Кейт обалдело уставилась на телефон. Господи, о чем же ей говорила Маргарет? Да, она и впрямь упомянула об особе королевской крови. Но кого же она имела в виду?
Внезапно ее словно подбросило.
— Чтоб меня разорвало! Королева!
Джоэль опрокинул ее на спину и игриво чмокнул в грудь. Кейт одним движением высвободилась, вскочила и не чуя под собой ног понеслась в кухню.
— Эй, что происходит? — недоуменно спросил Джоэль, последовав за ней.
— Королева! — срывающимся голосом ответила Кейт. — Мне поручено взять интервью у королевы.
— В Китае?
Кейт наградила его недоуменным взглядом.
— Королева сейчас в Китае.
— Значит, у принца Уэльского. Или у принцессы Дианы.
Точно не знаю. Сегодня днем. Я должна позвонить отцу и предупредить его. Он просто своим ушам не поверит.
И она устремилась к телефону.
Джоэль, пожав плечами, босиком прошел в ванную и пустил душ.
— Ты хоть слышал, что я сказала? — крикнула ему вслед Кейт. — Мне и правда поручили взять интервью у особы королевской крови.
— Я потрясен, — отозвался Джоэль, прикрывая дверь ванной.
Как всегда, в то утро Линда Мак-Элфри встала рано. В половине седьмого она, оседлав своего жеребца по кличке Полумесяц, уже выехала верхом. Оставив конюшню и поле для выездки позади, она отпустила поводья, и Полумесяц, получив свободу, привычно понесся по еще спящему предместью. Накрапывал мелкий дождик, а холодный ветер хлестал Линду в лицо, но она наслаждалась — это было ее любимое время суток. Конюхи еще только выводили остальных лошадей на поле. Линда хотела побыть одна. Ей требовалось время, чтобы подумать.
В последнее время Боб был сам не свой. В ответ на ее вопросы он лишь смеялся, заверяя, что все нормально, а у нее лишь разыгралось воображение. Однако Линда знала его слишком хорошо, чтобы этому верить. Как и любой другой женщине, шестое чувство подсказывало ей, когда что-то неладно. Она прекрасно знала, каков бывает ее муж, когда что-то не клеится в работе. От природы неразговорчивый, он никогда не обсуждал с ней свои дела, и Линда уже давным-давно не совала в них свой нос, уважая его право на молчание.
Все Рождество Боб был неузнаваем. Не то чтобы раздражен или вспыльчив, но и не весел и расслаблен, как обычно. Уже перед самым его отъездом в Лондон Линда поняла, насколько они с мужем отдалились друг от друга.
Правда, в последний день старого года он, как и обещал, вернулся, и Новый год они встретили втроем, с его матерью. За столом много шутили и выпивали, однако Линда видела, что проблема, мучившая Боба на протяжении всего Рождества, не оставляла его ни на минуту. Ни тогда, ни сейчас.
Линда была сильная женщина. И телом, и духом. Она гордилась своими идеальными конюшнями и не менее идеальным браком. С Бобом они прожили одиннадцать лет, из них восемь — как законные муж и жена. С самого начала их объединяло необычайное духовное родство, как нередко бывает с людьми диаметрально противоположных профессий.
И вот теперь Линда впервые задумалась, а правильную ли жизнь она ведет. Может быть, нужно больше интересоваться работой мужа, проявлять к нему больше внимания?
Может, зря они проводят так много времени вдали друг от друга? Линда знала, что Боб всегда хотел, чтобы у него была нормальная семья, дети; она же постоянно противилась этому. Может быть, теперь, когда ей уже тридцать восемь, пора бы подумать о ребенке?
Она вернулась с прогулки почти в девять, немного уставшая и проголодавшаяся. Свекровь, приехавшая погостить до конца января, поджидала ее у кухонной двери, близоруко вглядываясь в матовую пелену дождя.
— Чайник уже вскипел, Линда.
— Иду.
Линда направилась в дом. В кухне было тепло и уютно, а запах поджариваемых на сковороде яиц с беконом приятно щекотал ноздри.
— В местной газете написали про Боба, — сказала Вайолет Мак-Элфри. — Я положила ее тебе на стол.
