Мои воспоминания о Восточной Африке

      Это преимущество было бы опять потеряно в случае крупных боевых действий. Я решил постепенно очистить район, несмотря на его исключительное богатство, чтобы уйти из кольца, которое образовали вокруг меня неприятельские колонны в плодородной области реки Малемы. При этом я хотел задержать эти неприятельские колонны меньшей частью своих сил с тем, чтобы они действительно увязались за моим арьергардом. Попавшие в наши руки директивы английского командующего существенно помогли мне при разработке оперативных соображений. Он не хотел вторично, как при Кориве, позволить себя провести и потому приказал во всех случаях, едва будет установлено соприкосновение с нами, немедленно высылать несколько отрядов в обход на расстоянии 5-10 английских миль от наших флангов. Генерал Эдвардс, которому я однажды позднее об этом рассказывал, чрезвычайно смеялся тому, что я получил сведения о его указаниях и сообразно этому принимал свои меры. Было ясно, что при соответствующем эшелонировании моих частей в глубину неприятельские обходные колонны подвергались большой опасности попасть между моими отрядами и подвергнуться внезапной атаке с фланга или тыла наших частей, расположенных сзади.
      К сожалению, мне не всегда удавалось выполнение этого плана действий. В этом чрезвычайно густом кустарнике, даже при очень тщательном наблюдении за бивуачными огнями и пылью, можно было располагать только ограниченными отправными данными, чтобы верно направить колонну, а последней было очень трудно сохранить правильное направление. К этому еще следует прибавить массу препятствий вроде густого кустарника, болот и речных потоков. Несмотря на все это, иногда удавалось брать под неожиданный огонь одну из неприятельских обходных колонн. Неизбежных трений при движении отдельными колоннами в густом кустарнике у англичан было больше, чем у нас. Часто во время столкновения происходила путаница, при которой и свои и противник не знали, кого именно они имеют перед собой. Так, например, однажды отряд обер-лейтенанта Руктешеля, стоявший недалеко от неприятеля, отходил в направлении на наши расположенные сзади части. При этом он натолкнулся в кустарнике, на расстоянии 30 шагов, на разведывательный отряд, который оказался неприятельским. На глазах у неприятеля были выдвинуты на позицию пулеметы, и противник, принявший наших за англичан, но внезапно обстрелянный с близкого расстояния действительным огнем, обратился в бегство. Наши собственные патрули также часто попадали в расположение неприятельских войск. Именно при такой обстановке вице-фельдфебель резерва Шаффрат приказал своему патрулю залечь в густой траве, открыл действительный огонь по тыловым частям наступающих неприятельских колонн и затем спрятался. Таким образом, в течение нескольких часов ему удалось несколько раз нанести противнику чувствительные потери и захватить добычу.
      Задерживая противника мелкими частями, я хотел выиграть время, чтобы напасть с главными силами на лежащую далее к югу страну, разбить и рассеять расположенные там слабые неприятельские гарнизоны. Эту область, по имеющимся у нас под рукой описаниям, можно было считать богатой продовольствием. Ближайшей целью при осуществлении этого плана являлась португальская бома Молоке. Судя по захваченной карте, в мирное время она служила местопребыванием высшего гражданского управления и штабом какого-то войскового соединения, крупнее роты. Следовательно, там можно было найти туземцев и продовольствие. Между нами и Альто-Молоке лежала высокая горная цепь Инагу. Дорога от бомы Малемы на Молоке, ведущая западнее в обход гор Инагу, была закрыта английским батальоном, занимавшим укрепленный лагерь у Инагу. Таким образом, можно было ожидать, что наше движение по этой дороге будет задержано, а это, при длине наших колонн носильщиков, было нежелательно. План внезапного нападения на Альто-Молоке в таком случае был бы расстроен.
