В общем, мои расчеты оправдались. Я склонялся к решению, прибыв не к Таборе, а на северный берег озера Ниасса, двинуться дальше в другом направлении, вероятнее всего, на запад. Во всяком случае, нужно было сначала достигнуть северного края озера Ниасса. До тех пор должно было пройти больше месяца, и многое могло измениться.
У Регоне замечено было движение и сбор здесь большого количества войск, которые, обыскивали места наших бивуаков и тогда после этого медленно двигались за нами. Местность со своими многочисленными ущельями и водяными потоками была особенно благоприятна для занятия арьергардных позиций. По дороге на Лиому был захвачен крупный неприятельский магазин с большим количеством табака. Отряд Миллера, высланный вперед к Лиоме, скоро донес, что этот пункт занят неприятелем, силу которого нельзя было установить даже приблизительно. 30 августа я с главными силами подошел к авангарду. В густом кустарнике установить точное расположение неприятельских укреплений было невозможно. По-видимому, противник только перед нами прибыл сюда и еще не закончил своих работ по укреплению позиций. Поэтому я немедленно повел наступление.
Сначала отряды Мюллера и Геринга обошли неприятеля, чтобы атаковать его с севера, в то время как главные силы продвигались многочисленными ущельями по лесу.
При недостатке сведений сам я не мог составить себе точной картины. Вдруг внезапно послышалась оживленная стрельба в тылу, где двигались наши колонны носильщиков. Сильный неприятельский патруль обстрелял их и большая часть нашего багажа была потеряна. Капитан Поппе, находившийся в моем распоряжении, был направлен с двумя ротами против этого патруля. По прибытии он уже не нашел там противника, но, двигаясь в направлении его отхода, наткнулся на укрепленный лагерь, который немедленно захватил с боя. При этом был тяжело ранен вице-фельдфебель Шафрат. Об этом происшествии мне лично доложил капитан Поппе, когда его, тяжело раненого пулей в грудь, несли в тыл. Он передал мне, что неприятель окончательно разбит и захвачена богатая добыча оружием и боевыми припасами. Роты отряда Поппе последовали за отходившим противником и наткнулись на новый большой лагерь. На этот же лагерь вышел с севера отряд Геринга, и, таким образом, неприятель был взят под действительный перекрестный огонь. Новый противник, приближавшийся с северо-востока, сдерживался в это время отрядом Мюллера.
Только поздно ночью я получил мало-мальски ясное представление об этих различных событиях. Во время одной из своих разведок в тот день ружейная пуля, пробив штаны сопровождавшего меня запасного Гаутера, попала в бедро лейтенанту флота Бешу и задела у него артерию. К счастью, поблизости оказался перевязочный пункт. Поэтому я мог проститься с нашим прежним интендантом, исполнявшим одновременно должность офицера для поручений, с уверенностью, что он выздоровеет. Свое скудное имущество он роздал товарищам и пожелал им в будущем всего хорошего. Мне он подарил пригоршню сигарет, так как я во время серьезных боев имел привычку много курить.
Я встретил среди кустарника также обер-лейтенанта фон-Руктешеля с несколькими носильщиками и носилками, которыми он временами должен был пользоваться из-за своей все еще не зажившей ноги. Он всеми силами поддерживал порядок в колонне во время тяжелого перехода и теперь, с винтовкой в руках, радовался, что может принять участие в бою с неприятельскими патрулями, которые показались на фланге и в нашем тылу. Часть наших колонн разбежалась в густом кустарнике и только по прошествии нескольких часов опять вернулась к нам. По наступлении темноты находившийся в ущелье перевязочный пункт наполнился ранеными. Было получено донесение, что обер-лейтенант фон-Шретер и обер-лейтенант флота Фрейнд убиты. Во время вторичной разведки вице-фельдфебель Боллес и Гюттих нечаянно очутились близко от неприятельской стрелковой цепи и были неожиданно обстреляны; Боллес был убит, Гюттих, тяжело раненый, попал в плен. Вице-фельдфебель Турман пробрался на расстояние пяти шагов от неприятельских стрелковых окопов и, будучи прекрасным стрелком, успешно обстреливал с термитного холма те цели, которые появлялись внутри неприятельского лагеря, пока сам не получил смертельную рану.
