Когда ожидание становилось невмоготу, он занимал себя тем, что пытался представить себе образы Ильхам или жены Халиля Абу Наджа. Стихия воздуха нужна, но и стихия огня тоже необходима. И пусть он смолкнет навсегда, и язык его не вымолвит ответа, который выведет его из затруднительной ситуации. Если отец не откликнется на его призыв, не лучше ли будет, чтобы произошел ядерный взрыв, который все уничтожит – страх, голод, грязное прошлое?
Однажды, взглянув в сторону телефона, он увидел жену дядюшки Халиля. Она сидела на том же месте, где он увидел ее в первый раз. Вернулась, значит! Сердце застучало, поднялась волна нетерпеливой страсти. Какая соблазнительная фигура, какой заговорщически-призывный взгляд.
Он мгновенно забыл про телефон, про Рахими и про Ильхам. Поднялся в свою комнату на третьем этаже и остановился возле двери в ожидании. Заслышав стук ее каблучков, вышел в коридор. Они встретились на полпути. Он изобразил удивление от якобы случайной встречи и сказал:
– Как поживаете? Надеюсь, хорошо? Она ответила улыбкой. А он продолжал:
– А я, знаете, по вас соскучился.
Снизошла до кивка головой, тряхнув гривой черных волос, и направилась дальше, к лестнице на четвертый этаж. Он набрался смелости и тихо сказал:
– Александрия.
Она замедлила шаг и переспросила:
– Александрия?
– Переулок Кирши. Нахмурилась.
– Ничего не понимаю.
– Если вы забыли, то я забыть не смог,– настойчиво продолжал он.
– Вы что, сумасшедший? – Она сказала это с такой твердостью, что его уверенность поколебалась. Все-таки спросил:
– А разве не так?
Она пошла дальше, бросив на ходу:
– Глупая банальная игра.
Пока она не скрылась из виду, он крикнул ей вдогонку:
– В любом случае примите мое восхищение вами.
Потом оперся на балюстраду, переводя дух и успокаиваясь. Это было мгновение безумия, когда захотелось, чтобы все исчезли из гостиницы, оставив их наедине. Так же точно бушевала его страсть в ночь погони, которая началась на рыбацком берегу в Анфуши.
Когда он увидел Али Сурейкуса, спускавшегося по лестнице сверху и напевавшего мелодию Верхнего Египта, Сабир подозвал его жестом и сказал, придумывая на ходу:
– Я слышал, тебя вроде бы кто-то звал. Кажется, женский голос.
– Женский?
– Да. Видимо, супруга дядюшки Халиля.
– Не может быть. Это, наверно, из шестнадцатого номера. Я иду как раз из квартиры хозяина и встретил там его жену.
– Может быть. Проверь сам. А разве госпожа живет в квартире?
– Разумеется. Они живут в мансарде.
– А где же она пропадала эти дни?
– У своей матери. Она каждый месяц проводит там несколько дней.
Потом с презрением и злостью он смотрел в спину дядюшки Халиля, спускавшегося с лестницы. Сама мысль о возвращении в салон была невыносима. Сабир вышел из гостиницы. Лучи солнца с ясного неба ласкали его лицо, и он отправился бродить без всякой цели, сожалея о том, что не может полностью отдаться созерцанию Каира. Вспомнил, что завтра в последний раз выйдет объявление, и пошел в сторону редакции газеты «Сфинкс». А по сути дела назначил себе свидание с Ильхам.
Ихсан Тантави был занят с посетителем. Сабир поздоровался с Ильхам и уселся между их столами. Она прекратила печатать на машинке и спросила:
– Новостей нет?
Он ответил, окончательно освобождаясь от терзавшего его наваждения:
– Звонки и встречи, но все не то.
– Терпение – великая вещь.
Он наблюдал за тем, как бегают ее пальцы по клавишам пишущей машинки, испытывая чувство облегчения человека, сбросившего тяжкое бремя неопределенности.
