Возьми, пригодится, — Роман подал мне палку колбасы. — Еще неизвестно, когда тебе удастся позавтракать. Мы можем не спешить, у нас есть еще минут сорок до прихода новой смены…
      — За завтрак спасибо, потом перекушу, — я засунул колбасу в карман безрукавки и в задумчивости остановился у дерева.
      Ствол был больше метра в диаметре, обхватить его невозможно, дерево старое, лет сто, наверное. Даже представить трудно, как на него вскарабкаться.
      В высоту оно уходило к серому небу метров на двадцать-тридцать, а первые ветки, за которые хоть как-то можно было зацепиться, появлялись метрах в пяти от земли.
      Я нерешительно посмотрел на карман безрукавки. Выпить что ли, и все свои проблемы переложить на мое второе «я»?
      Очень притягательно! Только что-то внутри меня говорило, что этого сейчас делать не стоит. Оборотня можно выпускать только тогда, когда уже ничто другое не поможет. Только его ли? Как там сказал Роман, — две части одного целого?
      Когда же я, наконец, пойму, кто живет у меня внутри?
      Роман вытащил из-под фуфайки веревку с привязанной металлической кошкой.
      — В прошлый раз ты только засмеялся, увидев это приспособление, — он бросил кошку вверх, подергал, проверяя, крепко ли она зацепилась. — Давай, прощаться. Когда вернешься?
      — А что я сказал в прошлый раз? — и тут же понял, что шутка неудачна. — Прощался?
      — Ты сказал, что если придешь ко мне, то это значит, что тебе больше некуда податься. В общем, буду ждать. Только аккуратнее, не делай ошибок! Не оставляй следов.
      — Оставляй, не оставляй, все равно меня уже все ищут, — вздохнул я, глядя вверх. — Ищут бандиты, ищет милиция…
      — И куда тогда идешь? — подняв недовольно брови, поинтересовался Роман. — Поймают же…
      — Может, поймают, а может, и нет, только что-то все равно надо делать, — я подергал веревку, а потом полез. — Сколь веревочке не виться, конец один — смерть…
      Подниматься было совсем не просто, несмотря на то, что Роман завязал на веревке немало узлов. Руки я стер почти до крови. Держаться и ползти вверх, было невероятно трудно. Да и сил у меня осталось немного.
      Как я добрался до ветки, не помню, и долго отлеживался на ней, приходя в себя и восстанавливая дыхание. Все тело ломило, мышцы дергались, а в грудной клетке колотилось о ребра сердце.
      Кое-как сумел отдышаться, и тогда сбросил Роману кошку, с трудом вырвав зубья, которые глубоко впились в дерево, пробив кору. Я заметил еще несколько таких же следов рядом. Букашкин не раз уже пользовался этим аварийным выходом.
      Но и как могло быть иначе? Он убил Шарика, а его никто даже не заподозрил.
      Роман помахал рукой снизу и поспешил в котельную, подошло время разжигать котлы. А ему еще придется чистить топку и выносить золу. Тяжелая и грязная работа, в бытность мою слесарем мне пришлось несколько раз выполнять работу подсобника кочегара, поэтому я все хорошо представлял.
      Я прополз по ветке над забором, стараясь двигаться так, чтобы меня не было заметно среди листвы, и спрыгнул в кусты, находящиеся в метрах пяти от забора. Надеясь на то, что никто на меня не смотрит через видеокамеру и не ведет запись.
      Здесь было сыро, я промок насквозь, прежде чем пробрался сквозь кусты.
      В кроссовках основательно хлюпало, на руках и плече добавилось много новых царапин, а моя футболка и джинсы снова превратились во что-то мятое, мокрое и грязное.
      Я долго шел по пустырю до остановки и успел выйти к ней раньше, чем из-за поворота появился первый автобус. Народу в нем было немного, многие были одеты в рабочую одежду, так что я своим видом внимания к себе не привлек. На меня глянули, оценили и отвернулись, признав своим.
      Денег в кармане оказалось немного, как раз хватило только на то, чтобы добраться до своей улицы. Я вылез и огляделся, улицы пусты, в окнах кое-где горел свет, люди собирались на работу.
      Дворники размахивали метлами, разгоняя лужи.
      Я свернул к дому и осторожно поднялся по ступеням, каждое мгновение, ожидая того, что увижу на своей лестничной площадке милицию или бандитов. Но никого не обнаружилось ни в подъезде, ни в квартире. Неужели все поверили в то, что я покинул город?