Капитан Геринг не пытался атаковать лагерь, находя это бесцельным, и потому с наступлением темноты оставил для наблюдения за противником только патрули, а остальные части стянул назад. Таким образом, главные силы собрались в нескольких группах севернее неприятельского лагеря, и я решил на следующий день, после уборки поля сражения, двинуться дальше.
Мы вынуждены были оставить часть наших больных и раненых, а также больных пленных, при английском санитарном офицере и в девять часов утра выступили дальше на север несколькими колоннами. У нас не было проводников; местность была совершенно незнакомая, и я только в общих чертах мог указать начальнику авангарда, что желаю пройти мимо одной из расположенных на севере гор. Скоро со стороны авангарда послышался шум боя. Удалось выяснить, что наш авангард свернул на неприятеля, появившегося слева и сзади него.
Посланный мной назад аскари должен был привести голову главных сил на то место, где я находился. Положение было, несомненно, благоприятным для того, чтобы сжать противника между нашим авангардом и главными силами. Я ждал, но наши главные силы не появлялись. Наконец, я бегом отправился назад и по следам обнаружил, что войска давно прошли стороной мимо нас. Зато я увидел голову отряда Штеммермана, в состав которого входила главная часть наших колонн носильщиков и больных; Штеммерман, ничего не подозревая, двигался прямо на неприятеля. Я успел еще вовремя вернуть отряд. Сам я теперь догнал передовые отряды Мюллера и Геринга, которые, между тем, продолжали движение на север. Они следовали по дороге, которая поднималась на горы и наверху совсем терялась. Я не обращал больше внимания на шум боя, который время от времени доносился до меня издалека. Позднее днем я с удивлением заметил, что остальные части не последовали за отрядами Мюллера и Геринга, а двигаются по долине правее нас. Я не подозревал, что наша походная колонна была еще раз обстреляна новым противником, подошедшим с востока, и при этом большая часть одного полевого лазарета попала в руки неприятеля.
Чтобы опять соединить части, я искал спуска со своей горы, но спуститься оказалось невозможным: скалы были почти отвесной крутизны. Мы направлялись дальше по тропинке, проложенной туземцами, и вечером капитан Мюллер донес мне, что спуск этот кончается пропастью. К счастью, здесь нашлась небольшая боковая тропинка. Мы последовали по ней, и нам удалось спуститься вниз. Там, где попадались крутые спуски, голые ноги носильщиков давали точку опоры, и я сам, сняв сапоги, следовал их примеру. Стало так темно, что хоть глаз выколи, а у нас не было воды. Но, наконец, нашли и воду, и у меня отлегло от сердца, когда мы натолкнулись на остальные части наших войск, которые, под командой генерала Вале, также искали соединения. 30 и 31 августа мы потеряли убитыми 6 европейцев и 23 аскари; ранеными-11 европейцев, 6 аскари; пропавшими без вести - 5 европейцев, 29 аскари и попавшими в плен - 5 аскари; кроме того, мы потеряли 48.000 патронов, необходимые медикаменты, перевязочный материал и часть багажа отряда Мюллера. Потери неприятеля были не менее велики, как это выяснилось из захваченного позднее списка потерь первого батальона 1 полка Королевских африканских стрелков. Кроме этого батальона, в бою также участвовали: часть третьего батальона этого полка и 2 полк Королевских африканских стрелков.
Наши войска сражались блестяще, хотя часть носильщиков, из которых недоставало более двухсот человек, была сильно перепугана неожиданным огнем. Не было никаких сведений об отряде Келя, но наш командный состав стал к этому времени настолько искусным и ловким в ведении боевых действий в кустарнике, что мне нечего было беспокоиться. На следующий день мы застигли врасплох на бивуаке английскую продовольственную колонну.
Затем мы пересекли дорогу Кутеа - Малема, на которой скоро появились неприятельские войска, и переправились через реку Лурио у Мтатеры. Один английский закупочный пост бежал, и было захвачено некоторое количество продовольствия. Отряд Келя опять соединился с главными силами. Он последовал за преследующим нас противником и установил, что последний был силой в несколько батальонов. Мы двинулись вниз по реке Лурио в богатый район Мпуеры. Соль (черный фельдфебель) Салим, который раньше во время патрулирования в этом районе взял здесь жену, верно последовавшую за ним, оставил ее у отца местного вождя.