Несмотря на радость свидания, на него неожиданно нахлынула безотчетная грусть. Похоже было, что Ихсан Тантави завершает составление какого-то некролога. И Сабиру вспомнилась последняя ночь матери. Таким вдруг явным предстало собственное бедственное положение. Все зиждилось на каком-то мираже. В этот момент Ильхам бросила на него быстрый взгляд, и этого оказалось достаточно, чтобы он снова забыл обо всех тревогах.
Ихсан Тантави закончил свою работу и поприветствовал Сабира, добавив не без некоторого злорадства:
– Повторить? Сабир усмехнулся и, понурив голову, сказал:
– Откликнулись многие. А вот того, к кому мы взываем, будто не существует. Как это объяснить?
– Такого сорта объявления требуют терпения.
– Но ведь предполагается, что человек этот широко известен.
– Однако вы же ничего не знаете, кроме его имени, а остальное понаслышке. В таких случаях трудно высказать определенное мнение. Вот я, например, прожил в Каире в разных слоях общества около тридцати лет, но ничего о нем не слышал.
– Но я абсолютно доверяю человеку, который послал меня на его поиски.
– Значит, тут какая-то тайна, которую только время раскроет.
Сабир немного подумал и сказал:
– У меня есть его старый снимок.
– Приложим его, если хотите, к объявлению. Это, возможно, удвоит ваши шансы на успех.
Сабир показал фотографию.
– М-да… Это личность,– заключил Ихсан.
Сабир ждал с опасением, что он увидит его внешнее сходство с изображением на снимке. Но тот ничего не заметил и заговорил о новом объявлении и его стоимости. Сабир вынужден был согласиться.
Он покинул редакцию, думая о деньгах, которых день ото дня становилось все меньше. Когда они иссякнут, появится еще один нищий. В «Витр Куан» он сел за столик Ильхам, надеясь ее увидеть.
Заметив его, она пришла в замешательство, но все же заняла свое место. Сабир тотчас же заказал сандвичи и сок, словно это было привычным ритуалом.
– А я видела снимок,– неожиданно сказала Ильхам.
– Правда?
– Вы очень похожи на него.
– Вы имеете в виду мужчину на фотографии?
Она кивнула головой, глядя на него с сомнением. И ему пришлось пойти на новую ложь:
– Он мой брат.
– Брат! Все понятно. Но почему вы сразу этого не сказали?
Он улыбнулся и смолчал.
– А кто эта красивая девушка на снимке?
– Его жена, упокой Аллах ее душу.
– А брат ваш… что с ним случилось?
– Исчез до того, как я родился. Ссора, потом исчезновение, как это иногда бывает. И вот спустя тридцать лет отец попросил его разыскать.
– Да, история трогательная. А почему вы решили, что он известная личность?
– Так отец мне сказал. Может, это его домыслы. Странно все же… Ихсан Тантави не заметил сходства между нами, когда я показал ему снимок. Он с вами не говорил по этому поводу после моего ухода?
– Нет. Хотя сходство явное. Но голова у профессора Ихсана занята больше подсчетами.
Принесли блюда с едой.
– Простите меня за непрошеное вторжение. Просто мне одиноко в городе, а безделье для меня невыносимо.
Она с улыбкой приняла его извинение и спросила:
– А как вы проводите время?
– В ожидании.
– Но это же очень скучно. А потом поиск – это не ожидание.
– Но он не обходится без периодов вынужденного ожидания.
– И чем же вы заняты в остальное время?
– Ничем.
– Невероятно.
– Теперь вы понимаете, насколько мне нужен друг,– сказал он с робкой надеждой.
Ее щеки порозовели от этого намека, а он добавил:
– Я надеюсь, вы не отвергнете моей дружбы.
Она отпила немного сока из стакана и продолжала молча есть.
– Что вы мне скажете на этот счет? – спросил он.
