Пролог

Ему стало страшно.

Дрожащими руками он собрал нефрит, упаковал в коробки. Драгоценный нефрит… такой древний… Небесный камень… Человеческая мечта, воплощенная с почти нечеловеческим искусством и нечеловеческим терпением.

Мечта, которая вызывала в людях зависть и жадность.

Мечта, которая приводила к преступлениям, предательству, смерти.

Руки его стали холоднее нефрита, который он воровал, – одну вещь за другой, одну мечту за другой. Через липкие от пота ладони прошла целая культура древней нации, ее душа. Вот дракон, свернувшийся в причудливой позе. Ему три тысячи лет. Вот ученый-схоласт. Его кремовые одежды, выточенные из камня, кажутся почти воздушными. А вот мудрецы на склоне горы.

Мечты о прекрасном воплотились в тысячах оттенков нефрита – от снежно-белого до угольно-черного, от зеленого до голубого, красного, золотистого. Под солнечным светом любое из этих изделий начинало призрачно мерцать, словно светилась сама душа камня.

Уникальные творения. Бесценные. Непревзойденные и неповторимые.

Семь тысячелетий развития великой национальной культуры лежали перед ним. Древние би – диски, олицетворявшие рай небесный; не менее древние кун – полые цилиндры, изображавшие землю. Декоративные церемониальные клинки и нарукавные повязки с выгравированными на них символами, истинное значение которых древнее самой человеческой памяти. Кольца, браслеты, серьги, кулоны, колье, подвески, брелки, пряжки, замки, чаши, ножи… Горы, облака, драконы, кони, рыбы, птицы, цветы лотоса, люди – мужчины и женщины – все, что вобрала в себя целая человеческая культура, выгравировано на камне, который сейчас, казалось, говорил на языке самой ее души…

– Быстрее, идиот!

Он едва не выронил древнюю чашу. И выронил бы, если бы чья-то рука молниеносно не перехватила хрупкое прохладное полушарие.

– Ч-ч-что… что ты здесь делаешь? Сердце бешено стучало у него в груди.

– Проверяю, как ты делаешь свое дело.

– Что?! Какое дело?

– Грабишь сокровища гробницы «Нефритового императора», разумеется!

– Я… нет-нет… Я не… Если это откроется…

– Не откроется, если сделаешь, как я скажу.

– Но…

– Слушай, что я говорю!

Он выслушал, весь дрожа. Страх сменялся надеждой, которую снова пересиливал страх. Он не знал, что сильнее. Знал только, что сам вырыл себе могилу и теперь готов на все, только бы не оказаться погребенным в ней.

Вор слушал и не знал, смеяться ли, плакать или бежать куда глаза глядят – подальше от соблазна, от шепота этого дьявола, призывавшего к неслыханному. В его устах все выглядело не правдоподобно просто. И ему нет больше нужды терзаться сознанием вины или опасаться разоблачения. Этот дьявол нашел другого виновника.

Осознав это, вор с облегчением рассмеялся.

Пошел упаковывать бесценный нефрит и вдруг обнаружил, что руки стали теплыми и пальцы больше не дрожат.

Глава 1

Лайэн Блэкли проснулась от громкого стука в дверь. Села в постели. Почувствовала, как колотится сердце. На мгновение показалось, что шум ей только снится. И неудивительно: девушка слишком устала. Вчера работала допоздна, так и сяк раскладывая и снова перекладывая прекрасные изделия из нефрита, добиваясь максимальной выразительности, – до тех пор, пока не убедилась, что нашла наилучшее решение для сегодняшней экспозиции на благотворительном аукционе.

Дверь содрогалась от ударов. Лайэн тряхнула головой, откинула тяжелые черные пряди со лба. Взглянула на часы, стоявшие на тумбочке у кровати. Шесть утра…

Она выглянула в окно. Над Сиэтлом занимался рассвет, но лучи солнца еще не коснулись окон ее старой квартиры на площади Пионеров, выходившей окнами на запад.

