Мои воспоминания о Восточной Африке

      Это послужило сигналом для штурма на других участках. Со всех сторон наши части ворвались в расположение противника, который был сильно потрясен концентрическим огнем. Из неприятеля, силой около 1.000 человек, смогли спастись едва ли больше 300 человек. Наши аскари набросились на добычу, не обращая внимания на продолжавшего еще стрелять неприятеля. Точно так же толпа носильщиков и боев немедленно появилась в лагере. Они рылись в горшках с жиром и других продовольственных запасах, открывали консервные банки и опять отбрасывали их, когда рассчитывали найти в другой банке что-нибудь более вкусное. Царил ужасный беспорядок. Взятые только что в плен португальские аскари принимали наравне с другими деятельное участие в грабеже своих собственных запасов. Не было никакого другого выхода, как только энергично вмешаться.
      Мы похоронили около 200 убитых. Примерно 150 европейцев было отпущено на свободу под честное слово не принимать больше участия в этой войне против Германии и ее союзников{49}. Несколько сотен аскари были взяты в плен. Были захвачены ценные и крайне необходимые для нас медицинские медикаменты, которые, благодаря столетнему колониальному опыту португальцев, были отличного качества. Нам досталось также несколько тонн европейского продовольствия, всевозможное вооружение, 5 пулеметов и около 30 лошадей. Но, к сожалению, не оказалось продовольствия для туземцев. Почти половина нашего войска была вновь перевооружена, на этот раз по-португальски, и имела достаточное количество боевых припасов. Было захвачено до 250.000 патронов, и эта добыча в течение декабря возросла почти до целого миллиона. Из захваченных документов выяснилось, что португальские европейские роты только за несколько дней перед этим прибыли в Нгомано, чтобы выполнить непосильный приказ англичан - помешать немцам отступить через реку Ровуму. Просто удивительно, что, к нашей большой удаче, все эти части были сосредоточены в Нгомано именно в такой момент, когда захват этого пункта окупил затраты, и мы одним ударом избавлялись от большей части наших затруднений.
      Однако забота об обеспечении продовольствием всей массы наших туземцев продолжала нас гнать вперед. Вследствие этого мы поднимались вверх по Лудженде. День за днем искали наши патрули проводников-туземцев и продовольствия. Но ближайшие дни принесли мало утешительного. Аборигены, и без того в этой местности немногочисленные, бежали от беспощадной жестокости португальцев и прятали свои ничтожные запасы. Один мул и лошадь отправились друг за другом в наши котлы. К счастью, местность была очень богата дичью, и охотник почти на каждом шагу мог подстрелить одну из многочисленных антилоп или цесарок.
      Если вначале походные колонны непомерно растягивались и двигались беспорядочно, то скоро выработались необходимые навыки. Носильщики, бои, женщины и дети научились наравне с аскари соблюдать дистанции и скорость движения. В порядке, равномерно тянулась в неизвестную страну длинная лента войск, шедших гуськом, друг за другом, по узкой туземной тропинке и сквозь кустарник. Спустя два часа после выступления назначался обыкновенно первый получасовой привал, а спустя еще два часа - второй такой же привал. Шесть часов в день чистого походного движения, то есть 25-30 километров, составляли норму дневного перехода, но очень часто переходы делались длиннее. Войска разделялись на отдельные отряды, причем каждый из них состоял из трех рот, одной колонны носильщиков и полевого лазарета.
      Передовой и тыловой отряды двигались в одном переходе впереди и сзади главных сил. В каждом отряде боевые роты со своими пулеметами находились впереди. Они имели при себе только самый необходимый патронный и санитарный груз и небольшие вьюки, по одному на каждого европейца. Аскари бодро маршировали вперед, вытянувшись прямо, как свечки, с ружьями на плечах, прикладом назад, как это издавна было в обычае у колониальных частей. Шла оживленная беседа, и, как результат многочисленных трофеев из неприятельских лагерей, везде дымились папиросы, Храбро маршировали вместе со всеми маленькие ученики-музыканты - подростки в форме аскари; большая часть из них несла свое имущество в узле на голове. Аскари доверчиво окликали меня на своем языке: "Ямбо, бвана обас" (добрый день, полковник) или "Ямбо, бвана генерали", а маленький музыкантский ученик выражал свою надежду поехать когда-нибудь в "Улейа" (Европу) и в Берлин. Однако, развлекаясь болтовней, аскари в то же время зорко наблюдали за всем вокруг, и никакое движение в густом кустарнике не могло ускользнуть от их рысьих глаз. Головной изучал каждый след и мог по ним судить о движении и близости неприятельских частей.
