Месть Демона

      Видимо, очень хотела жить, прокомментировал тренер. — Вероятно, считала, что многое не успела. Ее смерть не была запланированной, она не готовилась к ней, поэтому чувствовала незавершенность жизни. Смерть пришла к ней внезапно — это плохо…
      — Она действительно мечтала о многом, ждала этого и готовилась к будущей жизни, а не к мучительной смерти. Думаю, она какое-то время даже не понимала, что умирает. Ей было больно, плохо, но еще верила в то, что ей удастся спастись, принять смерть было для нее слишком обидным…
      Николай Васильевич поднял вверх руку, потом резко опустил:
      — Слова сказаны, возможно, они в чем-то верны, но это всего лишь слова…
      Я перевел дыхание:
      — Мне было трудно, эта девушка была тем, что придавало смысл моей жизни. А после ее смерти даже солнце почернело от горя, и стало тусклым. Я плакал, а потом решил отомстить…
      — Ты находился в гневе? — спросил Николай Васильевич. — Кипел от злости? Ненависть к тем, кто это сделал, туманила твой рассудок, и поэтому ты не понимал своего решения?
      Странные он всегда задавал вопросы, возможно, был в них свой смысл, только никто его не понимал.
      — Я был расстроен и печален, и на самом деле не знал, кому и за что мстить. Моя душа плакала горькими слезами, я ненавидел себя за то, что не сумел ее защитить, и от этого мне хотелось умереть самому. Да, мой рассудок был затуманен…
      — Ты решил сделать харакири на пороге дома своего обидчика, чтобы опозорить его перед друзьями и врагами? — удивленно приподнял брови Николай Васильевич, по-прежнему не открывая глаз. — Для того чтобы мстить — нужно жить. Смерть, как месть, уместна только в этом случае.
      Я не смог сдержать горькой усмешки:
      — Учитель, такая месть не практикуется с тех пор, как исчезли самураи. В сегодняшнее время — это кроме смеха ничего не вызовет, воины потеряли честь…
      — Не воины, а те, кто себя ими считает, — поправил меня старик. — Понятие чести меняются вместе с миром. На смену одному поколению приходит другое, и оно несет в себе иной взгляд. Я показал тебе абсурдность твоих слов и только. Чтобы нести другим смерть, нужно очень любить свою жизнь…
      — Да, тренер, но мне по-прежнему хочется умереть, возможно, потому что враги умирают, а боль не уходит.
      — А кто тебе сказал, что смерть врага уменьшает боль от твоей потери? — тренер удивленно открыл глаза. — Это разные чувства — месть и горе утраты. Тот, кто надеется, что после смерти последнего врага уйдет его душевная боль — просто глупец.
      — Это сказано обо мне, — я вздохнул. — Но боль в моем сердце становится только острее…
      — Пепел Клааса стучит в моем сердце, — пробормотал тренер. — Все повторяется в этом мире…
      — Что?! — не понял я. — Я не расслышал…
      — Не обращай внимания, так, вспомнил кое-что из того, что прочитал в детстве. Но вернемся к твоим проблемам. Ты должен осознать, что месть не уменьшит твою боль, она сделает ее только горше. От душевной боли лечит только одно лекарство — время: если жить достаточно долго, как например я, многое теряет смысл, в том числе и прошлые потери. Особенно в преддверии смерти…
      — В преддверии?
      — Что тебя так удивило? Тебе никто не рассказал о том, что все когда-нибудь умирают?
      — Рассказывали…
      — Тогда ты должен знать о том, что мы все уйдем рано или поздно. Что там, куда мы уходим, все земное теряет смысл. И те, что ушли раньше, гораздо более счастливы, чем мы. Убивая своих врагов, ты просто прекращаешь их мучения на этой земле и отправляешь их в иное лучшее место.
