— Но это неудобно мне, — отрезал он, не поднимая головы.

— Отлично, — ответил я. — А теперь — вон! Немедленно! Он спокойно перевернул страницу и посоветовал:

— Звоните в полицию.

Вот оно! Внезапно передо мной возник безвестный мальчик Мартин Деверо из школы в Ридинге. И Поул Уэлш, который учился в Итоне и чей отец держал яхту на маленькой стоянке где-то на юге Англии. Я подскочил к нему, схватил большим и указательным пальцем его за ухо и сильно дернул.

Он закричал сдавленным фальцетом и попытался оттолкнуть меня. Я настаивал:

— Выметайтесь, пока я не выкинул вас за порог!

Он крутанул головой, освободился и попытался выдавить надменную улыбку. Это была жалкая попытка.

— Я всегда знал, что вы порядочное дерьмо, Мартин!

— Вон! — повторил я.

— Хорошо, ухожу.

Крепко сжав побледневшие губы, он неуклюже занес было ногу и попытался ударить меня в пах; я ушел в сторону, перехватил рукой его колено и отвел удар. Так мы и стояли лицом к лицу, и он старался сохранить равновесие.

— А теперь катись вон! — процедил я и сильно толкнул его. Он вылетел в дверь, потом поднялся на ноги, белый от гнева. Но сумел избежать моего взгляда, осматривая кабинет, старый письменный стол, громоздящиеся на нем папки.

— Боже, ну и хлам! — сказал он и удалился.

* * *

Вечером у нас с Мэри состоялся разговор.

— Я не желаю, чтобы этот человек появился здесь снова, — заявила она.

Я просматривал счета.

— Но у него, в связи с намерением приобрести собственность, есть полное право знакомиться с документами.

— Только не в моем доме! — отрезала она и добавила после паузы: — Может быть, он уже нашел то, что искал. Кое-что исчезло.

— Исчезло?

Она посмотрела на меня своими бледно-голубыми глазами.

— Вот уже тридцать лет я осаждаю эту проклятую комнату. Каждый раз, когда Генри уезжает, я проникаю в кабинет и навожу порядок, потому что, как только вернется, он вышвырнет меня отсюда. Так вот, что-то исчезло, это совершенно точно.

— А вы не думаете, что он мог взять это с собой? Она покачала головой:

— Нет, по-моему. Это что-то довольно большое.

— И вы не можете вспомнить, что это?

— Я теперь свое имя и то с трудом вспоминаю. Я смотрел на ее изможденное лицо и большие руки, лежащие на кухонном столе. Мэри ухаживала за мной с того самого времени, когда мне исполнилось двенадцать лет. Теперь она сама нуждалась в уходе и помощи.

— Вот что, я не пойду ночевать в Пойнт-Хауз, останусь здесь.

Она подняла голову и явно хотела сообщить мне, что я становлюсь смешным. Но потом изменила свое намерение. Ее лицо смягчилось.

— Если ты так настаиваешь.

Всю эту ночь я провел в полудреме, прислушиваясь к знакомым ночным звукам «Саут-Крика». Дул сильный ветер, завывая в снастях стоящих на приколе яхт. Со стороны причальной стенки доносился громкий шум прибоя.

Внезапно я вдруг проснулся. Моя комната располагалась над комнатой Генри. Сквозь шум, доносившийся с моря, я расслышал нечто другое: осторожный шорох и легкое постукивание снизу, сквозь пол. Я прикрыл глаза. Может быть, крысы? Болото кишело ими, и не было никакой возможности отвадить их от старого дома в «Саут-Крике». Но для крыс это сильный стук, и вещи, которые передвигались и падали, были для них неподъемны.

Я осторожно спустил ноги с кровати на холодные доски пола и быстро натянул джинсы и свитер. Потом открыл дверь и начал спускаться по лестнице.

Мэри была воспитана войной. Ее привычка экономить топливо возникла еще во времена затемнения, и она скорее примет ванну из шампанского, чем оставит на ночь горящую лампочку.

