Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Человек-луч

ModernLib.Net / Ляшенко Михаил / Человек-луч - Чтение (стр. 1)
Автор: Ляшенко Михаил
Жанр:

 

 


Ляшенко Михаил
Человек-луч

      М.Ю. ЛЯШЕНКО
      ЧЕЛОВЕК-ЛУЧ
      Мог ли когда-нибудь ученик четвертого класса "Б" Третьей майской средней школы Леонид Бубырин, или попросту Бубырь, страстный любитель хоккея и непробиваемый вратарь дворовой команды, даже в мыслях представить, что станет не только свидетелем, но и одним из участников изумительного научного эксперимента - превращения человека в пучок квантовой энергии и воссоздания его вновь на расстоянии десятков тысяч километров! А началась эта история всего-навсего с ...обыкновенной картофелины, неожиданно появившейся на Ленькином столе, когда тот самым будничным образом решал простую арифметическую задачу...
      Глава первая
      КАРТОШКА "АГ-181-ИНФ"
      Семь городов Греции - Смирна, Родос, Хиос, Аргос, Колофон, Саламин, Афины - столетия ссорились и даже дрались друг с другом за честь называться родиной великого певца - Гомера... Двадцать городов Италии спорили о том, где именно родился Христофор Колумб, и каждый из двадцати городов неопровержимо доказывал, что Колумб родился вот здесь, в этом самом городе, а все остальные девятнадцать городов просто жалкие врунишки... И, хотя место и время рождения Юрия Сергеева известны сейчас любому жителю земного шара, все-таки более ста городов и поселков всех пяти континентов по сей день спорят, где началась его история. Немаловажными данными по этому вопросу располагает Леонид Бубырин, лицо, вполне заслуживающее доверия. Его хорошо знают не только в четвергом классе "Б" Третьей майской средней школы, но и по всей улице Карла Маркса. Леонид Бубырин и его друзья Павел Алеев, Нина Фетисова и многие другие приводят веские доказательства того, что история Великого Открытия и Великого Подвига началась во вторник, 17 декабря, в городе Майске, в доме № 3 по улице Карла Маркса, в квартире № 43, где живет Леонид Бубырин, почему-то прозванный Бубырем. В это утро после многих пасмурных дней ленивое зимнее солнце вышло наконец погулять, и ранние солнечные зайчики весело прыгали по комнате. Необыкновенного здесь не было ничего, но корпеть в такой день над арифметикой становилось просто невыносимо. Леня Бубырин, человек разумный, давно выскочил бы во двор, но рядом, неподвижная, как скала, сидела мама. В ее упорном молчании и непроницаемом лице было что-то такое, что заставляло Бубыря протестующе сопеть, но, в общем, помалкивать. - Ну? - изредка говорила мама. - "В саду пятьсот восемьдесят шесть яблонь... - подумав, начинал сердито шептать Бубырь. - Это на сто тридцать восемь деревьев больше, чем груш, и на девяносто пять деревьев меньше, чем вишен... - Сделав большую паузу и тяжело вздохнув, он дочитывал с некоторым удивлением в голосе: - Сколько всего деревьев в саду?" Мама испытующе устремляла на него требовательные глаза, но Бубырь молчал, упорно и внимательно всматриваясь в чистый лист тетради, или загадочно обозревал снежную даль за окном. Ну какие там груши и вишни зимой! Вот если б задача была о пропущенных и забитых хоккейных шайбах, тут он сообразил бы в два счета!.. А что это значит - в два счета? Поразмышляв об этом, Бубырь начал гадать, с каким счетом "Химик", знаменитая хоккейная команда города Майска, выиграет у кировского "Торпедо", своего ближайшего соперника. Лицо Бубыря сохраняло при этом такое озабоченное, вдумчивое и даже скорбное выражение, что мама начала сочувствовать своему сыну, а он в это время уже вспоминал, внутренне ликуя, обо всех прошлых славных победах "Химика". Из окон третьего этажа, где помещалась квартира Бубыриных, виден был небольшой чистенький сквер, где, по пояс в снегу, зябко вздрагивали тонкие кустики. На дорожке, то прижимая носы к талому снегу, то подпрыгивая, как