Современная электронная библиотека ModernLib.Net

В смертельном круге

ModernLib.Net / Детективы / Льювеллин Сэм / В смертельном круге - Чтение (стр. 8)
Автор: Льювеллин Сэм
Жанр: Детективы

 

 


— Зачем вам нужны все эти меры безопасности, позвольте вас спросить?

— Невозможно не быть слишком осторожным, — ответил Деке с отработанной улыбкой. — Странные места здесь вокруг. Полно подонков. Нельзя надеяться на защиту полиции.

Он снова рассмеялся. Я решил, что он успел хорошо выпить.

— Так, значит, вы и молодой Поул собираетесь идти в этой гонке?

Его глаза внимательно наблюдали за мной.

— Так и есть.

— Слышал, будто вы на гонках загубили свою яхту. Было в газетах.

Я улыбнулся, потому что мне надо было что-то делать со своим лицом.

— Подождите и увидите сами. Вы следите за матчевыми гонками, не так ли?

— Нет, — ответил Деке, — но кое-кто из наших вложил деньги в Кубок Марбеллы.

Он снова засмеялся своим механическим лающим смехом.

— А что вы собираетесь делать с «Альдебараном»?

— Починю немного. Хорошая лодка. Очень хорошая.

Я кивнул. Если Деке считает «Альдебарана» хорошей яхтой, то он понимает в судах столько же, сколько его доберманы. Наверное, Поул немало поработал, прежде чем продать ему эту яхту. Я решил сменить тему разговора.

— Вы давно здесь живете?

Его глаза немного утратили свой блеск и сразу стали очень внимательными.

— Довольно давно, — ответил он, — несколько лет.

Я кивнул на многочисленных гостей.

— У вас много знакомых.

— Ну да, — согласился он.

— А чем вы занимаетесь?

Глаза Хелен уже не были пустыми и глупыми. В них явно появилось предупреждение.

— Да так, то одним, то другим. Имею клуб. Разные дела. Бизнес.

Этот ответ прозвучал так же, как если бы он поднял плакат: «НИКАКИХ КОММЕНТАРИЕВ!»

— Вот как! — сказал я. — Ну тогда выпьем за «Альдебарана» и его нового хозяина.

Деке поднял свой бокал. Хелен хихикнула и подняла свой. Я скрестил пальцы у себя в кармане, и мы выпили. Деке сказал:

— Слушай, мне надо пойти посмотреть, как там все. И тебя представить. Он провел меня по залу, быстро назвав с полдюжины имен. Это были в основном англичане, особый сорт загорелых, воспитанных людей, которых можно встретить в дорогих гольф-клубах или катающимися на добротных пластиковых крейсерских яхтах вокруг Пул-Харбора. У этих людей были излишне крепкие рукопожатия и шелковые галстуки. Их женщины со множеством золотых украшений отличались тем, что от долгого пребывания на солнце и применения дорогих мазей их кожа становилась похожей на кожу пресмыкающихся.

Мы говорили о Кубке Марбеллы. Они все не слишком интересовались гонками, но были очень чувствительны к размерам призов. И пили, не отхлебывая, большими глотками, смешивая шампанское с бренди в бокалах размером с ванночку для купания птиц.

Опьянев, начали говорить о собственности. Так и казалось, что здесь продают друг другу участки земли. Низенький кареглазый датчанин взялся объяснить мне кое-что.

— То, что вы можете здесь приобрести, — это фантастика. Это самое фантастическое место на земле. Красота. Бриз. Море.

— Да, — подтвердил коричневый англичанин, — море просто фантастика. Каждый, кто приезжает сюда, хочет снова вернуться в это изумительное место, в Хозе-Баньос. Плюс к тому они строят автостраду. Стоимость земли подскочит на миллион фунтов.

Теперь все начали приглашать меня выпить с ними. Я кивал и улыбался, но старался не пить столько, сколько они. Хонитон, этот барон собственности, был здесь в центре внимания.