Но сквозь щель под дверью кабинета Генри пробивался свет.

Я уже спустился до половины лестничного марша. Моя правая нога осторожно нащупывала каждую следующую ступеньку, я старался ступать ближе к стене, чтобы избежать скрипа. И медленно переносил вес тела на правую ногу.

Ступенька все-таки издала звук, как старое дерево под порывом ветра. Свет в кабинете тут же погас.

Я одним прыжком преодолел остаток лестницы, повернул ручку двери и ворвался в кабинет. Там было совсем темно, только слабо серел квадрат окна. И в комнате стоял запах. Запах спиртного. Тут я получил удар по голове, в ушах у меня зазвенело, и я упал на кучу папок, успев подумать: почему это я, такой агрессивный мистер Деверо, не вызвал вовремя полицию?

На фоне окна мелькнула тень. Широкие плечи, массивное тело. Этот человек пытался открыть окно. Я вытянул левую руку, нащупал выключатель и нажал его. Ничего не произошло. Лампочка вывернута, догадался я.

Опустив руку на пол, чтобы опереться на нее и встать, я нащупал металлический предмет — тяжелую бронзовую скобу, которой Генри подпирал дверь. Я схватил ее и вскочил на ноги как раз в тот момент, когда человек у окна сумел поднять наконец оконную раму. На сером фоне окна было видно, как он заносит ногу, чтобы прыгнуть наружу. Размахнувшись, я бросил в него скобу.

Из-за больной руки бросок вышел неудачным. Но скоба все-таки угодила в незнакомца, и он вывалился на улицу. Послышался хруст, когда он рухнул на клумбу. Я бросился за ним и упал на что-то, что оказалось его телом. Он заорал и быстро откатился в сторону. Кровь стучала в моих ушах. Теперь я его видел. Темная грузная фигура ползком пробиралась через заросли.

— Стой! — закричал я. — Я вижу тебя!

Он не остановился. Пригнувшись, я бросился следом. Мы схватились на лужайке, и я попытался свалить его подножкой. Но он был широкий и плотный, а гипсовая повязка не позволяла мне сцепить руки у него за спиной. Он вырвался, и я ударил его в лицо левой, чувствуя, как его пальцы нащупывают больное место на моей правой руке.

Мне стало не по себе. О нет, только не это, думал я, стараясь отвести руку подальше. Но я промедлил, он поймал мою руку и заломил ее назад. Я весь сжался от ужаса, понимая, что сейчас произойдет, тем более что мы оказались возле стены дома, а он был построен из очень прочного материала.

Он, захватив мою руку, ударил ее гипсовой повязкой об угол дома.

У меня внутри все оборвалось от боли, и шум в ушах от полученного удара превратился в адский рев. Что-то случилось с моими коленками, которые стали сразу как мокрая бумага. Я грохнулся на траву и повернулся так, чтобы прикрыть руку.

Сверху голос Мэри спросил:

— Кто там?

Она зажгла свет.

Негодяй сиганул через лужайку. Я попытался встать и побежать вслед за ним, но мои колени все еще не слушались меня, я так и остался лежать у стенки, которая разделяла сад и двор, прекрасно слыша, как на стоянке машин заработал стартер. Я поднялся, опираясь на дерево, и увидел, как лучи фар прорезали темноту, услышал, как шины прошуршали по гравию, прежде чем машина, высокая и угловатая, судя по силуэту, вырулила на дорогу. Было слишком далеко до нее, чтобы разглядеть номер. От стоянки донесся запах выхлопных газов дизеля.

Шатаясь, я вернулся в дом, прижимая к груди, как ребенка, свою несчастную правую руку.

Мэри спросила:

— Что там, черт побери, произошло?

— Воры, — ответил я.

Она словно в полусне неважно соображала.

— Не думаю, что они смогли чем-то поживиться. Позвони в полицию. Скажи, что это была «тойота». Они перехватят их.

В моем гипсе, там, где он ударился о стену, образовалась трещина. Я крепко сжимал руку и надеялся, что Мэри не заметит, как дрожат мои ноги.