      Поэтому мы оставили противника, укрепившегося у Инагу, в покое и выступили на Альто-Молоке в обход гор Инагу с восточной стороны. Оперативная обстановка складывалась довольно своеобразно, и ее очень хорошо характеризовал один наш южно-африканец на своем не вполне чистом южно-германском наречии: "Это очень смешная война: мы бегаем за португальцами, а за нами бегают англичане". Мы двигались по тропинкам, проложенным неприятелем, а также напрямик через кустарник. Во время нашего похода мы должны были переправиться через несколько больших рек. Эта область тоже отличалась богатством, и мы скоро наткнулись на свежие человеческие следы, тянувшиеся по направлению на Альто-Молоке, а также на такого рода лагерные постройки, которых я еще ни разу не встречал. Это были плотные и очень аккуратно построенные тростниковые хижины. Некоторые костры еще: тлели, а валявшиеся кругом отрезанные куриные головы имели совсем свежий вид. Происходили перестрелки с португальскими патрулями, и мы захватили несколько ружей с боевыми патронами.
      Теперь нельзя было терять времени. Отряд Мюллера освободили от всякого багажа. Он двинулся вперед и застал в Альто-Молоке только несколько португальских офицеров и унтер-офицеров, пивших в этот момент кофе на веранде очень красивого европейского дома. Я с главными силами двигался медленно. Авангард под командой капитана Келя имел целый ряд мелких стычек, которые в целом стоили неприятелю значительных потерь. Один из наших патрулей аскари был застигнут врасплох более сильным неприятельским патрулем во время сбора продовольствия и захвачен в плен. Затем пленные оказались свидетелями того, как английский патруль вместе с другим английским отрядом имели в кустарнике столкновение с нашими частями и понесли большие потери; во время этой стычки аскари удалось бежать. Беспечность, с которой опять начали действовать многие из наших европейцев, несмотря на все предостережения, привела к бесполезным потерям. Один аскари, отец которого старый эфенди Плантан раньше принадлежал к аскари Висмана{58} из племени зулу, был особенно надежным и развитым человеком, и я охотно брал его с собой на разведку. Он не вернулся назад из одного совершенно бесполезного патрульного предприятия и, вероятно, попал в плен. В общем можно утверждать, что большая часть наших потерь в Восточной Африке была излишней и вызывалась необдуманными действиями.
      В конце концов главные силы соединились с авангардом - отрядом капитана Келя. Это произошло на большой дороге Альто-Молоке-Инагу, на одной европейской плантации с богатыми запасами продовольствия для войск. Отсюда была восстановлена связь с капитаном Мюллером по телефону, установленному неприятелем. Капитан Мюллер сообщил, что боевых припасов захвачено мало и что они, большей частно, были заблаговременно вывезены многочисленными караванами носильщиков в юго-западном направлении. По их следам немедленно были высланы сильные патрули. 16 июля главные силы вступили в Альто-Молоке, и здесь мы нашли прекрасные массивные европейские дома. Они были очень живописно расположены на небольшой возвышенности, с которой открывался вид на далекое расстояние - на окрестные леса и могучие, крупные и скалистые горы на горизонте. На многочисленных апельсинных, деревьях как раз в это время окончательно созрели апельсины, и фактория сразу получила у цветных название "бома я махунгва" (апельсинная бома).
      Многочисленные карты и всякого рода переписка, найденные в фактории, дали нам довольно ясное представление о местности, лежавшей в направлении на Квелимане. Судя по этим документам, от Альто-Молока через или до Квелимане существовала проволочная связь; при впадении реки Лугелла в реку Ликунго находилось управление крупного общества - Лугелльской компании. Там имелись обширные плантации и сады, и хранились большие запасы продовольствия. В общем, главная фактория Лугелльской компании была, по-видимому, центральным складом продовольствия и военных предметов для крупных войсковых соединений. Если мы желали использовать шансы, которые давала нам такая обстановка, то младшие начальники должны были действовать очень быстро и решительно, и их нельзя было ограничивать никакими слишком точными указаниями. Наши патрули, высланные для преследования, должны были уметь быстро и самостоятельно приспосабливаться ко всем изменениям обстановки в том случае, если первоначальные предположения не подтвердятся. Они не должны были терять времени; иначе неприятель мог своевременно увезти продовольствие. Для этого в его распоряжении была железная дорога, которая начиналась недалеко от главной фактории Лугелльской компании и шла на юг к реке Намакурра, по которой ходили пароходы.