– Проснись, Лайэн! Это Джонни Тан. Открой дверь! Похоже, это и в самом деле сон. Джонни Тан никогда не переступал порога не только ее квартиры, но даже офиса, который находился здесь же, за холлом. Они вообще встречались крайне редко, по большей части когда Лайэн навещала мать в Киркленде.

– Лайэн!

– Сейчас иду. Одну минуточку.

Хорошо, что нет соседей, которые могли бы возмутиться по поводу такого грохота в субботу утром.

Лайэн откинула пуховое одеяло, набросила красный шелковый пеньюар – подарок матери на прошлое Рождество – и поспешила к двери. Отперла два замка, отодвинула засов.

– В чем дело? Что-нибудь с мамой?

– Нет, с Анной все в порядке. Она хочет увидеться с тобой до аукциона.

Лайэн прикинула, сколько дел намечено на сегодня. Если сделать маникюр самой, может быть, удастся выкроить время на визит к матери.

– Я загляну к ней сразу после того, как оформлю экспозицию.

Джонни кивнул. Однако похоже, он явился отнюдь не за этим. Во всяком случае, сейчас он не выглядел человеком, который получил то, за чем пришел. Явно встревоженный, он был похож на раздраженного зверя в клетке. Губы сжаты, скулы напряжены. Красивый мужчина, снова отметила Лайэн. Ростом чуть меньше шести футов, худощавый и стройный. Быстрый, ловкий, с широкой обезоруживающей улыбкой, которую сейчас он, судя по всему, был не намерен демонстрировать.

– Кофе у тебя есть? Или по-прежнему предпочитаешь китайский кофеин?

– У меня есть и чай, и кофе.

– Тогда я хотел бы черный. Я имею в виду кофе, а не чай. Лайэн отступила от двери, и Джонни прошел в квартиру.

Она не знала в точности, сколько лет ее отцу. Должно быть, около шестидесяти. Однако он выглядел, не больше чем на сорок. За все годы, что Лайэн себя помнила, любовник ее матери, казалось, ничуть не изменился. Появилось, правда, несколько серебристых прядей в волосах, пара тонких морщинок; овал лица стал чуть менее четким. Однако все это мелочи по сравнению с теми изменениями, что произошли в ней самой за тридцать лет со дня рождения.

Ни разу за все эти годы Джонни Тан не признал, что ребенок Анны Блэкли – его дочь.

Лайэн постаралась отогнать эти мысли. Заперла дверь. В конце концов, теперь не так уж важно, что там признал или не признал Джонни Тан. Теперь для нее имеет значение только нефрит. Нефрит семьи Тан. Коллекция ее деда, отца ее отца. Сотни, тысячи изделий. Все уникальны, некоторые поистине бесценны. Каждая вещь словно светится изнутри…

– Не можешь удержаться от того, чтобы не поиграть?

Джонни указал на кухонный стол, уставленный нефритовыми фигурками. Еще несколько стояли на полу и на буфете.

– Поиграть?! Да нет, для меня это не куклы. Мужчина издал хрипловатый смешок.

– Отец, наверное, лишился бы сознания, если бы услышал, что ты сравниваешь их с куклами.

– Вэнь прекрасно знает, как я отношусь к нефриту.

– Вэнь использует твое мастерство и недоплачивает тебе. Лайэн испуганно подняла глаза на отца:

– Ведь это он научил меня всему, что я знаю.

– Не правда! Он узнал о твоем существовании всего семь лет назад. До этого его вряд ли волновало, есть ли ты на свете. А потом ты купила на какой-то распродаже нефритовые бусы, и он решил, что у тебя к этому талант.

– Те бусы периода династии Западная Чжоу. Их возраст три тысячи лет. На них выгравированы драконы – символ власти. И они были нанизаны на выцветшую красную шелковую ленту, более древнюю, чем конституция Соединенных Штатов.

– Если бы ты их продала и вложила деньги в ценные бумаги, тебе бы сейчас не пришлось ютиться в этой дыре. Но ты преподнесла их моему отцу в подарок ко дню рождения.