Пол в офисе был завален папками и документами. Она раскидывала их ногами, не зная, с чего начать уборку, а я стоял, смотрел в открытое окно и думал об этом здоровенном бандите, от которого несло перегаром, и который мог позволить себе ударить человека по сломанной руке. И тут мой желудок не выдержал, и я выбежал в сад.

Явилась полиция: сержант Хоун из Маршкота и трое агентов из Экстера. Они не нашли автомобиля, сказав, что таких машин много, и он теперь может укатить куда угодно.

Я кивнул, думая, что не из Австралии же приехал этот угловатый автомобиль с дизельным выхлопом. Они спросили, не пропало ли что-нибудь. Мэри ответила, что она может предполагать это с такой же вероятностью, как и они. Потом я описал человека, понимая, что делаю это совершенно напрасно.

— Вам еще повезло, — сказал Хоун, коренастый мужчина с конопатым лицом и рыжеватыми глазами.

Его агенты, пользуясь своим порошком, всюду пытались отыскать отпечатки пальцев.

— Сейчас развелось много бандитов. А этот просто вор. Ищет видео. — Он набрал полный рот виски и смаковал его, не глотая.

— У нас нет видео.

— Но он не знал этого, — сказал Хоун. — Вам повезло.

— Спросите Джеймса де Гроота, что он знает обо всем этом, — сказал я и дал им номер телефона.

Мы сидели молча за кухонным столом. Хоун пошел позвонить в Комптон-Холл. Я очень оберегал, лелеял, свою руку в треснувшем гипсе.

Хоун вернулся озабоченный.

— Мистер де Гроот в Америке по делам. Отбыл в полдень.

* * *

На следующее утро я поехал в Экстер. Врачи осмотрели на рентгеновской установке мою руку и сказали, что она заживает нормально, несмотря на удар. Наложили новую гипсовую повязку и отпустили меня.

Когда я вернулся в «Саут-Крик», полиция появилась снова. Они не нашли отпечатков пальцев. Никто не видел автомашины, и они все допытывались, не пропало ли что-нибудь. Мэри подтвердила, что ничего не пропало. И они уехали.

Когда полицейские наконец убрались, она спросила:

— Ты думаешь, это был Поул Уэлш?

— Нет, слишком велик для него.

— Очень странно. Кто-то вламывается глухой ночью. Шарит повсюду и ничего не берет. — Она подождала немного и добавила: — А может быть, он искал то же, что и Поул?

Явно в кабинете Генри было что-то, что одинаково интересовало и Поула, и этого вора. Но вор был слишком крупен, это не мог быть Поул. А Джеймс знал, что у меня сломана правая рука, и, может быть, хотел окончательно обезвредить меня, сломав ее еще раз.

Но Джеймс в это время летел на самолете в Америку.

Я пошел в офис подписать кое-какие бумаги. Когда появился Тони, я пригласил его в кабинет.

— Нам нужен охранник у ворот. На всю ночь. И на каждую ночь.

— Ого, до чего дошло, черт возьми!

— И с рацией, — уточнил я. — А другая будет у меня в Пойнт-Хаузе.

— И кому это понравится, стоять у ворот?

— Придется привыкнуть.

— Можете вы представить себе, как наш Дик сможет уберечь нас от преступников? — спросил он.

— Сможет, если у него будет рация.

Тони пожал своими здоровенными плечами.

— Как скажете, — пробурчал он.

Я работал, пока солнце не превратилось в большой оранжевый шар, спускающийся за мачты яхт. Потом пошел на автостоянку. Тони был уже там, ухмыляясь во все свое загорелое лицо.

— Дик на дежурстве, — доложил он. — Взял два экземпляра «Пентхауза» и полгаллона чаю. Ни один паршивый вор не проскочит.

— А радио?

— И радио.

— Благодарю.

Я залез в «лендровер», помахал Дику и поехал в Пойнт-Хауз.

