Любовь авантюриста

Сцепив пальцы, Саммер с трудом подавила приступ боли в сердце, вызванной этой мыслью. Гарт Киннисон отверг ее, оставив с ощущением унижения, боли, незащищенности и уязвимости. Зато теперь Саммер знала, что даже не любила его. Во всяком случае, не так, как Джеймса.

О Господи, Джеймс... Ее темный рыцарь, время от времени напоминавший шута. Но с тех пор как он обнаружил ее ложь, Джеймс больше не смеялся. Саммер украла его смех и теперь ужасно сожалела о своей лжи, которая поспособствовала этому.

Саммер медленно повернулась, ощущая растущий в груди гнев на себя и на весь мир. Ей ужасно хотелось швырнуть что-нибудь о стену, как он сделал сегодня утром. Ей хотелось ощутить мрачное удовлетворение оттого, что она смогла разрушить нечто реальное, нечто гораздо менее значимое, чем то, что уже разрушила.

Простонав от боли и разочарования, Саммер закрыла глаза и опустила руку на столик, стоявший возле двери. Глухой стук заставил ее открыть глаза, и она едва успела поймать катящееся по столу фарфоровое яйцо, точно такое же, как то, которое разбил Джеймс. Яйцо было прохладное, гладкое и тяжелое. Она разжала пальцы, глядя, как фарфоровая игрушка падает на пол и раскалывается на сотни крошечных осколков.

Вот так. Теперь ей стало намного лучше. Ощущение было настолько приятным, что Саммер не поленилась смести осколки поближе к стене, чтобы служанка не забыла выбросить их.

Что ж, все ясно: она сошла с ума. Она потеряла свое тело, душу, а теперь еще и разум в угоду полудикому негодяю, который, казалось, воспринял это как должное.

Да, но где же он?

Наступившая ночь окутала утесы темнотой, и Саммер, отпустив Летти, легла в постель. Она не собиралась вновь спускаться вниз, потому что Джеймса там не было. После их утренней ссоры он так и не вернулся домой. Никто не знал, куда он уехал, а может быть, никто из домашних попросту не хотел сообщать Саммер об этом.

Оставив без внимания остывший ужин, она натянула ночную рубашку, забралась под одеяло и сделала вид, будто не слышит, как в комнату на цыпочках вошла Летти и, постояв немного, снова вышла, оставив свою госпожу одну. Совсем одну. Огромная, укрытая пологом кровать казалась такой же холодной и пустынной, как одна из тех пещер, что прячутся у подножия скал.

Перекатившись на бок и накрыв голову подушкой, Саммер крепко зажмурила глаза. Но уснуть ей так и не удалось. Она сквозь ресницы наблюдала, как горят, превращаясь в тлеющие угольки, поленья в камине, и старалась не думать о лорде Джеймсе Камероне, виконте Уэсткотте.

Джеймс вернулся после полуночи. Виконт скакал по холмам на жеребце, таком же диком, как и он сам, до тех пор, пока оба они не изгнали всех вселившихся в них бесов.

Черт бы побрал красотку Саммер!

Он вошел в зал и обнаружил там отца, выглядевшего весьма внушительно при тусклом свете, который отбрасывали догорающие в камине поленья.

– Полагаю, все уже легли? – спросил Джеймс, быстро окинув взглядом огромный зал.

– Разумеется. – Брюс Камерон поднял руку с зажатым в ней бокалом. – Виски там.

Отец хотел, чтобы он задержался, и Джеймс принял его приглашение. Он был слишком взвинчен, чтобы сидеть, и поэтому, налив себе виски, встал у похожего на пещеру камина. Чувствуя на себе взгляд отца, он ждал. Граф пошевелился в своем кресле.

– Киннисон прислал записку: он приедет завтра утром убедиться, что леди Уэсткотт пребывает здесь по собственной воле и без принуждения.

Джеймс отхлебнул виски.

– И?..

– И я считаю, что это хорошая возможность обсудить вопрос, касающийся наследства.

Джеймс что-то зло проворчал себе под нос и ударил ботфортом по каменной облицовке камина.