— Спасибо, — улыбнулась Линда, расчесывая волосы. — А о чем там идет речь?
— Да все как обычно. Местная знаменитость, блистательные отклики, очередной шедевр; сама знаешь — по-другому газетчики выражаться не умеют.
Линда рассмеялась:
— Что-то вы не слишком похожи на обычных гордых матерей.
— Пожалуй, — согласилась Вайолет. — Но заметку я все-таки вырежу и помещу в альбом.
Поставив перед Линдой тарелку, Вайолет вернулась к плите.
— Я, пожалуй, тоже чего-нибудь перехвачу, — сказала она. — Чай наливать?
— Угу, — промычала Линда, пережевывая пищу.
Вайолет разлила чай по чашкам и поставила их на стол.
В эту минуту зазвонил телефон.
— О Господи! — всплеснула руками Вайолет. — И кому вздумалось трезвонить в такую рань? — Она шагнула в прихожую. — Сказать, чтобы перезвонили?
— Да, — ответила Линда. — Если только это не Боб.
Вайолет сняла трубку.
— Алло. Да. Да, здесь. Она сейчас завтракает — вы можете перезвонить через полчаса? Хорошо, сейчас спрошу.
Подождите минутку. — Она посмотрела на Линду. — Говорят, что дело очень срочное.
Сердце Линды сжалось. Чутье подсказывало ей, что звонок неприятный.
— Кто это?
— Она не назвалась. Так ты подойдешь?
Линда кивнула и медленно встала из-за стола.
— Я поговорю из гостиной.
Свекровь изумленно посмотрела на нее, но ничего не сказала. Дождавшись, пока Линда сняла параллельную трубку, она положила свою на рычаг.
— Да, я слушаю, — сказала Линда. « — Кто это говорит?
— Здравствуйте, миссис Мак-Элфри, — ответил ей незнакомый женский голос. — Меня зовут Морин Вудли. Возможно, вы помните, в прошлом году мы с вами познакомились в Бадминтоне.
— Не помню, — сказала Линда, — но я знаю, кто вы такая. Чем могу быть вам полезна?
В трубке замолчали.
— Что-то случилось с Бобом? — спросила Линда, стараясь не выдавать охватившего ее волнения.
— Нет, — ответила Морин. — Дело вовсе не в этом.
— Тогда в чем дело?
— Видите ли, это все-таки касается Боба. Мне просто казалось, что вам следует знать…
Линда уже поняла, что за этим последует.
— Знать что?
— Что ваш муж изменяет вам с актрисой из нашей труппы. Я просто хочу, чтобы вы это знали. Ужасно, когда муж изменяет жене, а она об этом и ведать не ведает.; Вот я и решила, что нужно сказать вам.
— Понимаю. — ответила Линда, пытаясь унять дрожь в голосе.
— И… — Морин умолкла, словно пребывая в нерешительности. — Но вы не беспокоитесь, ни о чем серьезном речь не идет. Боб вас любит, это знают все.
Кровь бросилась Линде в лицо.
— Это Боб вам все рассказал? — язвительно спросила она.
— Нет, что вы. — Морин прикинулась удивленной. — Когда он в Лондоне, то почти каждую ночь проводит у нее.
— Кто она?
Морин замялась, потом ответила:
— Я же сказала — актриса из нашей труппы.
— Может быть, это вы, Морин?
— О нет, это не я. — В голосе Морин прозвучало неподдельное изумление.
— Хотя да, — произнесла Линда, — это, конечно, невозможно. Боб не настолько глуп, чтобы связаться с такой дрянью…
— Простите, не поняла.
— Мне кажется, вы слышали, что я сказала.
— Но я просто хочу помочь вам! — возмутилась Морин. — Разве не понимаете, что я вам добра желаю?
— Скажите, Морин, — сквозь зубы процедила Линда, — чем вы, по-вашему, мне помогли?
— Ну, теперь вы можете драться за то, чтобы удержать его.
— Ага, значит, теперь я могу драться…
— Да.
