Глава 19

Клуб Марбеллы представлял собой группу белых коттеджей, живописно расположенных среди кустов жасмина и герани. Я шел сквозь отраженные солнечные лучи, отбрасываемые стоящими здесь «роллс-ройсами», и оказался у двери, выполненной в андалузском стиле. Здесь находилась резиденция Хонитона.

Сам Хонитон восседал на террасе под большим зонтом. На столе стоял стакан, наполненный, судя по всему, джином с тоником. А он созерцал в этот момент кончик своей сигареты в коротком, белом с золотом мундштуке. На нем был блейзер, красиво повязанный галстук яхт-клуба «Пэлл-Мэлл» и белые брюки. Когда он увидел меня, его светло-янтарные глаза стали узкими и враждебными, но он все-таки улыбался. Что поделать — положение обязывает, ведь это был Джордж Хонитон.

— Ну, — произнес он, — что я могу сделать для вас?

Он не предложил мне стул. Я сел сам, с шумом отодвинув один из них. Содержимое его стакана чуть не выплеснулось, когда я положил локти на стол. Я сказал ему:

— Вы сделали кучу денег на недвижимости...

Он фыркнул:

— Мне казалось, вы хотели увидеть меня по делам, относящимся к предстоящей гонке?

— Нет, есть несколько вопросов, которые мы должны обсудить в первую очередь.

Он вставил в мундштук новую сигарету и внимательно смотрел на меня прищуренными глазами.

— У нас в «Саут-Крике» была украдена одна вещь. И потом я видел ее в руках Поула Уэлша. Когда я спросил, почему вещь оказалась у него, он ответил, что взялся доставить ее вам. И мне хотелось бы знать, зачем такому человеку, как вы, нужны ворованные вещи?

Последовало продолжительное молчание. Где-то поблизости слышался голос, говоривший по-арабски, и щебетали ласточки, залетая под черепичную крышу. Наконец Хонитон прикурил свою сигарету. Он отложил в сторону зажигалку.

— Наглое голословное утверждение.

Я почувствовал себя как бык в посудной лавке. Мне хотелось все разнести, но я сдержался и сказал:

— Вы имеете деловые связи с Джеймсом де Гроотом. Вы сотрудничали с компанией «Лас Бразас». Я видел фотографии. И через Джеймса вы связаны с компанией «Си Хорз Лэнд», которая занимается шантажом против предприятия, где я совладелец...

— Хватит! — оборвал меня Хонитон.

Хорошо, подумал я, послушаем, что ты будешь говорить.

— Вы утверждаете, что Поул сказал вам это?

Его голос был спокоен, даже слишком спокоен. У меня сразу похолодело в животе. Надо было отдать ему должное, он мог потерять все, но вел себя как человек, которому нечего бояться.

Я утвердительно кивнул.

Он потягивал свой джин с тоником и выпускал дым через ноздри на лацканы своего безупречного пиджака.

— Боюсь, что вас ввели в заблуждение. Я не имею никаких дел с компанией «Си Хорз Лэнд».

Я улыбнулся в ответ: у меня были солидные аргументы.

— В библиотеке моего кузена Джеймса есть фотография, на которой вы изображены вместе с людьми из этой компании.

Он согласно кивнул.

— Год, нет, одиннадцать месяцев назад я вышел из совета директоров этой компании.

У меня снова возникло странное чувство.

— Почему вы оставили компанию?

— Мне не нравились некоторые... методы... ведения дел другими директорами...

— Какими?

— Я не собираюсь говорить об этом с посторонними лицами.

Я пожал плечами. Мне-то были известны методы ведения дел компании «Си Хорз Лэнд». Я спросил:

— Почему же тогда Поул Уэлш сказал, что действовал по вашему поручению?

Он покрутил стаканом, в котором позвякивали кусочки льда.

— Это трудно понять. Я могу только предположить, что он мог вам сказать... неправду, потому что хотел отвести подозрение от кого-то еще.

— От того, кто с ним находится в дружеских отношениях?

Веки Хонитона дрогнули. В их круге было циничное правило: не реагировать на такие вопросы. И он нашел выход:

— Бывают обстоятельства, против которых ничего нельзя предпринять. Поул очень перспективный молодой человек. Я никогда не буду поддерживать обвинения против него.

— И что же это за обстоятельства?

Он встал и твердой походкой, прямо держа спину, пошел в дом. Вернулся, держа в руках лист бумаги, который передал мне.

— Вручаю вам это ради Поула, меня совсем не заботит, что произойдет с вами.

Я посмотрел на бумагу. Это было письмо.

"Дорогой Хонитон!