– Нет, я все же воткну кортик ему между ребер.

– Да уж, это решило бы многие проблемы.

Голос графа прозвучал несколько насмешливо, и Джеймс вспыхнул до корней волос, словно нашкодивший школьник. Черт бы побрал Саммер! Это она заставила его делать дикие, неправдоподобные и хвастливые заявления.

– По крайней мере, после этого я бы почувствовал себя гораздо лучше, – пробормотал виконт.

Нетерпеливо махнув рукой, Брюс Камерон скрестил ноги и хмуро посмотрел на сына.

– Он имеет право знать, что происходит. Разве ты не поступил бы так же на его месте?

Джеймс вскинул голову.

– Я бы никогда не бросил ее, как это сделал он.

– Речь сейчас не об этом. Ты зол и имеешь на то полное право. Однако твоя злость не решит наших проблем. Девушка – наследница большого состояния. Этот вопрос нужно решить так, чтобы Киннисон остался доволен результатом.

– Она была влюблена в него, – бросил Джеймс после некоторой паузы. – Она последовала за ним в Англию, а он бросил ее на произвол судьбы. Я не считаю, что мы ему чем-то обязаны.

– Ему – нет, но есть еще ее дядя и есть брошенный жених. Умерь на время свой гнев, сынок. Я знаю, что тебе это под силу, потому что видел, как ты обуздываешь себя на протяжении последних двадцати семи лет, а может, и больше.

Джеймс покачал головой:

– Не знаю, что со мной происходит, но в последнее время я еле сдерживаюсь, чтобы не придушить эту лгунью. – Он поднял голову и увидел веселые искорки в глазах отца. – Смейся, смейся. Все эти годы я избегал брака и вот теперь женился на девице, которая не хочет сказать правду даже ради спасения собственной шкуры.

Граф хмыкнул:

– Может, она не понимает, что происходит? Почему ты не скажешь ей, что она в смертельной опасности?

– Я говорил, – голос Джейми прозвучал сухо, – но она все твердит, что это моя вина, так как я не проявил должного сострадания. – Он пожал плечами. – Я едва удержался, чтобы не вложить в нее немного ума с обратной стороны.

– Могу себе представить.

Наступила пауза, а потом Джеймс произнес:

– Итак, она должна встретиться с Киннисоном. Эта встреча будет интересна им обоим. Она знает?

– Нет.

Джеймс допил виски и поставил бокал на стол. Ему в голову пришла запоздалая мысль о том, что он все еще должен следовать советам отца, и это слегка возмущало его. А виновата в этом опять-таки она, Саммер Сен-Клер... то есть леди Уэсткотт.

Да, теперь она была его женой. А раз так, он будет обращаться с ней как положено. Пусть встретится с Киннисоном. Он не возьмет ни единого проклятого пенни из ее наследства. Пусть делает с ним что хочет. Его это не касается. Унизительно иметь богатую жену, много богаче себя, и виконт вовсе не хотел, чтобы его считали охотником за наследством. Он сам заработал то, что имел, и ему нет надобности зависеть от щедрости жены, чтобы чего-то достичь в этом мире. Именно так должен рассуждать настоящий мужчина.

В таком настроении Джеймс отправился наверх, в спальню, где на огромной кровати спала Саммер.

Спальня освещалась единственной свечой, стоявшей на столике возле двери. Взяв свечу, Джеймс поставил ее на низкий стул рядом с кроватью и разделся.

Поленья в камине почти догорели, а поскольку толстые каменные стены замка не пропускали тепло внутрь, в спальне было более чем прохладно.

Прикосновение холодного воздуха к обнаженной коже показалось Джеймсу необыкновенно приятным. Его внимание привлекла Саммер – она пошевелилась во сне, и он подошел к кровати. Саммер лежала, закутавшись в одеяло, ее волосы в беспорядке рассыпались поверх него.