      Точно так же находились в строю и носильщики пулеметов, большей частью бравые ваниамунзи и вассукума. За ротами или отрядами следовали носильщики с грузом продовольствия, багажа, лагерных принадлежностей и с больными, которых надо было нести. Груз, весом около 25 килограмм, переносился на голове или на плече. Выносливость этих людей была огромна. Все они прочно сжились с войсковыми частями. Когда случалась нехватка продовольствия или неудачная охота, они только говорили "хайзуру" (ничего не значит, в другой раз получим). Многие ходили босиком и часто с занозами в ногах. Иногда во время перехода кто-либо из них решительно вынимал свой нож и отрезал целый кусок мяса от поврежденной ноги, затем маршировал дальше. За носильщиками следовали женщины ("биби"). Многие аскари имели при себе во время похода жен и детей, многие из которых родились во время переходов. Женщины несли на голове "мали" (собственность), свою и мужа, связанные в один узел. Часто они имели еще завернутого в платок маленького ребенка, который висел за их спиной, и из платка выглядывала курчавая головка. О защите и порядке у женщин заботился европеец или надежный старослужащий эфенди с несколькими другими аскари. Все любили пестрые и яркие краски, и после какой-нибудь крупной добычи все шествие, длиною в несколько километров, из-за пестрых платков приобретало облик карнавала.
      Во время марша следовало заботиться о добывании продовольствия. Охотничьи патрули двигались через кустарник впереди или по сторонам колонны. Некоторые из их оставались с несколькими носильщиками поблизости от старых лагерных стоянок, если здесь появлялись следы или дичь. Другие патрули направлялись по следам людей в поиски деревень, чтобы раздобыть продовольствие там{50}.
      По прибытии на лагерную стоянку четыре аскари и мой бой Серубили рубили ветки и делали стойки для палаточных полотнищ или для хижины из травы. Иногда устраивалась также высокая походная кровать из ветвей, которые покрывались травой. Скоро появлялся бородатый "Баба", мой повар, и с озабоченным видом давал указания по устройству кухни. Прибывшие носильщики таскали воду, рубили своими топориками дрова и срезали траву. Охотничьи патрули приносили свою добычу, и скоро везде дымились кухонные костры.
      Колонны носильщиков вымолачивали в деревнях зерно и доставляли его на бивуак. В "киносе" (толстый деревянный сосуд) зерно толклось большими дубинами, и глухие удары слышались далеко в кустарнике. Доставлялись донесения, кроки местности, захваченные документы, и ящик, поставленный в тенистое место, заменял письменный стол. При более продолжительной стоянке устраивался стол из ветвей. По вечерам ели все вместе, по-товарищески, у огня; бои приносили ящики для сидения, а старшие командиры имели складные стулья. Затем все шли на отдых под москитную сетку и рано утром двигались дальше в неизвестность. Найдем ли мы продовольствие и хватит ли нам наличных скудных запасов до этой находки? Эти вопросы ежедневно вставали перед нами в продолжении недель и месяцев. Вечное передвижение не было одним сплошным удовольствием. Проезжая мимо войск, я однажды услышал о себе следующее замечания, вроде: "Как, все еще дальше? Малый, право, родился в семье деревенского почтальона".
      Когда мы достигли устья реки Хиулези, затруднения по части продовольствия сделались так велики, а местность, которая до того считалась богатой, так изменилась, что я отказался от своего первоначального намерения держать все части вместе. Это казалось в данный момент бесполезным и в тактическом отношении. От англичан, если они следовали за нами, не приходилось ожидать настойчивого преследования крупными силами, из-за ежедневного удлинения их тыловых сообщений. Переданное мне через парламентера письмо английского главнокомандующего генерала ван-Девентера, в котором он предлагал мне сдаться, укрепило меня в предположении, что тот не ожидал нашего отступления и не мог в данный момент помешать вторжению в португальскую колонию. Ни он, ни раньше его генерал Смуттс не думали о том, чтобы предлагать нам сдаться в то время, когда обстановка складывалась для англичан благоприятно. Почему же делали они это при настоящем положении вещей или в сентябре 1916 года у Киссаки, когда обстановка была для нас безусловно хорошей? Ответить на этот вопрос было не трудно. Времени до наступающего в конца декабря периода дождей оставалось очень мало, а с началом дождей подвоз, который производился противником, главным образом, на автомобилях, должен был натолкнуться на непреодолимые затруднения. Времени на организацию нового наступления у него ван-Девентера не было.