Здоровье войск было подорвано: все кашляли, появлялись признаки крайне неприятной легочной эпидемии, которая в ближайшие недели должна была лишить нас многих людей, и которую врачи рассматривали, как одну из разновидностей испанки. Ввиду того, что в этой местности имелось богатое продовольствие, я дал крайне измученным последними действиями войскам день отдыха, который был необходим также и для многочисленных больных. Капитан Кель со своей ротой был оставлен без багажа для действий в тылу у противника, чтобы причинить последнему возможно больший урон. Он донес о прибытии более крупных неприятельских войсковых частей в район Мтатере и восточнее этого пункта. Было ясно, что в данный момент противник еще продолжает преследовать нас с полным напряжением всех сил и для этой цели держит свои войска сосредоточенными. Обстановка казалась мне неблагоприятной для частичного успеха уже потому, что его нельзя было использовать, а сражение стоило бы нам раненых, которых мы не могли бы взять с собой. Так как я предполагал в ближайшее время разведать район севернее Луамбалы в, то не хотел оттягивать дальше движения туда.
Можно было предположить, что неприятель направится несколькими колоннами вниз по реке, то есть в северо-восточном направлении, поэтому наши части двигались через кустарник, в развернутом боевом порядке, и я ежесекундно ждал столкновения с северной неприятельской колонной. Но мы пересекли наиболее вероятный путь ее следования, не обнаружив никаких следов врага. Около полудня мы подошли к цели нашего перехода - источнику воды, расположенному у горы Хулуа. Со стороны авангарда послышались первые выстрелы, и скоро разыгрался оживленный бой. Капитан Мюллер - начальник авангарда - натолкнулся на хвост неприятельской колонны, которая двигалась на северо-восток под острым углом к направлению нашего походного движения. Он быстро атаковал находившийся в хвосте второй батальон 2 полка Королевских африканских стрелков, обратил его в бегство и захватил полевой лазарет, а также колонну неприятельских ослов.
Отряд Геринга развернулся правее, рядом с отрядом Мюллера. и, в свою очередь, быстро отбросил части противника, но не двинулся дальше вперед, так как противник развернул более крупные части - первый батальон 2 полка Королевских африканских стрелков и, по-видимому, части третьего батальона того же полка. Наш левый фланг при движении вперед начал подниматься по очень пологому скату, натолкнулся на свежие неприятельские части, затем отошел несколько назад и занял отлогий холм с большими секторами обстрела. Об этих событиях я получил ясное представление только тогда, когда опять вернулся на левый фланг с правого, куда мы направили отряд Геринга.
Бой становился довольно жарким, но наше продвижение приостановилось. Со стороны арьергарда под начальством капитана Шпангенберга, прибытия которого я ожидал, послышался огонь минометов. Арьергард отбил у Мпуеры атаку одной неприятельской колонны и обратил ее в беспорядочное бегство. В семь часов утра он двинулся дальше за главными силами. Около пяти часов пополудни он прибыл на поле боя, и я раздумывал, не следует ли еще сегодня попытаться ввести в дело все свои резервы, чтобы разбить наголову 2 полк Королевских африканских стрелков. Но я отказался от этой мысли; времени было очень мало - оставался всего час до темноты, и я был убежден, что на следующий день на рассвете на поле сражения прибудут свежие части неприятеля. К тому же ведение серьезного боя стоило бы нам значительных потерь, а я хотел их избежать при численности своих сил всего лишь в 176 европейцев и 1.487 аскари, которые состояли в наших списках на 1 сентября 1918 года.
Перед самым наступлением темнотв обер-лейтенант флота Вейниг, который действовал со своим орудием в отряде Геринга, донес мне, что он, как единственный еще уцелевший офицер, принял командование над этим отрядом. Скоро были доставлены на перевязочный пункт капитан Геринг, тяжело раненый в грудь, и обер-лейтенант Боль с тяжелой раной в голову.
Итак, я не бросил свои резервы в суматоху ночного боя в кустарнике, но по уборке поля сражения двинулся дальше в северозападном направлении. Скоро наступила полнейшая темнота, и движение в густой высокой траве производилось очень медленно. Пройдя пять километров, я расположился лагерем. Потери в бою 6 сентября составляли 6 аскари, 4 пулеметных носильщика убитыми, 13 европейцев, 49 аскари, 15 других цветных ранеными, 3 европейца, 13 аскари, 12 носильщиков пропавшими без вести, и 3 аскари, 3 носильщика попали в плен. По нашим наблюдениям, у неприятеля было ранено около 10 европейцев и 30 аскари, и, кроме того, 8 европейцев и 45 аскари были взяты нами в плен. Часть пленных больных и раненых, а также наши собственные тяжело раненые, были оставлены на поле сражения на попечение английского санитарного персонала. Захваченные позднее при Мвембе бумаги указывали, что 6 сентября колонна 4 полка Королевских африканских стрелков понесла большие потери и временно стала небоеспособной.