      — Не очень-то они и мучаются на этой земле, скорее наоборот — им здесь хорошо, это нам трудно и плохо…
      — Сластолюбие еще никого не сделало счастливым…
      — Я понял, тренер, вы хотите мне сказать, что можно их не убивать, это мне не поможет, но все равно не откажусь от мести.
      — Хорошо. Я тоже считаю, что те, кто убивает ангелов, не могут называться воинами. Как ты исполнил свою месть? Я горько усмехнулся:
      — Просто напился на похоронах…
      Странный способ… в истории неизвестен такой вид мести, — ирония зазвучала в голосе тренера. — И что у тебя получилось в результате? Враги осознали твое презрение к ним, и ими овладел глубокий страх перед суровым наказанием? Они очень расстроились? Я вздохнул:
      — Да, по крайней мере, один из них осознал, что он совершил, и после этого умер…
      — Его так опечалило твое пьянство, что от этого у него случился сердечный приступ? —
      Николай Васильевич веселился, но его слова не были обидными. Он действительно хотел мне помочь, я чувствовал это. — Если это так, ты нашел нечто чрезвычайно ценное для человечества, мне нравится такой способ разрешения всех наших конфликтов. Мы сможем распустить армии и открыть границы.
      Нам не нужны больше будут суды и милиция, но наверно потребуется открыть больше пивных, и тогда каждый будет знать, что если он выпьет, то его месть осуществится…
      — Этот человек умер не от сердечного приступа, его убили моим ножом, тем самым, что вы посоветовали мне когда-то сделать.
      — Хороший нож от крови врага должен стать еще благороднее. Как ты его убил, расскажи? Бросил ему вызов, когда он находился с друзьями в каком-то питейном заведении, или оскорбил его, когда твой враг проходил по улице, назвав его низким и недостойным воина словом?
      Я не понимал старика, он говорил так, словно за окном был пятнадцатый век, а не двадцать первый, и убивать своих обидчиков было нормой. Впрочем, он мне всегда казался странным, и если бы это было иначе, я бы не пришел к нему. То, что обо мне думают нормальные люди, известно.
      — Я не убивал его, месть совершил один мой хороший знакомый.
      — Замечательно — учитывая все то, что ты сказал только что. Выходит, это не твоя месть?
      — Не знаю, — я развел руками. — Нож мой, и я, кажется, находился рядом, может быть, даже помогал.
      Странные слова произносишь, — Николай Васильевич нахмурился. — Но слушаю тебя дальше, возможно я что-то упустил в твоей сбивчивой речи.
      — Бандиты считают, что именно я убил этого человека…
      — Из-за ножа?
      — Нет, о нем они еще не знают. Просто после недолгого обдумывания решили, что всего два человека в нашем городе способны на месть за ангела, один я, а второй — тот, кто убил первого насильника. Но на него они не думают, потому что он имеет железное алиби.
      — Становится с каждой минутой все комичнее и курьезнее, тренер тихо рассмеялся. — Тогда объясни, в чем твоя проблема?
      — Я не знаю — убивал ли я, или просто стоял рядом…
      — Главное не как убить, хоть это тоже имеет значение, важно кого ты убил. Если тобой был убит тот, кто надругался над ангелом, в этом нет ничего зазорного…
      — Учитель за окном другое время и другая страна. Понятие благородства, чести потеряли свое значение. Теперь главным стали законы, а не суть того, что происходит. Меня за убийство, которого я, возможно, не совершал, могут посадить в тюрьму до конца моей итак не очень хорошей жизни…
      — Когда ты собрался мстить, то должен был знать, чем все закончится, — Николай Васильевич открыл глаза и улыбнулся. Столько в этой улыбки было задора, доброты и поддержки, что у меня внутри на мгновение что-то отмякло. — Я еще не впал в старческий маразм и помню, в какое время мы живем. Если у тебя проблема с властью, нужно искать одно решение, а если проблемы с самим собой, требуется другое. Так?