серые пружины, захлебывались радостным лаем и весело косили глазами по сторонам два длинноногих щенка - будущие грозные овчарки. Передними на четвереньках, взбивая валенками лежалый снег и взвизгивая от восторга, лаял малыш лет четырех. Девочка чуть побольше тащила его из снега, а на скамейке совсем еще молодые мамы, привалившись друг к другу, хохотали, смущенно и гордо поглядывая на прохожих. За сквером, а также направо и налево были видны дома, люди, грузовики; на бетонной площадке стоял яркий, новенький вертолет, готовясь к очередному рейсу Майск - Горький. Из огромного самосвала грузили в вертолет какие-то ящики, а по улице бежал плечистый, рослый парень, боясь опоздать на посадку. "Бычок!" - радостно вздрогнул Бубырь, вспомнив своего любимца - капитана хоккеистов "Химика". Но, присмотревшись, убедился, что это вовсе не Бычок... - Ну? - грозно произнесла мама. Бездействие и слишком долгое молчание, а главное - счастливая улыбка, мелькнувшая некстати на пухлой физиономии Бубыря, вызвали у нее нежелательные сомнения. И Бубырь трагически зашептал, заткнув пальцами уши: - "В саду пятьсот восемьдесят шесть яблонь... Это на сто тридцать восемь деревьев больше, чем груш..." - "...и на девяносто пять деревьев меньше, чем вишен". - Мама, кажется, начинала сердиться. - Это я слышу в седьмой раз. Что дальше? - "Сколько всего деревьев в саду?" - голосом невинным и полным задумчивости неторопливо выговорил Бубырь. - Вот это я и хотела бы наконец выяснить! - крикнула мама. - Вынь карандаш изо рта! Но маминому любопытству пришлось остаться неудовлетворенным. Не успел Бубырь вынуть карандаш изо рта, как в воздухе что-то сверкнуло, слабо щелкнуло, и тотчас по блестящему и чистому листу классной тетради в клеточку покатилась большая розовая и, кажется, хорошо вымытая картофелина, которой здесь вовсе нечего было делать. - Тю! - удивленно сказал Бубырь. - Это что такое? - закричала мама. - Картошка, - сказал Бубырь, вытаскивая из-под картофелины свою тетрадку и с удовольствием убеждаясь, что особых повреждений нет. - Сырая... Прицелившись, он щелкнул картофелину, которая смирно посматривала на него белыми глазками. - Я хочу знать, откуда взялась эта картошка! - рассердилась мама. - Что все это значит? - А я сам не знаю, - поспешил отмежеваться Бубырь. - Безобразие! Я вечно нахожу в твоих карманах куски пирога, булки, даже колбасу! - с негодованием продолжала мама. - Посмотри на свой живот! (Бубырь немедленно последовал этому совету.) Над тобой и так все смеются! Но чтоб таскать сырую картошку... - Мама, - очень серьезно и убедительно сказал Бубырь, - честное слово, я ее не таскал. Мама внимательно посмотрела на своего сына и подумала, что он как будто говорит правду. - Тебе известно, что чудес не бывает? Бубырь пренебрежительно фыркнул и пожал плечами, как убежденный реалист. При этом он несколько покривил душой. Конечно, он не верил в чудеса и с презрительным сожалением посмотрел бы на младенца, еще верящего в подобную ерунду, но когда он раскрывал толстую книгу русских сказок или арабские сказки, то, увлеченный чудесными вымыслами, он с душевным трепетом следил за приключениями героев, веря в те минуты и в небывалые происшествия, и в чудесные превращения... Может быть, и эта картофелина из сказки? Мама задумчиво протянула руку и взяла картофелину. Это был чистый, крепкий и довольно увесистый экземпляр из тех, которые попросту называют "рассыпухой". Мама перевернула картофелину другой стороной и тотчас слабо вскрикнула. - Что ты? Что? - Бубырь на коленках прополз по столу, через тетрадку, заглядывая на картофелину сверху. - Что там такое? - Тут... тут буквы!.. - выговорила мама. - Буквы? - Бубырь от восторга едва не свалился со стола. - Где? Дай! Мама повернула к нему картофелину, и на ее розовом плоском боку Бубырь увидел темные, очень красивые буковки, похожие на фабричные