Мы весьма огорчены тем, что вы приняли решение оставить пост директора «Си Хорз Лэнд». Я хотел бы поблагодарить вас за все, что вы сделали для компании, и я говорю не только от себя, но и от имени Деке Келльнера. Искренне Ваш

Джеймс де Гроот".

Деке Келльнер, подумал я. Так вот кто пытался спрятать свое лицо от объектива фотокамеры на том снимке, который я видел в библиотеке Джеймса.

И, вспоминая волосы и разворот плеч, я понял, что это был Деке Келльнер.

Хонитон сказал:

— Рассчитываю, что вы примете участие в гонке. С интересом буду наблюдать за вами.

Я встал, думая о Поуле. Ведь он был в ужасе от того, что потерял сейф. И я вспомнил вчерашний вечер, когда у него хлестала кровь из носа там, на мраморной лестнице. Он врал мне в Байонне, потому что потерял самообладание. И кузен Джеймс тоже потерял самообладание, но в Англии. Оба они испугались одной только мысли, что кто-то заподозрит их в сотрудничестве с Келльнером.

— Благодарю вас, — сказал я. — Все это очень интересно.

Я вернулся в отель и позвонил Мэри. Похоже, она была рада услышать меня. И на меня разговор с ней действовал благотворно.

— Есть новости? — спросила она.

— Он был здесь, — ответил я, изо всех сил стараясь говорить спокойно. — И сейчас он где-то здесь. Недалеко от Марбеллы. Я видел людей, которые встречали его.

— Ты мне говоришь правду, да?

— Конечно, — ответил я, стараясь, чтобы голос не выдал меня. Мэри знала меня достаточно хорошо, чтобы почувствовать даже невинную ложь. И я поспешил закончить разговор, сказав ей: — Мне пора. Береги себя.

И положил трубку.

Мэри скорее всего осталась недовольна этим разговором, но что я мог еще поделать? Генри шел уже семьдесят второй год. И если он взялся бороться с таким крепким орешком, как Деке Келльнер, то появлялось много поводов для беспокойства.

Я пообедал в отеле и раздумывал, чем бы мне заняться: может, просто завалиться в кровать и думать, как выиграть завтрашние матчевые гонки? Ответ пришел сам собой. Мне надо было бы сходить кое-куда и разузнать побольше об этом Деке Келльнере и, конечно, о Хелен Галлахер.

Я спустился и выпил в баре двойную порцию виски, а потом поехал к длинному низкому зданию под пальмами у прибрежной дороги, к ночному клубу «Ред Хауз».

Время приближалось к полуночи. Когда я поднялся по наружной лестнице к крытому соломой навесу при входе, то почувствовал усталость; мои ноги напомнили, что я мотаюсь уже с восьми утра и не даю им отдыха. И что время поспать со всеми удобствами.

Я приказал своим ногам помолчать и вошел в клуб.

Все здесь было как во многих ночных клубах: площадка для танцев и ряды столиков вдоль нее, сцена в дальнем конце. Я подошел к бару, тоже крытому соломенной крышей, и взял себе пива. Здесь было света ровно столько, чтобы посетители могли различать друг друга. Я узнал звезду тенниса, двух известных футболистов и миллионера — сочинителя песен. Все они сидели по своим уютным уголкам. Но я вовсе не интересовался знаменитостями и увидел возле сцены знакомые светлые волосы. Красные вспышки отражались на ее васильковом платье. Хелен! И с ней двое мужчин. Один — с широченными плечами и седыми вьющимися волосами — был сам Деке Келльнер. Второй — Поул Уэлш.

Огни в зале погасли. Луч света выхватил из темноты мужчину в сверкающем смокинге, который выбежал на сцену. Это был улыбающийся Джеки. Оркестр заиграл, и он начал петь «Это в порядке вещей», крутя своим задом, расшитым блестками.

Я прошел через танцевальную площадку сквозь бешеные ритмы музыки, поднялся по ступенькам к их столику и, подсев к ним, первым поприветствовал Деке: он был настолько человеком, что мог рассчитывать на это. Потом я кивнул Поулу и повернулся к Хелен.

Она, склонив голову набок, смотрела на меня безразличным взглядом.

— Ужасный певец, — сказал я и улыбнулся ей.

— Просто ужасающий, — согласился Поул.

Я заметил, что он исподтишка взглянул на Деке, чтобы проверить, какой эффект произведут его слова.

— Чертовски ужасный, — заключил Деке и рассмеялся так громко, что певец даже немного сбился.

Он стукнул меня по колену и широко улыбнулся.

— Ты хороший парень, Мартин, давай-ка выпьем с нами, а?