На мгновение Лайэн потеряла дар речи. Джонни Тан никогда не говорил с незаконной дочерью о своей семье. Она искоса взглянула на отца, пытаясь свести воедино все признаки, указывавшие на то, что он чем-то расстроен. Или встревожен.

– Я не знала, что ты не одобряешь моего поступка, – тихо проговорила она.

– А если бы знала, это что-нибудь изменило бы?

– Ну конечно. Я не хотела бы раздражать ни тебя, ни твою семью.

Она действительно всячески старалась этого не делать. Просто наизнанку выворачивалась, чтобы угодить клану Тан. Выучила китайские диалекты, работала по семь дней в неделю, пятьдесят две недели в году. И все ради того, чтобы доказать членам семейства, что она их достойна. До сих пор Лайэн, признанный эксперт, выбивалась из сил ради этого, хотя и пыталась убедить себя в том, что попросту стремится развивать собственный бизнес и потому так дорожит отношением своих лучших клиентов могущественного семейства Тан.

– Тебе надо было послушать свою мать и стать учительницей.

– Ты разбудил меня в шесть утра, чтобы сказать об этом?

– Нет, не только.

Он замолчал. Лайэн включила газ, поставила кофе. В Сиэтле кофе из кофейника считался чуть ли не святотатством, но сейчас ей совсем не хотелось включать кофеварку, купленную неделю назад на распродаже, – Лайэн ее еще как следует не освоила.

Пока закипал кофе, Джонни расхаживал по небольшой квартире-студии. Похоже, она не так уж много времени проводит дома, понял он. В комнате почти не было вещей, которые говорили бы об индивидуальности хозяйки, ее пристрастиях, вкусах. Это косвенное и вместе с тем безошибочное свидетельство того, что Лайэн с головой ушла в работу, отнюдь не порадовало Джонни.

– Почему ты живешь в этой дыре?

– Здесь дешево.

– Я даю… – Он осекся. – У Анны достаточно денег для того, чтобы ты могла поселиться в более приличном месте.

– Это ее деньги. – Об их происхождении Лайэн никогда не говорила вслух. – Я достаточно взрослая для того, чтобы содержать себя.

Ей скоро тридцать. Она встретит день рождения в одиночестве. Анна и Джонни собираются в Гонконг, или на Таити, или еще куда-то на противоположный берег Тихого океана, чтобы отметить тридцать первую годовщину своего знакомства.

– Анна говорит, что твой бизнес идет неплохо. Почему бы тебе не устроиться получше? – настаивал Джонни.

– Дом принадлежит вашей семье. Если ты считаешь, что это дыра, скажи своему старшему брату, Джо Тану. Он числится официальным домовладельцем.

Наступило неловкое молчание. Лайэн не делала попытки его прервать. Просто не решалась, испугавшись, что вырвется что-нибудь вроде: «С чего это вдруг такая забота обо мне?» Но такой вопрос был бы не совсем справедливым. Во многих отношениях Джонни заботился о своей незаконнорожденной дочери лучше, чем иные отцы о законных отпрысках. Не его вина, что Лайэн умирала от желания заслужить любовь семейства, которому нужна была лишь в качестве эксперта по нефриту.

Старая история, напомнила себе Лайэн. Старая как мир.

Не в ее власти было изменить прошлое, но она могла работать ради будущего. Да, собственно, ради этого она и работала. Хотя помощь ее бизнесу со стороны семьи Тан и была очень важной, однако не единственной причиной процветания ее дела. В большой степени успех Лайэн Блэкли обеспечили ее собственные знания и желание работать по девяносто часов в неделю.

– Ты уже говорила с Кайлом Донованом?

– Так, значит, ты для этого явился сюда в первый раз, да еще в такую рань? Выяснить, удалось ли мне устроить «случайную» встречу с мистером Донованом? – не сдержалась молодая женщина.

– Для чего же еще?