      Район Альто-Молоке, как мы и предполагали, оказался очень богатым. Поэтому мы были в состоянии обеспечить всем необходимым отряд Мюллера, чтобы облегчить ему преследование неприятеля. Один из патрулей этого отряда захватил у Или магазин противника. Неприятельская колонна носильщиков была отпущена англо-португальским отрядом, расположенным на расстоянии нескольких переходов к востоку от Альто-Молоке. Эта колонна, ничего не подозревая о нашем присутствии, хотела пройти через район Альто-Молоке и была направлена нашим интендантом для переноски продовольствия, захваченного в Или. Эта авантюра, к сожалению, не удалась, так как у Или появился новый английским отряд, по-видимому из Инагу, и прогнал наш патруль.
      Дальнейшее движение на Или наших главных сил затруднялось сильными неприятельскими патрулями, подошедшими с севера к дороге Альто-Молоке - Или. Наши энергично преследовали один из этих патрулей и атаковали его на бивуаке. Но у меня получилось впечатление, что с севера от Или и Альто-Молоке к нам приближаются более крупные части противника. Я не хотел задерживаться, а, наоборот, стремился возможно скорее соединиться с отрядом Мюллера, который направлялся к реке Лугелла. Итак, я обошел Или с юга и захватил португальскую факторию Нампепо. В этой стороне различными португальскими компаниями основаны небольшие чисто построенные фактории, которые расположены на расстоянии около перехода друг от друга и находятся в центре районов, управляемых компанией. Целый ряд таких факторий вместе с их магазинами попал в наши руки. Нампепо являлось одной из таких факторий, но более крупной, чем остальные, и находилось, кроме того, в исключительно богатой местности. Особенностью бивуака у Нампепо являлась охота на домашних свиней, которые одичали и в большом количестве водились в кустарнике. Таким образом, кроме свиного жаркого и студня, мы имели также и великолепную кровяную колбасу. Один немецкий плантатор из окрестностей Морогоро, Гаутер, доставлявший много колбасы в Морогоро во время войны, приобрел достаточные знания в колбасном производстве и был нам очень полезен. Воловьи кишки он заменил свиными, и удовольствие от этого лакомства было так велико, что мы не обращали внимания на пули, попадавшие в наш лагерь.
      Значительный неприятельский отряд приближался с севера к боме Нампепо, которую удерживало наше охранение под командой капитана Шпангенберга. С высоты можно было отчетливо наблюдать наступление большой колонны противника. Ввиду того, что наше положение было чрезвычайно благоприятно для контратаки, мы не беспокоили неприятеля во время его движения. Однако, против всякого ожидания противник нас не атаковал. Поднимавшиеся из кустарника в расстоянии около 1500 метров клубы дыма показали нам, что англичане расположились там биваком. Наши патрули обошли неприятеля, подкрались ночью к его лагерю и обстреляли последний. Отряд Келя присоединился к нам, и я с главными силами выступил дальше, чтобы двигаться вслед за отрядом Мюллера в направлении на реку Лугеллу. Капитан Шпангенберг остался в соприкосновении с противником и должен был затем следовать за нами на расстоянии одного перехода в качестве арьергарда.
      Между тем отряду капитана Мюллера удалось переправиться в брод через реку Ликунго у устья Лугеллы и здесь нанести чувствительное поражение португальскому батальону, который выдвинулся сюда с юга для прикрытия района. Мы захватили несколько пулеметов. Громадные запасы Лугелльской компании попали в наши руки. Можно было с избытком снабдить всех продовольствием и материалом для одежды; остальные же продовольственные запасы (около 300.000 тонн) и оборонительные постройки попросту сожгли. Капитан Мюллер считал свою задачу выполненной, и, так как другой выгодной цели не имелось, вернулся обратно на восточный берег Ликунго, где и ожидал моего прибытия.
      Я опасался, что богатая добыча последних недель соблазнит отдельных европейцев на самовольное присвоение себе различных вещей, и воспользовался случаем, чтобы доказать неправильность подобного образа действий. Я объявил, что военная добыча принадлежит правительству и каждый нуждающийся в чем-либо из добычи обязан заявить об этом. Вещь оценивалась и оплачивалась желающим ее получить. Мне было важно не допустить разложения войск, чтобы иметь возможность обращаться к чувству чести и требовать исполнения приказов.