Я устал. Разогрел бифштекс и мясной пирог и поел. Потом умылся, наладил отопление, проверил УКВ-рацию и отрегулировал громкость приема так, чтобы услышать, если Дик станет вызывать меня ночью.

Потом сел за шахматную доску, но никак не мог сосредоточиться, потому что у меня из головы не выходил Генри, который был где-то в Испании и Бог знает чем там занимался в окружении опасных людей. Фигуры на шахматной доске ассоциировались с такими персонажами, как Джеймс, Рейстрик и тот бандит, который тайком крутился у «Саут-Крика». Я представлял себе нашу пристань в миниатюре: бухту с понтонами, навесы из гофрированного железа, дом красного кирпича на гравийной насыпи. Потом фокус расплылся, мои мысли закружились вокруг иных дел, но было трудно определить их точное содержание.

В огне затрещало полено, и я невольно вскинул голову. Потом медленно встал и зашагал вверх по узкой лестнице.

Когда я открыл глаза, было еще темно. В окно смотрела луна, оставляя серебряные квадраты света на белом покрывале постели. На моих часах было 4.38. Я лежал, вслушиваясь в порывы ветра, и старался понять, что именно меня разбудило.

— Мартин!

В голосе был страх. Даже больше, чем страх, — паника. Я подбежал к окну. Передо мной открылась плоская серая ложбина среди дюн. В ее дальнем конце стоял автомобиль с включенными фарами, задранными кверху. Через ложбину бежала большая неуклюжая фигура в длинном халате, путающемся в ногах. Мэри!

Я натянул брюки, свитер, сапоги и спустился вниз, как раз когда она вбегала в дверь. Ее волосы были всклокочены ветром, голубой халат весь в песке. Лицо в слезах.

— Проклятый понтон! — задыхаясь, сказала она. — Моя машина застряла. Едем!

Мы выбежали наружу. Я завел «лендровер»: ее «фольксваген» стоял сбоку от дороги с колесами, по ступицу завязшими в песке.

— Понтон сорвался, — сказала она. И больше ничего не могла объяснить, потому что все ее внимание было поглощено тем, как удержаться на сиденье, пока я гнал «лендровер» по дюнам.

Когда мы миновали болото и спустились к бухте, я по расположению мачт, ясно рисовавшихся на светлой, восточной части неба, увидел: произошло что-то недоброе. Обычно мачты располагались в определенном порядке, напоминая частокол, а сейчас они сбились в беспорядочные уродливые пучки.

Мы объехали бухту, я выскочил из машины и закричал:

— Звони Тони!

— Уже позвонила.

— Где Дик?

— Не видала его, — ответила Мэри.

Я подбежал к краю бассейна. Мачты походили на сосновый лес после сильной бури. Понтон, это тяжелое сооружение из дерева и металла, отнесло под напором ветра на пятьдесят футов от берега. Он толкал перед собой причаленные к нему яхты. И весь этот хаос навалился на бетонные глыбы и крепко засел там, качаясь на восемнадцатидюймовой зыби. Грохот стоял ужасный. Это был грохот полумиллионных яхт, разбивающихся в стеклянную пыль.

Я осмотрелся вокруг, ища плоскодонку Дика. Обычно она стояла у топливного причала. Теперь там ее не было. Я снова кинулся к «лендроверу» и выхватил карманный фонарик из ящика для перчаток. Луч заплясал по темной воде и осколкам фибергласа.

— Что я могу сейчас сделать? — спросила Мэри дрожащим голосом.

— Наденьте что-нибудь на себя.

Желтый свет фонаря остановился на внешней стороне дока. Там оказалась лодка Дика, черная и длинная. Я спустился по стенке и перелез через расшатанные перила. Лодка не была привязана. Она стояла, прижатая ветром к привальному брусу.

Я спрыгнул в нее и потрогал кожух мотора: он был еще теплый. Звенели цепи, плескалась вода, и яхты бились о бетонные глыбы. Больше ничего не было слышно.

— Дик! — закричал я.

Никакого ответа.