Прием шел своим чередом. Появились бифштексы. Начали подавать красное вино, и снова пошло в ход шампанское. Кто-то сел за пианино и начались танцы с громким топаньем, как принято в Юго-восточном Лондоне. Мужчина с мягкой оливковой кожей, длинными черными волосами и бриллиантовым кольцом на мизинце стал рядом с пианистом и пьяным слащавым голосом запел песню «Туман твоих глаз».

— Это Джек Шварц, — сказала хорошенькая блондинка, стоящая рядом со мной. — Он часто поет в клубе. У него приятный голос.

— В каком клубе?

— "Ред Хауз", — ответила она.

— А... — неопределенно протянул я.

— Он никогда не слышал о клубе, разве это не удивительно?

Она засмеялась жеманным смехом, похожим на звяканье бутылок.

— Это клуб Деке, — добавила она. — Он привез Джека из Англии.

— А... — снова протянул я.

— Он был знаменит в начале семидесятых, я имею в виду Джека. А клуб просто фантастический.

— Надо как-нибудь зайти туда.

— Конечно, — сказала она. — У старины Джека чудесный голос. Особенно когда он поет старые песни.

Она замолчала, глядя на меня туманно-хищным взором. Я следил за Хелен, которая сидела, подперев подбородок длинными загорелыми руками и с обожанием глядя на Шварца. Есть вещи, которые я не могу переваривать, и одна из них — это люди, которые поют, как этот Шварц. Я вышел из зала, где стояло пианино, под трезвым и деланно безразличным взглядом Джима Громилы.

За лестничной площадкой позади зала было нечто вроде галереи, где висели картины в рамах, купленных в универсальных магазинах. Да и большая часть самих картин казалась приобретенной там же, кроме одной, на которой была изображена старая женщина. Это явно был портрет, написанный с фотографии.

Но даже искажения, допущенные художником, не могли скрыть значительность этого лица, грубого и уродливого, глядящего в этот мир, где женщина, конечно, занималась не пустяками. Это было лицо призового бойца, лицо самого Деке в женском варианте.

Я было собрался вернуться в зал. И тут услышал голоса на лестничной площадке. Один из них принадлежал Деке Келльнеру. Другой — Поулу. Я замер, затаив дыхание.

— Но ведь был шторм! Я ничего не мог поделать. Честно. Я сделал все, что мог...

— Но это ничего не дало, — возразил Деке. Голос у него был спокойный и рассудительный. — Поул, вы доставили мне много дополнительных трудностей. Это очень неприятно.

Он возвысил голос и позвал:

— Джим!

Дверь из зала отворилась. Я еле успел отступить за большую бронзовую вазу с засушенным папирусом. В проход ввалился Джим Громила. Его толстые руки разминали массивные плечи.

— Все, что я мог сделать, — начал было Поул, — все...

Я никогда не слышал у него такого испуганного тона.

— Немного поздновато, — сказал Келльнер, и его голос стал походить на грозное мурлыканье. Я представил себе его улыбку на красно-коричневом лице.

— Джим, мистер Уэлш собирается спуститься по этой лестнице.

Поул хотел что-то сказать, но не успел. Раздался странный звук, нечто среднее между ворчанием и стоном. Потом послышалось падение тела и громкий смех, смех Деке Келльнера. Я выскочил на лестничную площадку.

Келльнер стоял на верхнем марше мраморной лестницы, опершись на кованую чугунную балюстраду. Он сразу перестал смеяться, когда я появился из-за угла. Его серые глаза метнулись ко мне, а потом снова на нижнюю площадку лестницы.

Внизу валялся Поул Уэлш. Я видел, как он с трудом поднялся на четвереньки. С его носа греческого бога стекала кровь, образуя на губе красные усы, тоже, как у греческого бога.

— Упал с лестницы, — сказал Деке. — Какая жалость! Тон, каким он это произнес, не позволял понять, о чем он сожалеет: то ли о том, что Поул упал с лестницы, то ли о том, что он мало пострадал. Поул поднялся на ноги. Джим Громила убрался вон. Деке сказал мне:

— Вы, наверное, искали мужскую комнату?