Джеймсу ужасно захотелось провести рукой по золотистым волосам жены, но он не сделал этого, а, отвернувшись, принялся расхаживать по полутемной комнате, стараясь немного остыть. При виде нежных очертаний тела Саммер под тонким одеялом его охватило возбуждение. Дьявол! Он был ослеплен и вел себя как глупец. Ну почему его угораздило жениться именно на этой девушке – вот что оставалось для него загадкой.

Саммер любила другого мужчину – это было видно по ее поступкам. Джеймс ударил кулаком по каминной полке с такой силой, что оцарапал пальцы. Он был рад ощутить боль, потому что боль отрезвила его и поставила все на свои места. Боль была знакома солдату, проведшему в армии десять лет.

Итак, теперь он – взрослый тридцатилетний мужчина – как юнец, пасовал перед девушкой, которая дразнила его и манила за собой, сама того не желая. Да, он определенно сошел с ума. Он женился на Саммер, потому что хотел этого, хотел, чтобы она принадлежала только ему одному. Еще никогда ник одной женщине он не испытывал подобных чувств.

Опершись о каминную полку, виконт, подперев щеку рукой, долго смотрел на догорающий огонь. Саммер была американкой французского происхождения, но это волновало его куда меньше, чем ее ложь и недоверие к нему. Ложь перевешивала все остальное.

А он, что он сделал сегодня? Разве это не он запугивал свою жену?

Джеймс закрыл глаза, и из его груди вырвался стон. Неудивительно, что Саммер не доверяла ему. Она имела на то полное право.

Подойдя к кровати, Джеймс лег под одеяло, ничуть не беспокоясь о том, что может разбудить Саммер. Виконт не возражал, чтобы она проснулась, чтобы поняла, что он вернулся. Чтобы она любила его.

А еще он хотел стереть из ее памяти воспоминания о Гарте Киннисоне. В ее воспоминаниях должно быть место только для него, и ни для кого больше...

Когда Саммер приподнялась на постели и ее глаза, обрамленные пушистыми ресницами, расширились от удивления, Джеймс уже стащил с нее ночную рубашку и в мгновение ока оказался сверху. Она не сопротивлялась, и он вошел в нее, целуя ее губы, щеки, нос, брови.

Совершая мощные движения, Джеймс взял в ладони груди жены и наклонил голову, чтобы поцеловать их.

Дыхание Саммер стало прерывистым; вцепившись в мужа обеими руками, она обхватила ногами его бедра, и он ощутил всепоглощающее чувство освобождения, которое, словно горячий прилив, захлестнуло их обоих.

Все еще прижимая Саммер к кровати, Джеймс немного расслабился, прислушиваясь к быстрым, коротким вздохам жены и ощущая трепет ее тела. Опершись на локти, он уткнулся в ее шею и глубоко вдохнул аромат нежной теплой кожи. Ее волосы пахли распустившимися цветами яблонь, и Джеймс вспомнил о мыле, которое умела варить его мать.

От Саммер пахло необыкновенно приятно, и на вкус она была такой чудесной. Джеймсу вновь захотелось любить ее, и, почувствовав, что она пошевелилась, он приподнялся, намереваясь снова войти в нее.

– Джейми!

Ее испуганное восклицание коснулось его уха, но он уже снова увлекал их обоих в сладостные высоты.

После этого Джеймс обессилено перекатился на бок, увлекая Саммер за собой. Он поглаживал гладкую кожу ее бедра, а его пальцы нежными медленными движениями массировали податливую плоть.

Джеймсу хотелось сказать, что он любит ее, он хотел раскаяться в том, что причинил ей боль. Но он не мог заставить себя произнести эти слова. Была ли виной тому его гордость? Он не знал. О Господи, какой же он глупец!

Джеймс почувствовал прикосновение руки Саммер и напрягся. Осторожно дотрагиваясь до него кончиками пальцев, Саммер провела ими по его груди и спустилась к пупку. Затаив дыхание, Джеймс ждал. Ее рука скользнула ниже, нашла его плоть, и он глухо застонал:

– О, любовь моя!

– Нет, – прошептала она, прижимая к его губам свои губы. – Ничего не говори. Просто... позволь мне.