      Время от времени мы захватывали боевые припасы; в наши руки попало даже небольшое португальское орудие. Но крупная добыча патронов, на которую мы рассчитывали и к которой стремились, не удавалась. Я вообще сомневался, были ли в Альто-Молоке и Или такие большие запасы, и не имел ли я в этом случае дело с обычной привычкой туземцев к преувеличению. Это еще совершенно не указывало на злой умысел с их стороны, наоборот, туземцы относились к нам очень хорошо. Так, например. они по собственной инициативе привели к нам обратно бежавшего пленного португальского офицера. Точно так же туземцы задержали и избили нескольких наших черных боев, вероятно, во время грабежа и доставили их в лагерь, извиняясь тем, что они их приняли за португальцев. Если даже европейцу трудно верно определять численность, то туземец и подавно путает крупные цифры, и употребляемые им выражения "минги" (много) или "кама маджани" (как трава) может одинаково означать и 50 и 5.000.
       
      Глава четвертая. Дальнейший поход в южном направлении (Июнь - июль 1918 года)
      Где находятся неприятельские боевые припасы. В поисках. Неудобства длинных походных колонн. Кокозани - Намакурра. Через Ликунго. Успех у Намакурры. Укрепленная станция. Артиллерийская подготовка и штурм. Бегство неприятеля через реку Намакурру. Потери с обеих сторон. Железная добыча продовольствия и боевых припасов
      Но, где бы ни хранились крупные запасы патронов, они во всяком случае пока не попали в наши руки, хотя и стоили того, чтобы возобновить поиски. На то, что они должны были находиться где-либо в этом районе, указывала общая оперативная обстановка, а также захваченные нами документы. Весьма вероятно, что более крупные запасы хранились далее к югу; их или переправили туда ввиду нашего наступления, или же они находились там еще раньше. Не исключалась возможность, что патроны будут быстро переброшены к морскому побережью для погрузки их, в случае необходимости, на пароход.
      Во время похода наши сильные патрули обследовали местность более чем на один переход и захватили несколько мелких продовольственных магазинов, но не нашли никакого оружия или боевых припасов. Отряд Мюллера, с которым мы 27 июня соединились у Муджебы, в тот же день выступил дальше на юг. Туземцы говорили об одной большой боме Орига, которая была расположена где-то еще южнее в приморском районе и где должно было находиться очень много боевых припасов. Поиски этой бомы возлагались на отряд Мюллера. Сведения о ней, как всегда бывало в таких случаях, не отличались большой точностью. Я не сомневался, что во время похода поступят и другие противоречивые донесения. Но для поверки сведений не имелось времени. Приходилось верить, что в них есть хотя бы доля правды. Учитывая эти данные, капитану Мюллеру предоставили самую широкую свободу действий. Я с главными силами, конечно, двинулся бы к нему на помощь и во всяком случае справился бы с создавшимся положением. Но он не должен был выжидать особых приказов и инструкций. Я сознавал, что этим самым ведение операций передавалось почти исключительно в руки младшего начальника, что было возможно только при отличной тактической подготовке и широкой инициативе последнего.
      Наш авангард, в составе трех слабых рот, должен был выполнять задачу, возлагаемую обыкновенно на конницу, выдвинутую далеко вперед для разведки, и действовать со всей решительностью, какую вообще необходимо требовать от авангарда. При другой обстановке я сам двигался бы вместе с авангардом и таким образом обеспечил себе влияние на ход операции. Но опыт научил меня, что мое присутствие при главных силах необходимо ввиду больших расстояний между нашими отдельными колоннами. Не надо забывать, что все наше движение было всецело основано на учете обстановки и, как это в самом деле часто случалось, неожиданное появление неприятельских отрядов с другого направления могло сразу, одним ударом, коренный образом изменить положение и потребовать срочных распоряжений.
      В то время мы двигались по узким туземным тропинкам или прямо без дорог через густой кустарник в походной колонне по одному. При величине дневного перехода в 30 километров и при большой длине походной колонны голова ее должна была выступать еще в темноте, то есть в 5 часов утра, чтобы хвост мог достигнуть новой стоянки в тот же день, хотя бы поздно вечером, перед самым наступлением темноты. Это было необходимо, так как следовало заготовить материал для нового лагеря, нарубить дров, нарезать травы и построить навесы для больных. Из сказанного вытекает, что войска не могли двигаться в одной колонне; иначе получалась бы непомерная растяжка.