      Я кивнул. Нет, он по-прежнему понимал все, что я ему говорил, только его понимание шло на другом неизвестном мне уровне.
      Я еще ничего толком не сказал, а он уже что-то понял. Говорил действительно путано, может быть, потому что еще не сформулировал проблему для себя. Тогда этот разговор мне нужен вдвойне…
      — Простите, учитель. Боюсь, что у меня проблемы и с властью и с самим собой.
      — Продолжай, — Николай Васильевич снова закрыл глаза. — Попытаемся для начала понять твои мотивы и желания. Если они были чистыми, то решение найдется. Если тобой двигали неправедные желания, тогда придется принять наказание, каким бы жестоким оно не было. Что ты от меня хочешь? Зачем пришел?
      — Мне нужен ваш взгляд на мир, — я заерзал в кресле. Нет сидеть в нем определенно неудобно. — И еще я бы и сам хотел понять, в чем моя проблема, а потом попробовать найти решение.
      — Хорошо, — кивнул тренер, по-прежнему не открывая глаза. — А кресла эти когда-то поставил здесь я. Они не были такими неудобными и жесткими, как сейчас, на самом деле я сам сделал их такими. У меня никогда не было времени на долгие и пустые беседы, которые требовались многим людям. Я задумался и нашел решение — как видишь, оно оказалось довольно простым.
      Посидев в этих неудобных креслах, люди быстро находят нужные им слова и заканчивают пустой разговор. Важно и то, что люди не понимают, им просто не хочется долго со мной говорить, и поэтому на меня никогда не обижаются.
      Как ты думаешь, что я тебе пытаюсь сказать?
      — Не знаю… — честно ответил я. — Причем тут кресла?
      — Мы используем решения в жизни, подсказанные нам другими людьми, книгами, фильмами, они не всегда правильны и часто неэффективны. Путей к истине ведет много, и если ты не можешь пройти проторенной дорогой, то это совсем не означает, что верного пути нет — просто ты идешь не туда.
      Нужно осознать проблему, потом найти решение. Обычно первая мысль, которая приходит тебе в голову, не самая лучшая, большинство людей довольствуются именно этим, мудрые же находят то, что не замечают остальные.
      Я пытаюсь тебе объяснить, что существует много способов решения той или иной проблемы. Месть не была лучшим решением, она просто понятна, но даже и в ней можно найти множество вариантов, в том числе и гораздо более безопасных, чем выбрал ты.
      — Начинаю осознавать, ощущая на своей шкуре неприятные последствия, — грустно усмехнулся я. — Наверно, мне нужно было сразу придти к вам.
      — Часто не мы идем, а нас ведут, — вздохнул Николай Васильевич. — Так бывает, человек многого не видит, потому что у него шоры на глазах. Знаешь, что такое шоры?
      — Нет, это мне неизвестно.
      — Обычно шоры прикрепляют лошадям, это такие кожаные пластинки с боков головы, и лошадь видит только то, что у нее спереди, говоря сегодняшним языком, имеет туннельное зрение. — Понятно…
      — Так вот, когда у человека шоры на глазах, он видит только то, что ему показывают, так сказать, ущербную картинку мира, неполноценную. Обычно это делают, когда кто- то хочет, чтобы человек шел только в том направлении, которое ему указано.
      — Тогда нас у всех шоры на глазах, — мрачно пробормотал я. — Мы все без исключения видим немногое, а понимаем еще меньше…
      — Вот-вот, кажется, до тебя что-то начинает доходить, — усмехнулся Николай Васильевич, по-прежнему не открывая глаз. — Сердцебиение успокоилось, температура понизилась, адреналин из крови ушел, можешь говорить дальше. Итак, тебе известно, что оружием убийства послужил нож, а мотивом стала месть за убитого ангела. Так?
      — Да, тренер.
      — Хорошо, как я понял, ты, хоть и не убивал сам, но находился рядом?
      — Да, но я не уверен…
      — Почему?