      Я закрыл двери на все замки, опустил засов, и пошел в ванную.
      Было тихо, где-то внизу чуть слышно звучала музыка, слышались чьи-то шаги и голоса. И мне вдруг стало легко и приятно. Появилось ощущение, что я вернулся домой из долгого и трудного похода.
      Никогда не думал, что чистка зубов после двухдневного перерыва может доставить такое удовольствие!!!
 
Каждая дорога подходит к концу
И ты возвращаешься, сделав круг.
Ничего не найдя из того, что искал.
Ну и что?
Снова наступит утро, и ты уйдешь
В поисках того, что никогда не найдешь…
 
      Я вымылся, простирал футболку и джинсы стиральным порошком, из-за чего пришлось долго их полоскать, и повесил сушиться.
      Только после этого полез с предвкушением в холодильник. К счастью, там все лежало так же, как я оставил: колбаса, батон, водка…
      Я заварил свежий чай и позавтракал, задумчиво поглядывая в окно, все еще ожидая появления кого-то из тех, кому бы оказался нужен.
      Но тщетно, похоже, обо мне все забыли, и бандиты и милиция. Пришлось ложиться спать, надеясь, что выспаться удастся, и мое везение и моя ненужность продлятся еще несколько часов.
      Мне снова повезло, я проспал до позднего вечера. Проснувшись, выгладил уже высохшую одежду, сменил носки и трусы, переоделся во все свежее и чистое, и только тогда почувствовал себя уверенным и готовым к действию.
 
      …Никогда не забывай о том, что воин, чьи бренные останки находятся в неряшливом состоянии, выставляется на посмешище, если труп достается в руки неприятелю…
      Так учит кодекс самураев.
 
      Я никогда об этом и не забывал.
      Времена изменились, но умереть хотелось так же, как и самураи, в чистой одежде, и тщательно вымытым. Вероятно, это глупость, но это въелось мне в кровь. Не знаю почему, но раньше был уверен, что моя психическая болезнь закончиться смертью от инсульта и паралича, возможно поэтому, выходя из дома, всегда старался надевать все чистое, ожидая, как и самурай перед битвой, от будущего только смерти.
      Я еще раз поел, разглядывая бутылку водки. Вот оно спасение от всех тревожных мыслей, тоски, предчувствия приближающейся беды, от отчаяния и даже от желания умереть.
      Я не забывал и о том, что безрукавка, которая на мне надета, заполнена пластиковыми бутылочками со спиртом.
      Роман сказал, что заменил спирт одного процентного содержания другим и сделал это, учитывая пропорцию. Я вспомнил эту фразу и задумался. Если перевести содержание спирта на водку, то количество будет равным примерно сто грамм.
      Это как раз то количество, которое отключает меня с гарантией.
      Интересно, какой план моего второго «я» предусматривал постоянно поддерживать опьянение долгое время, и самое главное, что оно собиралось сотворить?
      Я хмыкнул, подставил стул и полез в тайник на антресоль. Роман не обманул, в нем за ножом лежала потертая видеокассета, я сунул ее в видеомагнитофон и включил телевизор.
      Пришлось довольно долго прокручивать, разглядывая, как появляются и исчезают машины, и с раздражающим дерганьем двигаются их владельцы. Камера была настроена для экономии на съемку кадр в секунду.
      Только когда кассета подходила к концу, я заметил знакомые лица моего одноклассника Кости и двух близнецов — наркоманов.
      Качество съемки было ужасным, свет тусклым, но кое-что удавалось разглядеть. Себя я узнал сразу по фигуре и одежде. Двигался очень быстро, и движения были не совсем моими, так легко передвигаться у меня никогда не получалось.
      А мое второе «я» это умело. Убивало оно, тоже надо признаться, мастерски, не делая ни одного лишнего движения.
      Правда, это я уже раньше отметил для себя в своем сне…
      Но, глядя на экран, я начал понимать, что это был не сон, а реальность. Мое второе «я» каким-то образом сумело освободиться от меня, даже не принимая спиртного, и отправилось на стоянку убивать. Видимо, оно это умело делать и раньше.