Я взял пива. Пение закончилась, и загремела дискотека. Джеки спустился со сцены и тоже подсел к нам. С его вьющихся баков капал пот. Хелен прижалась к нему. Я старался не смотреть в их сторону.

Деке сказал:

— Это просто фантастично, Джеки. Верно, Мартин? — Он подмигнул мне так, чтобы Джеки не мот этого заметить.

Джеки скривился.

У меня совсем не было охоты сидеть с этими типами в ночном клубе и подтрунивать над паршивыми певцами. Я сказал:

— Потанцуем?

Она пожала плечами. Ее плечи были совсем обнажены, если не считать узких бретелек платья, очень короткого и тесного.

— А вы умеете танцевать?

Она потрепала Джеки по плечу, поцеловала его в щеку и пошла на танцевальную площадку, волнующе покачивая бедрами, что так подходило к ее ист-сайдскому акценту.

Играли песню Тамму Уинетта. Она прильнула ко мне, и мы танцевали, тесно прижавшись друг к другу. Она сказала:

— О'кей, вы умеете танцевать.

Она все еще использовала свой акцент, но делала теперь это мягко и как бы в шутку.

Мы в ритме танца покачивались из стороны в сторону. У нее было твердое, но податливое тело.

— Какого черта вы тут делаете? — поинтересовался я.

— Сливаюсь с окружающим ландшафтом.

— Вы видели когда-нибудь пожилого мужчину по имени Макферлейн?

— Кого?

— Седого мужчину. Англичанина. Много курит.

— Ничего не знаю. И поосторожнее тут с вопросами.

— Но есть вещи, которые мне необходимо знать.

Я чувствовал, как ее волнистые светлые волосы касаются моей щеки.

— Я же сказала вам, вы должны быть очень осторожны со всем этим, иначе попадете под подозрение и за вами будут наблюдать.

Еще какое-то время мы танцевали молча. Потом я спросил:

— А кто будет за мной наблюдать?

— Да хотя бы наш прекрасный сегодняшний хозяин. Он умеет цепко держать людей. Меня, например, потому что я делаю вид, что влюблена в этого вонючего грязнулю Джеки, с которым он состоит в интимных любовных отношениях. И конечно. Деке очень нравится мое тело. У вас есть все шансы попасть к нему на заметку.

Мы повернулись в танце. Вокруг ее волос возник красный ореол от света прожекторов. И стали видны глаза Деке, который неотрывно глядел на нас.

— У вас пари с этим мерзким Поулом. А Деке любит пари. Вот вы и даете ему повод для того, чтобы интересоваться вами.

Я снова спросил ее:

— Что же вы все-таки здесь делаете?

— Если я скажу вам, вы можете втянуть в беду нас обоих. Поэтому я вам не скажу.

Она подняла руку, и я почувствовал легкое прикосновение ее ногтей к своему затылку.

— Как я уже сказала вам, поберегите себя!

— И вы тоже.

— Ой! Боже! Моя нога! — вскричала она.

Она начала хромать. Тогда я попытался взять ее за руку, но она оттолкнула меня. Я почувствовал, как кровь прилила к лицу. От стола донесся громкий смех Деке.

Я сидел и ухмылялся как идиот, когда Хелен говорила, что у меня башмаки больше, чем у нью-йоркского полисмена и что я начисто оттоптал ей ноги. Деке рассеянно слушал ее, наблюдая за танцующими из-под тяжелых, нависших век. Немного спустя она откинулась назад и что-то прошептала ему на ухо, и ее взгляд стал перебегать с Поула на меня и обратно.

Деке долго смеялся, а потом сказал:

— У меня есть тут маленький бар в Баньос. Пошли туда и выпьем. К Перси.

— Я — нет, — отказался Поул.

— Пойдете, — отрезал Деке.

Похоже, он был лидером команды, который не любил, чтобы его игроки ложились спать раньше него.

Было три утра, но посетители Коста-дель-Соль вовсе не помышляли о сне. Тротуары вдоль набережной были переполнены гуляющими.

Бар «У Перси» был как раз посередине набережной, и там было совсем не так, как в баре «Брик-а-Брак». Здесь стояли плетеные кресла с ярко-зелеными подушками и еду подавали, как в английских придорожных ресторанах. Посетителей обслуживала официантка в тенниске, которая была довольно большого размера, но все-таки мала ей. В углу стоял рояль, на котором наигрывал черный пианист. За дальним столиком сидел Джим Громила, крутя в огромных лапищах полную кружку светлого зля.