Я спустился вниз, взял Поула за руку и помог ему подняться по лестнице. Деке улыбался и покачивал головой, как добрый дядюшка.

— Господь благословит вас, Мартин. Вы добрый человек.

Туалет был отделан коричневой плиткой. Я чувствовал, как дрожит рука Поула, когда вел его туда. Он сполоснул лицо водой, и я дал ему кусок туалетной бумаги, чтобы унять кровь из носа. Одна из кабин открылась, и оттуда вышел мужчина. Он был худощав, с глуповатой улыбкой на лице и маленькими, необыкновенно блестящими глазками. На ходу он засовывал скрученную банкноту в пять тысяч песет в нагрудный карман пиджака из легкой ткани.

— Всем добрый вечер, — раскланялся он.

Я кивнул. От него здорово несло виски. Проходя, он задел меня плечом.

— О, извините, извините! Ничего страшного? — он отряхнул меня своими коричневыми, как у обезьяны, руками.

— Я в порядке, — сказал я.

— О, простите, — повторил он и, посмеиваясь, нырнул в входную дверь.

Нос Поула перестал кровоточить. Я спросил:

— Почему он сбросил тебя с лестницы?

Поул было открыл рот, чтобы ответить, но тут же спохватился и снова закрыл его, сказав:

— О чем ты говоришь, черт возьми?

— Они спустили тебя с лестницы. Келльнер и его телохранитель.

— Я просто поскользнулся. Будь любезен, не ходи за мной больше.

Прижимая кусок туалетной бумаги к лицу, он вышел наружу.

Я следом за ним. Пианино все еще бренчало, и там нестройным хором пели вместе с Джеки что-то ужасное, в чем с трудом можно было узнать песню «Освободи меня». Голоса звучали вразброд, лица раскраснелись от солнца и вина. Женщина-блондинка, которая восхищалась только что его голосом, плакала, и по ее щекам текла тушь. Хелен стояла возле певца, обнимая его за плечи своей обнаженной загорелой рукой.

Я как-то сразу почувствовал себя уставшим, трезвым и подавленным. У меня в бумажнике был номер телефона для вызова такси. Я сунул руку в карман.

Бумажника не оказалось.

Он был при мне, когда я запрыгивал в автомобиль Хелен. Я точно это знал, потому что нащупал его в кармане, когда пытался найти там нож, чтобы защититься от собак. Сначала я подумал, что обронил его, и обошел комнату, глядя всем под ноги. Потом вышел на лестничную площадку. Лестница была пуста. Внизу виднелись следы засохшей крови Поула. Я прошел в туалет.

Одна из кабин была заперта. Оттуда слышалось сопение. Я вымыл руки. Бумажника нигде не было. Черт возьми, подумал я. Может быть, он все-таки в том проклятом саду, где собаки?

Дверь кабины открылась, и оттуда вышел тот же самый мужчина с блестящими глазками. У него в руке была пластиковая карточка, и он постукивал по ней ногтем большого пальца. На лице у него застыла широкая улыбка.

— Привет еще раз! — не удивился он.

Я смотрел на карточку. Это было удостоверение члена Королевской ассоциации парусного спорта. Я выхватил ее у него из рук. На ней стояло мое имя. Я тут же вспомнил, что он вроде бы отряхивал меня, как бы поправляя мою рубашку, и все понял.

— Ну ты, отдавай мой бумажник!

— А при чем здесь я?

Его руки начали подниматься, сначала медленно, потом все быстрее. Я резко отклонил голову назад. Пальцы, которые были нацелены мне в глаза, угодили в лоб. Моя голова ударилась о стену.

Я услышал, как хлопнула дверь, прозвучали шаги по мраморной лестнице, потом с шумом завелся мотор автомобиля, и по гравию зашуршали покрышки.

Промыв ссадину на лбу, я вернулся в зал. Хелен сидела у пианино, а перед ней стоял стакан апельсинового сока. Я пожаловался:

— Кто-то только что залез ко мне в карман.

Я чувствовал себя круглым идиотом. Ко мне еще никогда не залезали в карманы.

