Глава двадцать первая

ЧИЛЬБАРРОЭС

Огонь здесь казался бледно-синим, а руки, подкладывающие в костер тоненькие прутики, выглядели совсем прозрачными. Элизахар смотрел на них с удивлением. Неужели это его собственные руки? Неужели эти самые пальцы сжимали рукоять меча, вытаскивали из ножен метательные кинжалы, сплетали петли, хватали за узду лошадь, сжимались в кулак? Сейчас они выглядели так, словно едва в состоянии были приподнять с земли даже хрупкую веточку.

Мир вокруг него не казался больше реальным. Самым живым был здесь тот прозрачный старик, что дважды являлся Элизахару: сперва на пути в Коммарши, а затем – в «Ослином колодце».

«Береги госпожу».

Элизахар застонал сквозь зубы и свесил голову на грудь. Тотчас старик быстро ударил его по щекам – обеими ладонями сразу.

– Не спи! Не спи!

Элизахар умученно поднял взгляд.

– Ты умрешь, если заснешь.

– Но я хочу... – пробормотал Элизахар.

– Здесь не спят, – резко сказал старик. – Ты помнишь мое имя?

– Чильбарроэс.

– Повторяй его, пока не проснешься.

– Чильбарроэс...

– Расскажи, что случилось.

– Я уже рассказывал.

– Повторяй это, пока не поймешь всего.

– Ладно.

Их окружал густой туман. Казалось, этого места вовсе не существует – какая-то остановка на пути из небытия в небытие. Королевство осталось позади, но пустыня, что возникла на границе, вдруг исчезла. Ее съел туман.

Элизахар сунул руку в костер и не ощутил жара.

Все, наверное, до сих пор считают, что Фейнне попросту уехала. Пришла в голову богатой девице такая фантазия – бросить учебу, вот она и отбыла в неизвестном направлении. Ее ведь даже искать не будут. Никто не спохватится до конца семестра, когда начнутся каникулы и Фейнне не приедет к родителям, домой – отдыхать, как и положено добропорядочной студентке.

...В тот день Фейнне отправилась на прогулку. Она сказала, что хочет побывать в Коммарши. Нянюшка намеревалась сделать в городе кое-какие покупки, и Фейнне пожелала при этом присутствовать. Старушка только покачивала головой, когда Фейнне взахлеб говорила о городе и его чудесах.

– Где вы только все это отыскали, моя лапонька? – удивлялась няня.

– Мне об этом рассказывал Эгрей, – сказала Фейнне, чуть покраснев. – Да, я знаю, что он дурной человек. И все равно не жалею о том, что проводила с ним время. Каким бы он ни был дурным, он так замечательно рассказывал!

– Да врал он замечательно! – фыркнула нянюшка.

Фейнне обвила ее шею руками, прижалась щекой к ее щеке.

– Голубушка, ну пусть даже и врал! А ты мне будешь говорить одну только правду! Вот я и сравню. Там, в городе, интересные звуки, запахи. Там люди... ходят, разговаривают... у них какие-то дела...

– Охота вам еще вникать в их дела, – вздыхала няня.

– Я не хочу вникать, мне хочется просто послушать. Услышать в голосах краски и образы... Я ведь хорошо рисую?

– Лучше всех, мое сокровище.

Элизахар должен был сопровождать обеих дам, но его задержали на кафедре эстетики. Магистр Даланн попросила его остаться.

– Раз уж вы ходите на занятия вместе с госпожой Фейнне, – начала она, – хоть за ваше образование и не заплачено...

– Стало быть, полученными знаниями я воспользоваться не смогу, – сказал Элизахар. – Коль скоро и документов об окончании Академии мне не выдадут. Не так ли?

– Недурно бы еще выковырять из вашей головы все то, чем вы ее здесь себе забиваете, – добавила Даланн.

– Предлагаю вам обсудить сей щекотливый вопрос с моей хозяйкой, хорошо? – ответил Элизахар. – Я делаю только то, что мне поручено. Деньгами госпожи Фейнне я всяко не распоряжаюсь. Будь иначе, я бы целыми днями торчал в «Колодце» и пьянствовал в свое удовольствие.

– На вас похоже! – сказала Даланн. – Однако вернемся к нашей основной теме. К тому, о чем я говорила, прежде чем вы меня перебили.

Элизахар вытащил таблички и палочку и произнес.

– Охотно.

– Записывайте.

И она начала диктовать вопросы, которые необходимо проработать для успешной сдачи первого экзамен. Поскольку Фейнне появилась в Академии не с самого начала учебного года, она пропустила несколько важнейших тем, и теперь ей предстоит их наверстать.