метки на карандашах. Буквы сложились в слова. - "Просьба... вернуть... по адресу... - прочел Бубырь. - Г... я... об... п/я 7.." Чего это, мама, а? И еще, смотри! "АГ-181-ИНФ". - Может быть, это вовсе не картофелина?.. - Мама поспешно вырвала из рук своего Бубыря таинственный предмет и со страхом на него уставилась. Бубырь молниеносно колупнул ногтем около букв. - Картофелина! - объявил он радостно. И, спрыгнув на пол, заплясал вокруг стола: - А я знаю! А я знаю! - Ну, что ты знаешь? Что? - с отчаянием металась за ним мама, зажав опасный овощ в далеко вытянутом кулаке. - Что ты знаешь? - Это гибрид! - объяснил Леня. - Новый сорт! Вот его и пометили: "АГ-181-ИНФ". - Гибрид? Возможно... - Мама разжала кулак и поднесла картофелину поближе, но тотчас едва не выронила ее. - Но как она сюда попала? Откуда она взялась? Только теперь Бубырь испугался. Окно было закрыто и плотно заклеено. Форточку тоже не открывали. Значит, она влетела не с улицы. И разве добросишь картошку до третьего этажа! Так откуда же она залетела? Ведь на столе ничего не было... А на чистой тетрадке и подавно! - Прежде всего ее необходимо выбросить, - решительно заявила мама. Терпеть не могу всякие дурацкие фокусы! Выбросить, и немедленно... Она с возмущением взглянула на розовощекую картофелину, и та, словно обидевшись, медленно оторвалась от ладони и легко вспорхнула вверх! Сделав несколько неуверенных движений, картофелина остановилась в воздухе, под абажуром. Леня, слегка приоткрыв рот, а мама, плотно сжав свой в страдальческой гримасе, с ужасом наблюдали за поведением обыкновенной сырой картошки-рассыпухи, которая висела в воздухе, как надувной детский шарик. Схватив Леню за руку, мама выскочила в коридор, плотно прикрыв за собой дверь. В коридоре на столике чернел телефон. Пока мама дозванивалась до папы, Леня со страхом наблюдал сквозь верхнее стекло в дверях за картофелиной. Словно отыскав подходящее местечко, она все еще неподвижно висела под абажуром. - Немедленно приезжай домой! - торопливо кричала в трубку мама. - Бросай все! Ты хочешь видеть сына и жену живыми?.. Немедленно! Швырнув трубку, она кое-как обула и одела своего Бубыря и, бормоча, что ни на минуту не останется водной квартире с картошкой, которая летает и, наверное, может взорваться, выскочила с сыном во двор. Здесь мама велела ему ждать отца, а сама решила на минуту забежать к своей приятельнице, которая была всегда в курсе всех новостей и могла что-нибудь слышать о загадочных картофелинах. Едва мама скрылась, как Леня увидел у сараев Пашку Алеева - он колол дрова. - Паш, а Паш! - закричал Леня подбегая. - К нам влетела картошка! На ней буквы, чтоб куда-то вернуть! Она сама летает! И может взорваться... Только последнее предположение заинтересовало Пашку. - А мать где? - спросил он, забрасывая в сарай топор и мешок с дровами. - У Евдокии Ивановны засела! - радостно сообщил Бубырь. - Ключ есть? - Пошли! - заорал Бубырь и помчался вперед. Теперь он ничего не боялся. Сам Пашка был с ним, а Пашка разбирался и не в таких вещах, как обыкновенная летающая картошка. Подумаешь! Просто вывели новый гибрид: теперь картошку не будут перевозить, а она сама прилетит куда нужно... Но не успели они подбежать к подъезду, как из других дверей, куда раньше скрылась мама, вывернулась тощая девчонка в голубой вязаной шапке и белых валенках, болтавшихся на ее спичечных ножках. Это была Нинка Фетисова, дочка маминой приятельницы... - Ага! Ага! - подбегая к ним, закричала Нинка, как всегда, на весь двор. Я все знаю! Вы куда это задумали? А если картофелина взорвется?.. Пришлось взять ее с собой. Не раздеваясь и не обращая внимания на то, что около валенок уже натекло по лужице, они стояли посреди комнаты и, задрав головы, рассматривали эту загадочную картошку, которая так ловко прикидывалась обыкновенной. - Может, она пустая внутри, а туда что-нибудь