      Я думал, что сплю или нахожусь в трансе, а на самом деле, просто исчезал, и тело уже не принадлежало мне. Вероятно, так же оно и убило Филю, я-то был твердо уверен, что его не убивал, доказывал это всем, и люди верили моей убежденности, но то, что я видел сейчас, лишало меня последней уверенности в себе.
      Если мое второе «я» всегда могло освобождаться от меня во время транса и сна, то может быть и те преступления, в которых меня обвиняли еще мальчишкой, действительно, сотворил я?! Пол зашатался у меня под ногами, и я лег, продолжая глядеть на экран. Там по-прежнему показывало бой теней, дерганый, ломаный и рваный, с плохой работой оператора, в этом фильме мое второе «я» убивало моих врагов.
      Похоже, эти трое чем-то его достали, если оно решило с ними расправиться.
      А может, так оборотень во мне прореагировал на мои мысли?
      С одной стороны это забавно. У меня сразу мелькнула мысль о том, что вряд ли стоит обижать людей. Кто знает, что за зверь у каждого из нас таится в глубине его души? Может быть, миллионы людей носят внутри себя оборотней, вампиров и другую нечисть, готовые в любой момент выпустить их из себя, даже не зная, что они это делают.
      Если мое второе «я» может в любой момент захватить тело, то почему бы такое же не могло происходить с другими. Я читал о сомнамбулах, убивающих во сне. Считал это глупостью, но вот теперь задумался над тем, как я могу помешать своему второму «я»?
      Сколько может человек не спать?
      Врачи говорят, что примерно трех суток, потом испытуемый начинает видеть галлюцинации, примерно такие, что сейчас я разглядывал на экране.
      Только к несчастью я знал, что это реальность.
      Несмотря на плохое качество съемки, все мной виденное все больше походило на кадры из фантастического боевика. Не может человек так быстро двигаться и высоко прыгать. В съемках фильмов для таких эпизодов используются невидимые тросы, лонжи, чтобы достичь подобного эффекта. Мог ли обычный человек прыгать так высоко без них или других технических приспособления? Думаю, вряд ли…
      А вот мое второе «я» могло, хоть и использовало для этого мое слабое не мускулистое тело. Откуда же оно брало силу для такого?
      На экране я видел оборотня. Только наблюдал-то за самим собой, точнее за своим телом, в которое что-то вселилось. И это что-то умело и быстро убило всех троих моих недругов. Жуткое зрелище, особенно последний кадр, когда мое тело не останавливаясь, перемахнуло через трехметровый забор…
      Ну, не может так человек двигаться! А оборотень? Я вздохнул, и пошел на кухню. Не включая света, поужинал, продолжая размышлять над увиденным. Всегда мечтал познакомиться с моим вторым «я». Увидеть, что это такое, и возможно понять.
      И вот мечта идиота исполнилась. Только как теперь жить с этим новым знанием? И стоит ли?
      Свет на кухне я не включал на всякий случай из предосторожности, вдруг за домом следят. Сам, как ни вглядывался в темноту, ничего не мог рассмотреть.
      Когда сумрак стал бесповоротно густым и непроницаемым, включились уличные фонари, заливая неестественным блеском вытертый тысячами ног асфальт, покрывая его черными тенями. Но даже сейчас я никого не разглядел, пусто было на улице, только одинокий ветер таскал лохмотья разноцветной бумаги-остатки упаковки от мороженого.
      Посидев еще немного, вернулся в комнату, вырвал пленку из кассеты и сжег над газовой плитой.
      Очень хотелось оставить свидетельство того, что я не один в своем теле, но в наше просвещенное время, когда никто ни во что не верит, это могло только испортить мне жизнь. Например, послужить доказательством того, что этих троих на автостоянке убил я.
      А кто их убил? Я задумался, потом надел на себя безрукавку.
      Мне определенно нужен совет, или еще одно знание, которое примирит меня с самим собой.
      Я подошел к окну в спальне, предварительно убрав засов с двери, чтобы в случае чего можно было вернуться домой традиционным способом, открыв замок ключом.
      Окно выходило в глухой двор, но главным его достоинством было в том, что в метре за углом висела проржавевшая за многие годы своего существования пожарная лестница.
      Добраться до нее с подоконника было можно, хоть и очень рискованно. Если сорвешься, то придется падать метров пятнадцать, а внизу ожидает твердый асфальт.