– Возможно, вы выдаете желаемое за действительное.
– Такие вещи познаются сердцем.
– Мы можем встречаться, когда вы будете продлевать срок вашего объявления.
Он засмеялся.
– Тогда я готов это делать до бесконечности.
– Но вы же, наверное, хотите разыскать его побыстрее.
– Это верно. Но если объявление окажется безрезультатным, возобновлю поиски другим способом. За ваше здоровье,– сказал он, поднимая стакан с соком.
– С вами надо держать ухо востро.
Они выпили сок, обменявшись улыбками. Нет, не стал бы он ее преследовать, если бы тогда, на рыбацком берегу, была она, а не та, другая. Эта девушка может вызвать только серьезное чувство. Он был уже почти влюблен. Но что делает время с молоденькими красавицами! Видела бы она его мать в ее последнюю ночь, в саване, прикрывавшем иссохшее тело.
– Весьма вам признателен,– неожиданно сказал Сабир.
Она почувствовала ловушку в этом неуместном выражении благодарности, но протестовать не стала. В наступившей после этого паузе взошли первые семена взаимопонимания. Ему предстоял тягостный и долгий путь поисков, и он так нуждался в передышке от преследовавших его мрачных теней.
5
Глаза утомились от разглядывания лиц. На улицы Каира накатывались потоки людей и автомобилей, как волны моря в штормовую погоду. Осенние тучи, плывущие из Александрии, рассеиваются, не успев омрачить каирского неба. Но память об Александрии постоянно горит в сердце, живущем ожиданием.
Часы высиживания в салоне гостиницы больше не были обременительны с тех пор, как вернулась молодая хозяйка. И в то же время было мучительно наблюдать ее сидящей со стариком мужем. На мгновение взгляд ее становился таким многообещающим, и голос воспламенял, словно искра. Сколько раз он подлавливал ее на лестнице, безуспешно пытаясь заманить в укромное место. Она легко разгадывает его намерения, ускользает от него и с усмешкой возвращается на свое место. На улыбку не отвечает, игнорирует любые намеки. Сквозь тучи смятения его как молнией пронзает страсть. Каждый раз, когда его охватывало возбуждение, он желал всем постояльцам и постылому мужу провалиться в тартарары, чтобы наброситься на нее в безмолвной пустоте. В эти минуты безумия Ильхам пряталась в дальнем уголке сознания, как раскаяние среди преступного разгула. Порой его отвлекают запахи сигаретного дыма и лука, разговоры о хлопке, пшенице, о разрушительной войне. Может быть, они все тоже гонятся за призрачной надеждой, вроде той, которую сулит тебе обретение пропавшего отца.
Голос Мухаммеда Сави вывел его из глубокого оцепенения:
– Господин Сабир! Телефон!
Он вмиг внутренне сконцентрировался и бросился к аппарату. Неужели наконец? Все чувства обострились в ожидании заветных слов.
– Алло?
– Это вы, сударь, дали объявление? Слезы облегчения навернулись на глаза.
– Да! А кто вы, милостивый государь?
– Полагаю, я тот человек, которого вы разыскиваете.
– Сайед Сайед Рахими?
– Да.
– На фотографии это вы?
С трудом глотнул пересохшим горлом, голос его задрожал.
– Как и где мне встретиться с вами?
– Но зачем я вам понадобился?
– Лучше при встрече…
– Мне хотелось бы иметь хотя бы общее представление, о чем пойдет речь.
– По телефону не могу. Мне необходимо с вами увидеться.
– А с кем я имею честь разговаривать?
– Мое имя напечатано в объявлении.
– Я имею в виду вашу профессию.
– Я родом из знатной семьи.
– Но зачем я вам нужен?
– Вы узнаете при встрече, которую можете назначить на любое удобное для вас время. Поверьте, у меня нет никаких дурных намерений.