Деке захотелось поговорить. Он заказал бифштексы, яйца, чипсы и горох. Потом он, Хелен и Джеки начали спорить о тонкостях игры в теннис. Я сидел, попивал кофе, стараясь поменьше выделяться. Пассажи пианиста обволакивали мой разум, как теплый клей. Я понимал, что мне надо поскорее пойти к себе. Завтра предстоит участвовать в семи матчевых гонках, а сон в плетеном кресле — это не лучший способ подготовиться к ним. Я отодвинул свое кресло от столика, готовый подняться.

И тут снаружи раздался глухой взрыв. Стекла задребезжали. Голоса гуляющих на секунду затихли. Истошно закричала женщина, потом другая. Снова послышался гул взрывов. Используя рефлексы, выработанные двадцатилетним опытом хождения на яхтах, я пулей вылетел за дверь.

Все гуляющие смотрели в сторону гавани. Поверхность воды была спокойной, и только на мелкой ряби бегали быстрые оранжевые отблески. За рядами причаленных яхт вздымался желтый факел пламени.

Пламя бушевало не там, где стояли эти плавучие дворцы, а на дальних причалах, где теснились лодки поменьше и поскромнее и где не было гуляющих зевак.

Я продрался сквозь толпу и бросился туда, где сверкал столб огня. До него было добрых две сотни ярдов, но я покрыл их менее чем за полминуты, несмотря на то что ноги порядком устали за день.

Но эти полминуты дались мне нелегко, отчасти от того, что было жарко, и главным образом потому, что я догадывался, что сейчас увижу.

И я увидел. Тяжелый гром взрыва раздался над сонной гаванью, и стекла жилых домов вокруг зазвенели. Что-то большое, с огненным хвостом, как у кометы, взлетело вверх и шлепнулось в воду. Топливный бак, подумал я.

Когда я подбежал, огонь ревел, как маленький вулкан, выстреливая искрами и звездочками в глухое темное небо. Жар не давал подойти ближе. Так я стоял и смотрел на все это целых пять секунд. Уже не было тента и кокпит был как огненный кратер. Но название на корме нее еще сохранились: «БУРЕВЕСТНИК». Я заорал:

— Майор Невилл! Миссис Невилл!

Мой голос утонул в реве пламени.

С барабана на пристани я выхватил шланг и крутанул вентиль. Брандспойт забился в моих руках, когда я направил струю воды в огонь, чувствуя, что жар опаляет мне лицо. Я видел, как покрываются пузырями и чернеют медово-янтарные доски обшивки. Уже начала собираться толпа, но люди держались подальше от жаркого пламени.

Кто-то спросил, оставались ли на борту люди. Я не ответил. У входа в гавань завыла сирена. Отовсюду раздавались крики.

Вода из шланга оказала свое действие. С кормы валил пар. Большая часть крыши была вырвана, когда взорвался топливный бак. Я направил струю воды вниз, в самое пламя, туда, где должен был находиться салон. Мне удалось на мгновение сбить пламя, и я увидел то, что раньше было двумя маленькими диванами в салоне. Невиллы обычно спали на этих диванах. Они и сейчас были там, вернее, то, что от них осталось.

Я сунул шланг в руки толстяка, который стоял рядом и вытягивал шею, чтобы лучше видеть. А сам перешел на другую сторону причальной стенки, чувствуя себя совсем разбитым.

Все еще горящую яхту отбуксировали к волнорезу, чтобы огонь не перекинулся на другие суда. Люди с огнетушителями суетились на палубах яхт, стоявших рядом с «Буревестником», сбивая маленькие очаги огня. По молу катила машина «скорой помощи» с включенными сиренами. Толпа бурлила вокруг, как темная сальная вода.

Подошел полисмен и спросил меня, что я видел. Он сказал, что я почему-то очень быстро оказался здесь.

— Газ, — ответил я.

Он кивнул. Лицо его было темным на фоне неба. В Ла-Манше аварии всегда происходят из-за столкновений. В Средиземном же море причина всех бед — почти всегда газ. Газ тяжелее воздуха, и если кто-нибудь приходит пьяный и засыпает, забыв выключить газ, он собирается в трюме. Когда срабатывает термостат пли кто-нибудь запустит двигатель, словом достаточно одной малой искры, чтобы случилось несчастье. И газ взрывается. Верхняя часть лодки летит в воздух, а если это к тому же и деревянная лодка с диванчиками и красивыми голубыми занавесками, то все пожирается огнем вместе с теми, кто был в лодке.

— Проблема этот газ, — произнес понимающе полицейский.

Я назвал ему свое имя и отель, где остановился. При взрыве газа могли погибнуть люди, но это было достаточно привычным делом на европейских пристанях.

Вот почему у многих яхтсменов на борту есть приборы, которые при помощи гидрокарбоната сигнализируют об утечке газа.