Во время дальнейшего движения неприятель нас не беспокоил. Капитан Кель остался со своей ротой западнее Мпуеры, чтобы действовать в тылу неприятеля на его сообщения. Он двигался вслед за нами и имел при горе Мильве небольшое столкновение с первым батальоном 6 полка Королевских африканских стрелков, прибывшим к этой горе с юга 8 сентября. Мы двигались колонной в несколько рядов напрямик через пори, богатую дичью область.Во время похода было убито несколько буйволов. Мы пересекли у Канене этапную дорогу противника, ведшую от озера Амарамбы к Махуа. Неприятель сжег в Канене магазин, но мы нашли в окрестностях достаточно продовольствия, и материальное положение войск можно было бы признать хорошим, если бы так сильно не свирепствовали легочные болезни. Около пятидесяти процентов получили бронхиальный катар, и в каждой роте от трех до шести человек имели воспаление легких. Вследствие того, что носилок имелось, примерно, только на восемьдесят больных, около двадцати человек с более слабым воспалением легких должны были попеременно идти пешком. При нашем способе ведения войны удовлетворительная организация транспорта больных была невозможна; с другой стороны, нельзя было просто оставлять больных лежать в пори. Это вынужденное положение должно было до крайности действовать на нервы отличного заведующего санитарной службой штабного врача Тауте. Было счастьем, что этот человек, высоко одаренный как в медицинском, так и в административном отношении, стойко держался под тяжестью своей ответственности. Эпидемия прекратилась благодаря его распорядительности, а также благодаря перемене местности и климата.
Глава седьмая. Еще раз на немецкой земле (Сентябрь - октябрь 1918 года)
Быстрое отступление на север. Через Лудженду. Дневка у Мвембы. Неприятельские разведчики. Разведки при помощи дальних патрулей. В Сонге. Тоска Сомарунги по родине. Миссия Пангире. Перемена направления движения. Важные известия из Европы. В миссии Мбози. Донесения от патрулей.
Мы не должны были мешкать. Военная обстановка настоятельно требовала, чтобы мы быстро прошли бедные продовольствием и сильно разоренные последним периодом войны области восточнее озера Ниассы. Быстрота при этом была тем более необходима, что неприятель мог перебросить войска пароходом на северный берег озера Ниассы и таким образом предупредить нас. Когда мы подошли к реке Лудженде, местность стала гористой и пересеченной многочисленными потоками и ущельями. Направление движения не могло быть установлено только по одному компасу. Приходилось принимать во внимание водоразделы и идти вдоль горного хребта. К счастью, начальник авангарда - капитан Шпангенберг - нашел несколько туземцев, которые, как знатоки тропинок, облегчали ему выбор хорошей дороги. Но иногда оказывалось совершенно невозможным избежать некоторого блуждания, а это замедляло наше движение, в то время как неприятель мог по хорошей дороге быстро передвигать войска и продовольствие от Малакотеры на Луамбалу.
Я немного беспокоился, достаточно ли понизился уровень воды в реке Лудженде для того, чтобы иметь возможность использовать броды. Правда, приготовление лодок из коры не составило бы больших затруднений, но, при быстром течении реки, переправа всех войск едва ли прошла бы без задержек.
Во всяком случае, я был теперь заинтересован в том, чтобы неприятель не помешал нашей переправе, и это также заставляло торопиться. К счастью, высланные вперед патрули нашли брод ниже Луамбалы, и переход в этом пункте через реку не представил никаких затруднений.