надуто? - задумчиво предположил Леня. - "Надуто"! - немедленно возразила Нинка. - Как же!.. - Сачок есть? - спросил, не снисходя до ответа, Пашка. - Сачок? - Ну, которым бабочек ловят... У тебя такой должен быть. И, хотя в последней Пашкиной фразе было что-то насмешливое, Леня послушно полез искать сачок и действительно нашел. Пашка взмахнул сачком и через минуту держал картофелину в руках. Хмурясь и шевеля губами, он внимательно осмотрел все буквы, даже осторожно их потрогал. - "Просьба вернуть по адресу..." Вернуть просят, серьезное дело... "Г... я... об... п/я 7..." Где же другие буквы? Растерял? - Растерял, растерял! - закричала Нинка, больно тыкая Бубыря в бок своим тонким, но удивительно твердым пальцем. - Так и было, Паш, честное слово... Лёне пришлось рассказать всю историю, которую Пашка выслушал с явным недоверием, а Нинка - с обидным смешком. - Это ты Юре расскажешь, Сергееву, - произнес Пашка мрачно. - Он разберется, что к чему. Пошли! Платок чистый есть? У тебя должен быть! И, хотя Лёне было как будто совестно, что у него нашелся чистый носовой платок, все же он послушно подал платок Пашке. Тот завернул пытающуюся вырваться картофелину и подтолкнул Леню в спину: - Пошли!.. - А мама? - запинаясь, выговорил Леня. - "Мама"! - Пашка сверкнул светлыми лихими глазами. - Эх ты, ребенок! это звучало как оскорбление, тем более что Нинка укоризненно закивала головой. - А может, это мина! С тайным часовым заводом! Отстукает последние минуты и... Он приложил завернутую в платок картофелину к уху: ничего не было слышно. - Ну, все равно, - с некоторым разочарованием выговорил Пашка. - Идем к Сергееву. - Это к Бычку, что ли? - "К Бычку"! На стадионе он Бычок, а на работе - Сергеев! Он секретарь комитета комсомола на Химкомбинате, ясно? Для пущей убедительности Пашка довольно больно щелкнул по стриженой Бубыревой голове. Они нахлобучили шапки и выскочили на лестницу. - Юра Сергеев, это знаешь какой парень! - твердил обычно немногословный Пашка. - Такого еще не было! Он там всем вертит! Директор - это так, для порядка, полагается директор, вот и посадили, а главный все-таки Сергеев!.. Слушай... - Он остановился, и брови его огорченно насупились. А ведь эта штука нипочем не взорвется! - А почему-у?.. - протянул Леня. - Ясное дело! Ведь написано: "Просьба вернуть по адресу", и адрес дан: "п/я 7". - Ну, и что? - Чудак! Разве шпион напишет на бомбе или на мине: "Прошу вернуть по адресу"? А на этой картошке... Пашка не успел взмахнуть узелком, как чья-то жилистая тощая рука в больших рыжих веснушках ухватилась за узелок сзади. - Что ты сказал? - резко прозвучал требовательный голос. - Ты что сказал, мальчик? Перед ними, все еще держась за узелок, стоял рыжий худой не старый мужчина, на костлявом носу которого криво сидели очки с очень толстыми стеклами. Прежде всего Пашка вырвал узелок. - Не хватайте! - тотчас закричала Нинка. - Не ваше!.. - Простите, дети, - сказал незнакомец, отпуская узелок. - Вы сказали: картошка... - Ну, и что? - буркнул Пашка, глядя в сторону. - Вы сказали: вернуть по адресу... - Бубырь, айда! - крикнул Пашка и, толкнув Леню вперед, завертелся среди медленно проезжавших машин и мотороллеров, все время следя за тем, чтоб Леня был впереди. Но все равно впереди летела Нинка. Незнакомец в очках, жалобно пискнув, ринулся было за ними, но тут же решительный свисток милиционера сообщил Пашке, что они в безопасности, а странный незнакомец - в руках властей. - Понял? - сказал Пашка Бубырю, когда, отдышавшись, они подходили к проходной Химкомбината. - Это неспроста... Ищут! Они вошли в комитет комсомола, вполне сознавая всю важность своего сообщения. Но Леня забыл и про картофелину, и про возможные неприятности дома, как только увидел рядом настоящего, живого, веселого Бычка, того самого, которого он привык видеть только издалека, в доспехах хоккеиста.