      Когда-то это было моим аварийным выходом. В пятнадцать лет мне легко удавалось преодолеть этот метр, возможно, потому что не верил в свою смерть, точнее в ее будничность и простоту. Тогда мне казалось, что умереть я только могу, как в кино, под громкую бравурную музыку и свист пуль, поднимая бойцов в атаку…
      Я использовал этот выход всего пару раз, но ни разу не пробовал добраться до лестницы ночью.
      Тут главное, ничего не бояться, и знать, куда ставить ногу. Если поставить ногу на то место, где когда-то отломился и выпал кирпич, а рукой ухватиться за металлический штырь, неизвестно для чего вбитый строителями в стену, то можно дотянуться до двух огромных гвоздей, которые когда-то поддерживали странную металлическую конструкцию непонятного назначения.
      Она давно обветшала, проржавела, и я лет десять тому назад сбросил вниз, а крепкие строительные гвозди остались.
      Для второй ноги тоже имелась небольшая выбоина, на которую требовалось ее поставить, и ты уже находился за окном. Теперь надо было аккуратно одной рукой закрыть окно, чтобы никто не понял, как ты ушел, а дальше совсем просто: держась за угол, перекидываешь ногу и ставишь ее на лестницу.
      Потом остается только перехватиться руками, перенести вторую ногу, и вот ты уже на лестнице.
      Я проделал этот путь в своей памяти и решил, что смогу проделать его и наяву. Все равно другого способа покинуть квартиру незамеченным, у меня нет. Не может быть удача такой постоянной…
      Она, как все женщины, непостоянна, только поманит и тут же исчезнет. Наверняка меня ждет на улице засада. Я не знаю, откуда у меня появилась эта мысль. Вероятно, сработала интуиция.
      На улице чернела ночь, хоть время было около десяти. К сожалению, пришел уже сентябрь, а лето с почти бесконечным днем незаметно для меня исчезло, растворилось в кошмаре, именуемым моей жизнью.
      Уже начинается осень, время дождей, серости и тумана.
      Я открыл окно, протянул руку, дотянулся до штыря и, крепко ухватившись за него, вытянул ногу. Выемка в кирпичной стене оказалась на своем месте. Большая часть моего тела оказалась на улице в теплых сумерках, пахнущих пряной листвой.
      Память меня не подвела, все оставалось на своих местах, очень медленно и осторожно я добрался до пожарной лестницы. Только уцепившись за нее руками, я облегченно вздохнул. Как бы и что бы я ни говорил о своей готовности к смерти, но умирать вот так глупо, мне определенно не хотелось.
      Пожарная лестница обрывалась примерно в трех метрах над землей, мне пришлось повиснуть на руках, и какое-то время болтаться в воздухе. Я ничего не видел под ногами в темноте, и поэтому долго не решался отпустить перекладину.
      А вдруг за эти прошедшие десять лет расстояние стало не три метра, а пять? Тогда я отобью себе ноги, а может и кое-что еще…
      Приземлился я довольно шумно, на ногах не удержался и покатился по асфальту, надеясь на то, что ничего не случиться с пластмассовыми бутылочками в карманах безрукавки.
      Они не должны были разбиться, а раздавить я их не мог, не хватило бы веса.
      Я встал, отряхнулся, одновременно принюхиваясь и прислушиваясь. Было тихо. В доме слышались обычные звуки, кто-то смотрел телевизор, кто-то слушал музыку, а кто-то выяснял отношения. Все было, как всегда, никто меня не услышал. С емкостями, спрятанными в безрукавку, тоже ничего не случилось.
      Теперь осталось только выйти из двора незамеченным, он был глухим, из него вела небольшая арка, проход, обычно наглухо перекрытый металлическими воротами с тяжелым висячим замком.
      Даже не знаю, кто закрыл эти ворота. Вероятнее всего ЖЭК, потому что во двор выходила дверь подвала, в котором я никогда не бывал.
      Замок на ворота повесили самый простой и дешевый, он висел на цепи, и при желании его можно было втащить внутрь прохода и открыть гвоздем. Так когда-то и делал.
      Я замер, прислушиваясь к звукам в переулке возле железных ворот, осторожно вытянул цепь и открыл замок, припасенным куском проволоки. Потом, придерживая створку, выскользнул из двора.
      Прижавшись к стене, долго изучал обстановку, отмечая для себя машины, людей и тени. Только убедившись, что ничего подозрительного не слышу и не замечаю, я вернул цепь и замок на место.