Из нескольких убитых гиппопотамов мы изготовили жир, и вскоре явилась возможность пополнить продовольствие в области Мвембе, куда мы прибыли 17 сентября. Там после длинного промежутка была назначена дневка. Здесь у Мвембе легочные болезни достигли своего высшего предела. С середины августа заболело 7 европейцев и около 200 цветных, из которых 2 европейца и 17 цветных умерло. Магазины Мвембе были уничтожены слабыми неприятельскими частями, но местность все-таки давала еще достаточное количество продовольствия. Вопрос о носильщиках стал очень острым. Люди были изнурены продолжительными переходами, эпидемией и переноской многих больных, а мы в это время приближались к их родным местам. Было вероятно, что носильщики из племени вангони дезертируют, как только достигнут своей родины, находящейся севернее Ровумы. В районе Мвембе и в хорошо возделанных долинах реки Лухеринго мы встретили несколько неприятельских разведывательных патрулей, которые хотя и были отогнаны, но тем не менее указывали на то, что неприятель осведомлен о наших передвижениях.
Наши дальние патрули были посланы в Митомони и в Макалоге. Южнее Ровумы мы оставили долину Лухеринго и двинулись напрямик через степь, очень богатую дичью, прибыв к Ровуме 28 сентября. Но богатство дичью имело также и плохие стороны. Опять был зафиксирован случай нападения львов на пост.
Мы снова вступили на немецкую землю и оставались у Нагвамире два дня. Несколько неприятельских магазинов и транспортов, не получивших уведомления о нашем появлении, были застигнуты врасплох. Местность оказалась необыкновенно богатой, и войско могло основательно отдохнуть. Высланные к Митомони патрули донесли о находящемся там сильно укрепленном лагере и о прибытии подкреплений, подходящих с запада. Сонга также была занята неприятелем невыясненной силы. Различные сведения, как и географическое положение делали вероятным, что к Сонге от озера Ниассы были направлены подкрепления.
Мы двигались дальше на Сонгу и южнее этого пункта вступили в густо населенную область. Неприятельская связь по радиотелеграфу указывала, что Сонгу занимали неприятельские войска и что другая колонна прибыла сюда же из Митомони. 4 октября я двинулся западнее Сонги далее на север. Когда авангард, под начальством капитана Шпангенберга, достиг большой дороги Сонга - Видгафен, он был атакован тремя неприятельскими ротами с минометами, подошедшими сюда с запада. После короткого боя неприятель был отброшен.
Вследствие гористой и пересеченной местности, неблагоприятной для атаки, и позднего часа представлялось сомнительным, сможем ли мы достигнуть в тот же день действительно решительного успеха, между тем на следующий день мог подойти новый неприятель. Поэтому я не продолжал наступления, а двинулся дальше на запад, в лагерь у миссионерской станции Перумихо.
При дальнейшем движении через страну Вангони носильщики этого племени дезертировали в большом количестве, как мы того и опасались. Было бы чрезмерным требованием, чтобы люди, не видевшие в течение нескольких лет своих близких, прошли бы теперь через свою родную область без оглядки. Для этого у негров слишком развито чувство родины. Даже Самарунга, один из лучших моих носильщиков, очень привязанный и надежный малый, испросил себе отпуск для посещения своей деревни, находившейся поблизости. Он честно вернулся обратно и привел с собой своего брата. Оба несколько дней двигались вместе с нами, и, даже когда ушел брат, Самаринга остался. Чтобы поднять его подавленное настроение, я дал ему часть своей мясной порции, но на следующее утро он все-таки исчез приведя, правда, мои вещи в полный порядок.
Севернее Сонги мы вновь атаковали отдельные неприятельские разведывательные патрули. В течение многих дней мы двигались через некогда населенную богатую страну со здоровым прекрасным климатом, которая могла бы прокормить тысячи фермеров. 14 октября мы прибыли к Пангире (Якоби) в живописно расположенную миссионерскую станцию, в которой миссионер Грешель радушно принимал меня во время моего последнего мирного путешествия перед войной. Семья миссионера была уведена, но туземцы, принадлежавшие к племени вабена, остались и, как в мирное время, встретили нас доверчиво. Многие старые аскари, оставившие по каким-либо причинам войска, опять явились к нам. И здесь были встречены и прогнаны отдельные разведывательные патрули. В богатой скотом области Вабены были увеличены крайне ограниченные до сих пор войсковые гурты скота, и, таким образом, мы получили подвижной продовольственный резерв, который значительно облегчал работу обоза.