      — Я хотел отомстить, и мог наверно, это сделать, если бы мне помогли, но ничего не помню… Для плодотворного продолжения нашего разговора, нам нужно понять, имел ли ты право на эту месть? — Николай Васильевич открыл глаза. — Не всегда человек может себе это позволить…
      — Право на месть? — Я даже подскочил в неудобном кресле. — Разве на это нужно иметь право?
      — Если ты живешь в мире, не зная и не понимая его законов, значит ли это, что их нет? — тренер усмехнулся и снова закрыл глаза. Видимо он увидел в моем лице то, что хотел. Злость, бешенство, растерянность? — Неужели ты так наивен и считаешь, что все в этом мире происходит само по себе, хаотично и бесцельно? Или все-таки существует нечто, управляющее нашими мыслями и желаниями?
      — Не знаю, учитель, я пытаюсь что-то понять, но как только мне кажется, что начинаю постигать некоторые закономерности, все снова скрывается в тумане.
      — Ты просто пока не готов. Знание приходит не ко всем, а только к тем, кто может использовать его в благородных целях. Бодливой корове бог не дает рогов. Итак, мы пытаемся понять, имел ли ты право на месть? Попытаюсь объяснить свой вопрос. Если убили кровавого убийцу, держащего в страхе весь город, в том числе и своих близких, должна ли его семья мстить за маньяка? Имеет ли право?
      — Не знаю…
      — Вот-вот, — Николай Васильевич грустно усмехнулся. — Обычно за таких людей никто и не мстит, потому что право родственников на месть не признается людьми. А ты имел право кого-то убивать?
      — Думаю, да, — я вздохнул, голос у меня на мгновение задрожал, когда вспомнил ее огромные глаза, на которых сверкали слезы как крупные бриллианты. Они стоили дорого эти слезы, в них было много карат…
 
Слезы — не просто вода.
В них столько же соли, как в море.
Или в крови…
Получается, что плача, мы истекаем кровью…
Или пытаемся создать море, из которого появились,
Чтобы вернуться обратно?
 
      Николай Васильевич слегка кашлянул:
      — Так в чем заключается твое право?
      — Она была ангелом. Я ее боготворил. Эта девушка никому не причинила зла, никогда не знала мужчины и была девственницей. Ее грубо изнасиловали, потом взрезали живот, чтобы она умирала в муках. За такое нужно убивать, даже если бы эта девушка не была ангелом. Те, кто совершил такое, вряд ли могут называться людьми…
      — Поверь мне, они люди, — вздохнул тренер. — Человеки всегда — либо хуже зверя, либо лучше…
      — Бывают и люди-звери, например, оборотни…
      Тренер улыбнулся:
      — Нельзя приручать хищных зверей, они перестают бояться запаха человека, и когда уходят, часто убивают своих прежних хозяев, потому что не считают себя кому-то принадлежащим. Здесь истоки страха перед оборотнями начало легенд с ними связанных, но в первую очередь это страх перед предательством. Ты доверяешь кому-то, впускаешь его в дом, а он нападает на тебя, когда ты спишь…
      — Никогда не думал об этом.
      Самое страшное происходило в деревнях, когда люди вдруг обнаруживали, в доме закрытом изнутри мертвую семью, только голый подросток сидел и плакал, разглядывая окровавленные руки.
      — Оборотни существуют, учитель? Вы говорите об этом так, словно уверены в их существовании…
      Оборотни существуют, и всегда существовали, но они опасны только для тех, кто не ожидает нападения. Они уязвимы и смертны а, находясь в зверином облике, не очень хорошо соображают, поэтому убить их обычно не составляет большого труда, несмотря на то, что у них хорошо заживают раны.
      Я улыбнулся. Нет, пришел сюда определенно не зря. Николай Васильевич не отвергает неизвестного знания, принимает его и исследует. И верит, что все когда-то имело место быть на этой несчастной земле…
      — Спасибо, — я поклонился. — Мне нужны были эти слова.