– Возьмете в библиотеке кое-какие труды и будете ей читать, – зудела магистр. – Пишите.

Она диктовала название за названием, пока у Элизахара не кончилось место на дощечках.

– Ладно, – махнула рукой Даланн, – полагаю, этого довольно.

– Я могу идти? – спросил он.

– Да. Теперь можете.

И он ушел.

Дома госпожи Фейнне не оказалось, служанка тоже отсутствовала, поэтому Элизахар решил, что они отправились в город, не дожидаясь его. «Что ж, – подумал он, – в конце концов, Коммарши – не такое уж опасное место, чтобы нельзя было отпустить туда девушку со старушкой-няней. Как-нибудь погуляют без охраны».

В ожидании Фейнне Элизахар отправился в библиотеку, чтобы взять указанные книги и заодно просмотреть их: читать вслух все подряд было бы затруднительно. Он провозился пару часов и уже собирался покидать библиотеку, когда там появился магистр Алебранд.

– А, – сказал магистр, – чрезвычайно похвально. В то время как студенты прожигают время в кабаке или крадут старые тряпки у городских могильщиков, солдафон-наемник штудирует ученые труды.

– Во всяком случае, эти фолианты достаточно толстые, – отозвался Элизахар, вставая. – Если такой штукой треснуть по голове, враг будет обездвижен.

– Хотите сказать, научные труды госпожи Даланн вызывают у вас профессиональный интерес? – хмыкнул Алебранд.

– Можно выразиться и так, – согласился Элизахар.

Алебранд смотрел на него немного странно. Как будто прицеливается, подумал Элизахар – и вдруг насторожился. Алебранд уловил перемену в глазах своего собеседника и успел отреагировать быстрее, чем ожидал телохранитель Фейнне.

Быстро выбросив вперед сжатый кулак, магистр Алебранд разжал пальцы, и что-то едкое, колючее полетело Элизахару в глаза. Слезы хлынули обильным потоком затуманивая зрение, а каждый вздох давался теперь ценой страшной боли – точно ноздри забило осколками стекла. Элизахар качнулся, желая сделать шаг, но потерял равновесие и рухнул на пол.

Он еще ощущал, как над ним наклоняются и высыпают остатки ядовитого порошка прямо ему в глаза, а затем невероятная усталость навалилась на него и утащила за собой вниз, в бесконечное глухое падение.

Алебранд отряхнул руки, вытер их об одежду и несколько раз подряд оглушительно чихнул.

– Готов? – послышался голос у двери.

Алебранд обернулся. Магистр Даланн быстро бежала к нему.

– Спит?

– Назовем это сном, – согласился Алебранд. – Я едва не опоздал. Он что-то заподозрил.

Даланн чихнула.

– Фу, тут все провоняло а-челифом, – сказала она. – Счастье, что студенты заходят в библиотеку крайне редко.

– Тяжелый, – сказал Алебранд, наклоняясь над поверженным Элизахаром. – Помоги мне.

Она нагнулась, схватила пленника за ноги.

– Чем его кормили? Железными чушками? – проворчала она.

Вдвоем они подтащили его к выходу и там переложили на садовую тачку, накрыв сверху мешковиной.

Элизахар пришел в себя и увидел вокруг только темноту. Он пошевелился и понял, что не связан. Однако кругом было так темно и тесно, что он вдруг испугался: не в гробу ли он лежит. Пальцы послушно сгибались и разгибались. Болела голова и сильно донимала резь в глазах и носу, но все остальное вроде бы в порядке.

Снаружи донеслись голоса. Элизахар прислушался: магистр Даланн что-то твердила Алебранду, а тот ворчал и отнекивался.

– Ты должен! – говорила Даланн.

– Тебе будет странно в это поверить, дорогая, но ведь я не убийца, – отвечал Алебранд. – Я не могу просто взять и перерезать горло спящему человеку. Если ты считаешь, что это так уж необходимо, сделай это сама.

– Я женщина! – возмутилась Даланн.

– Сама знаешь, что у нашего народа разница между мужчинами и женщинами не так велика, как у людей.

«Что он имеет в виду? – тяжко ворочалось в голове Элизахара. – У какого "нашего" народа? Они что, не люди? Но ведь не эльфы же... Исключено. Эльфов здесь нет. Не бывает. Когда-то были, но теперь – нет».

– Я не буду его резать, – твердо произнесла Даланн. – Ненавижу кровь.

«Кого резать? – с трудом соображал Элизахар. – Должно быть, они говорят обо мне. Оглушили какой-то отравой, а теперь обсуждают, кто из двоих меня убьет. Польщен. Будь я проклят, это ведь чрезвычайно лестно: два высокоученых магистра – против одного бедного невежественного солдата... Чем же это я им так досадил?»

