!

Дмитрий хмыкнул и пересказал присутствующим мой рассказ. Его соратники, узнавшие, что их назвали «опытными и умелыми храбрецами», заулыбались и стали посматривать на нас уже не столь настороженно. Чтобы усилить позитивное впечатление, я добавил по-русски:

– И мы рады видеть этих храбрецов.

Что тут началось! Молодые командиры, поляки и казаки повскакивали с мест, стали наперебой хлопать нас по плечам, предлагать выпить, орать, что мы тоже парни не промах, раз решили к ним присоединиться. Ледок недоверия был окончательно растоплен!

Прерванный нашим появлением обед возобновился. Ели горячие копченые колбасы, свиные окорока, каких-то жареных птичек, печеных гусей и вареных кур. Гарниром были каши, гречневая и пшенная, тушеная и квашеная капуста, пареная репа. Пили довольно мерзкое винцо, но зато литровыми ковшами!

Дмитрий вполголоса расспрашивал нас об организации армии у Морица Оранского, о боях с испанцами, о вооружении и снаряжении противоборствующих сторон, о нюансах новой линейной тактики. Он все больше и больше начинал мне нравиться, умный и эрудированный во многих сферах молодой че­ловек. Этот разговор развеял последние сомнения по поводу целесообразности проводимой акции.

На следующий день с утра нас попросили продемонстрировать привезенные штуцера и пистолеты. Такого оружия здесь, естественно, и не видели, но мы спокойно выдали его за последнее изобретение голландских оружейников. Кремневки, понятно, не «СВД», но по сравнению с фитильными ружьями они были, как пулемет Калашникова в сравнении с митральезой франко-прусской войны. Хотя умелый стрелок и из пищали мог показать неплохой результат. Казаки и польские шляхтичи, все сплошь профессиональные вояки, не смогли удержаться и стали показывать друг другу свое искусство стрельбы. Мы с друзьями тоже не остались в стороне и смогли продемонстрировать меткость. Гвалт стоял неимоверный. Все наперебой восхищались новым оружием. Ну, еще бы, штуцер прицельно бил на тысячу шагов, а пистолет на пятьдесят. На перезарядку уходило всего тридцать секунд.

После того как мы сообщили о том, что в нашем распоряжении еще около двухсот таких ружей, наш авторитет взлетел до небес. А демонстрация ручных гранат, наверное, вознесла его еще выше! Ближе к полудню, когда стал стихать стихийный митинг, Дмитрий пригласил нас к себе для серьезного разговора. В горнице вместе с ним находились только Юрий Мнишек да два казацких и один польский полковник. Мы тут же вручили царевичу комплект доспехов, а его сподвижникам – сабли «дамасской» стали.

– Сегодня я убедился, господа, что вы отличные бойцы и весьма предусмотрительные люди. Огромное вам спасибо за оружие! Получите за него полновесным золотом! Но вы же еще и опытные командиры, – начал Дмитрий, – сейчас в моем распоряжении совсем мало войск и все командные должности заняты. Но ко мне постоянно стекаются добровольцы из местных жителей и людей, бежавших от Годунова. Возьмите на себя формирование и обучение из них пехотного полка, по типу тех, что существуют в нидерландской и немецкой армиях. Сумеете справиться, я отблагодарю вас по-царски! Беретесь за дело?

– Думаю, да, – ответил я. – Когда приступать?

– Прямо сегодня, – сказал Дмитрий, – после обеда мы соберем всех желающих вступить в полк на площади. Вы перепишете людей, разделите их на роты. Огневого оружия сейчас нет, ваши мушкеты я раздал по сотням и хоругвям, но можете наделать пик, наконечников кузнецы сковали много. Как только откроется возможность, дам вам огнебой!

– Мы их можем вооружить ружьями за свой счет, – внезапно произнес по-русски Горыныч, который по легенде языком не владел. – Есть у нас и пара пушечек, мы их по дороге сюда в лесу сховали. Все сделаем в лучшем виде, государь, не сомневайся!

Дмитрий и его командиры посмотрели на Гарика с некоторым обалдением. Мало того, что заговорил, так еще и про пушки наплел. Но протеста это не вызвало. Раз обещает человек, значит, имеет на то основания!