«Ведь я твоя дочь», – хотелось ей крикнуть. Но Лайэн прикусила язык. Потянулась за чашками. Кофе, наверное, еще не настоялся, но она чувствовала потребность занять чем-то руки.

– Кофе. – Она протянула Джонни чашечку. Он внимательно смотрел на нее.

– Ну… так что же?

– Нет, – ответила она.

– Почему?

Лайэн налила себе кофе, сделала глоток бурой некрепкой жидкости.

– Может быть, у тебя кто-то есть?

– Нет. Да и какое это имеет значение? Ты ведь предложил мне встретиться с Донованом, а не соблазнить его.

– Ну так встреться с ним.

– Каким образом? Подставить подножку на улице, чтобы он упал?

– Не строй из себя китайскую скромницу. Ты такая же американка до мозга костей, как и твоя мать. Просто подойди и представься. Я так и познакомился с Анной.

И что ей это принесло?.. Лайэн снова прикусила язык. Конечно же, она понимала, что в любовной игре участвуют двое. И для того чтобы возник дуэт «любовник – любовница», необходимо согласие обеих сторон. Ее мать охотно приняла правила игры, несмотря на то что ей предоставили статус участника второго сорта. Лайэн так и не смогла этого понять. Однако теперь она наконец научилась мириться с давно сложившимся положением. И то потому, что борьба обходилась слишком дорого.

– Он будет на аукционе сегодня вечером, – заявил Джонни. – Подойди к нему.

– Но…

– Обещай мне, что сделаешь это.

Лайэн заметила в глазах отца что-то непривычное. Какое-то сильное чувство… гнев или, быть может, нетерпение? Или что-то другое, чему она не могла подобрать названия, сознавая в то же время, что интуиция ее не подводит – это чувство реально. Так же реально, как и ее вечный страх повести себя в соответствии со своим положением… с тем, что о ней всю жизнь говорили люди. Ее называли дочерью шлюхи.

– Зачем?

До этого Лайэн не задавала подобных вопросов.

– Сразу после показа мы с Анной отправляемся на Таити. Если не сделаешь этого сегодня, может оказаться слишком поздно.

– Поздно для чего? Почему тебе так хочется, чтобы я познакомилась с Кайлом Донованом?

– Это очень важно, поверь мне. Очень.

– Но почему?

На мгновение Джонни замялся.

– Это нужно нашей семье. Больше я тебе ничего сказать не могу.

Ах вот как!.. Снова семья. Всегда семья. Семья, которая ее не принимает.

– Хорошо. Я сделаю это сегодня вечером.

– Итак, – Кайл Донован смотрел на старшего брата, как бы не веря собственным ушам, – ты хочешь, чтобы я соблазнил незаконную дочь известного гонконгского торговца и американки с единственной целью – выяснить, не занимается ли она продажей культурных ценностей, похищенных в Китае. Так?

Арчер чуть наклонил голову набок, словно обдумывая услышанное. Долго разглядывал холодную соленую воду, плескавшуюся за окнами дома на острове Сан-Хуан. Наконец кивнул:

– Что-то вроде того. Кстати, соблазнять не обязательно. Это на твое усмотрение.

– Не верю.

– Вот и прекрасно. Соблазни ее и убедись наверняка.

– Это просто чья-то злая шутка.

– Если бы…

Кайл выжидающе молчал, однако брат, по-видимому, не собирался продолжать. И Кайл, кажется, догадывался почему. Арчер терпеть не мог посвящать кого-либо из членов семьи в некоторые эпизоды своего прошлого. Тесная связь с Дядей Сэмом, без сомнения, из их числа. Однако правительство Соединенных Штатов, так же как и прошлое Арчера, по сути, никогда не исчезало из его жизни.

В конце концов Кайл не выдержал:

– Что происходит? Только, пожалуйста, без этой болтовни о руках, протянутых через океан, и о международном сотрудничестве.