Неожиданно он понял.

«Фейнне! Какое им дело до меня! Я мешал им добраться до Фейнне!»

И такая страшная тревога охватила его, что он едва не вскрикнул.

– Хорошо, ты не будешь его убивать, я не буду его убивать, – ворчал Алебранд. – Но нам необходимо избавиться от него.

– Отвезем подальше и бросим, – сказала Даланн. – Он никогда ее не найдет. Будет бродить, пока не умрет. А если он вздумает явиться с такой историей к ее родителям и попросить у них помощи, они его попросту повесят.

Телега остановилась. Элизахар закрыл глаза и расслабился. Сверху сдернули мешковину. Сквозь закрытые веки он ощущал солнечный свет. Алебранд несколько секунд пристально рассматривал пленника.

– Веки дергаются, – сказал наконец магистр. – Скоро очнется. Давай избавляться от него. Пора возвращаться.

Сильные руки схватили Элизахара за лодыжки и сдернули с телеги. Он упал на дорогу и сильно ударился, но только застонал, не открывая глаз.

Алебранд пнул его на прощание в бок. Нога у магистра оказалась тяжелой и твердой, будто каменная.

– Дурак, – сказал ему магистр на прощание. Затем он сел в телегу и взялся за вожжи.

Когда телега скрылась за поворотом, Элизахар, не вставая, прополз несколько шагов и перебрался на обочину. Солнце уже клонилось к закату. Кругом расстилались возделанные поля, но ни единого признака человеческого жилья Элизахар не заметил.

Он устроился среди травы поудобнее, потер виски, провел руками по глазам. Резкая боль отступила.

Неожиданно он ощутил лютый голод. Сколько времени прошло? Долго ли он провалялся без сознания? День, два? Куда завезли его магистры? Определить это было невозможно. Голова гудела и кружилась.

Он знал, что должен во всем разобраться, но мысли разбегались. Поэтому Элизахар заполз поглубже в посевы и там заснул.

Когда он открыл глаза в следующий раз, был полдень. Теперь стало легче. Он попробовал встать и сделать несколько шагов. Ему нужно было найти воду.

Он выбрался обратно на дорогу и пошел под уклон. Ручей, протекавший в низине, почти пересох, но пару лужиц еще можно было отыскать, и это оказалось спасением.

Вода вернула ему ясность соображения, наполнила тело новыми силами. Теперь даже голод не казался таким ужасным.

Элизахар сорвал несколько колосьев и выковырял оттуда неспелые зерна. Он лежал на поле и снизу вверх смотрел сквозь жиреющие колосья на синее небо. Он видел, как крохотные мышки бегают по стеблям, охотясь на те же восковые зерна, что и он сам.

Зверьки эти были такими маленькими, что размерами напоминали, скорее, насекомых. И все-таки они были теплокровными, как и Элизахар, и точно так же, как дети человеческие, в первые дни жизни питались материнским молоком.

Элизахар подставил палец, и одна мышка, не раздумывая, забралась на него. Ее коготки деликатно коснулись загрубевшей кожи.

Элизахар улыбнулся, подумав о том, как расскажет об этом Фейнне... и тотчас острая боль иглой вошла в сердце: Фейнне нет.

Настала минута, которой он так боялся. Время собрать воедино все, что он успел узнать.

Магистры отравили его а-челифом и вывезли за пределы Коммарши, после чего попросту бросили на дороге. Видимо, для того, чтобы он не мешал им, не путался под ногами.

Похитители верно все рассчитали: вернуться в дом родителей Фейнне и рассказать им о том, что их дочь увезли неведомые люди, Элизахар не сможет. И вовсе не потому, что боится, как бы его не повесили. Если бы его смерть помогла отыскать девушку, он, возможно, согласился бы и на это.

Люди? Уверен ли он в том, что Фейнне похитили люди? «Наш народ», говорил Алебранд. Что он имел в виду?

Но ведь они – не эльфы...

Элизахар тряхнул головой. Неважно, кто они такие. Вопрос в том, ради чего они украли девушку.

На мгновение в мысли Элизахара закрался образ старенькой нянюшки, которая, по всей видимости, пропала вместе со своей питомицей. Элизахар надеялся, что со старушкой ничего не случилось. Коль скоро похитители оставили в живых телохранителя, то и на нянюшку у них рука не поднялась.

Он пересадил мышку обратно на стебель и встал.

Дорога сама ложилась ему под ноги, и Элизахару оставалось лишь идти по ней – дальше и дальше, пока возделанные поля не остались позади, и горный хребет не встал у него на пути.

А за горами начиналась пустыня...