Она обернулась ко мне. Ее серо-зеленые глаза были полны слез. Когда она взглянула на меня, слезы исчезли.

— Кто это сделал? — спросила она.

Я описал мужчину с коричневыми обезьяньими руками.

— Это Сквиль, — сказала она. — Так его зовут. Он держит бар в деловой части Марбеллы. Думаю, если вы хорошенько его попросите, он отдаст вам все, что взял, если, конечно, не успеет продать.

За нашими спинами, благоухая кремом после бритья, возник Джеки Шварц.

— Я совсем охрип, — сказал он, растягивая слова в манере диск-жокея, и отхлебнул сока из стакана Хелен.

— Чудесное пение, — пробормотал я.

Меня покоробила эта интимность — пить из чужого стакана.

— Что вы, благодарю вас, — улыбнулся он. У него были коричневые глаза, как у спаниеля, и длинные черные ресницы. Он бросал на меня взгляды, как сеньорита с почтовой открытки.

— Хей, хей! — послышался голос Деке. — Всем здесь хорошо?

— Конечно. Ужасно хорошо! — подтвердил Шварц. — Но мне надо работать.

— А мне надо ехать, — сказала Хелен.

— Могу и я с вами? — спросил я.

Деке засмеялся. А Шварц одобрил:

— Колоссально! Вот это по-моему!

Я сказал:

— Поеду с Хелен. Она уже раз спасла мне жизнь. Я доверяю ей.

— Ото! — воскликнула Хелен, оттопырив свои накрашенные красной, как пожарная машина, помадой губы. — Но доверяю ли я вам? — Она кокетливо изогнулась в своем тесном черном платье.

— Ну ладно. Давай. Не теряйся, парень! — сказал Деке.

— Я постараюсь, — ответил я.

— Конечно, постараешься, — сказал Деке. Его глаза стали холодными и внимательными, и на какой-то момент наши взгляды встретились. А потом он засмеялся громким пугающим смехом.

Подойдя к машине, Хелен жеманно помахала рукой в направлении балкона, потом села в автомобиль. Я занял место рядом. Она захлопнула дверь.

Когда мы немного отъехали от дома, она сказала:

— Я же просила держаться подальше от меня.

— Почему же?

— А потому, что я не могу каждый раз, попадая туда, выслушивать ваши идиотские вопросы.

От восточно-лондонского акцента теперь не осталось и следа. Она говорила как интеллектуальная выпускница университета, и в ее голосе звучало недовольство.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

Собаки ожидали нас на зеленой лужайке, озаренной ярким светом. Они понимали, что бесполезно нападать на людей в зеленом автомобиле, помня, наверное, как эти люди пустили им в морду струю едкого газа. Внешние ворота открылись.

Хелен объяснила:

— Вы — примерный мальчик из колледжа, который участвует в гонках, чтобы заработать на жизнь. А в этой компании вы светите, как маяк над портом. Они все видят и понимают.

Я взглянул на нее. Ее четкий подбородок ясно вырисовывался на фоне белых вилл, стоящих у дороги. И я медленно произнес:

— Сначала в Саутгемптоне, потом в Пултни, теперь здесь... Чем вы вообще занимаетесь?

— Девочке надо кушать, — ответила она с акцентом, появившимся вновь.

— И вам помогает то, что вы околачиваетесь возле этих гангстеров?

Мы вырулили на главную дорогу. Она повернула ко мне голову.

— Запомните две вещи. Не совершайте роковой ошибки, полагая, что Деке Келльнер — это мелочь. И никогда не учите меня, что я должна делать. Если же хотите совсем потерять мое уважение, продолжайте задавать свои вопросы.

Ее золотые волосы отливали бронзой в свете фар встречных автомобилей, и луна серебрила белки ее глаз.

Внезапно она наклонилась, и я ощутил слабое прикосновение губ к своей щеке.

— Не пугайтесь, — сказала она. — У вас помада на щеке. А теперь выметайтесь отсюда.

Я опомнился, уже стоя среди жаркой ночи под мерцающими звездами, а хвостовые огни ее машины удалялись по широкой дороге в сторону Марбеллы.