      Крадучись, добрался до кустов, и еще раз осмотрелся на всякий случай. Чутье, осторожность и интуиция меня не подвели, в метрах тридцати от дома я увидел темную иномарку, поставленную так, чтобы из нее хорошо просматривался мой подъезд, в то время как сама машина находилась в глубокой тени.
      Кто-то хорошо разбирался в маскировке, фонарь рядом не горел, вероятнее всего его разбили. Черное в ночи не увидишь. Я заметил автомобиль только потому, что кто-то в салоне закурил. Красная точка сигареты была хорошо видна, к тому же освещалось еще часть лица.
      — Ну что ж, могу только надеяться, что вы ждете не меня, — пробормотал я. — А в машине сидят влюбленные, курят и целуются. Но проверять это не буду. В моей ситуации лучше быть зайцем, чем тигром.
      Я прокрался вдоль кустов к следующему дому и, выбрав момент, заскочил в подъезд. Выбрал не очень правильное слово, просто прислушался к себе и побежал. Что услышал в себе или не услышал…
      Дальше было совсем просто, из подвала через окно я выбрался на соседнюю улицу.
      Не знаю, заметил ли кто меня, но если даже и заметил, то уже можно было не ловить. Это мой двор, моя улица и мой дом. Еще мальчишкой я умудрялся прятаться так, что меня никто не мог найти, сейчас можно даже и не пытаться, стал еще хитрее.
      Я свернул в один проходной двор, из него вышел во второй, а оттуда уже на всякий случай, чем по необходимости, выбрался в третий. В нем существовал тайный лаз, известный только мальчишкам из нашего двора. Если перелезть через забор, то окажешься в узком не больше метра проулке, между двумя домами.
      Здесь за проржавелым мусорным баком находилась маленькая железная дверь, которая выводила в подвал, из которого можно выбраться на следующую улицу.
      Она была небольшой и плохо освещенной, но вела именно туда, куда мне было нужно.
      Я прокрался в тени больших деревьев и оказался позади небольшого здания.
      Это и был спортзал, в котором когда-то занимался каратэ, и поэтому мне этот путь был так хорошо известен. Пришел я сюда с единственной целью, поговорить с человеком, который когда-то был моим тренером.
      Он должен меня понять. Я всегда его считал настоящим воином и хорошим человеком, скупым на слова, но многое понимающим в жизни. Этот человек научил меня многому и в первую очередь терпению. Это не наша философия, а азиатская.
      И главное в ней двигаться маленькими шажками, и тогда легко пройти самый длинный путь. Потому что важен не результат, а сама дорога.
 
       Бегущему, могу сказать одно, жизнь — не трасса для забега.
       Венок, увитый черной лентой, возложат всем — тому, кто опоздал, как и тому, кто умер раньше, чем смог понять, что некуда спешить.
 
      Именно благодаря этому человеку, его философии, я жив сегодня, он дал мне силу и веру, помогающие жить.
      Он говорил: «Все трудно. Но сделай маленький шажок, завтра другой и, в конце концов, дойдешь до любой цели.
      Тебе плохо? Но это сегодня, завтра станет чуть легче. Без боли не бывает прозрения, без нее никто не получит силу и мудрость. Только она заставляет нас двигаться. Нам нужен стимул. А стимулом греки называли заостренную палку, которую втыкали ослу в зад, чтобы заставить его двигаться вперед. Поверь, для осла это было болезненно». В нашей стране из-за разных пертурбаций была потеряна философия жизни, помогающая спокойно принимать перемены, боль и неприятности. Мы вообще многое потеряли, строя нежизнеспособный общественный строй.
      Не признавая эволюции, веря в революцию. Яростно крича и убивая всех несогласных, а заодно мудрых и понимающих. Наши предки оставляли за собой пепелища и братские могилы. Пока не пришло время строить.
      Вот тогда и оказалось, что мы умеем только убивать и умирать, а для того чтобы строить и жить, нужна совсем другая вера. А она была потеряна, как прежний путь, поэтому нам — их потомкам приходится искать утешение в чужой философии.
      А то, что пытаются перекроить на ходу и как-то спешно приспособить, оказывается нежизнеспособным.