Глава двадцать вторая

ПОСЛАННИК

Море бежало к берегу, шумя и торопясь, как юная девушка. Волна за волной влетали в объятия Ренье и Аббаны, окатывая их с головой и уносясь прочь вместе с шлейфом песка. Морское дно струилось, утекало из-под ног, и они поминутно оступались, захлебываясь от смеха.

Купальный костюм Аббаны, длинное, шелковое платье почти одного цвета с ее загорелой кожей, облеплял фигуру девушки. Ее длинные светлые волосы намокли и свисали тонкими плеточками.

Ренье глядел на нее жадно. Впрочем, тем же ненасытным взором смотрел он и на море, и на небо, и на нарядные дома Изиохона, городка, где обитали только рыболовы, гостиничная прислуга и богатые бездельники.

Полоса пляжей тянулась до самой рыбачьей гавани, где была выстроена кирпичная стена, разрисованная кораблями, морскими чудищами и рыбками, кидающимися в объятия развеселым бородатым морякам. Вся эта причудливая живопись должна была, по замыслу создателей, хотя бы отчасти мирить купающихся с резким запахом потрошеной рыбы и гниющих водорослей, долетающим из-за стены. Самые роскошные гостиницы Изиохона размещались, естественно, на удалении от этой стены, а домики подешевле находились в непосредственной близости.

Немного в стороне от нынешнего Изиохона, маленького, беспечного, пляжного городка, находились развалины старинной крепости Мэлгвина. Эту цитадель возвели еще в те времена, когда Королевство не было единым и состояло из множества разрозненных баронств. Огромные серые валуны, забрызганные солью, заросшие плетками вьюнов, оккупированные важными улитками, громоздились на песке, и казалось странным, что некогда они были частью грозной башни. Сейчас море подобралось совсем близко к ним, фундамент разрушился, и камням только и оставалось, что недовольно взирать на бездельников, которые приходили к ним греться на солнышке, болтать с женщинами или прятать под них, туда, где похолоднее, бутыли с вином.

Солнце быстро опускалось вниз, торопясь упасть в воды хотя бы на миг перед тем, как исчезнуть из мира. Красноватые отблески скакали в волнах. Купающиеся почти исчезли в этом непрерывном мелькании света.

Гальен и Эмери, сидевшие на берегу, рассеянно наблюдали за ними. Гальен тянул прямо из бутылки местное вино, которое привозили откуда-то с гор и дешево продавали прямо на пляже. Эмери задумчиво подталкивал большим пальцем ноги дохлую медузу.

– А ты почему не пойдешь плавать? – спросил его Гальен.

Эмери медленно улегся на живот, пристроил голову на скрещенные руки и нос к носу столкнулся с крохотной букашкой, которая сидела на обломке раковины, погрузившись в размышления.

– У меня от соленой воды сразу забивает нос, – объяснил Эмери.

Его клонило в сон, и в этом сне он начинал слышать новую музыку.

Аббана и Ренье, держась за руки, выбежали на берег. С них потоками текла вода, как будто море выслало их в качестве своих эмиссаров, уполномочив залить все в круг.

Эмери сердито тряхнул головой, сел и вдруг рассмеялся. Ренье отобрал у Гальена бутылку и в два глотка прикончил вино.

Теплый вечер постепенно набирал силу. Повсюду на берегу загорались огни: открывались ночные кафе; ночные музыканты уже настраивали инструменты, вслушиваясь в мелодию нынешнего заката. Фонарики причудливой формы протянулись разноцветной ниткой до стены рыбного порта.

Музыка, звучавшая в самой глубине естества Эмери, сплеталась с шумом наступавшего вечера: неопасный грохот прибоя, женский смех, бессвязные ноты разлаженных пока оркестриков, вкрадчивое звяканье посуды и первый, веселый треск поленьев – кое-где кухню устраивали прямо на берегу, разложив огонь в специально выкопанных ямах.

Аббана провела ладонями по лицу, освобождая его от влаги, отбросила за спину волосы. Прямо на мокрый купальный костюм она накинула длинный плащ с капюшоном, который тотчас пропитался водой.

Сидя на песке, Эмери смотрел, как ее сильные ноги увязают по щиколотку. Он протянул руку и пощекотал Аббане лодыжку, но она этого даже не заметила. Блестя глазами и зубами, она что-то быстро говорила, обращаясь к Ренье и Гальену.

Эмери не разбирал произносимых слов. В его сознании они были частью общего звука, которому предстояло вот-вот превратиться в неповторимую мелодию наступающей ночи.

Все четверо лениво собирались покинуть насиженное место на пляже и перебраться на другое, ближе к кафе и оркестрам.