Арчер искоса взглянул на брата. Выгоревшие светлые волосы Кайла искрились на солнце, а карие глаза казались почти золотыми. Но и в ярком солнечном свете полоска вокруг радужки выглядела совсем темной. И даже солнечные лучи не могли скрыть теней под глазами и морщин, оставленных горьким опытом. Тем опытом, от которого Арчер предпочел бы избавить своего младшего брата.

– Ну ладно, а моим словам ты поверишь?

– Болтовня все это.

Арчер ответил непроизвольной мимолетной улыбкой, но его серо-зеленые глаза сузились от гнева.

Кайл ждал. На этот раз он не собирался прерывать молчание.

Арчер поднялся – высокий, стройный, мускулистый. Точная копия младшего брата, только с темными волосами. Начал молча расхаживать по комнате, рассеянно касаясь то компьютера, то корешков книг – тематика была самой разнообразной: от международной экономики и банковского дела до истории обработки нефрита в Китае, – то флейты в стиле барокко, то небольшой вазы с веточкой розмарина, то ножа для вскрытия конвертов, такого острого, что им можно было бы ранить человека, блесны… Под блестящей аппетитной наживкой скрывался крючок, который, казалось, только и ждал случая вонзиться в тело рыбы.

– А ты изменился. – Арчер осторожно отодвинул в сторону блесну с крючком. – Еще год назад, до того провала с янтарем, ты ни за что не смог бы меня перемолчать, даже если бы от этого зависела твоя жизнь.

– А она зависит от этого? Улыбка исчезла с лица Арчера.

– Насколько мне известно, нет.

– Вот мы и подошли к самому интересному вопросу. Что же тебе известно?

– Достаточно для того, чтобы испытывать беспокойство. Но слишком мало для того, чтобы иметь возможность действовать.

– То же самое можно сказать об остальном человечестве. Добро пожаловать в наши ряды, – заметил Кайл.

Некоторое время Арчер стоял, отвернувшись к окну, глядя на деревья, которые раскачивались на ветру, на соленую воду внизу, там, где течение было более мощным, чем в устье реки, впадавшей в пролив Розарио.

– Мне известно не больше того, что я тебе уже сказал. Ходили слухи о невероятной находке. О гробнице императора династии Мин, который славился как страстный любитель нефрита. Он собрал все лучшее из семитысячелетнего китайского нефрита и унес с собой в могилу.

– Где это нашли? Кто? Когда? В Китае знают…

– Я сказал тебе практически все, что мне известно.

– Теперь расскажи остальное.

– Мой человек считает, что Дик Фармер купил все самое ценное из китайской гробницы.

Кайл присвистнул.

– Ему это, должно быть, недешево обошлось.

– Что-то около сорока миллионов.

– Даже для человека с состоянием в три миллиарда…

– По последним данным – пять.

– Даже для человека с таким капиталом это деньги немалые.

– Деньги – дело наживное. Требуется только печатный станок, а у Дяди Сэма он есть. А вот содержимое гробницы «Нефритового императора» не заменишь ничем. Китайцы подняли международный скандал.

– Ничего удивительного. И что же они делают для того, чтобы привлечь внимание Дяди Сэма?

Арчер ответил сардонической усмешкой.

– Всего лишь угрожают прервать все отношения с Соединенными Штатами в случае, если национальное сокровище обнаружится у нас в стране.

Кайл вскинул светлые брови:

– Они, похоже, взбесились. А сокровище может обнаружиться у нас в стране?

– Это наихудший сценарий развития событий.

– Существует какой-нибудь еще?

– Сокровище уже здесь.

– Где?

– Этого мой человек не смог узнать. Или не захотел сказать…

– Фармер отнюдь не идиот, – медленно проговорил Кайл. – Но он не тот человек, чтобы скрывать открытие, которое могло бы принести ему славу. Он хочет, чтобы его считали знатоком и ценителем, а не только миллиардером. Если Дик Фармер действительно отхватил такой куш, как гробница «Нефритового императора», он ни за что не удержится, чтобы этим не похвалиться.