В трубке помолчали, потом голос сказал:
– Приходите прямо сейчас. Вот вам адрес: вилла номер пятнадцать, улица Тальбана в Шубре…
Сабир спросил хозяина гостиницы и Мухаммеда Сави, как найти указанный ему адрес. Оказалось, что оба его не знали.
– Названия улиц у нас меняют каждый день,– сказал Сави.– Отправляйтесь для начала в Шубру, а там спросите улицу.
Все дневные часы Сабир потратил на поиски. Он с лихорадочной настойчивостью расспрашивал прохожих, но не нашлось никого, кто слышал бы о такой улице. Когда он уже выбился из сил в этом блуждании на ощупь, зашел в полицейский участок Шубры и там убедился, что в их районе такой улицы не существует. Он был близок к полному отчаянию. Что это значило? Не так расслышал? Или гнусная проделка негодяя?
Вернулся в гостиницу. Визгливый голос нищего продолжал прославлять пророка, действуя на нервы. И когда Сабир увидел жену Халиля на своем обычном месте, клокотавшая в его душе злость и отчаяние смешались с неукротимой жаждой обладания ею.
Сави сообщил, что какой-то человек несколько раз спрашивал его по телефону, кажется, тот самый, что звонил утром. Вновь вспыхнула надежда. Значит, все-таки неправильно расслышал. Этот человек, очевидно, ждал его с нетерпением, раз так настойчиво названивает.
– Удалось, слава Богу? – тихо спросил дядюшка Ха-лиль.
– Кажется, я на верном пути,– ответил Сабир, пытаясь изобразить радость.
Поймал на себе взгляд женщины. Обессиленный и опустошенный, он упал в кресло. Подкралась грусть осеннего вечера. Зажглись лампы. Женщина ушла, и стало совсем тоскливо. Но этот человек наверняка еще позвонит. И вот уже Сави машет ему трубкой. Бегом рванулся к нему.
– Алло!
– Сабир? Уже вечер, а вы так и не пришли.
– Я не нашел улицы!
– А вы ее действительно искали?
– Да, весь день… Тальбана, двадцать пять, Шубра.
– Ну, тогда ты настоящий осел!
Хохот был раскатистым и долгим, прежде чем связь оборвалась. Сабир положил трубку на аппарат и вышел из гостиницы. Долго не мог прийти в себя от ярости. Шутник попался. Сволочь! Мразь!.. Отброшен назад, и без проблеска надежды.
Зашел в бакалейную лавку с вывеской «Свобода» на улице Клот-бек, купил бутылку коньяку. Хозяин лавки наскоро сготовил ему рыбный ужин. Что ж, день шуток и отчаяния стоило завершить сумасшедшей гулянкой. Пил много, залпом, не обращая внимания на то, сколько тратит денег. Как в дни Святого Даниила, когда мать говорила: «Мир прекрасен, а ты – его цветок». В Александрии все ему было доступно, а здесь, в этом городе, он не нашел ничего, кроме страдания. И каждый проведенный в нем час приближает его к страшной развязке. Что ждет его после всего этого ожидания, погони за неведомым во мраке? Если он решится избрать профессию своей матери, то станет орудием в руках людей ночного бизнеса. Кулак, который в свое время умел их воспитывать, теперь просто перейдет к ним на службу. Возможно, телефонный шутник был один из вас. Ну, тогда берегитесь! Женщина в отеле сулит наслаждение, которого он жаждет еще со времен Анфуши. Ильхам – чистый цветок. Но чего все это стоит, пока он не нашел отца? Он хмельно улыбался, шагая под сенью аркады. Очень хотелось потанцевать в ночном клубе «Каннар». Он опять затосковал по серым улицам, умытым дождем, по воздуху, напоенному запахом морского прибоя и покрывающему тело солоноватым налетом. В крови снова закипело то животное безумие, которое овладело им в ночь погони. Его мать курила кальян и рассуждала о мужчинах с видом королевы. «Делай, что хочешь, только не транжирь денег. Нет злее врага, чем бедность». Говорила: «Влюбляйся каждый день в новую женщину, но не позволяй ни одной из них властвовать над тобой». И он пошел по жизни куда глаза глядят, как бык в ночи. В заведении «Каннар» руки под столами затевали бесстыдную игру.