Глава 17

Мне предстояла бы длинная прогулка до отеля, если бы у меня в кармане брюк не нашлось банкноты в тысячу песет. Я взял такси и проехал до места, где кончалась дорога, а потом прошел через Елисейские поля, пустынные и сумрачные в это время суток, в слабом мерцании звезд, прямо к сверкающему небоскребу «Эль Гордо».

Сбор команд был назначен на следующее утро в Морском спортивном клубе Марбеллы. Я успел на десятичасовой автобус. Уже было довольно жарко, и рубашка стала прилипать к спине, когда я шел по белой дороге между пыльными строительными площадками к Галле-де-лас-Росас, где обитал этот тип Сквиль.

На вывеске я прочитал: «Бар „Брик-а-Брак“ — интернациональная атмосфера». Большое окно витрины было грязновато, а штора за ним загажена мухами. Бар был закрыт. И вообще он выглядел как заведение, которое открывается много позже. Когда я шел по набережной, Средиземное море мягко шуршало прибоем справа от меня. Толстошеие светловолосые туристы уже пили пиво в барах на пляже. Я тоже нашел тихий бар, сел в прохладе за цинковую стойку. Пока я пил кофе, все думал, почему Хелен поцеловала меня вчера на этой ночной дороге и что ее связывает с этим певцом Джеки. Чашечка кофе была маленькая, поэтому долго думать не пришлось. Покончив с кофе, сунул двадцать пять песет в телефон-автомат и набрал номер офиса гонок. Они сказали, что Хонитона нет, но он вернется к вечеру, и не хочу ли я договориться о встрече. Я сказал, что хочу.

Без десяти десять я был на молу Де-Леванте, далеко вдающемся в море. Морской бриз только начинался. Его едва хватало, чтобы пощекотать лицо, но он все-таки сумел выманить на свежий воздух всех служащих офиса и загорелых любителей пива. А мое сердце забилось в радостном волнении, когда в конце мола я подошел к восьми высоким стройным мачтам.

На яхтах уже работали. Это была обычная рутинная работа — подкручивали то, что могло отвинтиться, закрепляли то, что могло ослабнуть, регулировали паруса. Когда вы состязаетесь с лучшими в мире шкиперами, ничего нельзя оставлять на волю случая.

Чарли, как всегда, выглядел уставшим. Скотто, Нодди и Дик были в хорошей форме, загорелые и энергичные.

Мы отдали швартовые, и я на двигателе вывел яхту за белую оконечность мола, в сверкающие воды Средиземного моря, где бриз срывал белые барашки с верхушек волн.

Подняли паруса, я выключил двигатель и лег на курс фордевинд[24]. В наступившей тишине пол кокпита неожиданно ожил под ногами и сзади в кильватере протянулся длинный белый след.

— Плохо ходить под парусом в Марбелле, — сожалел Чарли, посматривая на паруса. — Не хватает ветра.

Я согласно кивнул, не очень слушая его. Я изучал яхту так, как это делал всегда перед матчевыми гонками. Мои чувства резко обострились, я ощущал малейшее движение киля и руля, малейшее движение воздуха у главного паруса, характер скольжения яхты по ряби, поднятой бризом, шедшим с моря. После неуклюжего «Альдебарана» это было настоящим наслаждением.

— Хороша лодка, — одобрил я.

— Да, ничего, — ответил Чарли, надвигая длинный козырек кепи на глаза. Он был человеком, остро страдающим от своей скромности.

Ветер был так слаб, что многие крейсерские яхты давно бы застыли в неподвижности. Но крылья яхты «Бейлис-345» из сверкающего нейлона ловили каждое дыхание воздуха, и струя за ее кормой не пропадала. Паруса регулировались сами, почти не требуя вмешательства.

— Хорошая скорость у лодки, — одобрил Чарли.

Сбоку показались белые дворцы Марбеллы в окружении деревьев позади грязных серых пляжей. Были видны и другие паруса, передвигающиеся и маневрирующие на сверкающей поверхности моря.