      — Какие? — удивился тренер, и приоткрыл один глаз. — У тебя снова увеличилось сердцебиение. Значит, я сказал нечто тебя взволновавшее? Тогда продолжим. Итак, ты уверен в том, что имеешь право на месть, только потому, что считал эту девушку ангелом? Возможно ли, что ангелом она была только для тебя, а не для всех, и боготворил ее только ты?
      Я вспомнил лицо сестры, она говорила мне то же самое:
      — Я не прошу мести за то, что она казалась человеком. А вот за то, что была ангелом, должны просить мести все остальные люди. Или хотя бы те, кто осознали, что жизнь их стала гораздо ужаснее, потому что из нее ушла надежда.
      — Я один из обычных людей, — грустно усмехнулся Николай Васильевич. — И все еще не осознал, что моя жизнь изменилась. Возможно, должно пройти время?
      — Возможно, — я вздохнул. — А пока я прошу смерти для тех, кто это совершил.
      — Ты можешь попросить чужой смерти только у бога, люди не распоряжаются жизнью того, кого убивают. Мы говорим о том, есть у тебя право на месть или нет. Если я сочту, что оно у тебя есть, то помогу тебе. А если решу, что нет, тебе придется уйти.
      — Я пришел за советом, поблагодарю и за помощь, а право на месть дает мне мое сердце, оно заледенело от тоски. Мне не нужно ваше разрешение… — Прости, что заставляю тебя говорить об этом, — Николай Васильевич снова открыл глаза, в них было понимание. — Я знаю, о какой девушке ты говоришь. Я помню ее и тоже считаю, что она не заслужила такую смерть, но не нам это решать, для этого существует высший суд. Она ведь могла и отрабатывать прошлую карму…
      — Для меня она была ангелом, я смотрел на нее, и мне хотелось жить. А теперь уже не хочется. Сердце мое полно горечи, и ее становится с каждым днем в нем все больше и больше, кончится это тем, что оно не выдержит и разорвется.
      — Право мести принадлежит крови, — спокойно продолжил тренер. — К близким родственникам ты не относишься. Ты не был ее мужем и даже возлюбленным…
      — Отец Ольги лежит в больнице с инфарктом, его мать находится рядом с ним, потому что боится потерять еще и его. Других близких родственников у девушки нет.
      — Кто делегировал тебе право на месть — ее мать и отец?
      — Нет, сам так решил. Мне не хочется жить, значит, я погибну рано или поздно, так почему бы перед этим и не уничтожить мерзавцев, это сделавших? Люди будут мне благодарны…
      — Одни возможно и поблагодарят, другие возненавидят. Все не так просто и однозначно. Я тебя услышал, причина мести мне понятна, думаю, другие, думаю, тоже осознают твое право. Я признаю благородство твоих намерений. Надеюсь, ты понимаешь, что это не простые слова…
      Я понимал. Пожалуй, ради того, что сейчас услышал, стоило рискнуть, чтобы придти сюда.
      Мой тренер, человек, которого я безмерно уважал, считал мою месть благородной и справедливой. Это значило, что с этого момента я смогу рассчитывать на его поддержку и влияние.
      Он станет тем прочным тылом, который обеспечивает любое наступление. И вероятно, я смогу не опасаться милиции, У Николая Васильевича в ней служили многие ученики, некоторые из них добились высоких званий и чинов.
      — Продолжай. Я услышал, что кто-то убил человека клинком, сделать который научил тебя я, и только что признал, что, помогая убивать, ты не преследовал низменных мотивов, а только возвращал долг смерти роду убийц. Что ты еще хочешь от меня услышать?
      — Меня беспокоит то, что я ничего не помню.
      — Ты не помнишь своего убийства, и поэтому твое чувство мести не удовлетворено?