– Именно этого и опасается Дядя Сэм. Сейчас огласка была бы совсем некстати – как раз идут весьма деликатные переговоры с Китаем.

– О чем? О торговле, о наркотиках, об иммигрантах или о нелегальном вывозе оружия?

– Какое это имеет значение?

– Имеет.

Арчер ответил слабой улыбкой. Все-таки они с братом очень похожи.

– Нелегальная торговля оружием. Китайцы производят на экспорт продукцию, которая по нашим стандартам считается устаревшей, зато по стандартам третьего мира котируется.

– Ах, какая это великая вещь – цивилизация!..

– Их товар превосходит все оружие этого уровня. Поэтому Дядя Сэм и ведет с ними переговоры, вместо того чтобы стрелять. Но ведь это Китай! Мы постоянно слышим от них только «да» и ни одного «нет», а дело между тем не движется. Ни один документ не подписан, ни одно соглашение не заключено.

– Чего же хочет Китай?

– Этого мой человек не сказал. По-видимому, нечто такое, что мы пока не готовы им предоставить. Если теперь еще выяснится, что эта нефритовая гробница в Штатах, мы будем иметь бледный вид. Тогда Дяде Сэму придется отдать Китаю много больше, чем мы получим взамен. Мы же хотим снизить поставки китайского оружия амбициозным тиранам.

– Передай мне молоко.

Кайл понял, что теперь уже нет смысла ложиться. Все равно не заснуть. Надо как-то взбодриться. Он взял у Арчера пакет, добавил молока в чашку с кофе и жадно отхлебнул, ожидая, пока кофеин подействует на мозг.

– Итак, – он взглянул на брата, – Дядя Сэм предполагает, что кто-то из семейства Тан стянул драгоценности из гробницы и продал их Фармеру?

– Это одна из версий.

– А другие?

– Еще подозревают компанию «Санко».

– Но это же континентальный Китай! Если бы это сделали они, правительство уже бы их накрыло.

– Все зависит от того, какие у «Санко» союзники в правительстве, – возразил Арчер. – У них там больше политических течений, чем существует названий для них. Так или иначе, пока нет полной информации, главный подозреваемый – консорциум «Тан».

Кайл допил кофе. Провел пальцами по небритым щекам, взглянул на старшего брата ясными зеленовато-карими глазами.

– Со времени переворота консорциум «Тан» практически изгнали из Гонконга и из КНР. Им понадобился бы очень сильный союзник, симпатизирующий Соединенным Штатам. Никого более сильного, чем Дик Фармер, сейчас нет.

– Верно. Если бы не переговоры по ограничению экспорта китайского оружия, Дядя Сэм наплевал бы и на Китай, и на Фармера, и на Танов. У Фармера не так уж много друзей в верхах.

– Не забывай, что говоришь о человеке, который вот-вот сформирует свою собственную партию и у которого, возможно, реальный шанс стать президентом.

– Для Фармера это было бы крупным шагом назад. Если президент заинтересован в проведении встречи на международном уровне, экспертам по протоколу требуется не один месяц для того, чтобы ее спланировать. Если же такую встречу организует Фармер, все приезжают к нему на личный остров, не заботясь о том, у кого какие перед кем преимущества.

– Ты прав. Мне очень понравился этот его трюк с булавками в петлице и домашним компьютером.

– Да, прекрасно придумано: не надо таскать с собой ни ключей, ни карточек. Фармер ходит по зданию, и вся электроника узнает «хозяина»: все двери перед ним раскрываются; музыка, запахи – все для его удовольствия. Плюс абсолютная безопасность.

– Когда ты стащил свой компьютер после той последней конференции, на которую приезжали Донованы, мне понадобилось несколько месяцев, чтобы перестроить программу и заставить компьютер считать Господом Богом каждого, кто носит такую булавку.

– Ну да, это ты так говоришь. На самом деле программу ведь никогда никто не проверял, – скептически заметил старший брат.

Кайл пожал плечами. Он-то знал, что у него это получилось. А все остальное не имело значения.