Мы обсудили с царевичем и полковниками еще некоторые детали, касаемые нового полка. В частности, добились права самим решать все кадровые вопросы в командном составе. Обсудили вопросы пищевого и вещевого довольствия. С прокормом проблем не возникло, а вот обмундированием своих людей нам было предложено заняться самим. Денежный оклад солдатам был положен три рубля в год, взводным – пять, ротным – десять, а нам – по сто рублей. После победы нам обещали обширные земельные угодья и премию в три тысячи золотых. Пообедав с Дмитрием и его соратниками, мы вышли на площадь набирать людей.

– Чего ты нес?! – шепотом возмущался я. – Какие, на хрен, пушечки? Ты чего, войну решил развязать? Здесь больше военных действий не будет! Скоро Годунов умрет, и бояре начнут переходить на сторону Дмитрия! Нам бойцы понадобятся только для уличных боев! Зачем нам пушки?

– Не ори на меня, баронская морда, – тоже шепотом отвечал Горыныч. – Мало того, что роль у меня без текста, так еще и повоевать нормально не дают! Если мы припрем сюда пару шуваловских «единорогов», то в уличных боях обойдемся без пулеметов! Занять перекрестки, и стреляй вдоль проспектов картечью! Это же основы тактики, блин!

– Хватит собачиться, британцы хреновы! – вмешался в нашу ссору Мишка. – Гарик прав, пушки понадобятся, но как мы замотивируем их появление? Они здесь по дорогам не валяются! А в то, что мы привезли их из Голландии, нормальные люди не поверят!

– Ну, так поверили же, что мы привезли оттуда две сотни ружей! – сказал я, немного успокоившись. – Здесь верят в то, что видят!

– Ладно, припрем пушки, а уж потом будем думать, какую лапшу всем на уши вешать, – предложил Горыныч.

На площади нас ждали добровольцы. Около четырехсот здоровых мужиков, в основном, беглые холопы. Многие кое-как вооружены. Почти все сбиты в небольшие группы, с выборным атаманом. Этим бандитам предстояло превратиться в отделения и взводы. Наиболее подготовленные по виду выбирались взводными командирами. Вскоре бесформенная толпа была разделена на три ротные колонны и особый взвод. В последний попали те, кто имел хоть какой-нибудь военный опыт. Таких набралось два десятка. Закончив организационное деление, мы стали выстраивать солдат, чтобы произвести перепись и подсчет. С этим мы проваландались до самого вечера. Общая численность полка составила 438 человек, так что правильней было бы назвать его батальоном. Но мы предполагали непрерывное пополнение новыми добровольцами. Назначив общий сбор на следующее утро, мы распустили новобранцев по домам. Своих казарм у свежесформированного подразделения пока не было.

На следующий день мы собрали свой полк за городом, в поле. Затем я с коня толкнул перед солдатами небольшую речь, повествующую о моем с братьями славном боевом пути, и кратко обрисовал перспективы дальнейшего сотрудничества. Бойцы уже были наслышаны, а многие вчера даже явились свидетелями наших боевых талантов, так что описание подвигов, совершенных на берегах северных морей, было выслушано весьма внимательно. А после заявления о тотальном вооружении огнестрельным оружием послышались восторженные крики. Мишка отобрал полдесятка мужиков и, прихватив из городка два десятка саней, отправился к месту высадки за оружием.

Сменивший меня перед полком Гарик, выполняя директиву генералиссимуса Суворова «всяк солдат должен знать свой маневр», объяснил бойцам, что новейшей тактикой сейчас является линейная. А для ее применения необходимо научиться грамотным перестроениям и меткой стрельбе. Это было воспринято нашими подчиненными с пониманием.

Не откладывая, мы с Гариком тут же начали строить солдат в колонны. Первейшим делом нужно было научить их запомнить свое место в строю. Мы не делали упора на хождении в ногу и строгом выдерживании рядов. Этому можно обучить потом, когда будут освоены основные приемы взаимодействия в составе рот или взводов. После полудня пришлось выделить группу кашеваров и отправить их с запиской к Мнишеку, занимавшему в войске Дмитрия должность начальника тыла. Часа через два полк был накормлен горячим обедом. Разносолов, как на вчерашнем пиру у царевича, не было, поели простой гречневой каши с хлебом. Удивительно, но то, что мы с Горынычем ели вместе с солдатами из одного котла, сильно прибавило нам уважения.