      — Чувство мести, действительно, не удовлетворено, — немного смущенно признался я. — В убийстве и изнасиловании ангела участвовало несколько человек, некоторые из них еще живы, но людьми я их не могу назвать…
      — Почему ты не можешь их так назвать? — удивился Николай Васильевич, его глаз насмешливо блеснул из-под полу прикрытого века. — Человек — общепризнанное название нашего вида. И за этим видом признается умерщвление своих сородичей множеством мерзких способов. И насколько я знаю, из мести за девушку убит был не один человек…
      — Откуда вы знаете?
      — Я, как и ты, тоже живу в этом городе, несмотря на то, что я многое не хочу знать, интерпретация отдельных событий достигает моих ушей
      — Да, убит не один — пятеро, но смерти продолжатся… — Ты хочешь сказать, что твое чувство мести не будет удовлетворено, пока не умрут все, кто участвовал в осквернении ангела?
      — Да, именно так, но я не уверен в том, что мне удастся так долго прожить, чтобы отомстить всем…
      — Даже если ты сумеешь всем отомстить, готовься к тому, что твоя душевная боль только усилится. Исчезнет то, что заставляет тебя жить сейчас, и тебе придется искать другие причины для продолжения своей жизни, потому что горечь утраты никуда не уйдет…
      — Я понимаю. Но меня беспокоит не это, а моя потеря памяти. Не помню самих убийств, потому что кто-то другой живущий во мне убивал этих людей. Меня беспокоит он…
      Николай Васильевич открыл глаза, в них была печаль и усталость. Все-таки старый человек, и ему, наверно, тяжело сидеть в позе лотоса и слушать мой бред.
      — Ты думаешь, что я ничего не знаю о тебе? Считаешь то, что происходило с тобой и будоражило какое-то время весь город, прошло мимо моих ушей?
      Когда я услышал о том, что ты избил троих учеников своей школы, то насторожился. Я тренировал вас всех и знаю, на что способен каждый из вас. Это не твои возможности, ты не смог бы их избить, у тебя бы на это не хватило бы ни сил, ни умения…
      Не мог, — согласился я. — Когда я выпил в первый раз спиртное, во мне что-то пробудилось, не знаю что или кто, и ничего не помню.
      — Я знаю, мне рассказывали, — тренер задумчиво хмыкнул. — Я пролистал много книг, в поисках подобного. Мне было это интересно, к тому же искренне хотел тебе помочь.
      — Вам удалось что-то узнать?
      — Я узнал многое, но для того чтобы понять, относится ли прочитанное к тебе, мне придется задавать разные и не очень удобные вопросы. Ты готов отвечать?
      — Надеюсь, что готов, — ответил я, ерзая в неудобном кресле. Все лучше понимая тех посетителей, которые спешили изложить быстро все свои проблемы, и удалиться. Сидеть в этом кресле было настоящей пыткой, только очень серьезные вопросы могли задержаться кого-то в нем…
      Тренер улыбнулся, по-прежнему держа глаза закрытыми. Действительно, место себе выбирал я сам. Если сидеть на циновке в позе лотоса для тебя естественно, ты не полезешь в неудобное кресло…
      Вот в этом и есть замечательное качество тренера, всего-то прошло пять минут нашего общения, а я уже из сидения в неудобном кресле вывел новый закон бытия.
 
Всё кажется изящным, когда стоишь вдали.
Но, подойдя, увидишь гниющие цветы.
Где тот пейзаж, которым любовался
мгновением назад?
 
      Именно благодаря Николаю Васильевичу, я начал писать стихи, похожие на хайку, завораживающие своей бессмысленностью. Но, почему-то читая их, возникает желание жить дальше, любоваться рекой и луной, и относиться ко всему, что с тобой происходит в жизни с пристальным вниманием и любопытством, без гнева и страха.
      — Итак, когда произошло первое твое изменение или перерождение? — спросил он. —
      Все термины будут неточны, пока я не сумею понять, что с тобой происходит…
      — Это произошло впервые в десятом классе, когда мы провожали своего тренера по волейболу, я был капитаном команды и выпил спиртное в первый раз.