Чуть помолчав, Линда заговорила:
— Выслушайте меня внимательно, Морин Вудли. Даже если то, что вы мне наговорили, правда, в чем я очень сомневаюсь, я не хочу, чтобы мелкие и подлые сплетницы вроде вас совали нос в мои дела. Ясно? Советую вам положить трубку и немедленно повиниться Бобу. Пусть он сам разберется с вами. Я же отныне запрещаю вам не только звонить по этому телефону, но даже пытаться связаться со мной каким-либо образом.
И Линда гневно бросила трубку.
Хотя во время разговора она и старалась не повышать голоса, ее руки предательски дрожали. Линда вдруг почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног. А ведь эта тварь сказала правду — все признаки были налицо. Может, в глубине души она давно догадывалась об этом, но не хотела признать горькую правду. А теперь эта мерзавка поставила ее перед фактом.
Линду так и подмывало позвонить Бобу. Впрочем, если верить Морин Вудли, то дома его нет. И тем не менее она решила позвонить. Да, номер Боба не отвечал.
Может, поехать в Лондон? Пойти в театр и поговорить с ним начистоту? Нет, его любовница наверняка там, а Линда, как и Боб, терпеть не могла публичных скандалов.
Что же ей предпринять? Линда без памяти любила своего мужа и не хотела его терять. К тому же она твердо знала, что и Боб по-прежнему любит ее. Даже если в настоящую минуту ему и казалось, что это не так. Ничего, решила она, не все еще потеряно.
Она вернулась на кухню; голова все еще кружилась под впечатлением услышанного.
— Ешь быстрее, — кивнула ей Вайолет. — Завтрак совсем остыл.
Линда невидяще заглянула в тарелку.
— Я уже наелась.
Отставив чашку в сторону, Вайолет пристально посмотрела па невестку. Линда незрячими глазами уставилась на камин; волосы растрепаны, руки спрятаны в карманах куртки.
— Кто это звонил?
— Так, ничего важного.
Вайолет принялась убирать со стола. Ничего, Линда придет в себя и все ей расскажет. Звонили, конечно, насчет Боба, Вайолет была уверена в этом. Однако речь, видимо, шла о том, что ее никак не касалось. Пока, во всяком случае. Но ведь она не слепая. Она видела, что в последнее время между ее сыном и Линдой словно кошка пробежала.
Что ж, если у них трудности, пусть сами разберутся.
Она принялась мыть посуду. Линда стояла перед камином, с головой уйдя в себя.
— Давай я снова заварю чай, — предложила Вайолет. — Твой уже совсем остыл.
Линда вскинула голову и посмотрела на стол.
— Не нужно, спасибо. Я допью.
Линда села за стол и выпила чай. Затем подошла к свекрови и обняла се за плечи.
— Вайолет, — спросила она. — Как вы смотрите на то, чтобы стать бабушкой?
Кейт положила трубку, и ее лицо тут же вытянулось.
— В чем дело? — удивилась Эшли.
— Господи, да у меня просто все пошло наперекосяк, — махнула рукой Кейт. — Элламария со мной не разговаривает из-за того, что вчера я продинамила Николаев Гоу.
Дженнин меня шпыняет из-за моего дурного настроения, а теперь еще и отец недоволен, что я к нему не приезжаю.
Своей книгой уже вообще некогда заниматься.
— Я тебя прекрасно понимаю, — кивнула Эшли. — Но вот почему ты продинамила Ника?
— Потому что пришел Джоэль.
— Но ведь он тебе уже после Ника позвонил.
— Да, ну и что?
— А ты знаешь, что Элламария специально договорилась с Ником о вашей встрече, чтобы хоть как-то помочь тебе?
— Знаю, — вздохнула Кейт, теребя себя за волосы. — Все просто из кожи вон лезут, чтобы мне помочь. А я об одном мечтаю: чтобы меня оставили в покое. Я вполне способна сама о себе позаботиться. Надеюсь, ты не собираешься меня воспитывать? Тем более на собственном примере!
Глаза Эшли сузились.
— Полегче на поворотах, Кейт, — процедила она.