После обеда учение пошло поживее, и к вечеру мы добились, что перестроение полка в роты и обратно уже не превращало подразделение в толпу. Из общей массы людей выделилось несколько толковых парней. Мы с Гариком решили присмотреться к ним повнимательнее. Требовались хорошие командиры рот, а в будущем – батальонов.

Наутро грянула оттепель, температура поднялась почти до нуля, и учение пошло гораздо быстрее, ведь теперь не нужно было каждый час отогреваться у ко­стров. Доставшиеся нам мужики вообще оказались очень понятливыми. А так как мы подробно объясняли перед каждым заданием, для чего нужно то или иное построение, то солдаты осмысленно старались сделать все правильно. В этот день мы добились быстрого развертывания из походной колонны в четырехшеренговые линии. Уже в сумерках стали отрабатывать смену шеренг, но тут уставшие за день бойцы начали путаться. Пришлось дать людям передышку. В этот момент послышался скрип полозьев и топот коней. Из леса показался санный обоз. Во главе ехал Мишка. Привезенное и тут же розданное оружие воодушевило солдат. Усталости как не бывало. Мы немедленно приступили к подготовке завтрашних стрельб. Собирали людей повзводно и дотошно вдалбливали им, как заряжать, целиться и стрелять из новых ружей. Потом весь полк занялся изготовлением мишеней. Расходились уже в полной темноте.

Вечером, за ужином Суворов рассказал нам, что после выгрузки оружия и боеприпасов свернул «окно» со стороны «базовой» реальности и вместе с Марией смотался под Киев, где в одной из воинских частей совершенно официально проходила распродажа армейского обмундирования советских времен. Там они подешевле купили полтысячи шинелей. А также приценились к кирзовым сапогам, летним хлопчато-бумажным комплектам, валенкам, ушанкам и тому подобным вещам. Шинели Мишка привез с собой, а за всем остальным нужно было снова гнать машину. На этот раз вызвался Гарик. А Бэтмен объявил, что с завтрашнего дня займется подготовкой отдельного взвода и превратит его в подразделение специального назначения.

Где-то недели через три Дмитрий решил устроить нашему полку большой смотр. Конечно, он и до этого частенько приезжал посмотреть на маневры, но в этот раз мы готовились показать государю все свое умение. За прошедшее время из массы неуклюжих мужиков выросла полноценная боевая единица, готовая к выполнению любых задач. Причем количество ново­бранцев увеличилось в полтора раза, роты пришлось развернуть в батальоны. Кроме оружия и боеприпасов мы за несколько ходок сумели натаскать в семнадцатый век огромное количество снаряжения и обмундирования. Так что теперь солдаты щеголяли в новеньких шинелях советского образца, шапках-ушанках и валенках. Перепоясаны наши бойцы были офицерскими ремнями (от солдатских пришлось отказаться из-за пряжек с пентаграммой), на которых висели кожаные подсумки и штыки в ножнах. А в небольшом обозе размещались комплекты летнего обмундирования, яловые сапоги, запас тушенки, крупы и муки, четыре полевые кухни.

Мы так и не стали обучать солдат хождению в ногу, но зато преподали им науку достаточно метко и быстро стрелять, выполнять перестроения, драться штыком и прикладом, а главное заставили почувствовать себя воинами, способными достойно встретить любого врага.

Маневры начали ранним утром, еще затемно. Дмитрий с сопровождающими разместился на невысоком холмике. Я был с ним, чтобы пояснять действия бойцов по ходу дела. Гарик командовал пехотой, а Мишка разведчиками и артиллерией. Перед холмом простиралось обширное поле. По правую руку от него, на опушке леса были расставлены полторы тысячи мишеней. Полк в походной колонне вышел слева, из небольшой рощицы. Перед ним скакали конные разведчики. Заметив на опушке «противника», кавалеристы тут же доложили об этом командиру. Раздались сигналы свистком, и полк за минуту развернулся в боевое построение, побатальонно в две линии, по четыре шеренги в каждой. Пушки разместились в центре и на флангах. Несмотря на глубокий снег, скорость движения была довольно высокой. Сблизившись с «противником» на триста метров, Мишка приказал артиллеристам открыть огонь. Орудия дали два залпа картечью с промежутком в минуту. Затем по мишеням отстрелялись четыре шеренги первой линии. В атаку же пошла вторая линия с неразряженными штуцерами. Приблизившись к врагу на сто метров, они дали четыре залпа, примкнули штыки и бегом преодолели оставшееся расстояние. Дмитрий внимательно смотрел на опушку леса в подзорную трубу. Но и невооруженным взглядом было заметно, что целых мишеней уже практически не осталось.