Но где же все-таки Сайед Сайед Рахими?
– Рахими! – неожиданно крикнул он во весь голос.
Потом принялся напевать александрийскую песенку «Забудь свою беду, присоединяйся к нам». Коньяк подхлестнул воображение: он представил себе, как будет раздевать жену Халиля, а потом жестоко надругается над ней.
Вернулся в гостиницу в полночь. Здание было погружено в сон. Выкурил сигарету в своей антикварно-обветшалой комнате и лег спать.
Проснулся с тревожным чувством пробуждения от какого-то постороннего звука. Открыл глаза. Глубокий мрак. Даже от окна не исходило никакого света. И тут услышал отрывистые постукивания в дверь. Сел на постели, напрягая слух. Осторожный, легкий стук повторился. Сабир нашарил рукой кнопку выключателя, и вспыхнула голая, без абажура, лампочка. Подошел к двери и, приоткрыв ее, увидел в проеме женскую тень. Впустив ее, быстро прикрыл дверь. Сон как рукой сняло. Некоторое время он бессмысленно таращил на нее глаза, потом в хмельной растерянности пробормотал:
– Ты?!
С наигранным удивлением она осмотрелась вокруг, словно не могла сообразить, как оказалась здесь.
– Где я? Ошиблась комнатой?
Запахнула потуже халат на полуобнаженной груди, прикусила губу, чтобы сдержать улыбку. Он притянул ее к себе, стиснул в объятиях с силой, соответствующей его долгому, мучительному воздержанию.
– А я… я жду тебя сто лет.
Так, не разжимая объятий, они подошли к кровати. По пути он выключил свет.
– Добралась без приключений?
– Да…
Она свое дело знает, а ему все равно.
– Я даже не знаю твоего имени.
– Керима[1].
Прошептал ей в самое ухо жарким шепотом:
– Наконец-то!
Итак, ты, оказывается, безрассудная натура. Не распознал я тебя – умеешь хитрить. Видно, уж чего пожелаешь, от того тебя никакая сила не свернет. Как сладостна любовь в темноте! Безумная мечта свершилась в трясине вязкого оцепенения. Рассудок плавился в костре страсти, волна пламени плыла в кромешном мраке. Наступило мгновение полного забытья, поглотившее прошлое, настоящее и будущее.
– Ах, какая ты щедрая!
– А ты?
Тонкий аромат навеял привычные воспоминания. Вот-вот послышится в ушах шум прибоя. Вздохи казались последними отзвуками прекрасно исполненной мелодии.
Открыл глаза – вокруг по-прежнему непроглядная тьма, но он уже воспринимал ее по-иному: с чувством утоленного голода и даже некоторого пресыщения.
– Есть в мире вещи, с которыми можно себя поздравить,– сказал он с певучей интонацией.
– Дай, пожалуйста, сигарету.
– А я думал, ты некурящая,– заметил он, давая ей прикурить.
– Я это делаю очень редко.
В слабом мерцанье огонька он стал разглядывать ее тело, но она задула спичку. Снова воцарился мрак, в воздухе остался легкий запах серы.
– До сих пор я чувствовал только противодействие с твоей стороны.
– Никакого противодействия. Я вообще ничего не выражала.
– А я с первого дня откровенно выражал тебе все. Она засмеялась.
– Когда я увидела тебя входящим в гостиницу десять дней назад, то сказала себе: это он.
– Ага! – победно воскликнул он.– Александрия?
– Да нет. При чем тут это? Я просто сказала себе: это – мой мужчина.
– А Александрия?
– Ты из пальца высасываешь какие-то истории.
– Серьезно?