      Моисей водил евреев по пустыне сорок лет, пока не умер последний родившийся в рабстве, только тогда он повел их в землю обетованную. И первое, что сделал — дал веру, позволяющую строить и жить. Нас же водили семьдесят с лишним лет по кругу, сжигая леса, строя временные бараки вместо домов. Тут я остановился и задумался. А ведь действительно…
      Мы же двигались не к цели, потому что цель это ряд последовательных шагов в нужном направлении. Нет, мы топтались по кругу, выжидая время. Шаг вперед, два шага назад…
      А ждали мы день, который должен был все изменить в одно мгновенье, то есть чуда.
      А когда прошли все предполагаемые сроки, и ничего не произошло, все растерялись…
      Я даже рассмеялся от неожиданных и ненужных сейчас мыслей.
      Мало у меня проблем, чтобы еще задумываться над судьбой страны? Меня ищут бандиты и милиция, чтобы выяснить, кто же это убивает, потому что догадываются, что к этому имею какое-то отношение я.
      И на самом деле убивает мое второе «я», используя наше совместное тело, только оно потом скрывается в глубине, а мне приходится разгребать то, что оно оставило. В этот раз все будет иначе, прятаться, стану я, а оно само пусть решает наши проблемы.
      Все, как говорила сестра, она ни в чем не ошиблась, даже когда уверенно сказала, что рядом со мной кто-то есть.
      И действительно, оказалось, что мне помогает Роман…
      Осталось понять, кто же скрывается во мне.
      Я шел не за утешением к своему тренеру, а за пониманием, как к мудрецу.
      Много людей и до меня жило на этой земле, и думаю, что хотя бы у одного человека имелись такие же проблемы, как у меня.
      Не зря же мифы и сказания рассказывают об оборотнях, демонах и бесов, которые вселяются в людей. Что-то выходит, существует такое, что не могут объяснить наши ученые-материалисты?
      Николай Васильевич — мой тренер читал много, и в его чтении существовала определенная система, понять которую было невозможно непосвященному. Конечно, больше всего он увлекался восточной философией, несмотря на то, что давно находился на пенсии, и занятий по боевым единоборствам больше не проводил. Но знания и здравый ум у него должны были остаться, а это мне и нужно было от него.
      Как мне рассказывал один мой товарищ, когда-то ходивший на занятия вместе со мной, что старик по-прежнему приходит в спортзал раз в неделю по просьбе своих учеников, чтобы посмотреть, как проходят занятия, и подсказать, если нужно.
      Сегодня как раз такой день, если я ничего не перепутал. И если старик все еще жив и ходит, я его увижу. Надеюсь, что он не впал в старческий маразм, и сможет мне хоть что-то объяснить, или дать ссылки на книги, в которых я смогу найти объяснения…
      Может быть, в древних индийских ведах, или у китайских мудрецов уже рассматривалась эта проблема, и найдено решение?
      А мне нужно это знать. Что сделать, чтобы из нас двоих, остался кто-то один. Пусть даже это буду не я.
      Из окон спортзала шел свет, изнутри слышался шум обычной тренировки.
      Я не пошел к парадной двери спортзала, потому что обычно во время занятий она закрыта на засов, а из-за тренировочного шума никто не услышит стук.
      Я зашел со двора, где находилась маленькая деревянная дверь, которая тоже закрывалась, но у нее имелся секрет. Его знали многие ученики, особенно те, кто всегда опаздывал, как я. Если полотно двери приподнять определенным образом, то язычок замка выскакивал из своего гнезда, и дверь открывалась.
      Я так и поступил, с благодарностью думая о тех, кто когда-то это придумал, и с тех пор не исправляет этот дверной дефект.
      Я вошел и низко поклонился, отдавая уважение зданию, скорее по выработанной когда-то привычке, чем из настоящего почтения. Прошел по коридору мимо пустых бытовок и заглянул в зал.
      Занятия шли полным ходом, Николай Васильевич сидел на матах недалеко от меня в позе лотоса. Глаза его были закрыты, руки сложены на коленях, похоже, он занимался медитацией.
 
      …Ты никогда не сможешь совершить подвиг, если будешь следить за ходом сражения. Только тогда достигнешь многого, когда, не обращая внимания на окружающее, станешь биться отчаянно, как бешенный…
      …Ты сможешь понять своего противника только тогда, когда научишься заглядывать в самого себя, в свою истинную суть…
      Заглядывать в себя учит нас кодекс самураев.

Глава девятая
Тучи сгущаются