– Впечатляет! – Царевич повернулся ко мне: – Меткая стрельба! И такого успеха вам удалось достигнуть с крестьянами за неполный месяц!

– Во все времена основной массой любой армии были крестьяне. Мужикам надо только хорошенько объяснить, за что они воюют, и показать как, – ответил я. – Дальше они сделают все сами! Цели этой войны понятны всем, мужики в вашей стране толковые, вот и результат!

– Не скромничайте, барон! – сказал Дмитрий. – От командиров тоже многое зависит! Что вы нам еще сегодня покажете?

– Сейчас полк построится в так называемое «каре». При этом можно держать круговую оборону. Обоз и артиллерия в центре, – начал объяснять я. Полк быстро перестроился. – А сейчас, господа, надо проследовать в дальний конец поля, там подготовлена укрепленная позиция, и наш полк изобразит штурм.

Все вскочили на коней и последовали в указанном направлении. Полк перестроился в три штурмовые колонны, артиллерия выдвинулась вперед. Укрепление представляло собой земляной вал длиной сто метров с частоколом поверху и низкими деревянными башнями на краях. Перед валом находился трехметровый ров. Пушки дали залп, левая башня разлетелась вдребезги, затем второй залп – конец правой башне. Третий залп проделал в частоколе несколько проло­мов. Полк ринулся на штурм. Приблизившись на сто пятьдесят метров, задняя линия открыла беглый огонь. Под их прикрытием первая линия добежала до рва и забросала его связками хвороста. Прозвучал сигнальный свисток. Огонь стих. Солдаты пересекли ров и по приставным лестницам и через проломы ворвались внутрь укрепления. Весь штурм занял не больше пятнадцати минут.

– Великолепно, Винтер, вы с братьями отлично поработали! – Дмитрий не мог сдержать удивления. – Ваши люди воюют слаженно как один человек. Пожалуй, то, что вы решили присоединиться ко мне – немалая удача!

– Но, государь, только вы можете правильно воспользоваться плодами наших трудов, – сказал я. – Мы с братьями верим в правоту вашего дела и готовы и дальше удивлять вас! А теперь, по английскому обычаю, надо провести церемонию присвоения полку имени и вручения боевого знамени.

Этот «английский» обычай придумала Маша, она же разработала эскиз знамени. Гарик уже привез его из последней ходки на «базовую».

Полк уже построился по-парадному. Солдаты, вчерашние крестьяне, почувствовав себя другими людьми, решили щегольнуть выправкой, стояли навытяжку и старательно держали строй.

Царевич тоже проникся торжественностью момента. Приняв у подошедшего Гарика полковое знамя, Дмитрий развернул его и по шеренгам прокатился вздох восхищения. Да, Машенька не подкачала! Знамя действительно получилось великолепным! На черном поле сверкал золотой Андреевский крест. В центре креста помещался лик Спасителя. На верхнем поле было вышито красным шелком: «Первый ударный полк Русского ополчения». В нижнем поле золотом был выведен девиз: «С нами Бог, кто против нас!» Навершием флагштока служил серебряный двуглавый орел размером с кулак.

Весь полк в едином порыве рухнул на колени. Я с «братьями» тоже опустился на одно колено. Царевич подошел к нам со знаменем. Он, видимо, хотел сказать какие-нибудь соответствующие слова, но не смог из-за волнения. Краем глаза я увидел, что на лице Бучинского, Криницкого, атамана Заруйко и некоторых других польских и казацких командиров блеснули слезы. Только пан Мнишек остался невозмутим.

– Клянемся тебе, государь, перед Господом нашим, чей светлый лик изображен на этом знамени, что не посрамим сей стяг и всегда будем с честью нести его от победы к победе! – вдруг прорвало Горыныча. – Клянемся верой и правдой служить тебе и Земле Русской!

По рядам солдат нестройно, но многоголосо пронеслось: «Клянемся, клянемся!!!»