После выступления из Пангире оставленные в этом пункте патрули оказались обстреляны неприятельским отрядом. У Убены наш арьергард под командой капитана Мюллера был атакован несколькими неприятельскими ротами, подошедшими с юга. Таким образом, вслед за нами двигалась сильная неприятельская колонна. Свободные, совершенно открытые степи Убены не были благоприятны для нашего способа ведения войны, так как здесь нас подавлял ружейный и артиллерийский огонь с больших расстояний.
Была весьма вероятной перевозка неприятельских войск водой на северный берег озера Ниассы и их движение на Убену и дальше на север, что и подтвердилось позднее. При моем решении - отказавшись от дальнейшего движения на Табору, направиться в Родезию между озерами Ниасса и Руква, а затем между озерами Ниасса и Танганьика, - необходимо было теперь же изменить направление походной колонны. Нельзя было терять ни одного дня, тем более, что крутой горный хребет Ливингстона, а также горы вокруг Мбеджи очень стесняли свободу передвижений. При выборе маршрута необходимо было принять во внимание то, что ротные запасы сильно сократились, и их следовало пополнить. По словам туземцев, возможность для этого представлялась в районах Кидугалло и Гомбовано, в то время как в Уссангу, особенно у Нов. Утенгуле, мы рисковали остаться без продовольствия.
16 октября я двинулся с главными силами из Убены, оставив там генерала Вале, двух других европейцев и несколько аскари, больных и раненых, и достиг Кидугаллы; отряд Келя двинулся за нами 18 октября. В тот же день бома Убены была занята неприятельскими аскари силой свыше ста человек, а 200-300 выступили на север в направлении на Ирингу. Из захваченных газет мы узнали, что 29 сентября пал Камбре и что бельгийцы подошли на три километра западнее Рубе. Мы прочли о прекращении военных действий в Болгарии, об отставке графа Гертлинга и о занятии Сент-Кентена и Армантьера. Но очищение позиций и отдельных пунктов могло вызываться различными соображениями, и потому я не придавал особого значения этим сведениям{59}.
Дальнейшее движение шло на Гомбовано и Брандт через район, чрезвычайно богатый скотом. Миссии и школы были покинуты. Но садовые плоды, особенно тутовые ягоды и персики, пришлись нам очень кстати. Мы также нашли в пори большое количество диких винных ягод и других сладких фруктов. Мелкие стычки патрулей показали нам, что неприятельские войска двигаются от озера Ниассы прямо на север в район Брандта. В Руиве мы обнаружили большие английские магазины и должны были уничтожить целый склад кожи. Затем наше движение продолжалось на миссию Ст.-Утенгуле, которая была мне хорошо знакома еще с мирного времени; теперь она стояла заброшенная. Далее мы достигли миссии Мбози. Туда англичане вызвали мужчин из окрестностей и после освидетельствования отправили их в Нейлангенбург, вероятно, для того, чтобы сделать из них аскари. В Мбози находился большой английский магазин, в котором между другими запасами имелось семьдесят пять кулей соли и сорок семь кулей кофе.
В этой местности было трудно ориентироваться: она была нам мало знакома, а неприятель в течение ряда лет изменил ее устройством магазинов и транспортных дорог. Для предварительных разведок нам не хватало времени и сил, и, кроме того, эти разведки обнаружили бы наши намерения. Туземцы относились к англичанам крайне враждебно и оказывали нам большую помощь, но, наряду с этим, их указания часто бывали очень неопределенными. В то время, как мы устроили дневку в Мбози и пополняли там продовольствие, наши патрули были выдвинуты далеко вперед, - один к Галуле (миссия С. Мориц), другой - к Итаке, третий - в направлении на Нейлангенбург и, наконец четвертый - в направлении на Фифе. Отсутствие некоторых из них должно было продолжаться несколько недель; так много времени выжидать мы не могли.
Тем не менее, было достаточно ясно, что мимо Мбози, от Фифы через Рвибу и Нейлангенбург, проходила главная этапная дорога неприятеля. Несколько находившихся на ней магазинов и двигавшиеся по ней продовольственные колонны были захвачены, и запасы их уничтожены. Наличие этой дороги указывало, что в районе Фифе должен был находиться более крупный английский магазин. По всей вероятности, можно было захватить его быстрым нападением до прибытия туда более значительных неприятельских частей. Утром 31 октября к Фифе отправился боевой патруль. Вечером того же дня туземцы и патрули сообщили о наступлении более крупных неприятельских сил по дороге Нейлангенбург - Рвиба. 1 ноября на рассвете мы выступили к горе Рвиба; следы показали нам, что значительная неприятельская колонна незадолго перед тем прошла через эту гору в направлении на Фифе.