— Это ты полегче! — запальчиво выкрикнула Кейт. — Я знаю: ты тоже собралась мне читать мораль, что делать, а что — нет. Так вот, не вздумай! Сначала сравни свою жизнь и мою. Тебе всегда везло. У тебя есть замечательный старикашка, которому ты можешь сколько угодно плакаться в жилетку и рассказывать про Джулиана. — Глаза Эшли засверкали, но Кейт не угомонилась. — Бывший муж тебе пороги обивает, на коленях умоляя, чтобы ему разрешили вернуться в родное гнездышко. В твоем чертовом агентстве тебя вообще на руках носят, так что головокружительная карьера тебе обеспечена — еще один пустячок, который облегчит совесть Джулиана, не говоря уж о новехоньком «мерседесе», в котором ты катаешь своего обожаемого сыночка. Меня просто мутит от тебя, Эшли! Как и от всех вас!
И Кейт разразилась горючими слезами.
Усевшись рядышком, Эшли ласково обняла ее за плечи. Но говорить ничего не стала, дождавшись, пока Кейт успокоится. И только потом спросила:
— Значит, он так и не позвонил?
Кейт помотала головой.
— А когда звонил в последний раз?
— Чуть ли не две недели назад.
— А ты сама не пыталась связаться с ним?
— Тысячу раз, — горько ответила Кейт. — Но его никогда нет на месте. Или он не может говорить. Причем это продолжается уже почти месяц. То его несколько дней не найти, то он вдруг сваливается как гром среди ясного неба либо подбрасывает мне записку с указанием времени, когда я должна быть готова. Он ведет себя так, словно я только и делаю, что жду его, и — черт его дери! — он прав: так на самом деле и получается.
Кейт посмотрела на Эшли, глаза ее были красными и опухшими от слез.
— И сочинять я совсем перестала, — пожаловалась Кейт. — Все из рук валится. — Она натянуто улыбнулась. — Я имею в виду книгу — для журналов я могу строчить заметки, хоть стоя на голове. Но вот с книгой покончено навсегда. У меня уже не хватит духа за нее взяться.
— Возьмешься, — возразила Эшли. — Не сейчас, но позже — непременно.
Кейт вскочила и принялась мерить шагами комнату.
— Эш, ты уж извини за все, что я тебе тут наговорила.
Просто я вне себя от ревности. И тебя я порой так ревную, что на стенку лезу. Мне ведь хочется быть такой, как ты. Я страстно мечтаю, как и ты, с головой уходить в работу, не замечая ничего вокруг.
В дверь постучали.
— Это, наверное, Элламария. Она сегодня весь день провела с Бобом — обсуждали «Тристана и Изольду». Везет Элламарии — и первую роль в художественной ленте заполучила, да еще и Боба сохранила. И Дженнин тоже купается в лучах славы. Видишь, всем везет, кроме меня!
Эшли встала.
— Хватит ныть, Кейт, лучше пока приведи себя в порядок. Я сама открою.
Запыхавшаяся Элламария с места в карьер поведала, что Николае Гоу будет играть Тристана, добавив, как она счастлива, что им снова — ей. Бобу и Нику — доведется работать втроем.
— До чего же прекрасен мир! — выпалила она напоследок, плюхаясь на диван с бокалом вина в руке.
Кейт разрыдалась и бросилась вон из комнаты.
Брови Элламарии поползли на лоб:
— Господи, что я такого сказала?
Эшли объяснила.
Элламария застонала от огорчения:
— Проклятие, ну почему мне самой это в голову не пришло? Я настолько увлеклась собственными делами, что совершенно забыла о других. Но слушай, Эш, что она нашла в этом козле? Он ведь отпетый мерзавец, на котором пробы ставить негде.
— А ты попробуй ее в этом убедить, — горько усмехнулась Эшли, глядя на часы. — Извини, мне уже пора бежать. У нас сегодня ночные съемки, и я должна быть на месте к восьми. К тому же я обещала Киту перед уходом пропустить с ним по рюмочке. А ты можешь немножко посидеть с Кейт?
— Конечно, — развела руками Элламария. — Кстати, как у тебя с Китом?
Вместо ответа Эшли пожала плечами.
— Я сама закрою, — только и сказала она. — Счастливо.
Проводив се тоскливым взглядом, Элламария отправилась в спальню. Кейт лежала на кровати. Задернув шторы;
Элламария спросила:
— Как ты себя чувствуешь?