ГЛАВА 15

С момента нашей высадки в семнадцатом веке прошло уже два месяца. Все шло по плану. Из-за постоянного притока добровольцев пришлось формировать еще один полк, названный Вторым ударным. В прилегающих к Путивлю областях вовсю свирепствовали карательные отряды годуновцев. По доходившим до нас сведениям, села и городки, присягавшие Дмитрию, подвергались тотальному уничтожению. Людей без разбора убивали, строения сжигали. Уцелевшие целыми деревнями бежали под крыло царевича.

В этой обстановке мы с «братьями» внесли на военном совете предложение – посылать для отпора карателям наши войска. Полякам и казакам было по большому счету наплевать на русских крестьян, и стремления защитить их они не испытывали.

Из самых лучших бойцов был набран отдельный отряд. Для большей мобильности все люди были посажены на коней. На боевые операции бойцов водили попеременно Мишка и Гарик. За первые две недели им удалось разгромить несколько карательных групп противника, численностью до двух сотен человек, а на остальных навести такого страху, что мелкие отряды годуновцев уже не отваживались соваться на нашу территорию. Имея постоянное пополнение хорошо обученных бойцов, эскадрон вскоре разросся до полка. Его стали именовать Первым драгунским. Вскоре постоянное командование над ним принял Майкл Винтер, Гарольд Винтер взял под свою руку Второй ударный. В апреле драгуны вообще не слезали с коней, пехотные полки тоже стали попеременно уходить в глубокие рейды. При одном только виде черного знамени с Андреевским крестом правительственные войска предпочитали отступать.

В мае разведка донесла, что под городом Кромы, где засело несколько сотен верных Дмитрию людей, сосредотачивается большое правительственное войско. Мы с ребятами не особенно беспокоились по этому поводу, зная, что вскоре командующий этой армией боярин Басманов перейдет на сторону Дмитрия. Сам царевич приказал выдвигаться к Добрыничам. Какое-то время он простоял под этим селом, непрерывно высылая агитаторов в войска противника. Мы с Гариком и Мишкой ждали смерти Годунова. Но произошло странное событие – в назначенный день Годунов не умер. Мало того, он провел основательную чистку среди командного состава, казнив князей Голицыных, Салтыкова и братьев Ляпуновых и еще несколько десятков сомневающихся. Простым воинам было выплачено жалованье, и они даже думать перестали о переходе на сторону Дмитрия.

Действо начало принимать неожиданный оборот. Стало ясно, что без боя нам царевича на трон не посадить. Но даже с нашей помощью это было весьма затруднительно – несмотря на прибытие нескольких тысяч казаков, верные Годунову части почти вчетверо превосходили войско царевича численностью. Мало того – командующим был назначен князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, молодой и талантливый военачальник. Мы с ребятами прекрасно знали, каким опасным противником он может быть. Именно в такой обстановке противоборствующие стороны встретились на реке Кроме.

«Три дня мы были в перестрелке…» Перед генеральным сражением противники тщательно прощупывали друг друга. Оба полководца прекрасно понимали, что этим боем может быть решена судьба всей кампании. Наконец под прикрытием огня тяжелых орудий саперы Скопина-Шуйского стали наводить переправу. С нашего берега ответили три десятка пушек. Разбросанные вдоль берега стрелки поражали строителей моста прицельным огнем. К вечеру от переправы остались только рожки да ножки, почти все тяжелые орудия годуновцев были уничтожены. Потеряв три сотни человек, Скопин-Шуйский отвел свои войска от берега. Мы торжествовали, но радость была недолгой. Наутро на нашем правом фланге были обнаружены крупные соединения правительственных сил. Оказалось, что фронтальная переправа была отвлекающим маневром, а основная осуществлена пятью километрами ниже по течению. Умница Скопин-Шуйский переиграл нас.

Нам осталось только принимать бой в очень невыгодном для нас положении. Уже к полудню разбитый вчера мост был восстановлен и основная часть годуновцев переправилась на правый берег, охватывая полукольцом наш укрепленный лагерь. Началась артиллерийская дуэль. Здесь преимущества были на нашей стороне. Наши пушки значительно превосходили по тактико-техническим характеристикам здешние, да и подготовка расчетов была на высоте. Поняв, что пальбой он ничего не добьется, князь Михаил начал атаку.