      — Ты впервые выпил в пятнадцать лет? — в голосе Николая Васильевича прозвучало неподдельное изумление. — Неужели до этого ты не пробовал даже пива?
      — Нет, не довелось, — грустно усмехнулся я. — Родители не считали нужным меня к этому приобщать, а во дворе я держался от ребят немного в стороне, занимался спортом, времени оставалось мало…
      — Так… — тренер задумался. — Нет, определенно мне это пока ничего не дает.
      — Но я действительно не знал, что такое алкоголь до пятнадцати лет…
      — Объясняю… — хмыкнул тренер. —
      Практически все магические превращения начинаются в возрасте полового созревания.
      Почти во всех книгах написано, что все изменения впервые происходит именно в это время у мальчиков, и у девочек. Поэтому мне пока непонятно, то ли это связано с алкоголем, то ли с твоим половым созреванием. Возраст смущает…
      — Девочки тоже становятся оборотнями?
      Но почему я об этом ничего не слышал?
      — Оборотень — не половой признак, а нечто другое, — усмехнулся Николай Васильевич. — Более всего похоже на тяжелое заболевание, связанное с изменением генетической структуры. Проще говоря, геном человека частично заменяется геномом зверя. Часто это происходит тогда, когда кого-то покусает зверь, волк, лисица, или медведь, и человеку удается выжить.
      Николай Васильевич открыл глаза и полюбовался моей ошарашенной физиономией: — Что тебя так удивило?
      — Как можно выжить после нападения медведя или волка?
      — Это нечасто происходило, — улыбнулся тренер. — Да и звери не всегда несли в себе вирус этой болезни.
      Оборотней во все времена было не так уж много, а как только уничтожили почти всех диких зверей, то и покусанных зверьем людей почти не стало. Оставшихся оборотней легко уничтожили, теперь они стали больше легендой, мифом…
      Уничтожили? Но насколько я понимаю, это сделать не просто…
      — Не просто, но человек изобретателен.
      Он за многие века научился бороться с разными страшными явлениями, именно поэтому и выжил. Многие знания утеряны, потому что передавались в виде былин и устных рассказов, но даже из того, что сохранилось, ясно, как много ужасного происходило еще пару столетий назад.
      — Но что-то же все равно осталось?
      — Да, конечно, кое-что до нас дошло, — покивал Николай Васильевич. — Оборотней много водилось в двенадцатом, тринадцатом веках, именно с той поры и происходят множество рассказов, былин и ужасных историй. Тогда был всплеск, потом все пошло на убыль.
      — А в чем причина?
      — Мы этого точно не знаем, то ли зверей не стало, то ли сам вирус мутировал. Кстати есть упоминание о способах лечения этого заболевания у древних лекарей, результатов они кое-каких достигали, правда, человек после такого лечения получал обезображенное тело и жил недолго.
      Я сначала решил, что у тебя как раз такой случай. Кстати, тебя не кусала собака, похожая на волка?
      — Нет, — покачал я головой. — Я бы запомнил, меня собаки не кусают…
      — Собаки? — Николай Васильевич открыл глаза. — Когда ты проходишь по улице, тебя провожают лаем все собаки, а потом поджимают хвосты и убегают?
      — Ничего такого со мной не происходит, — грустно рассмеялся я. — У меня много знакомых собак, они спокойно обнюхивают и идут дальше по своим делам. А вот у того, кто живет во мне, похоже, с собаками проблемы…
      — Твое превращение всегда происходит в полнолуние?
      — Нет, не в полнолуние, в любое время дня и ночи, стоит мне выпить.
      — Ты не оборотень! — уверенно заявил тренер. — Этот вариант можно спокойно отбросить. Я назвал все симптомы, ни один не совпал.