      Следовательно, мы могли без колебаний разделиться на несколько колонн. Временной потери связи между собой нечего было опасаться. Таким образом, отряд генерала Вале отделился и двинулся через горы Мкула, сам же я направился дальше вверх по реке Лудженда.
      В указанном выше письме генерала ван-Девентера упоминалось также о сдаче капитана Тафеля. Это сообщение было для нас тяжелым и неожиданным ударом.
      Когда генерал Вале в мае 1917 года отправился для руководства войсками у Линди, капитан Тафель принял на себя командование в Махенге. Для обеспечения богатого местными средствами Махенгского округа с севера он выделил отряд из нескольких рот под командой капитана флота Шенфельда. Этот последний сумел придать устойчивость своему маленькому отряду искусным использованием 10,5-см орудия; кроме того, он хорошо обеспечил свои части в обработкой полей и садов.
      У среднего Рухудже был расположен также слабый отряд под командой капитана Аумана, а северо-восточнее Сонги в районе Ликуджу - отряд капитана Линке. Этот последний имел частые столкновения с неприятелем и страдал от недостатка продовольствия. Поэтому он постепенно отошел к северу в направлении на Мпонди. Здесь Линке был усилен двумя ротами и одним орудием, переведенными сюда из главных сил. Командование этим отрядом принял капитан Отто.
      В августе 1917 года сильные английские и бельгийские части двинулись со всех сторон на Махенге. Капитан Тафель предвидел это и переправил свои продовольственные запасы из района Махенге на Мгангиру. 11 сентября Махенге было очищено. Хотя отдельные бои протекали все время благоприятно, но превосходство неприятеля становилось все-таки очень заметным, а недостаток боевых припасов делался все более чувствительным - особенно в ротах аскари, вооруженных большей частью ружьем 71 года с дымным патроном.
      Позднее я узнал от капитана Отто, который пробился с патрулем отряда Тафеля и явился ко мне в декабре 1917 года в Хирумбу, что их группа войск двигалась на юг западнее Ливале тремя колоннами. При этом он имел несколько, большей частью удачных, боев в районе верхнего Мбемкуру и захватил большое количество боевых патронов. Затем он двинулся дальше на юг к реке Бангалле и, предполагая, что я нахожусь в районе Массасси, повернул на восток. Оказавшись южнее этого пункта, он узнал от туземцев, что прошло уже несколько дней, как немцы не дерутся севернее Ровумы. Тогда капитан Тафель повернул к Ровуме и переправился через нее около устья реки Бангаллы, так как рассчитывал найти продовольствие на южном берегу. Его запасы были совершенно истощены. Но он ничего не нашел и не подозревал, что на расстоянии около перехода высланный мною отряд Геринга захватил португальский лагерь Нампакешо и обнаружил в этом богатом районе так много продовольствия, что мог отлично просуществовать в течение 14 дней. Тогда капитан Тафель вернулся назад на северный берег Ровумы и сдался противнику.
      Известие о сдаче капитана Тафеля, в то время когда мы так близко находились друг от друга и легко могли соединиться, опять заставило меня призадуматься, стоило ли разделять свои войска. Я прямо подвергался пытке, когда прекратились всякие сведения из отряда Геринга, связь с которым у Нгомано поддерживалась при помощи патрулей. Точно так же и позднее я был вынужден постоянно обращать внимание младших начальников на необходимость самой тесной связи, особенно когда при дальнейшем движении вверх по реке Лудженде в целях облегчения поисков продовольствия пришлось сильно разбросать отдельные отряды и роты.