      Отряд Мюллера, составлявший авангард, двигался в одном или двух переходах впереди главных сил. Арьергард, отряд капитана Шпангенберга, следовал позади на расстоянии одного перехода. Связь поддерживалась постами летучей почты.
      В донесениях, которые я получал по летучей почте из отряда Мюллера, упоминалось теперь довольно часто название "Кокозани". Здесь, по полученным сведениям, должны были находиться обширные склады неприятеля, охраняемые сильными войсковыми частями. Но где же было расположено это Кокозани? На наших картах этого пункта найти было нельзя. Только постепенно выяснилось, что на португальских картах Кокозани носило название Намакурру. По всем имеющимся данным, как и по географическому положению Кокозани являлось наиболее подходящим объектом для атаки. Но могли ли мы рассчитывать захватить этот, вероятно сильно укрепленный, лагерь при наших сравнительно ограниченных средствах? Об этом трудно было судить ввиду полного отсутствия соответствующих данных, и наши шансы можно было выяснить, только произведя нападение. Капитан Мюллер по собственной инициативе повернул на запад и двинулся на Кокозани. Во время марша подтвердилось, что действительно через реку Ликунго имеется брод, о котором говорили туземцы.
      Теперь я пошел с главными силами на соединение с капитаном Мюллером и отдал такое же распоряжение и арьергарду, которым руководил капитан Шпангенберг. 1 июля после обеда главные силы достигли реки Ликунго и немедленно переправились через нее. Этот мощный поток имел в ширину около 400 метров, и вода в самых глубоких местах брода была по шею. Каждому пришлось двигаться в воде около часа. Переправа закончилась благополучно, и части расположились лагерем на западном берегу. На следующее утро мы выступили дальше по следам двигавшегося впереди отряда Мюллера.
      По дороге мы встретили около 30 туземцев. Они работали в Кокозани и сообщили нам, что там стоит лагерем много португальцев и аскари и что туда прибыло большое количество ящиков. Разговор с этими людьми велся через переводчика. Некоторые из наших аскари владели местным наречием или родственными ему диалектами. Скоро мы получили от авангарда важное донесение о том, что накануне капитан Мюллер обошел неприятеля у Кокозани и захватил его совершенно врасплох. При полном дневном свете наш отряд совершенно открыто повел стремительное наступление с севера на постройки фактории через поле, засеянное сизой. Нашим удалось ворваться в португальские укрепления и после крайне ожесточенного рукопашного боя, длившегося несколько часов, разбить находившиеся там три португальские роты. Неприятель понес тяжелые потери. Было захвачено много ружей, патронов и два полевых орудия.
      Сам я двигался несколько впереди головы колонны главных сил и утром вступил в обширные и открытые поля плантации. Затем я продолжал движение вдоль полевой железной дороги, которая была проложена через поля посередине большой грунтовой дороги и пересекала ширококолейный железнодорожный путь. Этот последний, как выяснилось позднее, вел от реки Намакурры на север и кончался недалеко от реки Лугеллы. Когда накануне капитан Мюллер подошел к нему, он задержал там поезд, только что прибывший из Лугеллы. Можно себе представить взаимное изумление, когда из вагонов вышло несколько португальских унтер-офицеров, которых капитан Мюллер захватил в плен у Лугеллы и опять отпустил.
      При нашем вступлении в факторию капитан Мюллер вышел ко мне навстречу сильно прихрамывая. Он высказал свое удивление, что я со своим отрядом прошел спокойно по большой дороге прямо в Кокозани, так как где-то поблизости, он предполагал, должны находиться еще две английских роты. Он до сих пор не мог установить точно их местопребывания, но на основании захваченной переписки нельзя было сомневаться в их присутствии в этом районе. Затем капитан Мюллер сообщил, что до сих пор ему не удалось найти более крупных запасов ружейных патронов и поиски все еще продолжались. При более глубоком размышлении мне теперь казалось наиболее вероятным, что разыскиваемые склады огнеприпасов должны были храниться не в самой фактории, а непосредственно у ширококолейной железной дороги, а именно - у ее южного конечного пункта. Там противнику было необходимо, конечно, устроить большие склады; здесь же могла производиться только перегрузка с транспортных судов реки Намакурры на железную дорогу. Надо было выяснить, насколько эти предположения могут оказаться верными. Я немедленно вернулся назад и у самой плантации наткнулся на голову колонны наших главных сил.