Фронтальная часть нашего укрепления состояла из неглубокого рва, земляного вала и частокола, а боковые были просто прикрыты рогатками. Фронт удерживал я с Первым ударным полком, а левый и правый фасы соответственно Бэтмен со своими драгунами и Горыныч со Вторым ударным. Вот по флангам Скопин-Шуйский и нанес основной удар, а на центральном участке годуновцы просто имитировали наступление, видимо, имея целью связать боем наши войска. Но воеводу ждал большой сюрприз. Рассчитывая одним рывком преодолеть заграждения и завязать рукопашную, что при громадном численном преимуществе годуновцев стало бы для нас катастрофой, князь Михаил продумал все правильно. Не смог он учесть только одного фактора – наша армия были вооружена невиданным здесь оружием. Уже на расстоянии трехсот метров правительственные войска стали нести огромные потери от беглого ружейного и орудийного огня. Атака захлебнулась. Поняв это, Скопин-Шуйский попытался отвести свои полки. Прекрасно контролируя обстановку, Дмитрий скомандовал общее контрнаступление.

Я вывел свой полк за частокол. За минуту солдаты построились в две четырехшеренговые линии. Недаром мы муштровали их ползимы, а потом всю весну водили в рейды. Над рядами взметнулось черное знамя с косым крестом. Размеренным шагом мои бойцы двинулись на сближение с противником. Я с ротой конных разведчиков двигался на правом фланге. Изрядно прореженные полки годуновцев попятились, кто-то в панике бросился к переправе. Слышу в наушнике голос Гарика: «Мы пошли!»

Ну, понеслась! Даю сигнал свистком. Четыре залпа первой линии, перестроение. В рядах противника зияют бреши, возле переправы уже настоящее столпотворение. Сигнал, и вторая линия бегом бросается в атаку. До врага уже пятьдесят метров, четыре залпа и удар в штыки. Годуновцы не выдерживают и бросаются в бегство. Но бежать особо некуда – позади река. С переполненного моста десятки человек падают в воду. С берега тысячами бросаются вплавь. Но еще держится конный полк под личным командованием Скопина-Шуйского. Только один этот полк по численности больше моего раза в два. Но моих бойцов сегодня не удержать. Пехота с разбегу врезается в ряды конников. Подоспевшая первая линия открывает беглый огонь. На всадников жалко смотреть – они гибнут сотнями. Я отдаю приказ вестовому, и через три минуты из лагеря на рысях прибывает десятипушечная батарея. Но ее помощь уже не нужна – строй годуновцев прорван. Мои солдаты орудуют штыками на мосту. Направляю в прорыв резервный батальон. Армия князя Михаила разрезана пополам. Орудия разворачиваются жерлами на гигантскую массу прижатых к берегу людей. Пара залпов картечью, и по реке поплывут тысячи трупов. Но я пока не отдаю такой приказ. Это ведь тоже русские. Может быть, все-таки сдадутся. Интересно, а как дела на флангах?

– Переправа захвачена! Строй противника рассечен! – говорю я в микрофон. – Что там у вас?

– У меня полный порядок, – первым откликается Мишка. – Противник в панике бежит, я преследую!

– Не увлекайся особо, – советую я, – у них здесь народу как грязи, увязнешь!

– У меня небольшая проблема, – подал голос Гарик, – пошла рукопашная, а сломить врага никак не удается. Не хочу я зря бойцов губить. Серега, если есть возможность, помоги огоньком с фланга!

– Сейчас, Гарик, посылаю пять орудий и роту из резерва, – ответил я, отдав необходимые распоряжения.

А между тем на моем участке сопротивление полностью прекратилось. Годуновцы начали складывать оружие. Я послал взвод разведчиков поискать воеводу. Минут через пятнадцать Михаил Скопин-Шуйский был найден. Держался молодой военачальник молодцом, плечи расправлены, голова гордо поднята.

– Вы отлично сражались, но Бог сегодня на нашей стороне! – сказал я ему по-английски, принимая из его рук саблю.

– Вы, должно быть, и есть знаменитый барон Винтер? – тоже по-английски спросил воевода.

– Когда это я успел прославиться? – удивился я.

– Не скромничайте, барон, о ваших весенних походах уже слагают легенды. Вы умудрялись быть в двух местах одновременно!

– Это сильно преувеличено, как в любой легенде. На самом деле здесь со мной два брата.

– В таком случае я даже рад, что для меня эта война уже закончена. Сразу три отличных полководца против меня одного – это уже чересчур!