– Ну зачем мне тебя обманывать?
– Неужели у тебя есть двойник?
– Не стоит зря терять время, а то как бы не вышла неприятность.
– Как ты сумела ускользнуть?
– Он принял снотворное и тут же заснул. Он очень устает за день.
– В одном ты разочаровала меня. Я загадал: если это та девушка из Александрии, значит, мои поиски будут успешными.
– Твоего отца?
– Да.
– А что это за история?
– Я вырос, считая своего отца мертвым. А потом мне признались, что он жив. Вот вкратце и все.
– Наверно, ради денег ищешь?
– Не только. Деньги – это еще не все. Сейчас меня больше волнует другое – хочу услышать от тебя: будешь приходить каждую ночь?
– Когда представится возможность. Поцелуй его был долгим и нежным.
– Каждый раз, когда мне захочется,– добавила она уже капризным тоном.
– Не отрицай Александрии,– просительно сказал он, вдыхая аромат ее волос.
– Ты прямо помешался на какой-то фантазии. Боюсь, то же самое и с историей об отце.
– Хотел бы я, чтобы это было так,– ответил он мрачно. Чтобы успокоиться и больше не обманываться иллюзиями.
– Да, забот у тебя больше, чем я думала.
– Это верно. А после этой ночи появилась еще одна: остаться здесь как можно дольше.
– А что тебе мешает?
– Если деньги кончатся до того, как я найду отца, мне придется вернуться в Александрию, – ответил он задумчиво.
– А когда ты снова приедешь сюда?
– Но мне ведь придется искать там работу. Она сжала его пальцы и прошептала:
– Нет… Почему бы тебе здесь не найти работу?
– Это невозможно.
– У тебя все сплошные тайны. А я тебе вот что скажу: деньги не проблема.
Сердце ёкнуло. Он сказал тоном завсегдатая «Каннара»:
– Похоже, ты миллионерша. Она ответила не без гордости:
– Эта гостиница, капитал и вообще все записано на мое имя.
– Так что же, этот старик у тебя на службе?
– Нет. Он распоряжается своим капиталом, только пока жив.
– В любом случае для меня это ничего не меняет,– сказал он и тут же устыдился своей наивной хитрости.
– Будем надеяться, что Аллах вернет тебе отца. Это будет лучшим решением всех проблем.
– Это просто необходимо, даже несмотря на то, что отныне меня ничто так не будет волновать, как наши встречи.
Он обнял ее, но она отодвинулась от него, усевшись на край кровати.
– Скоро рассвет. Мне пора уходить…
Он вернулся в постель, закрыв за ней дверь. Растянулся в блаженстве и словно погрузился в забытье. Впервые подумал, что, кажется, сможет обойтись и без отца. Но утром, когда Сави помахал ему трубкой телефона, он бросился как вихрь, нетерпеливо выкрикнул:
– Алло!
Услышал спокойный, серьезный голос:
– Сабир Сайед? Это ваше объявление?
– Да, да! Это я!
– Я Сайед Сайед Рахими. Так что вам угодно?
– Нам обязательно надо встретиться.
– Хорошо. Жду вас в кафетерии «Витр Куан». Оно вам знакомо?
– Да. Я буду там через несколько минут.
Он обвел взглядом помещение. Увидел мужчину за столиком, где обычно сидела Ильхам, и в тот же миг почувствовал уверенность в том, что это он, человек с фотографии. Он почти не изменился за тридцать лет. Разве что седина на висках да, если приглядеться, едва заметные морщинки у рта и под глазами. Сабир смотрел на него почти со страхом. Он выглядел куда респектабельнее, чем его нарисовало воображение Сабира. Мужчина остановил свой взгляд на нем и поднялся с места. Поздоровались.
– Вы Сабир, сударь?
– Да. А вы, милостивый государь, тот человек на снимке. В этом нет никакого сомнения. Оба сели. Мужчина сказал:
– Вы молоды, но мне кажется, что я вас уже видел прежде. Только вот где? Как вы думаете?