— Вот Фурнье. И Поул Уэлш.

Фурнье был француз. Большая Белая Акула, как они звали его за мастерство. Его участие в гонке создавало для меня серьезную проблему.

— Поул, — повторил я. И, вспоминая скорчившуюся фигуру на нижней площадке мраморной лестницы, подумал о пятидесяти тысячах фунтов. Белые дворцы сразу показались мне зловещими. Где-то там был Хонитон, ожидавший этого злополучного сейфа, но так его и не получивший. И Генри, потерявший его.

— Мы побьем этого подонка, — пообещал я.

— Да, — ответил Скотто, улыбнувшись.

К двенадцати часам мы вошли в хороший, ладный ритм. Солнце стояло прямо над головой, и, несмотря на кепи, казалось, что оно бьет по голове раскаленным железным прутом. Мы все высохли и просолились насквозь.

Чарли предложил устроить ленч.

Я был так поглощен всем, чем мы занимались, что с трудом согласился. Но тут я вспомнил о Сквиле. Мы направились к берегу, и я пришвартовался к стенке. После моря я окунулся прямо в жару и пыль города. Все кафе на тротуарах были заполнены. Я старался держаться в узких полосках тени, отбрасываемой домами, но был слишком велик, чтобы спрятаться в них. К моменту, когда я добрался до бара «Брик-а-Брак», моя рубашка прилипла к телу, а ботинки, казалось, были наполовину заполнены потом.

Сейчас шторы над окнами бара были подняты, и, когда я толкнул дверь, она открылась внутрь. Слева шла длинная стойка из красного дерева, за ней никого не было. Над баром была чугунная решетка, на которой висели оловянные пивные кружки. В стенах размещалось много узких шкафов, набитых часами с кукушками, старыми банками, пустыми бутылками, подсвечниками и другим барахлом. Было похоже, что все это извлечено из мусорного ящика антикварной лавки. К тому же здесь пованивало, и это был запах пролитого пива, сигарет, грязи и неуспеха. Может, это и была та самая интернациональная атмосфера, о которой сообщалось на вывеске.

Наконец из задней двери появилась девушка-блондинка. Она выглядела так, будто мой приход разбудил ее.

Когда она подала мне бокал «Сан Мигеля», я спросил ее:

— А где Сквиль?

Она прищелкнула языком. У нее было одутловатое лицо и нездоровые темные глаза.

— Спит, был занят всю ночь.

Ее выговор напоминал нечто среднее между Мадридом и Степни.

Я-то знал, чем он занимался ночью, и спросил:

— Где?

Она нахмурилась, спросив:

— А кто вы?

— Друг.

Было похоже, что на нее это не произвело особого впечатления.

— О, он часто бывает во многих местах.

Я смотрел на грязные разводы на стакане, который она мне подала, и решил, что лучше уж пить прямо из горлышка. Пиво животворной влагой проникло во все частицы моего тела.

— Вы давно здесь работаете?

— Довольно давно.

Она взяла свое вязанье из ящика для хранения льда и села так далеко от меня, как это было возможно. Я потягивал пиво. Нейл Даймонд пел о том, как трудно быть человеком, которого не понимают.

Вдруг отворилась дверь, и появился Сквиль.

В грязном бежевом льняном костюме он выглядел не лучшим образом. Его лицо было медно-красным. Забравшись на стул, он бесцветным голосом, не глядя в мою сторону, сказал:

— Дай-ка водки, дорогая!

Блондинка подала ему стакан водки с небольшим количеством томатного сока и солидную порцию закуски с острой приправой. Он поднес стакан ко рту обеими руками и сделал пару больших глотков. Она подала ему салфетку, чтобы он вытер слезящиеся глаза, и кивнула в мою сторону:

— К вам пришли.

Он повернулся, чтобы взглянуть на меня. Его близко посаженные глаза потеряли свой вчерашний неестественный блеск. Длинный нос с красным кончиком нависал над безвольным подбородком. Вчера вечером с возбужденными от кокаина глазами он еще как-то смотрелся. А сегодня был похож на какого-то грызуна в тяжелом похмелье. По его лицу нельзя было определить, узнал он меня или нет. Но на всякий случай он улыбнулся заискивающей улыбкой, обнажив свои желтые выщербленные зубы.