      Если бы Леню спросили, давно ли живет у них в городе Юра Сергеев, то Леня только удивленно поднял бы простодушные глаза: в его представлении город Майск и Юра Сергеев были неотделимы... Между тем Юра появился в Майске всего два или три года назад. Из документов, сданных им в отдел кадров, следовало, что Юрий Михайлович Сергеев, двадцати пяти лет от роду, закончил Горьковский машиностроительный техникум и направляется для использования по специальности на Майский химкомбинат; что Сергеев - сирота, воспитанник детского дома, что родных у него нет, что в комсомоле он девятый год и последние два года был секретарем комсомольского бюро техникума... Вскоре на комбинате узнали, что Сергеев отличный хоккеист и лыжник, что он увлекается кибернетикой и мечтает в будущем учиться в Высшем техническом училище имени Баумана, а пока перевел на автоматическое программное управление токарное отделение. Вся его небольшая жизнь была ясна, чиста и привлекательна, как и он сам, рослый, могучий парень со скуластым суховатым, несколько строгим лицом и крупной головой с густой гривой прямых светлых волос, которые он то и дело вынужден был, резко встряхивая, откидывать со лба. Тысячи мальчишек Майска знали его, конечно, прежде всего как центрального нападающего в славной команде химиков. Юра играл действительно замечательно; с его приходом химикам удалось в прошлом году завоевать первенство в группе "Б", и теперь они успешно выступали в группе "А", сражаясь с прославленными московскими мастерами. Но не в этом главное: ребят окончательно покорила известная всем мечта Юры - вывести команду Майского химкомбината в чемпионы Советского Союза, завоевать право на участие в мировом чемпионате и в боевых схватках с грозными канадцами или шведами победно развернуть на постаменте почета государственный флаг Родины! Даже такие ребята, как Пашка Алеев, не очень-то считавшиеся с авторитетами, для Юры готовы были на все. Поэтому, познакомившись со странной картофелиной Бубыря, Пашка поволок своего приятеля не к кому-нибудь, а прежде всего к Юре... Пашка молча развернул платок, на всякий случай придерживая картофелину. Но это было лишним: картофелина лежала неподвижно. Она и не думала летать. Пашка пошевелил ее в ладонях: чертова картошка не двигалась. Бубырь и Нинка, подскочив, толкнули ее справа, слева; Бубырь даже щелкнул по ней своим толстым, похожим на сосиску пальцем. Ничего не получилось. Картофелина как будто издевалась над ними. Склонив внимательное курносое лицо, Юра Сергеев с интересом наблюдал за всеми этими загадочными манипуляциями. - Не выходит? - спросил он сочувственно. Тогда, перебивая друг друга, толкаясь, даже отпихиваясь локтями, Пашка, Бубырь и Нинка рассказали ему всю историю. Слушая рассказ, Юра задумчиво вертел картофелину, хмурил широкий лоб. - Ладно, ребята... - Он улыбнулся, и тотчас физиономии Нинки и Бубыря тоже поплыли в улыбке, даже Пашка снисходительно усмехнулся. - Оставьте мне эту штуку. Может, мы ее приспособим вместо шайбы... Он ловко подбросил и поймал картофелину. Летать она все-таки не хотела.