Глава восьмая. Вторжение в Британскую Родезию (Ноябрь 1918 года)
На походе к Фифе. Неприятель занимает укрепленную позицию. Безрезультатный обстрел и дальнейшее движение. Стычки патрулей. Богатая добыча хинина. Изучение карт. Усиленными переходами вглубь Родезии. Миссионерская станция Каджамби и ее пугливые обитатели. Взятие Казамы. Грабежи туземцев по приказу англичан. Дальше на Хамбези.
Посланный 31 октября к Фифе наш второй боевой патруль задержался у горы Рвибы. Теперь я со всеми своими войсками должен был немедленно двигаться дальше, чтобы достигнуть Фифе раньше противника и в случае, если наш первый боевой патруль завязал там бой, - поддержать его. Девятичасовой переход от Мбози к Фифе потребовал чрезвычайного напряжения от войск, но донесения наших патрулей, следы неприятеля и найденные на ветках его записки указывали, что неприятель ставит на карту все, чтобы достигнуть Фифе в тот же день, т.е. 1 ноября. Однако, учитывая величину перехода противника, можно было предполагать, что наш боевой патруль, который, по моим ожиданиям, должен был занять Фифе 31 октября или, самое позднее, на рассвете 1 ноября, помешает англичанам. После полудня мы обстреляли несколько патрулей, не приостанавливая нашего движения. Позднее днем в горах недалеко от Фифе были опрокинуты слабые отряды неприятеля. Сам я, с отрядом Шпангенберга, свернувшего с дороги вправо, подвигался вдоль горного хребта к месту, где мы ожидали найти лагерь противника.
Местность становилась более открытой и была покрыта по колено кустарником и высокой травой. Наконец мы увидели в нескольких сотнях метров перед нами ряд палаток и расхаживающих людей. Последние вели себя так беспечно, что мы едва не приняли их за наш собственный боевой патруль. Но с расстояния 200 километров нас встретил очень сильный и сначала меткий ружейный и пулеметный огонь. К счастью, наши стрелки не отвечали на него, так как я находился впереди них и очутился между обоими отрядами. Через некоторое время неприятель, по-видимому, начал горячиться и стрелять вверх. Стало темнеть, так что мой патруль мог отойти к нашим стрелковым цепям. Таким образом выяснилась обстановка - перед нами на укрепленной позиции с хорошим обстрелом находился противник силой в несколько рот.
Впрочем, магазины находились частью вне окопов и позднее попали в наши руки. Я отказался от штурма этого противника, так как можно было ожидать больших потерь, наоборот, я считал этот случай благоприятным, чтобы обстрелять неприятеля в его тесном лагере нашими минометами, а с возвышенности-нашим орудием. Наши пулеметы были придвинуты ночью вплотную к его позиции и окопались. Разведка подходящей позиции для орудия была отложена до следующего утра.
Было вероятно, что открытие нами минометного и ружейного огня вынудит двигавшегося из Нейлангенбурга неприятеля атаковать нас. Такая атака наших высот была бы очень трудна. Однако, несмотря на обстрел 2 ноября, во время которого у противника были отмечены некоторые потери, новый неприятель не появлялся. Обстрел лагеря не дал больших результатов, так как наш миномет был уничтожен после первых же выстрелов разорвавшейся в стволе миной. Одно же только настильное оружие не могло дать результатов против укрытого неприятеля. После обеда наши главные силы, сопровождаемые гуртами скота, более чем в четыреста голов, двинулись из Фифе и миссии Мвенцо прямо в Родезию. По прибытии в лагерь мы увидели сильные клубы дыма над магазинами Фифе, которые отряд Мюллера поджег после нашего ухода. По направлении миссии Мвенцо были неоднократно слышны короткие вспышки ружейного огня.
Оттуда постепенно начали поступать донесения. Кроме наших высланных из Мбози боевых патрулей, к Мвенцо прибыли также и другие наши патрули, которые перестреливались с английскими дозорами, а иногда также, по ошибке, и между собой. Одно из донесений отмечало появление неприятельского патруля в совершенно темных, неизвестных нам до сих пор, мундирах; во всяком случае, дело шло о прибытии новой войсковой части.