      Губернатор остался при армии и после очищения нами нашей колониальной области. По закону, который, конечно, не предусматривал случая войны в колониях с европейской державой, высшее военное командование принадлежало ему. Этому праву он придавал чрезвычайно стеснительное для командующего толкование и много раз очень неудачно вторгался в круг моей деятельности. Раньше против этого я был бессилен и потому очень ценил, что, по крайней мере теперь, за пределами колониальной области, у меня оказались развязаны руки. Ведь если я и не соглашался с требованиями губернатора, то необходимо понять, что в крайне тяжелой военной обстановке существовало достаточно противоречий во мнениях, а это чрезвычайно затрудняло работу военного начальника, с которого можно было снять только формальную ответственность, но ни в коем случае не моральную
      В то время я не всегда был достаточно мягок и внимателен с окружавшими меня людьми. Случалось, что именно офицеры штаба, работавшие с большой преданностью делу и достойные признательности, иногда терпели несправедливые упреки. Если они тем не менее не приходили в дурное расположение духа и бодро продолжали дальнейшую работу, то за это им следует принести особую благодарность. Именно благодаря их работе удалось при таких неблагоприятных обстоятельствах достигнуть успеха, который все охотно приписывают исключительно одному мне. Я, с давних пор дорожа дружескими, товарищескими отношениями, желал, конечно, лучшего положения чем то, при котором все сотрудники немного ворчали. К счастью, это было только временно.
      Наше положение было теперь таково, что при встрече с противники мы не могли справляться об его силах. У нас не было времени для продолжительных разведок. Может быть, этому следует приписать ту твердость и решительность, которая привела к тому, что при столкновениях с португальскими войсками в течение декабря было захвачено три укрепленных лагеря. Решающее значение при этих предприятиях имели младшие начальники, которые иногда впереди всех бросались на неприятеля. Они не должны были терять времени и потому не ожидали особых приказаний. Лейтенант резерва Кемпнер, двигавшийся с 11 ротой в авангарде вверх по реке Лудженде, наткнулся 2 декабря у Нангвале на укрепленный португальский лагерь. Как и большинство португальских лагерей, он был расположен на голой возвышенности с широким обстрелом. Доблестная 11 рота немедленно развернулась и двинулась в атаку по открытому пространству шириной в 300 метров. Аскари несли полное походное снаряжение и не могли развить такой скорости, как ротный командир и его эфенди (черный офицер). Последние вскочили на бруствер и оттуда - внутрь неприятельского укрепления, оказавшись на некоторое время совсем одни среди неприятельского гарнизона силой около взвода. Неприятель, по-видимому, настолько растерялся, что под впечатлением "ура" наших налетевших, как буря, аскари немедленно исполнил приказ - сдать оружие. Кроме того, следует упомянуть, что в наши руки попал склад боевых патронов и продовольствия, которых хватило для всего войска на несколько дней.
      Меня серьезно беспокоила судьба капитана Геринга, об отряде которого не было никаких сведений. По поводу генерала Вале, который двигался вверх по реке Хиулези, было известно только, что он разбил и уничтожил в горах Мкула португальский отряд из нескольких рот, занимавший укрепленную позицию. Попытка установить связь с ним при помощи гелиографа успеха не имела, хотя португальцы с гор Мкула отчетливо видели наши сигналы из Нангвале.
      Капитану Штеммерману удалось после многодневной осады взять одно сильное укрепление, бому Хао, которая упорно оборонялась противником. Так как на успех штурма рассчитывать было нельзя, то неприятеля отрезали от воды; его положение в окопах сделалось невыносимым, и он принужден был сдаться.
      Мы потеряли, между прочим, несколько хороших черных унтер-офицеров и офицеров.
      В день боя у Нангвале я отсутствовал, так как должен был устранить задержки в движении следующих сзади рот и позаботиться, чтобы этот марш шел по намеченному плану. Затем, ускорив свое движение, я легко наверстал задержку и прибыл в Нангвале настолько своевременно, что успел принять на себя распределение добычи.
      Все-таки в самом лучшем случае мы жили одним днем. У Нангвале, где полгода тому назад наши войска нашли такой богатый местными средствами район, картина теперь совершенно изменилась. Кроме захваченных запасов, здесь положительно ничего не имелось; даже дичь была или перебита, или разогнана. Это стало немалым разочарованием, так как я рассчитывал избавиться от тяжелых продовольственных затруднений. Поэтому части пришлось опять разделить. По сведениям от пленных и из захваченных бумаг, выяснилось, что гарнизон в Нангвале снабжался продовольствием при помощи колонн носильщиков, приходивших издалека из района Мвалиа. Следовательно, там можно было кое-что найти.