      Передние роты были не очень довольны тем, что должны повернуть обратно к железной дороге для дальнейшего движения на юг вдоль нее. После утомительного перехода были вполне понятны нелестные выражения о моем распоряжении. К счастью для себя, я их не слышал.
      В сравнительно плохом настроении подходили передние люди к железнодорожной станции; они не верили серьезно в возможность столкновения. Вдруг совершенно неожиданно несколько аскари нашей головной части упали, сраженные неприятельскими пулями совсем с близкого расстояния. Были стянуты остальные части главных сил, успевшие развернуться для боя. К моменту моего прибытия положение еще не совсем выяснилось; неприятель, по-видимому, укрепился, а ближняя разведка еще не была закончена. Завязался затяжной огневой бой. Начался дождь, было холодно, и все чувствовали себя скверно. Сам я отправился к роте обер-лейтенанта Руктешеля, расположенной приблизительно на расстоянии 70 метров от глинобитных станционных построек. Как только кто-либо из неприятелей покидал укрытие, рота открывала меткий ружейный и пулеметный огонь с высоких термитных холмов.
      По моему мнению, в данное время обстановка для штурма станции была неблагоприятной. Мы должны были двигаться в атаку по густому кустарнику, который держался противником под сильным огнем. Это вряд ли позволяло надеяться на успех. Можно было ожидать, что многие стрелки не пошли бы в атаку, а те которые добрались бы до неприятельских укреплений, залегли бы перед ними и не двинулись бы дальше. К тому же моя разведка навела на мысль о том, что артиллерийский огонь, особенно с двух сторон, по целям, которые были хорошо видимы, мог оказаться очень действительным, напугать неприятельских аскари и заставить их бежать. Это был бы благоприятный момент для хорошего пулеметного огня. Но начинало темнеть, а наша пушка была разбита. Таким образом, сегодня уже ничего нельзя было предпринять. Поэтому главная масса войск вернулась обратно в лагерь, и только отряд капитана Поппе в составе трех рот остался в тесном соприкосновении с противником.
      На другой день мы с большим трудом привели в порядок нашу пушку. К счастью, она оказалась того же образца, что и орудия, захваченные капитаном Мюллером, и можно было, путем замены отдельных частей, составить из этих трех разбитых орудий одно годное для стрельбы. Следовательно, имелась надежда использовать с успехом захваченные третьего дня 200 патронов. После обеда орудие должно было открыть огонь по станции с расстояния нескольких сот метров. Другое, меньшее орудие, калибром в 4 см, находилось в передовых пехотных цепях. то есть на дистанции около 100 метров, и было готово вести перекрестный огонь совместно с первым. Все пулеметы были наготове. Сам утром я опять посетил факторию для переговоров и приказал передать тамошним мирным жителям, что им нечего бояться, если после обеда будет небольшая стрельба. Белые женщины и дети были очень напуганы боями, и часть из них бежала в кустарник.
      Сильно измученный, я отправился в лагерь, когда внезапно у станции прекратился шум боя. По телефону передали, что впереди у станции слышны громкие крики. Постепенно выяснилась следующая картина: неприятель был, по-видимому, потрясен метким концентрическим огнем, который мы вели с 12 часов 2 июля. Теперь начался обстрел сразу с двух сторон артиллерийскими снарядами, и, как только противник пытался шевелиться, по нему открывался пулеметный огонь. Молодые войска неприятеля не выдержали и начали волноваться. Наши роты учли этот критический момент и немедленно его использовали. Они сразу бросились на противника с громкими криками "ура" и одним рывком очутились на неприятельской позиции. Противник обратился в бегство; англичане уверяли, что они были увлечены португальцами. Во всяком случае они бежали, а наши роты энергично преследовали их. Неприятель бросился к реке Намакурре, которая протекала непосредственно в тылу его позиции. Многие быстро сбрасывали сапоги и кидались в воду; при этом утонула главная масса неприятельских войск и в том числе их начальник майор Горе-Браун.