Позволить? Ради всего, что было свято, Джеймс никогда и ни за что не вышел бы из себя, если бы хоть на минуту представил себе, что она может сделать. Все это было неправильно. Джеймс не знал, как обращаться с Саммер – неопытной, наивной и невинной. Он чувствовал себя так, словно должен учиться вместе с ней. Учиться быть терпеливым, учиться тому, что можно делать, а чего нельзя. Но когда Саммер была рядом с ним, Джеймс терял способность мыслить здраво. Он мог думать только о том, чего хотелось ему, о том, как доставить ей удовольствие, не осознавая того, что действует слишком быстро и напористо.

Саммер оказалась способной ученицей, на лету схватывавшей то, что ей удавалось извлекать из полученных коротких уроков.

Еще один стон застрял у Джеймса в горле, и он глухо заворчал, словно тигр, выгибаясь под рукой жены. Когда Саммер еще раз доказала, что она способная ученица, Джеймса пронзило резкое сладостное ощущение. В мгновение ока она оказалась лежащей на груди мужа. От неожиданности Саммер охнула, но Джеймс не обратил на это внимания, задавая ритм. Сидя на его стройных бедрах, Саммер старалась подстроиться под его движения, и в какой-то момент он подумал, что упадет с кровати, когда она принялась дразнить его, приподнимаясь так, чтобы он не мог дотянуться до нее.

Зарычав и схватив жену за талию, Джеймс мощным движением вошел в нее. Затем его руки коснулись груди Саммер, и она начала двигаться быстрее и быстрее, а потом с тихими рыданиями в изнеможении упала на его грудь и их дыхания смешались.

Ни один из них не мог пошевелиться – Джеймс от изнеможения, а Саммер от удовольствия.

Собравшись наконец с силами, она приподняла голову и посмотрела в лицо Джеймса. В его глазах застыла настороженность, и Саммер улыбнулась.

– Катриона была права, – тихо произнесла она.

– Кэт? Относительно чего?

– Относительно примирения после ссор.

Джеймс пробормотал что-то неопределенное, но Саммер заметила, как изогнулись в улыбке уголки его губ. Положив ладонь на подбородок, она накрыла его губы своими.

Виконт крепко прижался к спине жены, и его дыхание постепенно успокоилось. Саммер лежала, уютно устроившись подле него, и на ее губах блуждала ленивая улыбка. Ей на ум пришла мысль о том, как быстро меняется ее отношение к происходящему и насколько сильно зависит это отношение от ее мужа.

Но ей не хотелось сейчас об этом думать. Эти мысли будут нужны позже, когда у них все наладится и когда они начнут лучше понимать друг друга.

Глава 16

Напряжение казалось осязаемым. Зал для приемов был почти пуст, если не считать Киннисона, старшего Камерона и виконта. Неприязнь между молодым капитаном и Джеймсом ощущалась настолько сильно, что, казалось, способна была разжечь пламя.

Старый дворецкий Дугалд, который жил в доме Камеронов почти всю свою жизнь, вошел в зал с большим подносом в руках. Он неслышно подошел к столу, осторожно обогнул Джеймса и внимательно посмотрел на графа.

Камерон жестом приказал слуге поставить поднос на стол и, когда Дугалд удалился, обратился к Киннисону:

– Чего-нибудь выпьете, сэр?

– Вина, пожалуй.

Джеймс фыркнул:

– Только женщины и дети пьют вино.

Гарт пожал плечами:

– Ваше шотландское виски слишком крепкое, а я не пью крепких напитков в такую рань.

Джеймс сдвинул свои черные брови, но все же удержался от новой колкости. Едва сдерживая гнев, он думал, что Киннисон выглядит именно так, как его описала Саммер, – белокурый бог или что-то вроде того. Красивый. Мускулистый. Чрезвычайно самоуверенный. И у него было то, чего так желал Джеймс, – и преданность Саммер. Эта мысль разжигала в нем желание убить негодяя собственными руками.

Поставив ногу на низкую скамеечку, Джеймс в упор посмотрел на Киннисона.