Кейт встрепенулась и подняла голову.
— Я в ярости, — процедила она. — Просто в бешенстве.
— Как я тебя понимаю, — вздохнула Элламария. — Он действительно гад ползучий.
— Он тут ни при чем, — ответила Кейт. — Я на себя злюсь. За то, что сама поставила себя в такое положение, когда из меня можно веревки вить.
— Ну, ты ведь не знала, — робко попыталась оправдать подругу Элламария.
— Тем хуже для меня, — безжалостно отмахнулась Кейт.
Она вдруг задрожала всем телом. — Боже, до чего же мне за себя стыдно!
— Не надо, Кейт, не трави себя. — Элламария присела рядом на кровать. — Он этого не стоит.
— Я знаю. — На губах Кейт мелькнула измученная улыбка. — Просто порой мне кажется, что я больше никогда никого не найду Мне ведь уже тридцать. Годы несутся галопом, а я по-прежнему одна. Ты помнишь себя в тридцать? Как ты себя чувствовала?
Элламария пожала плечами:
— В тридцать лет я тоже тосковала и изводила себя по ночам. Зато теперь, кажется, я счастлива. Даже точно. Но какое-то время мне тоже было несладко. Представь просто, что начинаешь жить заново после зимней спячки. Что в книге твоей жизни начинается новый абзац.
— Или абзац закончился, и начинается новая глава, — произнесла Кейт.
— Можно и так, главное — думать о будущем, о том, что ждет тебя в этой новой главе. Тем более что ты ведь у нас и вправду роман пишешь.
— Да, — не раздумывая ответила Кейт. — Роман я пишу.
Но дело не в этом, Элламария. Для меня главное — чтобы рядом была живая душа. Любимый человек.
Элламария взяла ее за руку.
— Да, малышка, — кивнула она. — Я тебя понимаю.
Иначе и быть не может. Кстати, когда я познакомилась с Бобом, мне уже было за тридцать.
— Но я не хочу так долго ждать! — взвыла Кейт. — Ведь потом уже будет совсем поздно.
— Совсем поздно — для чего?
— Ну, пусть не слишком поздно, а просто поздно, — согласилась Кейт. Затем, посмотрев подруге в глаза, спросила:
— Скажи, Элламария, ты не задумывалась о том, чтобы завести детишек?
Элламария призадумалась. Потом сказала:
— Что ж, бывало и такое. Хотя и не часто. Видишь ли, Кейт, я знаю, что много воды утечет, прежде чем я смогу позволить себе завести детей.
— А сейчас ты их не хочешь?
— Дело не в моем желании, — терпеливо улыбнулась Элламария. — Возможно, я и хочу, но не могу.
— Но почему?
— О, Кейт! — всплеснула руками Элламария. — Боб ведь еще женат, а мне нужно думать о своей карьере. Сначала нужно добиться чего-то в жизни.
— Нет, Элламария, я должна завести ребенка. Девочку.
Иногда меня настолько допекают эти мысли, что ни о чем другом я просто не в состоянии думать. Ты сочтешь меня идиоткой, но одно время я даже всерьез подумывала, не отказаться ли от противозачаточных таблеток. Правда, потом здравый смысл все же победил. Ведь я хочу любить сама и хочу, чтобы любили меня. А тоска гложет мое сердце оттого, что я знаю: мне уже никогда не стать такой, как я хотела. И молодой матерью мне уже не суждено быть. Да и мужчина, за которого я выйду замуж, если это, конечно, случится, никогда не узнает, какой я была в двадцать лет.
А к тому времени, когда моей дочке исполнится десять лет, мне уже стукнет сорок, а то и все сорок пять. Такое ощущение, будто жизнь уходит, а я просто при сем присутствую.
Элламария рассмеялась:
— Тогда от меня она вообще улепетывает во весь опор.
Кейт покраснела.
— Извини, — прошептала она. — Я опять все примеряю на себя. Однако именно такой ощущает себя тридцатилетняя Кэтрин Кэллоуэй.