Не было времени разбираться, почему он молчит. Я нажал кнопку стартера, и стодвадцатисильный дизель заработал с глухим рокотом; выхватив из держателей трос, я закрепил его на болтах с каждой стороны понтона, потом перекинул трос за усиленный пиллерс на корме лодки и дал полный газ.

Двигатель взревел. Когда тросы натянулись, они образовали треугольник, в вершине которого находилась лодка, а понтон служил как бы основанием. Пена серебром била за кормой лодки. Я сидел, зная, что больше уже ничего нельзя сделать. Тросы звенели от напряжения. Мачты за кормой выпрямлялись, потому что натиск понтона стал ослабевать. Очень медленно, но я все-таки вытащил понтон на чистую воду. За ним тянулись лодки, все еще причаленные к нему и похожие на пустые гороховые стручки.

На берегу теперь появились огни и автомашины. Низкий автомобиль с лебедкой выехал на дальний мол. Лодка с трудом приближалась к нему, идя против ветра.

— Прими трос, — сказала мне темная фигура голосом Тони. — Он на лебедке. Закрепи его.

Он бросил мне петлю тяжелого троса. Я подхватил ее, дал задний ход, накинул петлю на пиллерс и отвел лодку, чтобы выбрать слабину. Я правил к топливному доку, и лебедка заработала. Темная масса понтона стала медленно двигаться назад. Я выскочил на мол и подошел к автомобилю с лебедкой. Мотор ревел. Тони сидел в кабине. Светало. В неясном свете было видно то, что осталось от пяти когда-то элегантных яхт.

Тони сказал:

— Еще хорошо, что вы успели.

В лучах автомобильных фар было заметно, как ввалились его глаза.

— Ты видел Дика?

— Нет. Наверное, спит под навесом. Уже достаточно рассвело, чтобы можно было различить фигуры на противоположной стороне затона. Это были двое наших рабочих и Мэри. Рабочие спустились по куче обломков к кромке воды и что-то отыскивали там, шаря баграми. Они толкались и суетились так, будто нашли что-то важное.

Меня прохватил озноб, и я бросился вдоль затона к ним. Мэри стояла на стенке, с ужасом смотрела вниз, повторяя:

— О нет! О нет!

Я понял, что произошло, когда рабочие вытащили тело из воды. Это был Дик Поудер. В рассветных лучах он выглядел идеально чистым, впервые за все время, какое я его знал. Потому что пролежал под водой более часа. И был, конечно, мертв.

Мы вытащили его на верх стенки, холодного, как камень. Стало еще светлее. Прибыла полиция и «скорая помощь», голубые вспышки их машин освещали ужасный разгром и отражались в темной воде. Женщина-полисмен взяла Мэри к себе в машину и напоила ее чаем. Я снова пошел к автомашине с лебедкой.

Понтон был на месте. Казалось, он никуда и не уходил, если бы не весь этот хаос вокруг. Ущерба было на добрых двадцать — тридцать тысяч фунтов.

Но с этим придется разбираться потом.

Я подошел к первой причальной точке понтона. Обычно он крепился мощной цепью из металла с гальваническим покрытием к чугунному кольцу на анкерах[18], которые заделаны на четыре фута в бетон стенки. В свете моего фонаря было видно, что цепь свободно свисает. На покрытии видны пятна ржавчины, но не больше, чем всегда.

— Это новые цепи. Они поставлены в этом сезоне, — сказал Тони. Он наклонился и начал вытягивать цепь.

— Должно быть, испорченное звено, — предположил Тони. — Два испорченных звена, — добавил он. — Никогда не бывает такого в цепи с гальваническим покрытием. А тут целых два звена.

— Кто-то разрезал эти чертовы звенья, — сказал я. Бедный Дик с его «Пентхаузом», сандвичами и чаем!

— Мы найдем эти проклятые звенья. Они где-нибудь здесь, если их разрезали. И мы найдем того подонка, который убил Дика.

Его голос был холоден и полон гнева. Я отлично понимал его состояние.