– Я не возьму ни пенни из наследства Саммер. Пусть делает с ним что хочет. Я женился на ней не из-за денег. – Он спокойно выдержал пытливый взгляд капитана.

– Но ведь дело не только в деньгах. Есть еще корабли, верфи, дома, магазины...

– И она управляет всем этим? – насмешливо спросил Джеймс. – Не думал, что наша Саммер такая деловая женщина.

– Нет, – холодно возразил Киннисон, – но все это перешло к ней по наследству. Сейчас всем управляет ее дядя.

– Ну так пусть и продолжает управлять.

Гарт Киннисон нахмурился.

– Все не так просто. Через девять месяцев Саммер достигнет своего совершеннолетия. После этого к ней перейдут определенные суммы денег, она должна будет подписать необходимые документы... Черт возьми, да вы ведь и сами все это знаете!

– Нет, не знаю. До вчерашнего дня я не знал даже настоящего имени своей жены! – Джеймс произнес эти слова столь гневно, что Киннисон отступил на шаг назад. – Хотя, разумеется, я слышал о судоходной компании Сен-Клера и о Бартоне Шрайвере и не хочу иметь дела ни с тем, ни с другим.

– Что ж, понимаю.

– Мне безразлично, понимаете вы или нет. – Виконт вновь презрительно посмотрел на Киннисона. – Пусть имуществом управляют по доверенности до тех пор, пока оно не перейдет к нашим сыновьям.

Взгляд Киннисона ожесточился.

– Она беременна?

– Надеюсь, что да.

Выпрямившись, Джеймс оттолкнул скамеечку ногой и теперь оценивающе разглядывал Киннисона с головы до ног своими черными насмешливыми глазами. Оба они обладали почти одинаковым телосложением, хотя белокурый капитан был немного выше и мускулистее. На боку Киннисона висела шпага в простых ножнах. У Джеймса руки чесались вызвать наглеца на дуэль, но его шпага осталась наверху, а с собой был только кортик, спрятанный в голенище ботфорта.

– Где же Саммер? – спросил Киннисон, отхлебнув вина, и его светлые глаза скользнули по Джеймсу. – Мне сказали, что она придет сюда.

– Непременно придет. – Джеймса напоминали два куска льда. – Вы слишком нетерпеливы для человека, который не задумываясь бросил ее на произвол судьбы.

– Я сделал то, что в тот момент было лучше для всех. – Гарт раздраженно взглянул на виконта. – Я не мог взять ее с собой. Это было бы... не совсем удобно.

– Нет, неудобно было ей, когда вы бросили ее в незнакомой стране без копейки денег и без охраны, – резко возразил шотландец. – Но зато вас ничто не потревожило.

В словах Джеймса сквозило такое презрение, что Киннисон содрогнулся, словно от удара кнутом. Он напрягся и настороженно посмотрел на графа. Не принимающий участия в беседе граф, заметив взгляд капитана, лишь насмешливо улыбнулся.

– Я могу увести его, если нужно, – тихо произнес он.

Киннисон вспыхнул:

– Я не просил о помощи!

– Конечно, не просили. И вы не получите ее в этом доме. Мне нравится девушка. Она могла бы очень плохо кончить, не окажись поблизости моего сына. Вам следовало самому позаботиться о ней или перепоручить это надежному человеку. Но не мне судить вас. А теперь она моя невестка, и я, как глава клана, позабочусь о ней. И дело не в том, что я обязан это делать. Просто Камероны заботятся о том, что принадлежит им.

Сквозившее в голосе графа неприкрытое презрение и сознание того, что оба Камерона правы, причиняли Гарту Киннисону жгучую боль. Он в недостаточной степени позаботился о Саммер, чем подверг ее жизнь опасности. Киннисона порадовало, что она попала в надежные руки лорда Уэсткотта и, что ничего плохого с ней не случилось, но при этом он был ужасно сконфужен, поскольку из-за его легкомыслия у Саммер возникли серьезные проблемы.