– Я родом из Александрии, а сейчас живу в гостинице «Каир» на улице Фонтана. Часто хожу по улице Клот-бек, по вокзальной площади и за этим столиком не раз сидел.
– Несомненно, я вас видел в одном из этих мест. Я прохожу через вокзальную площадь каждый день. Да и в Александрию наведываюсь время от времени. Здесь тоже нередко бываю.
– Это поразительно! – воскликнул Сабир.– Хотя я и не припомню, чтобы видел вас раньше, разве что в собственных фантазиях. А когда вы прочли объявление?
– В первый же день, как оно вышло.
– Вот как! Но почему же вы только сегодня позвонили?
– Дело в том, что это объявление означает, что вы не смогли разыскать меня обычным путем, хотя я человек весьма известный. Кстати, не легче найти мой дом и место работы тоже. Поэтому я игнорировал ваш призыв. А когда обратил внимание на вашу настойчивость, решил связаться с вами.
– Но это удивительно – я не встречал ни одного человека, который бы о вас знал, да и телефон ваш отсутствует в справочнике.
– Ладно, оставим это. Лучше скажите мне, чего вы хотите?
– Я вообще-то вас хочу. Но неужели вы ничего не заметили, милостивый государь? – Сабир смотрел на мужчину с надеждой, что тот уловит его сходство со своим изображением на фотографии. Но его ждало разочарование.
– Посмотрите внимательно на мое лицо! – нетерпеливо воскликнул Сабир.
– А что особенного в вашем лице? И тут он услышал тихий голос:
– Господин Сабир.
Обернулся и увидел Ильхам. Он встал и поздоровался с ней за руку, собрался было представить ее отцу, но тот опередил его:
– Ильхам! Как дела?
Девушка почтительно пожала протянутую руку.
– Вы знаете его? – воскликнул изумленный Сабир. Мужчина удивленно обратился к нему:
– С каких пор вы знакомы с моей дочерью?
– Ваша дочь? О, Боже!
С неожиданной стремительностью Ильхам вышла вон прежде, чем он успел задержать ее. Рахими все с тем же спокойствием, которое он сохранил во время всей встречи, сказал:
– Я часто слышу слова, не имеющие смысла, в том числе относящиеся лично ко мне. Но я не придаю им абсолютно никакого значения. Так скажите, что вам от меня угодно?
Сабир сел, испытывая чувство подавленности. Механическим жестом протянул ему фотографию, где была также и мать, ведь в объявлении он давал только половину снимка.
Затем вытащил свидетельство о браке, свое свидетельство о рождении и удостоверение личности. Мужчина глянул на них раз, другой, сохраняя спокойствие статуи. Совершенно невозмутимо он сложил их вместе и вдруг резким, решительным движением начал рвать их в клочья. Сабир вскрикнул и рванулся к нему, желая остановить его, но было уже поздно.
– Ты фактически уничтожил меня, чтоб тебе пусто было! – закричал Сабир, схватив его за лацканы пиджака.
Все с тем же впечатляющим спокойствием мужчина произнес:
– Убирайся вон. Чтоб я больше тебя не видел. Прохвост, как и твоя мать. Я к тебе никакого отношения не имею. Ступай.
Он толкнул его, Сабир споткнулся и ударился головой о буфет.
…Проснулся, открыл глаза. Дышалось тяжело. Увидел унылую комнату при свете дня, проникавшем сквозь жалюзи. До него дошло, что на нем нет даже пижамы. Припомнилась во всех подробностях прошедшая ночь. Вздохнул с глубоким удовлетворением, но, вспомнив свой ужасный сон, снова впал в пессимизм.