      Конечно, он не стал рассказывать мальчикам, что в последнее время стал мишенью для проделок какого-то загадочного шутника. Началось с того, что однажды утром девушка-письмоносец, ухмыляясь, подала Юре телеграмму следующего содержания: "Капитан, капитан, подтянитесь. Только смелым покоряются моря". Подписи под телеграммой не было. Юра тогда, помнится, прикинул, что телеграмма обошлась шутнику примерно в двугривенный, и решил, что больше телеграмм не будет. Прогноз оказался правильным. Но однажды он проснулся часа в два ночи и долго не мог понять, что его разбудило. Потом понял: где-то очень близко размеренно, с легким металлическим звоном отстукивали морзянку... Тире. Три тире. Точка, тире, тире... Что такое? "Товарищ Сергеев..." Он привстал. Передатчик повторил два раза: "Товарищ Сергеев. Товарищ Сергеев". Потом, после долгой паузы: "Приготовьтесь. Приготовьтесь. Приготовьтесь". Снова длинная пауза - и еще одно короткое слово: "Прием". Спустя минуту все началось сначала. Юра вскочил, включил свет. В комнате не было никого, из-за стены доносился успокоительный храп соседа. Пошарив по углам, не густо заставленным мебелью, Юра без труда обнаружил в нише около батареи шкатулку, сделанную из неизвестного ему нежного и прочного материала. Код звучал из шкатулки. Он открыл ее и скоро разобрался в нехитром механизме с часовым заводом и термопарой, включавшейся от тепла батареи. Но кто и зачем сунул эту недешевую игрушку в его комнату, так и осталось неизвестным. Более всего Юру тревожило то, что произошло с ним месяцев пять назад, в жаркий по-летнему сентябрьский день. Он стоял тогда у витрины магазина технической литературы и рассматривал обложки новых книг по автоматике и электронным устройствам. Среди них лежала и известная книжечка Н. Винера "Кибернетика и общество". В этой книге, как, впрочем, и во многих других работах больших ученых, строгий анализ соседствовал со смелыми прогнозами. В тот момент, когда Юра, улыбаясь несколько иронически, размышлял над тем, что и мужам науки, закованным в броню формул, иногда не чужд безудержный полет фантазии, кто-то грубовато тряхнул Юру за плечо. Юра оглянулся. Перед ним стоял человек в глубоко надвинутой на брови шляпе и с поднятым воротником пальто. Юра уловил шепот: "Только смелым покоряются моря... Товарищ Сергеев, приготовьтесь..." Тотчас человек шагнул к обочине, где стоял автомобиль и защелкнул за собой дверцу. Требовательно прозвучал короткий сигнал автомашины. Человек в надвинутой шляпе тронул руль. Вдруг из-под полей шляпы на какую-то долю мгновения блеснул горячий коричневый глаз и отчетливо, очень лихо подмигнул Юре... Юра бросился к машине, но успел увидеть только номер: АГ-72-11. Тотчас машина исчезла среди других, уносившихся навстречу неяркому сентябрьскому солнцу. До сих пор, стесняясь рассказывать об этих непонятных происшествиях, Юра помалкивал и о телеграмме, и о шкатулке, и, конечно, о необычной встрече. Но сейчас, разглядывая буквы на картофелине, сделанные, казалось, из того же материала, что и шкатулка, он решил, что дальше молчать не следует. Однако никто, даже Юра Сергеев, не подозревал, что эта славная розовощекая картофелина - начало его героической судьбы. Как видите, есть основания утверждать, что история всем известного Подвига началась действительно в городе Майске, в квартире Бубыриных. И все же...
      Глава вторая
      КОРОЛЬ БИССЫ
      И все же неизвестно, где это началось... Быть может, у Бубыриных, возможно, что в комнате Юры Сергеева, секретаря комитета комсомола Химкомбината в городе Майске, а может быть, спустя неделю, в приемной советского торгового агентства на островах Фароо-Маро в Южном океане... Все великие события начинаются не с барабанного боя, не торжественными предупреждениями, а невзначай, в обстановке самой обыденной... Не только Паша Алеев и Леня Бубырь, но даже Нинка Фетисова пожертвовала бы многим, чтобы хоть разок взглянуть на Фароо-Маро, на эту страну лагун, коралловых рифов и кокосовых пальм. Но товаровед, он же бухгалтер агентства Василий Иванович Квашин тоже отдал бы немало за то, чтоб перенестись с этих удивительных островов в самый обыкновенный Майск, а еще лучше - прямо в Москву... Человеку, который всего несколько месяцев назад спокойно просыпался каждое утро в своей квартирке на Садово-Триумфальной и твердо знал, что июнь, июль, август - это лето, а декабрь, январь, февраль - это зима, нелегко было обливаться густым, липким потом от неимоверной жарищи, хотя календарь утверждал, что на дворе февраль!