      5 декабря капитан Кель с 5 ротами, одним орудием и колонной носильщиков боевых припасов выступил из Нангвале в район Мвалия-Медо. Я сам продолжал движение вверх по Лудженде. К счастью, оправдались заявления лейтенанта резерва фон-Шербенинга и других европейцев, производивших раньше разведки с патрулями в этой местности. Они говорили, что скоро мы вступим в область, богатую продовольствием. Однако запасы оказались не особенно обильными, и мы были очень довольны, что охота опять покрывала большую часть нашей потребности в пище. Действительно, большое количество гиппопотамов, встречавшихся в реке на протяжении нескольких переходов, иногда большими стадами, от 15 до 20 голов, сделалось для нас существенной поддержкой, И я не мог отказать себе в удовольствии выстрелить в голову сильного гиппопотама; животное сразу шло ко дну, образуя над собой водоворот, как тонущее судно. Спустя некоторое время оно опять всплывало на поверхность воды с поднятыми кверху ногами и только слабо билось. Тогда его притягивали к берегу при помощи каната.
      Здесь в большом количестве водятся крокодилы, от чего следовало быть осторожным, и мы потеряли из-за них много хорошей добычи. Жареное мясо гиппопотама напоминало вкусом жесткое воловье мясо, при чем язык этого животного особенно вкусен. Но самое главное, это - превосходный жир, который войска быстро научились готовить. Его белоснежный аппетитный цвет был теперь совсем другим, чем у грязно-желтого жира во время первых попыток у Руфиджи.
      Во время моих многочисленных разведывательных и охотничьих скитаний в лесах сопровождавшие меня аскари и люди, которых мы брали с собой для переноски дичи, выдали мне некоторые тайны африканского кустарника и леса. Мы давно уже выучились готовить очень хорошее кушанье из различных лиственных растений (называемых млендой); теперь туземцы показали мне новые очень вкусные дикие плоды. Мы также узнали, что косточки от плода мбинджи, мякоть которого содержащит синильную кислоту, лишены яда и в жареном виде представляют исключительно вкусное блюдо, напоминающее наши орехи.
      17 декабря 1917 года командование прибыло в Хирумбу (Мтарика). Обер-лейтенант Руктешель выдвинулся со своей ротой вперед и быстро прогнал слабый португальский пост. Это была одна из факторий португальской Ниасской компании. В руках этой торговой компании находилось также гражданское управление северной частью португальской территории, которая и далее на юг управляется другими частными компаниями{51}. Португальский чиновник в Хирумбу, по имени Фернандес, был, по-видимому, очень дельным человеком. Солидные постройки его фактории, расположенной на совершенно открытой возвышенности, содержались в безукоризненной чистоте; подходящие вплотную к фактории фортификационные сооружения обеспечивали ее от нападения. На берегу протекающей вблизи Лудженды находились прекрасные сады и огороды с фруктами и овощами. Аллеи из тутовых и манговых деревьев окаймляли хорошо устроенные дороги; манговых деревьев, которые называются туземцами "эмбе", было много, и притом различных сортов: около фактории и в ближайших туземных деревнях. Их плоды начали уже созревать и были так многочисленны, что мы организовали правильный их сбор войсковыми частями. Этим было предупреждено бесцельное расхищение манго, чем вообще отличаются чернокожие. Превосходный сладкий фрукт пришелся по вкусу всем европейцам и большей части цветных и при недостатке сахара являлся в течение ряда недель ценной добавкой к пище. Когда я после прибытия в Хирумбу вышел на веранду европейского дома, обер-лейтенант Руктешель положил передо мной свиное сало, которого мы были уже давно лишены. Здесь, как и на многих других португальских факториях, разводились европейские породы свиней.
      Мы устроились оседло на несколько недель. Один отряд двинулся дальше вверх по течению и занял небольшую факторию Луамбалу. Генерал Вале тоже двигался в знакомую уже нам область Мвембе, густо покрытую факториями. Скоро наши патрули по сбору продовольствия и летучие отряды очутились в отлично обработанном районе Хирумба-Луамбала-Мвембе и продвинулись за границы этого района. Туземцы данной области вели себя благоразумно и относились к нам дружелюбно, так как они по прежнему опыту знали, что им нечего бояться немецких войск.