 
Сверкают капли крови В холодном свете звезд
Шкура в клочья,
Раздроблены ребра…
Но я жив и еще вернусь вместе с полной луной…
 
      — Так кто же я?
      — В нас людях много странного… Нужно разговаривать дальше, тогда я может быть что-то и пойму и смогу помочь тебе…
      Почему ты побледнел? — Николай Васильевич открыл один глаз. — Сердцебиение снова усилилось. Чего ты испугался?
      — Просто раньше думал, что я оборотень, а теперь как-то растерялся. Если не оборотень, то кто?
      — Не волнуйся, ты можешь оказаться зверем гораздо более страшным, — усмехнулся тренер. — Или не зверем, а чем-то похуже…
      — Вот этого и испугался… — я снова заворочался в неприятном кресле и пробормотал. — Такие сиденья нужно использовать для допроса, уже через пару часов любой сознается в том, что не совершал.
      — Выбор был твоим, и даже после того, как я тебе все объяснил, ты не изменил свое решение.
      Пусть это будет мой крест, — я заворочался, нашел какое-то более-менее приемлемое положение и замер. — Скажите, может быть существует заболевание, похожее на симптомы оборотня, но связанное с алкоголем…
      Возможно многое, всего не перечислишь, — Николай Васильевич вздохнул. — Человек за все время своего существования сталкивался с огромным количеством проявлений разнообразной жизни. Если просмотреть наши мифы, многочисленные эпосы, то становится жутковато. Сразу начинаешь понимать, что не мы одни имеем душу…
      — Как? Я всегда считал, что это свойство присуще только человеку.
      — Откуда-то она же у нас взялась? Либо мы признаем эволюцию, а значит, существует наше сходство с другими существами, живущими с нами, либо мы чужие на этой планете и появились неизвестно откуда.
      — Вполне возможно, что прилетели с другой планеты? Я слышал, некоторые ученые признают эту теорию.
      Это совершеннейшая глупость! — отрезал тренер. — У нас один и тот же геном с другими животными, разница по большому счету мала и несущественна. Мы все живущие на этой планете родственники друг другу и произошли от одного и того же, а раз так, то должны признать, что душа имеется не только у нас, что она продукт эволюции и программы развития, которая в нас всех заложена…
      — Программа?
      — Ну, а что это такое, по-твоему, как не программа? — Николай Васильевич недовольно вздохнул. — В прошедшие века считали, что всё происходит в соответствии с планом или программой развития жизни во всей вселенной. Это только люди науки могут считать, что первый живой организм появился совершенно случайно. Им не понравилась вера в бога, они его отбросили, и мир тут же погрузился в рационально выстроенный хаос, где все происходит ненароком, самом собой.
      К счастью, вселенной все равно, что о ней думают ученые, она продолжает развиваться по неизвестному для нас плану, имеющему множество ответвлений и вариантов.
      — Получается, что вы верите в бога?
      — Что тебя в этом так удивляет? Даже Эйнштейн и тот в конце своей жизни поверил, что тот существует.
      Когда начинаешь признавать того, кто придумал программу для зарождения и развития жизни, начинаешь понимать, что хаоса во вселенной нет. И тогда становится многое понятно.
      Я даже открыл рот от удивления. Николай Васильевич открыл один глаз и вздохнул:
      Извини, отвлекся. Человечество существует много тысяч лет, и за это время сталкивалось с множеством различных проблем и решало их, как могло. Многое люди не могли объяснить, а просто принимали какие-то явления, как данность, и искали способы борьбы. Например, додумались до осинового кола для уничтожения бессмертных существ… — А что тут не так? — И задумался.
      «Куда это его понесло?»
      — Осина не гниет, если находится во влажной атмосфере, а в земле именно такая, — пояснил тренер. — Бессмертие — это есть в первую очередь — способность восстанавливать все свои органы в первозданном виде. А попробуй восстановить сердце, если в нем находится такой же бессмертный как ты осиновый кол!