Когда с любезностями было покончено, я приказал отвести воеводу в свою палатку. Один из батальонов пришлось целиком привлечь для конвоирования многочисленных пленных. Отправленная на другой берег разведка донесла, что уцелевшие улепетывают со всех ног, даже не помышляя об отпоре. Получив это известие, я тут же приказал первому батальону переправляться. Два оставшихся были развернуты на фланги. Через час Мишка и Гарик сообщили, что противостоящие им войска частично уничтожены, частично рассеяны, но большая часть взята в плен. Теперь за фланги можно было не беспокоиться, и оба моих батальона тоже ушли на левый берег с приказом выдвинуться километров на пять в сторону Орла. Вскоре появились «братья» Винтеры. Они оставили по одному батальону для прикрытия флангов и привели к переправе свои основные силы.

Мимо нас с гиканьем и свистом проскакало несколько тысяч казаков и шляхтичей. Кажется, сегодня им так и не удалось помахать саблями. Кто по мосту, а кто вплавь переправившись на левобережье, они начали азартно грабить опустевший лагерь годуновцев.

В наших-то полках дисциплинка была на высоте. Перейдя реку, никто из солдат даже не посмотрел в сторону бесхозного имущества. Выслав разведку, выделив команды для сбора раненых, убитых и трофейного оружия, мы с друзьями расположились на маленьком холмике у дороги. Один за другим подъезжали вестовые с донесениями от наших комбатов. Для такого боя потери были невелики. Из пятнадцати тысяч первоначального состава трех полков мы потеряли 282 человека убитыми и 740 ранеными. В плен было взято больше десяти тысяч человек, и это количество непрерывно увеличивалось. О захваченных пушках, пищалях и саблях мы даже не стали слушать, для нас это был бесполезный хлам.

Решив отметить столь чудесную викторию, мы с друзьями достали бутылку армянского коньяку. Но не успели мы еще налить и по стаканчику, как нам сообщили о прибытии царевича. Подъехал Дмитрий, сверкая подаренными нами доспехами и белозубой улыбкой, в окружении ближайших сподвижников и сотни охраны. Будущий император раскраснелся от удовольствия и жаркого майского солнца. Радостно поздравив нас с победой, царевич мельком глянул в сторону разграбляемого лагеря и заметил, что нет у него воинов более умелых и надежных, чем мы. Я краем глаза заметил косой взгляд Мнишека, брошенный в нашу сторону. Кажется, мы нажили себе нешуточного врага. Ведь раньше наиболее надежной частью войска считалось несколько сотен польской и литовской шляхты, чьими представителями были Вишневецкие и Мнишек, а теперь у трона появилась новая сила, способная повлиять на решения молодого царевича.

Спонтанно начавшийся военный совет быстро принял решение организовать стратегическое преследование разбитого противника. Улучив минутку, я приватно посоветовал Дмитрию немедленно, пока люди не оправились от шока, вызванного поражением, начать обработку пленных с целью привлечь их на нашу сторону. Царевич согласился с моими доводами. Прекрасно зная его харизматическое обаяние, я не сомневался в успехе.

На следующий день большая часть пленных принесла присягу сыну Ивана Грозного, в их числе и Михаил Скопин-Шуйский. Все они были отданы под руководство Винтеров. Сам царевич со всей конницей, включая драгунов, ускоренным маршем двинулись на Москву, чтобы не дать возможности Годунову собрать новое войско. Пехота осталась на месте для переформирования. Нам с Горынычем пришлось хорошенько напрячь мозги, продумывая организационную схему новых подразделений. С одной стороны, нам не хотелось иметь малобоеспособное, аморфное войско. Но, с другой стороны, было бы ошибкой нарушить сложившийся состав наших полков, направляя опытных бойцов в новые части. Пришли к такому решению: каждая рота ударного полка выделяла один взвод, на базе которого разворачивалась рота ново­бранцев. А место опытного взвода занимал учебный. Таким образом численный состав ударных полков остался неизменным и боеспособность практически не нарушалась. Зато в новых частях четверть состава состояла из инструкторов.

Только в конце мая переформированные полки пехоты выступили в поход. Время, потраченное на подготовку, не прошло впустую. Теперь каждый солдат-новобранец знал свое место в строю. Кроме бывших пленных к нам прибыло несколько тысяч беглых крестьян и посадских. Теперь общая численность пехотных полков составляла больше двадцати пяти ты­сяч. С такой силой вполне можно было установить любой порядок на территории России.