От досады его голос зазвучал откровенно грубо:

– Но мисс – или миссис – Сен-Клер не Камерон. И она не шотландка. Мне кажется, вы забыли, что она приехала из Америки и ваши законы на нее не распространяются.

– Вы были бы правы, если бы мы жили в Америке, – холодно произнес виконт, и Гарт резко обернулся. – Но мы в Шотландии, приятель, и Саммер живет по нашим законам. Так что, будьте уверены, с этой стороны у нас все очень даже в порядке.

Киннисон некоторое время молчал. Было вполне очевидно, что он признал справедливость слов виконта и не мог ничего возразить или сделать, чтобы изменить ситуацию. По крайней мере до тех пор, пока Саммер в Шотландии.

– Так где же она? – снова спросил он. Его лицо стало напряженным и суровым.

Камерон жестом указал на дверь, и капитан, обернувшись, увидел стоявшую в дверях Саммер. На ней было простое платье из муслина; мелко завитые волосы прихвачены на затылке голубой лентой в тон поясу. Легкий материал с едва слышным шорохом взметнулся вокруг стройных ног Саммер, когда она, с вызовом вздернув подбородок, направилась к ним.

Она была так красива, что мужчины невольно улыбнулись. Джеймс подошел к жене и, наклонив голову, что-то тихо сказал ей. Гарт увидел, как она согласно кивнула. Тогда виконт, взяв Саммер под руку, провел ее через зал к Гарту.

Прочитав в глазах шотландца вызов, Киннисон все понял. Дьявол! И как теперь завершить дело, ради которого он приехал сюда? Но вдруг ему стало безразлично, что чувствовал Уэсткотт. Саммер и ее благополучие были важнее.

Девушка холодно посмотрела на капитана, и он улыбнулся в ответ:

– Прекрасно выглядишь, Саммер!

От Гарта не ускользнуло, что ее лицо залилось краской. В ней многое изменилось с их последней встречи – Саммер превратилась в женщину. Взгляд капитана вновь перекочевал на лорда Уэсткотта. Очевидно, общение с этим высоким мускулистым шотландцем не прошло для Саммер даром, и она буквально расцвела.

Вспомнив о цели своего визита, Гарт мысленно передернулся.

– Я бы хотел поговорить с Саммер наедине. – Губы изогнулись в улыбке. – Мне кажется, она вряд ли будет со мной откровенной в вашем присутствии, как вы считаете? Я хочу убедиться, что о ней заботятся должным образом.

Последовала продолжительная пауза, и Гарт подумал было, что Уэсткотт откажется. Но неожиданно виконт кивнул и, не глядя на жену, отпустил ее руку и отошел на несколько шагов назад.

Гарт заметил, как Саммер на мгновение затаила дыхание, потом искоса бросила взгляд на Джеймса и графа и только затем положила пальцы на его рукав. Молодой человек сдвинул брови.

– Так ты боишься его? – спросил он, когда они остановились у клавесина на противоположном конце зала. – Скажи мне правду: он причинил тебе боль?

Саммер тихонько засмеялась, и ее голос слегка дрогнул, когда она заговорила:

– Не так, как ты, должно быть, решил.

Гарт понимающе кивнул. Он знал, что Саммер до встречи с виконтом была девственницей, и подумал, что она подразумевала именно это.

– Такой боли не избежала ни одна невинная девушка.

Саммер надменно взглянула на него.

– Я вовсе не это имела в виду! – Она замолчала, но потом, густо покраснев, вдруг выдохнула: – Джеймс похитил мою душу!

Гарт нахмурился. Он ничего не понимал. О да, он знал, что женщины воспринимают секс более серьезно, чем мужчины, но произнесенные только что слова произвели на него глубокое впечатление.

– Послушай, дорогая...

– Нет, не говори ничего. – Саммер глубоко вдохнула. – Почему ты все же приехал за мной?

Испытав облегчение оттого, что ему не придется иметь дела с «женскими штучками», Гарт тут же перевел разговор в безопасное русло:

– Я хотел лично убедиться, что с тобой все в порядке, и... забрать тебя с собой.

Саммер гневно взглянула на него.