Элламария улыбнулась. Спальня уже погрузилась во тьму, и она, потянувшись к выключателю, зажгла свет. В это мгновение зазвонил телефон. От неожиданности Кейт подскочила как ужаленная.
— Я отвечу, — сказала Элламария, снимая трубку. — Алло?
Чуть помолчав, она посмотрела на Кейт, затем быстро отвела глаза в сторону.
— Мне очень жаль, — сказала она, — но она уже спустилась к машине. Мы опаздываем. Передать, чтобы она потом вам позвонила? Прошу прощения, повторите, пожалуйста. Да, непременно передам. До свидания.
Кейт смотрела на нее во все глаза.
— Это ведь был он, да?
Элламария кивнула.
Глаза Кейт затуманились. Элламария прекрасно понимала, какие мысли и переживания мучают сейчас ее подругу.
— Я знаю, милая, как это нелегко, но, поверь, это для твоего же блага. Так будет лучше. Он — никчемный человек, и в глубине души ты знаешь, что это так.
Кейт отвернулась и зарылась лицом в подушку. Ее плечи судорожно затряслись. Элламария сидела рядом, держа ее за руку, пока наконец Кейт не села на постели.
— Прошу тебя, Элламария, — заговорила она вполголоса. — Не говори об этом моему отцу. Даже словом не обмолвься. Ни про Джоэля, ни про ребенка. Отец страшно огорчится. Он мечтает, чтобы я написала этот роман. После смерти брата все его надежды связаны со мной, и я не могу обмануть его ожидания. Отец слишком дорог для меня.
— Ну разумеется, не скажу ни слова, — пообещала Элламария. — Но только помни, Кейт, это твоя жизнь. Ты должна жить в свое удовольствие. Ты не сможешь, да и не должна заменить родителям сына.
— Я знаю, — сказала Кейт и вдруг рассмеялась.
Подруга пристально посмотрела на нее. Было что-то такое в лице Кейт, отчего по спине Элламарии пробежал неприятный холодок. глава 13 Стоя у буфетной стойки и прижимая щекой к плечу телефонную трубку, Элламария подлила себе джина.
— Черт знает что, — сказала она. — Всего десять дней меня здесь не было, а вы все успели разбежаться. Где ты пропадала? Я тебе обзвонилась.
— Увы, Элламария, мне нечем похвастать, — ответила ей Эшли. — Все это время я торчала в гравийном карьере с самым тупоголовым режиссером всех времен и народов.
Дженнин, насколько я знаю, в Риме, а Кейт — в Монте-Карло. С этим, как его… Джоэлем.
— С Джоэлем! — удивилась Элламария.
— Ну да.
— У меня просто нет слов, — покачала головой Элламария.
Эшли звонко расхохоталась — Элламарию было непросто ввергнуть в замешательство.
Эшли рассказала, что Дженнин снимает в Риме фильм о жизни богемы, а вот Кейт совершенно внезапно улетела с Джоэлем Мартином на юг Франции.
— Но ведь перед самым моим отъездом она встречалась с Николасом Гоу, — удивилась Элламария. — Во всяком случае, пару раз они точно ужинали вместе.
Оказалось, что с того самого дня, когда Элламария поговорила с Джоэлем по телефону, он буквально не давал Кейт прохода. Разве что порога не обивал. Звонил днем и ночью. В конце концов Кейт уступила и согласилась с ним встретиться в ресторане, тут она твердо стояла на своем.
Но за обедом Джоэль был таким милым и очаровательным, что Кейт растаяла и… согласилась снова лечь с ним в постель.
— Так что, как видишь, твой замысел сработал, — заключила Эшли.
— Но я вовсе не этого добивалась, — возразила Элламария. — Джоэль Мартин — подлец, каких мало.
— А как Боб? — спросила вдруг Эшли.
— Изумительно! Он сейчас здесь — готовится к интервью для «Тайме».
— О, это здорово…
Дверь ее офиса открылась, и Эшли подняла голову. В проеме стоял Джулиан. Эшли вспыхнула. Запинаясь, она сказала Элламарии, что позвонит ей позже.
— Ничего-ничего, — остановил ее Джулиан. — Я хотел только напомнить, что завтра вечером ты должна присутствовать на церемонии награждения.