– Ты можешь достать подробное описание нефритовой сокровищницы? Иначе непонятно, что искать.

– Ну, для начала там есть погребальный костюм из нефрита. Нетронутый.

На лице Кайла проступило изумление. Явно не зная, что сказать, он рассеянно взял в руки флейту, издал несколько звуков. Отложил инструмент и обернулся к брату:

– Похоронные одежды из нефрита – вещь крайне редкая. Почти все, что были когда-либо обнаружены, находятся в Китае. Те немногие, что были вывезены, перешли в руки национальных государственных учреждений, но не частных лиц.

Арчер молчал.

– Что еще есть в гробнице? – спросил Кайл.

– Обычный набор. Ювелирные изделия, статуэтки, блюда…

– Обычный набор! – Кайл покачал головой. – Ну нет, мне нужны подробности. Сюжеты, размеры, цвета, время создания и тому подобное.

– Я попытаюсь. Но мой информатор – лицо неофициальное.

– Ты ему доверяешь?

– Дела только так и делаются. Лицами, пожелавшими остаться неизвестными, не для печати.

Кайл повел левым плечом, пытаясь унять боль. Рана давно зажила, но та «неофициальная» пуля задела сустав. С тех пор Кайл мог предсказывать дождь вернее, чем метеорологи.

– Итак, если я правильно понял, этот неофициальный информатор сообщил тебе, что ходят слухи о краже художественных ценностей такого масштаба, от которой у дипломатов руки сами потянутся за успокоительными таблетками, правительства забьют тревогу, а все остальные, у кого есть хоть капля здравого смысла, срочно побегут прятаться в укрытия.

– Вот именно.

– Но почему он обратился именно к тебе?

– Этого он не объяснил. Вернее, сказал то, что и так очевидно.

– То есть?

– Значение и влияние международной корпорации «Донован интернэшнл» общеизвестны, а кроме того, я, мол, знаю, как вести такие игры.

– Ну да… С настоящими пулями.

– Нет. С подлинными документами, паспортами, разрешениями, пропусками. Если мы предложим Дяде Сэму не вмешиваться, деятельность «Донован интернэшнл» осложнится. Импортно-экспортный бизнес без поддержки бюрократии Соединенных Штатов вести трудно. Дик Фармер это потянет, мы – вряд ли.

– И кроме того, Донованы в долгу перед Дядей Сэмом, не так ли? За то, что выручил меня тогда, после происшествия на Нефритовом острове.

Арчер пожал плечами. Однако плотно сжатые губы говорили о многом.

– Черт! – с отвращением произнес Кайл. – Я старался не впутывать в это нашу семью.

– Я тоже.

Кайл потер руки, пытаясь снять напряжение. Оно появлялось в те моменты, когда он вспоминал, как близок был тогда к смерти. И чуть было не захватил с собой сестру Онор.

– Хорошо, давай еще разок пройдемся по основным позициям, чтобы я не сорвал к черту и это дело.

Арчер резко обернулся. Внимательно взглянул на крупного светловолосого мужчину, который был когда-то его маленьким братишкой. Который всегда останется его младшим братом.

– В том, что произошло на Нефритовом острове, нет твоей вины.

– Согласен. Удивляюсь только, как ты мне еще доверяешь.

– Не мели чепуху. Единственный, у кого здесь с этим проблемы, – ты сам. Ты себе не веришь.

Кайл сменил тему:

– А что, этот твой… информатор называл именно меня, по имени?

– Нет. Просто Лайэн Блэкли не сводит с тебя глаз вот уже пару недель.

Золотисто-зеленые глаза Кайла стали круглыми.

– Что?! О чем ты?

– Незаконная дочь…

– Я не об этом!

– Все очень просто. Она все время смотрит на тебя. А ты смотришь только на свой холодный нефрит и не замечаешь взглядов горячей женщины, которая явно пытается привлечь твое внимание.