– Забрать меня с собой? – Она вдруг неуверенно посмотрела в сторону Джеймса. – Или это он хочет, чтобы ты забрал меня?

Поколебавшись, Гарт внезапно понял, что, если он хочет добиться своей цели, ему придется солгать. Это было крайне неприятно, но неизбежно.

– Возможно. Он не сказал прямо, но ты должна понимать, что если останешься и Шрайвер пожалуется британскому послу, то у здешних горцев возникнут большие неприятности. Я слышал в местном пабе, что они еще не совсем оправились после недавних потрясений. Чистка доставила им много горьких моментов, и землевладельцы вроде лорда Глендейла должны крепко держаться за то, что имеют. Я, конечно, знаю, что Глендейлу оставили его земли, но если он вдруг разозлит короля Георга или одного из его приближенных, то потеряет все.

Проницательный взгляд Гарта следил за выражением лица Саммер. Он намеренно хотел сыграть на ее чувстве к нему и теперь ощущал угрызения совести.

Саммер побледнела, но ее взгляд оставался задумчивым. Спустя несколько мгновений она произнесла:

– Вряд ли мой случай приведет к международному конфликту. Ты уверен, что не преувеличиваешь? Может, это мой дядя заставил тебя?

Гарт усмехнулся. Саммер оказалась проницательнее, чем он ожидал. Кроме того, она отлично знала, что представляет собой Бартон Шрайвер.

Он пожал плечами:

– Может быть. Но проблемы все равно возникнут, если ты останешься. Вот увидишь.

Его собеседница бросила нерешительный взгляд на мужа, и Гарт заметил отразившуюся на ее маленьком выразительном личике внутреннюю борьбу.

– Я не хочу возвращаться. Я хочу остаться с Джеймсом, если он все еще желает этого. – Она слабо улыбнулась. – Конечно, он не слишком доволен тем, что я не сказала ему всей правды с самого начала. Ты ведь знаешь, дядя хотел выдать меня за этого мерзкого типа Татуайлера!

На губах Гарта заиграла еле заметная улыбка, и он скрестил руки за спиной. Он прекрасно осознавал, как опасно для него близкое присутствие Камеронов, и не собирался провоцировать дикого шотландца, дотрагиваясь до его жены.

– Не могу не признать, что твой супруг намного привлекательнее Татуайлера. Но ведь ты по-прежнему являешься пешкой в чужой игре. Вернувшись в Новый Орлеан, ты не перестанешь быть пешкой, зато получишь хоть какую-то власть.

Казалось, слова Гарта проникли в самую душу Саммер, и она засомневалась.

– Но мне не нужна власть, Гарт!

Видя, что виконт выказывает раздражение, очевидно вызванное их затянувшейся беседой, Гарт привел последний веский аргумент:

– После замужества все твое состояние перейдет к мужу. У Соединенных Штатов и так напряженные отношения с Англией. Ты что, хочешь, чтобы твои деньги пошли на финансирование войны, в которую может быть вовлечена твоя родная страна?

Саммер нахмурилась.

– Да, я американка. Но я так долго жила в Новом Орлеане, что французы тоже стали мне близки. Посмотри, как много различных флагов развевается над городскими управами. Я не предательница, но...

– Но тебе безразлична война против Америки. Понимаю. Ты отрицала свое французское происхождение, потому что виконт ненавидит французов. Будешь вести себя так же, если он вдруг возненавидит Америку?

Вспыхнув, Саммер резко возразила:

– Это нечестно! Ты даже не захотел проверить мои слова, когда я сообщила тебе о своем дяде и его стремлении помочь Наполеону. Так что теперь у тебя нет никакого права осуждать меня.

Киннисон начал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу.

– Хорошо. Но если ты передумаешь, я буду ждать тебя у разрушенного монастыря в Дункельде завтра в четыре. Приезжай хотя бы просто попрощаться со мной, если так и не решишь вернуться домой.

– Нет. Только не завтра. – Саммер бросила взгляд на Камеронов. – Не думаю, что завтра мне удастся выбраться из дома.