Эшли зажала рукой нижнюю часть трубки.
— Ну конечно, буду, — заверила она. — Что за церемония без победителей?
— Мне нравится твоя уверенность, — усмехнулся Джулиан и, выходя, закрыл за собой дверь.
— Это был он? — поинтересовалась Элламария.
— Собственной персоной, — ответила Эшли. — Господи, что там у вас творится? — спросила она тут же, услышав, как Элламария взвизгнула.
— Скажем так: мистер Мак-Элфри, похоже, очень соскучился тут без меня, — пояснила Элламария смеясь. Тем временем Боб легонько укусил ее за плечо. — Пожалуй, пора заканчивать, а то начнется секс по телефону.
— Везет же некоторым, — расхохоталась Эшли, и подруги распрощались.
Когда Дженнин втащила чемодан по лестнице, Мэттью уже поджидал у дверей. Завидев ее, он поспешил вниз, чтобы помочь, и, вырвав из рук чемодан, ласково поцеловал ее. Он даже не скрывал радости от встречи, и Дженнин невольно растрогалась его искренности.
Съемки продлились дольше, чем все ожидали, и Дженнин не было дома почти три недели. Она не стала говорить Мэттью, что на самом деле прилетела в Хитроу два дня назад и прямо из аэропорта, сев на поезд, укатила в Йоркшир, чтобы побыть пару деньков с родителями.
— Как провела время? — спросил Мэттью, поставив чемодан на пол и обнимая ее.
— В точности так, как рассказала тебе по телефону, — ответила Дженнин.
Мэттью рассмеялся, чуть натянуто, как ей показалось.
— Сейчас я приготовлю кофе, и мы с тобой поговорим, — предложил он.
Скрепя сердце Дженнин разделась. Больше всего на свете ей бы хотелось сейчас вернуться в пустую квартиру.
Что за гримаса судьбы? Ведь прежде, когда она приходила домой, ее встречали холод, пыль, пустой холодильник и черствый хлеб. Теперь же, приехав в теплую и обжитую квартиру, в ответ на предложение напоить ее кофе она вновь мечтает об одиночестве. Господи, ну как же угодить этой Дженнин Грей?
Войдя в гостиную, она с удовольствием заметила, что та сияет чистотой. Запах мастики она уловила еще с порога. На ковре ни пылинки, а прозрачности окон позавидовал бы любой родник. На столе даже красовалась ваза с цветами. Да, Мэттью потрудился на славу.
Усевшись на диван, она закинула ноги на кофейный столик. Нет, в такой дом возвращаться приятно.
Мэттью поставил перед ней поднос с кофе.
— А откуда цветы?
— Из лавки.
Она улыбнулась:
— Очень красиво, спасибо.
— Я хотел, чтобы к твоему приезду все сверкало, — сказал он. — Мне очень тебя недоставало.
Дженнин взяла чашку и пригубила кофе.
— Ты достал то, о чем я тебя просила?
— Да, все на кухне. Элламария уже звонила. Они с Бобом придут вместе с другими. Сегодня спектакля нет.
— Отлично, — сказала Дженнин. — А как насчет остальных? Все соберутся?
— Насколько я знаю, да. Никто по крайней мере не отказывался.
Взяв журнал из громоздившейся на столике кипы, Дженнин принялась листать его.
— А это откуда?
— Утром принес. Из бюро путешествий.
— Зачем?
— То есть как это зачем? Чтобы смотаться куда-нибудь. Отдохнуть.
— И куда бы ты хотел смотаться?
— Куда-нибудь, где можно кататься на лыжах. Подумай, как здорово было бы вырваться вдвоем! Солнце, снег, лыжи, свежий воздух. Ну и всякие прочие развлечения, само собой. — Мэттью не стал упоминать о компании, с которой познакомился в пивной во время ее отлучки; новые знакомые и пригласили его кататься на лыжах. Мэттью знал, что без Дженнин затея обречена на неудачу, поскольку денег у него не было.
— Боюсь, что не смогу, Мэтт. Сейчас, во всяком случае.
— Но я не говорю, что надо ехать прямо сейчас. Можно и через пару недель, пока снег еще не сошел. Что скажешь?