      Несмотря на это, некоторые спрятали свои запасы в кустарнике и не хотели ничего поставлять или давали очень мало. Но наши люди давно уже научились тщательно обыскивать все места, которые казались им подозрительными; так, например, они обнаруживали запасы продовольствия, спрятанные в дуплах пней. Другие протыкали палкой рыхлую почву вновь устроенной огородной грядки и находили под ней скрытые склады урожая. Одним словом, было обнаружено множество таких тайников, и когда мы во время рождественских праздников сидели все вместе в большой тростниковой хижине, то были освобождены от тяжелых продовольственных забот. По рассказам наших чернокожих, река Лудженда была несколько месяцев тому назад настолько богата рыбой, что в некоторых местах ее можно было вылавливать целыми корзинами. Но почему-то в это время рыбы попадалось очень мало, и это были почти исключительно сомы, длиной в руку, и более мелкая рыба, которые тоже слегка разнообразила нашу пищу.
      Связь с отрядом Келя, продвинувшегося в район Медо, поддерживалась постами летучей почты. Я предполагал, что противник по своему обыкновению готовится окружить нас со всех сторон, и считал, что подготовка этой операции займет, по крайней мере, месяц. Следовательно, можно было ожидать крупных действий со стороны неприятеля только после периода дождей, который должен был закончиться, по моим предположениям, в конце февраля. Примерно времени к этому я решил расположить свои силы более сосредоточенно, выбрав для этого район Нанунгу. Следовательно, мы должны были сохранять продовольственные запасы этого района и жить, насколько возможно, средствами других, более отдаленных, областей, лежавших за пределами нашего теперешнего квартирного расположения.
      Для дальней разведки и сбора продовольствия высылались патрули, отсутствовавшие обычно по несколько недель. Патруль лейтенанта Шербенинга, отправленный на несколько месяцев, двинулся от Хирумбы через Мтенде, Махуа, затем дальше на юг через реку Лурио и, наконец, вверх по реке Малеме. Здесь он захватил врасплох португальскую бому Малему. Один итальянец, охотившийся на слонов у реки Лудженды, добрался до нас совершенно ободранный и изголодавшийся; затем он сопровождал патруль лейтенанта Шербенинга. Однако, его здоровье было настолько подорвано затянувшейся малярией, и селезенка так непомерно распухла, что, в конце концов, пришлось отнести нашего гостя из района Махуа на его плантацию, расположенную у Малакотеры.
      В начале января 1918 года англичане начали шевелиться. Два неприятельских батальона (1 и 2 батальоны 1 полка Королевских африканских стрелков), направленных с юго-восточного берега озера Ниасса, сблизились с отрядом капитана Геринга, который занял укрепленный лагерь в остром углу при слиянии рек Луамбалы и Лудженды, обеспечивая склады продовольствия, находившиеся дальше вверх по Лудженде. Утром 9 января атака, произведенная только частью сил противника, была отбита. Пополудни неприятель, получив подкрепление, снова перешел в наступление, причем некоторые его части двигались по восточному берегу Лудженды на север, в направлении магазинов. Обнаружив это движение капитан Геринг со своими главными силами перешел на восточный берег реки. В лагере на западном берегу остался только сильный патруль, сдерживавший неприятеля. К этому же времени неприятельские войска перешли в наступление от Мтангулы на Мвембе. Было установлено, что здесь действует 11 Капский отряд, состоящий из южно-африканских метисов.
      Теперь начались мелкие набеги и стычки патрулей, а это, при невозможности выделить достаточную охрану для наших носильщиков часто ставило нас в затруднительное положение. Англичане ловко использовали тяжелую для нас обстановку для попыток подорвать верность наших аскари и носильщиков. Конечно, многие из них были утомлены войной, многие колебались и чувствовали себя неуверенно, не зная, куда могут еще забросить их наши скитания. Большинство черных очень привязаны к своим родным местам и родичам. Они говорили себе: "если мы будем продолжать движение дальше, то мы попадем в совершенно незнакомую нам страну. Отсюда, где мы находимся теперь, мы найдем еще дорогу обратно; позднее мы не сумеем уже вернуться". Английское нашептывание и листовки, которые ежедневно посылались полковником Бакстером{52} в наши части, нашли благоприятную почву, и много хороших аскари и старослужащих дезертировало. К этому надо прибавить неизбежные мелкие неприятности, семейные обстоятельства и тому подобное, которые облегчали людям их стремление к побегу.