      За время с 1 по 3 июля неприятель потерял: 5 европейцев и 100 аскари убитыми, 4 европейца и около 100 аскари утонувшими, и 421 аскари пленными. Кроме европейцев, взятых в плен (5 англичан и 117 португальцев), 55 португальцев было эвакуировано, и 46 больных и раненых португальцев оставлены в лазарете Кокозани. У нас было убито 8 аскари, 1 носильщик пулемета и ранено 3 европейца, 11 аскари и 2 носильщика пулеметов. В первый момент после боя нельзя было определить, насколько велико количество боевых припасов и продовольствия, захваченных нами на станции. 7 станковых и 3 ручных пулемета, а также 2 орудия попали в наши руки; последние были приведены в негодность.
      Все новые и новые ящики захваченных боевых припасов доставлялись в наш лагерь. Интендант, лейтенант флота Беш, был в отчаянии, так как он не знал, откуда достать носильщиков для переноски этого груза. К этому еще прибавилось более 300 тонн продовольствия и запасы сахарного завода Кокозани. Каждый из наших цветных мог получить из добычи сколько угодно материала для одежды, и мой бой Серубили заявил мне: "Это все-таки совсем другое дело, чем у Танги; ведь каждый получает здесь столько сахару, сколько он пожелает". Действительно, весь лагерь был завален сахаром; каждый черный оказался так богато снабжен продовольствием всякого рода и одеждой, что люди, как по команде, перестали воровать, а это, пожалуй, для черных что-нибудь да значит. Было захвачено много европейского продовольствия и консервов. Все наши европейцы могли быть обеспечены на несколько месяцев. К сожалению, мы не смогли увезти с собой полностью большое количество найденных хороших вин. Часть вин была выделена для больных в качестве укрепляющего средства; остальное вино необходимо было выпить тут же, на месте. На бурное веселье, вызванное этой выпивкой, смотрели сквозь пальцы, и каждый после такого долгого периода лишений позволил себе дать волю своим чувствам. На заводе в Кокозани имелось также большое количество бочек с отличной водкой, заготовленной для английских войск. Но, несмотря на самое горячее желание, выпить всю водку было невозможно, и пришлось большую ее часть вылить в реку Намакурру.
      Все новые и новые караваны носильщиков продолжали прибывать с добычей, и наш интендант все сильнее приходил в отчаяние. Последнее достигло высшего предела, когда со станции было передано по телефону, что только что подошел речной пароход. С него сошел английский штабной врач, который не имел никакого представления о событиях у Кокозани. Ближайший осмотр парохода обнаружил крупный груз патронов, свыше 300 ящиков.
      В общем мы захватили около 350 современных английских и португальских ружей - приятное приобретение для нового перевооружения. Ружья образца 71 года были почти совсем изъяты из обращения, а ставшие лишними патроны к этим ружьям употреблялись для учебных стрельб.
       
      Глава пятая. Опять на север, к реке Намирруе (Июль 1918 года)
      Препятствия для дальнейшего движения на юг. Неприятельские операции и собственные планы. Назад через Ликунго. Движение несколькими параллельными колоннами. Интересная оперативная обстановка. В поисках добычи. У Осивы. Английские и португальские пленные. Взятие бомы Типы. Движение к Намирруе. Разведка неприятельской позиции на скалистой горе. Появление нового противника. Удачный ночной бон. Беспорядочное движение неприятельских колонн. Безрезультатное преследование бегущего неприятеля. Миномет и его действие. Штурм горы Фельс. Движение на Пекеру. Отдых в лагере. Халау
      Исходя из найденных оперативных документов следовало ожидать, что в непродолжительном времени из Квелимане навстречу нам должны выступить крупные неприятельские силы. Но местность между реками Намакуррой и Замбези изобиловала большим числом речных преград, и, таким образом, наше дальнейшее движение на Замбези было связано с большими затруднениями и чрезвычайно стеснило бы нашу свободу маневрирования. Следовательно, местность к югу и юго-западу от теперешней стоянки была неблагоприятна для нашего способа ведения военных действий. В конце концов, мы были бы вынуждены основательно застрять у Замбези, не имея средств для переправы через эту могучую реку, на которой господствовали неприятельские канонерские лодки.