— И что же мы можем сделать для вас?

— Вы можете вернуть мне мой бумажник, — сказал я, вставая и занимая такую позицию, чтобы отрезать ему путь к двери.

— Какой бумажник?

— Тот самый, что ты вытащил у меня из кармана там, у Деке Келльнера.

Хмельное выражение его лица моментально сменилось на другое, гораздо более гадкое. На щеке дернулся мускул.

— Не знаю, о чем вы говорите.

Он снова взял свой стакан и допил водку.

— Выпей еще один, — сказал я. — Все, что я хочу, это вернуть свой бумажник.

Его глазки начали рыскать по сторонам. Я вспомнил о Деке и его солидном виде и решился на маленькую хитрость.

— Иначе я попрошу Деке, чтобы он помог вернуть мне мой бумажник. И это сработало. Маленькие глазки забегали по грязным стенам бара, будто он искал выхода из создавшегося положения. Деке был человек, которого стоило бояться, особенно таким, как Сквиль.

Девушка подала ему еще один стакан. На этот раз я отчетливо услышал, как его зубы стучат о край стекла. Он достал сигарету из бело-голубой пачки и медленно закурил, чтобы выиграть время и поразмыслить.

— Ну и спрашивайте у него, — наконец проговорил он. Его желтоватые глазки следили за мной, стараясь определить мою реакцию.

— Подумайте об этом. Старина Деке может быть недоволен, что вы обворовываете его гостей.

Он посмотрел сначала на грязный пол под ножками стула, на котором сидел, потом на девушку. Ни то, ни другое не помогло ему. Тогда он залпом допил водку и засунул левую руку, покрытую никотиновыми пятнами, в карман пиджака.

— Не крал никаких бумажников. Вот, нашел один какой-то на полу, хотел передать его Деке, но... вы знаете, как это бывает. Просто забыл. Это ваш?

Он передал его мне. Это был мой бумажник. Я взял его.

— Мой, — сказал я. — Какая удача!

— Да, — ответил он, — действительно удача.

Двадцать тысяч песет наличными исчезли из внутреннего отделения.

— Деньги? Не видел в нем никаких денег.

— Ну ясно, что не видели!

Он смотрел в свой пустой стакан. Я убрал бумажник.

— Спасибо, вы мне сделали большое одолжение. Хотите еще выпить?

Он сделал вид, что колеблется, принять мое приглашение или нет, и наконец с благодарностью согласился. Его руки перестали дрожать, но прежде ему пришлось выпить почти четверть бутылки водки.

— Хороший у вас бар.

Он огляделся вокруг, будто видел все это впервые.

— Да, — сказал он. — И место неплохое. Выгодный маленький бизнес. Конечно, сезон еще не начался. Запаздывает немного в этом году.

Он помолчал, разглядывая грязный хлам в шкафах. За все то время, что я здесь был, сюда не зашел ни один человек.

— Довольно забавно, но я подумывал, не продать ли мне его. Не поможете ли вы мне найти покупателя?

Я постарался принять озабоченный вид и ответил, что не могу. Он покачал головой и выпил еще водки.

— Жаль, — сокрушался он. — Жаль!

— Вы собираетесь обратно в Англию? И хотите продать бар и все это? Он покачал головой, глядя по-прежнему в свой стакан.

— Нет еще есть проблемы, вы знаете, что я имею в виду. Я подумал, что, наверное, догадываюсь.

— Неприятности с полицией?

Он кивнул, искоса поглядывая на меня из-за своего длинного носа. Было видно, что он уже изрядно выпил и достаточно раскис. Грязно выругавшись, он сказал:

— Немного не так. Я продавал в Англии по домам страховые полисы, а компания не всегда обеспечивала страховые премии. Вы понимаете?

Он вел себя, будто был Робином Гудом, говорящим с шерифом Ноттингемским.