— Я не люблю лыжи.
— Откуда ты знаешь? Ты ведь никогда не каталась.
— Просто не привлекает, и все.
— А ты только попробуй — сразу втянешься.
— Спасибо, Мэттью, но меня правда совершенно не тянет кататься на лыжах.
— Вот увидишь, тебе там понравится, — настойчиво убеждал он.
— Не думаю, — с сомнением произнесла Дженнин. — Послушай, давай позже вернемся к этому разговору. Сейчас я просто падаю с ног от усталости.
— Может, не стоит тогда устраивать сегодня эту вечеринку? Давай я обзвоню всех и отменю приглашение. Посидим с тобой вдвоем, тихо и спокойно.
— Нет, — покачала головой Дженнин. — Я уже три недели не видела своих друзей, да и потом уже поздно идти на попятный. Ничего, чуть-чуть посплю и встану как огурчик.
Мэттью пожал плечами:
— Как хочешь. — Он присел рядышком. — Хоть поцелуемся разок, прежде чем ты опять исчезнешь!
Дженнин закрыла глаза и улыбнулась. Затем, открыв глаза, она увидела, что Мэттью выжидательно смотрит на нее.
— Ты даже ни разу не подошла ко мне после приезда, — укоризненно сказал он.
— Извини.
Дженнин обняла его, и Мэттью, прижав ее к себе, начал покрывать ее лицо поцелуями.
— Как я рад, что ты вернулась, Джен, — прошептал он, целуя ее в губы.
Минуту спустя Дженнин высвободилась из его объятий и встала.
— Ну ладно, иди спать, — вздохнул он. — А я сбегаю за вином. Во сколько тебя разбудить?
— В шесть.
— Хорошо. К этому времени я приготовлю ванну.
Уже раздеваясь у себя в спальне, Дженнин услышала слабую трель дверного звонка. Кто бы это мог быть? Впрочем, она привыкла, что время от времени ей звонили по ошибке; должно быть, на этот раз пришли к кому-то из соседей.
Откинув покрывало и простыню, она скользнула в постель. Белье благоухало такой свежестью, что Дженнин с трудом удержалась, чтобы не растрогаться — она вовремя вспомнила, что по большому счету Мэттью руководствовался отнюдь не самыми благородными помыслами. Она ни на мгновение не усомнилась в подлинных мотивах его желания вместе отдохнуть.
В дверь спальни постучали, затем появилась голова Мэттью.
— Там к тебе пришли, — сказал он. — Ты вроде бы назначила.
Дженнин нахмурилась:
— Кому? — Она была убеждена, что никого не приглашала.
— Ее зовут Мэгги. Мэгги Дивер. Кто она? — вполголоса спросил он.
Дженнин свесила ноги на пол.
— Дочь подруги моей мамы. Она приехала устраиваться на работу в парикмахерскую в Вест-Энде. Я как-то сдуру брякнула, что она может остановиться у меня. Должно быть, мама дала ей мой адрес.
— Ну и что нам теперь с ней делать?
— А что тут делать? — пожала плечами Дженнин. — Она останется у нас. Ты сказал, что я дома?
Мэттью молча кивнул.
— Значит, придется вставать. Проклятие! Дьявольщина!
— Нет, не вставай, — решительно сказал Мэттью. — Я ведь ей сказал, что ты легла поспать. Я сам займусь ею.
Постелю ей в гостевой спальне, да? Она довольно милая.
Ну, давай ложись. Я разбужу тебя в шесть.
Дженнин послушно улеглась, а Мэттью заботливо подоткнул одеяло и поцеловал ее. Господи, и черт ее дернул за язык пригласить эту провинциалку!
Верный своему обещанию, Мэттью разбудил ее в шесть и сказал, что ванна уже готова. Глаза Дженнин слипались, и вставать совсем не хотелось.
Войдя в гостиную, Дженнин с недовольством заметила, что Мэгги и Мэттью уже почти прикончили бутылку вина. Только этого ей не хватало — пьяной-девчонки на ее званом вечере. Вдобавок Дженнин тревожило, что в последнее время Мэттью снова начал частенько прикладываться к бутылке.