      Если бы вам довелось побывать в советском торговом агентстве на Фароо-Маро, то среди ярчайших голубых с золотом плакатов "Интуриста" с пейзажами Волги, Кавказа, Москвы и Ленинграда, среди цветных фотографий советских автомашин, станков и телевизоров, рядом с великолепной коллекцией матрешек вы наверняка бы заметили на стене скромную таблицу, вычерченную с любовью и величайшим тщанием. Эту таблицу в часы досуга Василий Иванович изготовил собственными руками. Для того чтобы содержание таблицы ни у кого не вызывало сомнений и кривотолков, Василий Иванович каллиграфическим почерком вывел вверху: "Розыгрыш первенства СССР по хоккею с шайбой". Таблица эта соседствовала с ослепительно лазоревым расписанием пароходных рейсов с Фароо-Маро на Паго-Паго, Папаэре, Гонолулу, в Сидней и порты Южной Азии. Наслаждаясь временным затишьем и не подозревая, в какие невероятные приключения вовлечет его судьба буквально через несколько минут, Василий Иванович, которому не минуло еще и тридцати лет, стоял перед своей роскошной таблицей, куда он только что занес последние данные, и наслаждался от души. Невыразимо приятно было в эту чертову жарищу даже постоять вот так у таблицы и подумать о хоккее. От таблицы словно веяло освежающим холодком, попахивало искрящимся синим снежком... На хоккейную таблицу весело посматривала, сверкая великолепными, как ореховые зерна, зубами, мисс Нугу, одна из бывших принцесс острова Фароо. Ныне она променяла свой титул на более определенное положение стенографистки торгового агентства. - Сегодня вечером там состоится очередная игра... - мечтательно говорил Василий Иванович. - Встречаются "Крылья Советов" и "Динамо"! Попробуйте представить себе, мисс Нугу, вечер; огни плывут в сизом тумане, толпы людей, но не голых и не в трусах, а в шубах, валенках, как полагается... Морозец этак градусов на двадцать. Ну как вам объяснить, что такое мороз? В общем, очень холодно и очень хорошо... - Холодно и хорошо? Не бывает! - Рассудительная мисс Нугу тряхнула головой, с любопытством глядя на интересное начальство. - Еще как бывает! - Василий Иванович радостно улыбнулся, вспомнив, как хорошо на морозе, и не замечая, что все его широкое лицо лоснится от пота. - На ногах, значит, валенки. Очень такая теплая штука. А под ногами хрустит снежок. Боже мой, ну как это рассказать? Снег, понимаете? Такой белый, блестящий, как мороженое. Но гораздо лучше. - И вы ходите по нему ногами? - ужаснулась мисс Нугу. - Ну да, его очень много!.. И вот - стадион. Огромное поле залито льдом... Он сверкает, искрится... Ах да, ведь вы не знаете, что такое ледяное поле, целое поле твердого льда... - О-о! - Мисс Нугу пришла в восторг. - Целое поле льда! Сколько же надо холодильников, чтобы его выработать? Грандиозно! - Появляются игроки, - продолжал Василий Иванович, решительно махнув рукой на все детали. - Из какой-нибудь команды, ну вот хотя бы из этого "Химика", он тоже играет по группе "А"... О! Да вы смотрите, что делается! "Химик" вырвался вперед. Совершенно неизвестная команда. Из какого-то Майска... Майск! Представления не имею, где это... - У них конкурс - кто больше съест мороженого? - ласково улыбнулась мисс Нугу. Это любопытное истолкование хоккея повергло Василия Ивановича в крайнее уныние, и, чтобы несколько развлечься, он взглянул в окно. - Опять кто-то полез к нашим черепахам! - возмутился Василий Иванович и, оставив мисс Нугу мысленно наслаждаться зрелищем стадиона, сплошь заваленного мороженым, сам выскочил на улицу. Легкий, окруженный бамбуковой терраской домик торгового агентства стоял в конце солидного, спокойного пригорода. Здесь, подальше от грохочущего порта и крикливых торговых улиц, обосновались иностранные консульства и миссии, представительства международных фирм и особнячки местных денежных тузов. По одну сторону дымящегося на адском солнце шоссе тянулись узорчатые ограды, за которыми в тени пальм, бананов и магнолий прятались щеголеватые виллы, кокетливые бунгало и белоснежные отели, а по другую сторону шоссе буйствовала тропическая