6
Сны участились, вызывая у него беспокойство и раздражение. Пробуждение всегда сопровождалось чувством утомления и подавленности. Иногда ему казалось, что тишина душит мир. Часто эта тишина напоминала ему ту, что наступает в бурном море: волна растет и стягивается перед тем, как обрушиться в грохоте и пене. А во сне на него глядит лицо его отца, несмотря на то, что любовная страсть стала той осью, вокруг которой теперь вращалась вся его жизнь,– страсть, плавящаяся в объятиях мрака. Он ненавидит сны, потому что они возвращают его в тот период прошлого, который наделил его эпилепсией, едва не погубившей его. Преследовали воспоминания о болезни долгое время после того, как он излечился. Эпилепсия стала одной из причин его приверженности к грубому насилию, его необузданности, когда он защищал репутацию матери но принципу око за око. А борьба, которую он ведет во сне, изматывает его, вселяет чувство тоски и страха смерти. Если же в момент пробуждения из ближайшей мечети доносится голос муэдзина, тоска только усиливается…
Когда он вошел в отдел объявлений «Сфинкса», сотрудники газеты уставились на него с любопытством. Зато взгляд Ильхам буквально опьянил его. Это было прекраснее первых лучей восхода над Средиземным морем. Он тепло поздоровался с ней, как и положено друзьям.
– Что нового? – спросила она.
– Вот пришел продлить объявление. Правда, на сей раз долго колебался,– ответил он, не сводя глаз с ее лица.
– А что, нашли другие пути?
Сабир улыбнулся, но не стал говорить ей, что поиски Рахими для него отошли на второй план. Ихсан Тантави сказал ему:
– А у нас для вас сюрприз.
Он присел и спросил, в чем дело.
– Одна женщина интересовалась вами по телефону.
– Женщина?
– Спрашивала, что кроется за этим объявлением.
– Правда? А кто она?
– Не назвалась, ну а мы, естественно, не смогли удовлетворить ее любопытство.
– А не может такого быть, что она от Рахими звонила?
– Всякое может быть,– ответила Ильхам.
– А что всякое? Тантави засмеялся.
– Может, что-то и от вас зависящее.
Сабиру был приятен этот веселый, согревавший его душу допрос.
– Наверное, опять какая-нибудь шутница,– сказал он.– Однажды я уже оказался жертвой глупого розыгрыша.
И все-таки – вдруг эта женщина звонила от Рахими? Жена или вдова? А может, Керима – чисто из любопытства. Она искушенная женщина, которая так просто не поверит на слово. Настолько же умна, насколько опасна и сладостно– деспотична.
Он сидел в углу «Витр Куан» и вспоминал подробности своего странного сна. Пришла Ильхам и заняла свое место. Он заказал еду, и они обменялись приветливыми улыбками.
– Я вижу, вы сейчас не так оптимистично настроены относительно объявления,– сказала она.– Но так, наверно, и лучше.
Ничего ты не знаешь о том, что сбило мою уверенность.
– Лучше?
– Да. Эти поиски могут оказаться долгими.
– Послушайте, ну позвольте хоть разок заплатить за вас.
– Вы гость, а не я.
– Вы очень добры, госпожа Ильхам. А можно просто на «ты»?
– Ради Бога.
– Очень любезно с твоей стороны.
Они обедали, получая удовольствие от общения друг с другом. Правда, в ее голубых глазах он замечал порой сосредоточенность на какой-то посторонней мысли, разгадать которую не мог, но не расспрашивал, надеясь, что она сама раскроет ему, что ее тревожит. Вспомнил мрак исхода ночи, растворение в волнах наслаждения и удивился собственному, почти хладнокровному раздвоению между двумя женщинами.
– Я иногда думаю, что ты взял отпуск специально для выполнения этой задачи, – сказала она.
Прощупывает. Пытается узнать больше о нем. Его кольнуло беспокойство, и он ответил:
– Я нигде не служу. Принадлежу к знати.
– Возделываешь свои угодья?
– Это мой отец – помещик.
Сабиру показалось, что ее разочаровало его заявление.