— И я дал тягу. И вот я здесь. Солнце, море и синьориты.

Он обвел рукой бар и показал на девушку, сидевшую со своим вязаньем на ящике для льда.

— И старина Деке тоже в этой лодке?

Я понимал, что, сказав это, перешел грань. Сквиль наверняка провел много времени в разных кабинетах, где его допрашивали, и он прекрасно понимал, какой вопрос является главным.

Его глаза стали сразу очень осторожными.

— Деке — весьма сильный человек. И ему не понравится, если я буду обсуждать, что могу или не могу знать о нем, с каким-то типом, который выпытывает что-то у меня в баре.

Он вдруг вскочил, и его лицо исказилось от гнева.

— А теперь давай выматывайся отсюда!

Вскакивая, он не предусмотрел эффекта от выпитой водки. Не устояв на ногах, он сделал шаг назад, наткнулся на стоящий позади стул и рухнул прямо на шкафы. Они разлетелись в клубах пыли, и на пол посыпались разные безделушки. Направляясь к выходу, я отбросил их ногой.

Но на полпути к двери я остановился как вкопанный. Один из предметов, выпавших из разбитого шкафа, отлетел дальше других. Это была коробка, сделанная из черненой стали, коробка такой формы, чтобы ее удобно было носить в кармане. Я поднял ее и посмотрел на надпись, сделанную на крышке. У меня сразу пересохло во рту. Все вокруг стало другим.

Потому что я знал эту коробочку. Надпись на ней гласила:

«Г. М. От команды миноносца „Рутланд“. 1942». Эта коробка была тем самым портсигаром, сделанным из орудийного металла, который я видел последний раз шесть недель назад.

Он принадлежал Генри Макферлейну.

Глава 18

Я держал портсигар в руке, рассматривая его с разных сторон. У него была округлая красивая форма. Еще мальчишкой я восхищался этой вещью. Потом я считал ее символом упрямой эксцентричности Генри, который пользовался портсигаром, пусть даже сделанным из орудийного металла.

За моей спиной вопил Сквиль:

— Давай! Выматывайся отсюда, пока я не позвал легавых!

Я круто повернулся и пошел на него. Его рот так и остался разинутым, а тело сразу осело, как будто из него выпустили воздух. Моя рука непроизвольно дернулась вперед и схватила ворот его рубашки. Я давил на него, он пятился через весь бар, пока не наткнулся на скамью и не грохнулся на пол.

Я держал металлический портсигар прямо перед его маленькими глазками.

— Говори, — цедил я сквозь зубы. — Где ты взял эту вещь?

Его глазки закрылись. На лбу выступил пот, и от него резко завоняло водкой, сигаретами и страхом.

— Не помню, — выдавил он из себя.

Я ударил его головой о стену так, что послышался глухой стук.

— Эта вещь принадлежит моему другу. Очень близкому другу. Я буду молотить тебя о стену, пока не скажешь, где ты ее взял.

Я еще раз приложил его о стену. На пол опять посыпались какие-то безделушки.

— И потом я скажу Деке, кто спер мой бумажник.

— Полицию, — прохрипел он. — Мона, полицию!

Я посмотрел назад через плечо. Мона все еще сидела и спокойно вязала.

— Она знает, что ты должен делать. Так делай же!

— Отпусти меня, и я скажу, — попросил он.

Я отпустил. Какое удовольствие не быть с ним рядом и не ощущать его запаха!

— Я выполнял небольшую работу.

— Для кого?

— Для одной компании. По приобретению собственности. Фонд Морриса. — Он притворно улыбнулся. — Я знаю одного старикашку, он выполняет разные поручения, иногда детективного свойства, обслуживает процессы и все такое.

— Где он?

— За границей.

— Где он взял этот портсигар?

— Я приходил к старику по делам. Увидел эту маленькую коробочку на столе. Подумал, что она пригодится мне как украшение. И спер ее.

— Отлично. И кто же этот старикашка?

— Его зовут Невилл. Майор Невилл.

— Где он живет?

Сквиль приподнял верхнюю губу над желтыми зубами.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15