зелень, будто не тронутая рукой человека. Однако очень скоро глаз наблюдателя мог заметить, что "первозданные джунгли" аккуратно перегорожены на отдельные участки высоченными проволочными сетками. Вход на каждый участок был доступен только через маленькую, замаскированную кустарником калиточку. Советскому торговому агентству также принадлежал небольшой садик, предмет особого попечения Василия Ивановича. Еще лет пятьдесят назад обитатели островов Фароо-Маро почти не знали европейских "цивилизаторов", отлично обходились без них и нисколько не страдали от такого невежества. Но после первой мировой войны державы сообразили, что эти затерянные в океане острова являются отличными стратегическими базами, и обрушили на них блага колонизаторской "цивилизации". Коралловый песок, на котором только бризы оставляли свои следы, был прочно закован в бетон. Раздавив жемчужные ожерелья рифов, где лишь крабы выгуливали своих детенышей, легли темные глыбы причалов для крейсеров. После второй мировой войны здесь вырос огромный порт, задымили трубы, авианосцы стали столь же привычны, как раньше киты, а самолеты прилетали и улетали едва ли не чаще, чем стаи летучих рыб, теперь ушедших от островов. Ушли не только рыбы и киты. Все реже стали встречаться стада знаменитых в этих местах гигантских морских черепах. Их распугали воющие гидросамолеты, стрельбы и бомбежки во время частых военно-морских учений. Черепах истребляли исступленно и яростно ради их изысканно нежного мяса и необычайно твердых, причудливо разрисованных щитов. В Европу и США шли сотни тысяч жестянок с черепаховым супом и сотни тысяч дорогих безделушек. А черепахи размножались слишком медленно, и вскоре они исчезли, словно никогда и не копошились здесь в теплой прибрежной воде. Когда черепах уже почти не стало, свободная охота на них была строго запрещена. Но запретный плод сладок. И владельцев прибрежных участков на острове Фароо-Маро административном центре архипелага - охватила повальная страсть: они стали разводить черепах, обзаводиться собственными питомниками и заповедниками, похваляясь друг перед другом своими питомцами. Особнячку, в котором разместилось советское торговое агентство, также принадлежал небольшой, огороженный сеткой садок, где жило с десяток черепах, любимиц Василия Ивановича. Черепахи ему нравились. Он находил в черепахах солидность, достоинство и даже незаурядный ум, который был тем более приятен, что не кричал о себе на каждом шагу. Василия Ивановича беспокоила и бедственная судьба черепах. Понятно поэтому было его возмущение, когда он увидел человека, судя по одежде - джентльмена, не только забравшегося в садок без разрешения, но явно пытавшегося что-то сделать с черепахами. Что именно, Василию Ивановичу пока не было видно. Между тем человек этот, старательно улыбаясь мертвой улыбкой, пытался убить черепаху. У него ничего не получалось. Шепча ругательства, человек безуспешно прижимал к песку и старался проткнуть концом острой палки жесткую, всю состоящую из шуршащих складок шею черепахи Он давил, а черепаха медленно поводила плоской головой с безмолвным, косо поставленным ртом. Странно спокойными глазами она пристально, без всякого выражения рассматривала человека. Нельзя было понять, где же скрыта жизнь бессмертной черепахи, как живет и движется ее голова на этой вялой, похожей на серый парусиновый шланг шее. - Эй, вы! - заорал Василий Иванович, подскакивая ближе. - Что вы там делаете с черепахой? Человек, вздрогнув, приподнял палку, черепаха медленно, с каким-то грустным достоинством убрала шею и голову, украшенную мудрыми глазами, в матовый пластинчатый панцирь с черными разводами, похожими на таинственные письмена. - Какого дьявола вам надо? Вы пытались убить черепаху! В заповеднике! Василий Иванович, знавший всех живущих здесь черепах, был потрясен. Ему хотелось стукнуть по длинной маленькой, матово блестевшей остатками прилизанных волос головенке незнакомца. - Кто вы такой, черт бы вас взял? Идите за мной!

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17