– Во-первых, нефрит совсем не холодный. Во-вторых, я еще не встречал женщины, какой бы температурой она ни обладала… я не встречал ни одной женщины, которая бы не перешагнула через мой окровавленный труп, чтобы добраться до тебя.

Арчер прикусил язык. Любое его замечание сейчас вызвало бы обычный спор между братьями. Он никак не мог понять, почему это все считают его таким сердцеедом. На его взгляд, самый красивый из братьев Донован – Кайл.

– Лайэн смотрит на тебя. Это одна из причин, побудивших меня попросить тебя о помощи. Ты можешь проникнуть в консорциум «Тан».

– Ах вот как! Проникнуть… Сначала, значит, одна женщина, а теперь уже весь их чертов клан. По-моему, у тебя преувеличенное представление о моем либидо, не говоря уже о моей решительности.

Арчер громко простонал в ответ.

– В любом случае, – продолжал Кайл, – если эта дама смотрит не на тебя, а на меня, в одном мы можем быть уверены.

– В чем же?

– Это игра. Все подстроено. Арчер моргнул.

– Что-то я тебя не понимаю.

– Поясню. За последние две недели мы с тобой вместе ходили на три предварительных просмотра выставок нефрита.

– Не на три, а на пять.

– Два оказались настолько паршивыми, что не стоит и упоминать. Если Лайэн смотрела на меня и якобы не замечала тебя, значит, консорциум «Тан» считает меня гораздо более легкой добычей.

– Ты даже не допускаешь, что Лайэн может предпочитать блондинов?

Кайл пожал плечами:

– Все может быть. Но в последний раз, когда женщина якобы предпочла меня высокому красивому брюнету, меня чуть не убили, прежде чем я сообразил, в чем тут загвоздка. Такие уроки, знаешь ли, для мужчины даром не проходят.

Арчер не знал, что на это ответить. Кайла не переубедить в том, что женщины стремятся лишь использовать его, а потом избавиться. Он стал таким в прошлом году. Временами Арчеру очень недоставало прежнего Кайла, беспечного золотоволосого парня, смеявшегося по любому поводу. Но того мальчика старший брат никогда не попросил бы ни о чем серьезном. Разве что подобрать подходящее вино к обеду, не более.

– Может быть, это и подстроено, – согласился он. – А может быть, там идет совсем другая игра. Это тебе и предстоит выяснить. Если, конечно, согласишься.

– А если нет? Арчер пожал плечами:

– Отложу поездку на юг и попробую сам взяться за семейство Тан.

– Может быть, Жастин попробует? Он тоже блондин. Почти.

– Жастин и Ло с головой зарылись в собственные дела. Пытаются разобраться в этой забастовке в Бразилии. И потом, они слишком молоды.

– Оба старше меня.

– После Калининграда – нет.

Кайл улыбнулся. Не той, прежней, открытой солнечной улыбкой. Больше зубов, чем сердечности. Как у Арчера.

– Я согласен. Где и когда начинаем игру?

– Сегодня вечером. В Сиэтле. Надень смокинг и бабочку.

– У меня нет смокинга.

– Будет.

Глава 2

Лайэн сидела в гостиной элегантной квартиры матери в Киркленде, глядя на озеро Вашингтон. По серой воде то и дело пробегала легкая зыбь. Сколько Лайэн помнила, озеро никогда не бывало абсолютно спокойным. И сейчас вода вкрадчиво плескалась, словно пыталась облизнуть ухоженные лужайки и дорожки на берегу. Ветви деревьев, растения в горшках на балконе покрылись почками. Кое-где появилась робкая нежная зелень, означавшая не столько начало настоящей весны, сколько надежду на ее приход. Самые храбрые из нарциссов начали распускаться, поднимая бледные головки к солнцу, полускрытому облаками.

– Зеленый чай, жасминовый или черный китайский? – спросила Анна Блэкли из кухни.

– Лучше черный, ма. У меня сегодня трудный день. Понадобится много энергии.

И мужества тоже, подумала Лайэн.