– Ну, тогда... в среду. Вероятно, я все еще буду там. – Гарт заметил, что угрожающий блеск в черных глазах шотландца становится все заметнее. Ему необходимо было заканчивать беседу, дабы тот не обнажил свою шпагу. Джеймс и так едва сдерживал гнев, и у Гарта не было никакого желания озлоблять его еще больше. Возможно, позже ему и удастся помериться с ним силами. Вот тогда выяснится, обращался ли он со шпагой столь же искусно, как и с женщинами.

– Дай подумать, – прошептала, наконец, Саммер. Она украдкой бросила еще один взгляд на Джеймса, и Гарт едва не отступил. Девушка выглядела такой несчастной. Так почему ей не позволить остаться с ее шотландцем, если она так этого хочет?

Но он не стал озвучивать своих мыслей, а просто кивнул.

– Ты собираешься сообщить мужу о нашем разговоре?

Покачав головой, Саммер еле заметно улыбнулась.

– Думаю, не стоит этого делать. Джеймс уже сказал мне однажды, что не отдаст того, что принадлежит ему. На этот раз он решил, что ему принадлежу я. – Она гордо вздернула подбородок. – Джеймс хотел меня еще тогда, когда думал, что я твоя бывшая любовница. Ему нужна была я, а не мое наследство.

Гарт кивнул:

– Но, видишь ли, иногда все же случается, что в дело вмешиваются деньги, и они могут все испортить. – Гарт замолчал, а потом быстро добавил: – Я буду ждать твоего ответа до среды. Подумай о том, что я тебе сказал. – Он вдруг криво улыбнулся. – А вот и твой ревнивый муж.

Видя, что Джеймс быстро направляется к ним, Киннисон отошел от Саммер. На лице шотландца было отнюдь не радостное выражение, и Гарт гневно подобрался.

Не сводя взгляда с Киннисона, виконт обнял жену за плечи.

– Думаю, у вас было достаточно времени, чтобы убедиться, что с Саммер все в порядке, – произнес он с сильным акцентом, который выдавал клокотавшую в его душе ярость.

Отвесив насмешливый поклон, Гарт улыбнулся:

– Вы грозный враг, лорд Уэсткотт. И строгий муж. Но вы не обижаете Саммер, и я вам благодарен за это.

– Теперь, надеюсь, вы уберетесь отсюда. – Джеймс выразительно посмотрел на дверь.

Гарт ухмыльнулся, а Саммер негодующе воскликнула:

– Гарт просто беспокоился обо мне! И к тому же он... он мой друг. Дорогой друг!

Услышав это, капитан едва не застонал.

– Нет, Саммер, – быстро возразил он, избегая пылающего гневом взгляда шотландца. – Твой муж прав. Я увидел то, что хотел увидеть, а теперь мне пора уходить.

Саммер нахмурилась, и ее тонкие изящные брови изогнулись дугой.

– Грубости нет оправдания. Пожалуйста, Гарт, прости моего мужа...

Джеймс был настолько поражен, что сначала не мог вымолвить ни слова. Жена извинялась за него перед его злейшим врагом! Большего оскорбления он и представить себе не мог. Даже если бы она ударила его, гордость Джеймса не была бы так уязвлена.

Однако виконт быстро оправился от потрясения и, сжав плечо Саммер, резко повернул ее и подтолкнул к выходу.

– Черт возьми, я вовсе не нуждаюсь в том, чтобы ты извинялась за меня! Иди в свою комнату!

– Но Джейми, я вовсе не хотела...

– Мне все равно, что ты хотела и чего не хотела, – гневно прорычал Джеймс. – Убирайся с глаз моих, маленькая испорченная лгунья!

Густо покраснев, Саммер помедлила, а затем ее подбородок дерзко взметнулся вверх, что не предвещало ничего хорошего. Она с вызовом посмотрела на мужа.

– Как прикажете, милорд, – ледяным тоном произнесла она и, прежде чем кто-либо из мужчин успел догадаться о ее намерениях, подошла к Гарту и запечатлела на его губах поцелуй.