      Многое значила еще и впечатлительность черных, а также их способность к быстрым и необдуманным решениям под влиянием посторонней пропаганды. Но если полковник Бакстер может похвастаться, что внес своей деятельностью в наши ряды некоторое разложение, то все-таки это было кратковременным явлением. Скоро даже к тем, кто повесил было голову вернулись прежняя предприимчивость и доверие. Пример хороших аскари, которые попросту смеялись над неприятелем, сулившим им золотые горы, одержал верх. При такой длительной и кровопролитной войне настроение бывало иногда подавленным. Этому надо не только удивляться или возмущаться, а следует упорно бороться с этим, как боролись лучшие люди, которых было много среди наших европейцев, аскари и носильщиков.
       
      Глава вторая. Восточнее реки Лудженды (Январь - май 1918 года)
      Продовольственные вопросы. Во время дождя. Снабжение табаком. У Конунгу. Постройка понтонных лодок. Поиски через реку Мсалу. Известия о событиях в Европе. Перерыв в боях. Поиски до берега моря. Дорогая свинья пори. Новое неприятельское наступление. Частые перестрелки. Против неприятеля у горы Кирека. Бой в кустарнике. Ошибочное донесение и его последствия. Потери обеих сторон в последних боях. Успехи капитана Келя. Дальнейшее движение к горе Короме. Нападение. Губернатор в опасности. Досадные потери
      Патруль капитана Отто, посланный ко мне капитаном Тафелем до его сдачи, прибыл в Хирумбу. Он подробно доложил о тамошних событиях. Теперь капитан Отто двинулся с двумя полевыми ротами на Луамбалу и принял на себя там общее командование также и над отрядом капитана Геринга (3 рота). Надо считать, что наибольшую опасность представляло для нас наступление неприятеля в районе Луамбалы и именно на восточном берегу Лудженды. Было ясно, что если противник будет наступать вниз по течению, то мое положение у Хирумбы, на западном берегу, в области, продовольственные запасы которой постепенно истощались, будет крайне неблагоприятным, особенно при наличии в нашем тылу реки, которая сильно вздулась от выпавших в то время дождей.
      Мне было нужно выйти из этого положения и своевременно оттянуть свои силы на восточный берег Лудженды. К сожалению броды были уже непроходимы вследствие высокого уровня воды, и общую переправу с одного берега на другой предполагалось произвести при помощи трех наличных пирог.
      Роты были постепенно переведены на восточный берег без всякой помехи. Сбор продовольствия становился крайне затруднительным. К счастью, капитан Кель задержал в районе Медо и Намуну наиболее благоразумных туземцев для возделывания быстро поспевающих полевых овощей и доложил, что уже с половины февраля можно рассчитывать на сбор нового урожая. Но до того времени оставался еще целый месяц, следовательно, мы всеми силами должны были стремиться возможно дольше оставаться в районе Хирумбы.
      Нас вывело из затруднения, как некогда манна сынов Израиля, огромное количество грибов, появляющихся в это время года. Еще в Германии я интересовался сведениями о грибах, а потому очень легко нашел в африканском лесу близких родичей наших немецких сортов - шампиньонов, боровиков и других. Я часто собирал их за короткое время целые корзины, и если даже грибы представляли слишком однообразную, малопитательную и неудобоваримую пищу, все-таки они были для нас значительной поддержкой.
      Под дождем, лившем как из ведра, мы двинулись дальше на восток. Сухие обычно горные ущелья обратились в быстрые реки, Для устройства переправы рубились росшие на берегу деревья, которые валились поперек ущелья, а из жердей устраивались самодельные перила. Из-за очередного приступа малярийной лихорадки я двигался верхом на муле. Мой мул перебрался на другую сторону вплавь вместе с немногими другими верховыми животными, не попавшими пока в котел. По прибытии на лагерную стоянку мои люди быстро выстроили для меня из веток походную постель, которую постарались сделать выше, чтобы избежать сырой почвы, и растянули оба палаточных полотнища. Обер-ветеринар Губер заботился о материальном благополучии сотрудников штаба, и под его руководством наш ловкий черный повар, бородатый старый "Баба", немедленно принялся за работу. Таким образом, несмотря на мокрые от дождя дрова, мы могли а быстро собирались у огня за общим столом.