Пока мы ехали к Глебу на улицу Улофа Пальме, где он жил в большой, не так давно купленной и абсолютно неустроенной квартире в знаменитом «депутатском» доме, Али успел сделать, наверное, штук двадцать звонков.
      Какие-то Борисычи, Петровичи, Паши, Игорьки, Димоны, Сереги…
      Все, насколько я понимаю, обещали разобраться, разузнать, плотно врубиться в тему, напрячь знакомых, полузнакомых и просто незнакомых людей, разрулить ситуацию и обязательно перезвонить.
      Я сосредоточился на дороге.
      В этих чиновно-криминальных сферах я, оно конечно, тоже кое-что начинал рубить, с моей-то работой. Но в данной конкретной ситуации самое лучшее, что я мог сделать, – это элементарно слегонца отодвинуться в сторонку и не мешать настоящему профессионалу.
      Видишь мастер – отойди, как говаривал один мой не самый, кстати, плохой знакомый.
      Боец на заднем сиденье всю дорогу просто тупо молчал, безмятежно покуривая свои вонючие отечественные сигареты.
      Наконец, когда мы уже сворачивали на Пальме с Мосфильмовской и до его дома оставалось чуть меньше километра по прямой, Али все-таки перезвонили.
      Он коротко переговорил, облегченно засунул раскалившуюся трубку в карман, без спроса взял у меня сигарету из лежавшей на торпеде пачки, закурил, глубоко и с наслаждением затянулся, выпустив дым в услужливо опущенное мной с центрального пульта боковое стекло.
      – Есть! – говорит, и снова глубоко затягивается. – Нашлись, кажись, кой-какие зацепки…
      – И? – спрашиваю.
      – Пока боюсь спугнуть, – улыбается, – но вроде как рисуется вполне себе реальный выход на одного из замов прокурорских, как раз в этом округе. Ты сразу, как меня высадишь, лети к Инге, скажи, чтобы продолжала резину тянуть. Он мне в течение часа перезвонить должен…
      В этот самый момент мы и приехали.
      Я поднялся вместе с ним мимо сонной охраны в подъезд, забрал перетянутую крест-накрест банковскую упаковку с десятью тысячами долларов, выслушал пару никому на фиг не нужных ценных указаний, получил внушительный по силе напутственный тычок в правое плечо и вернулся назад, к машине.
      Молодой за это время уже успел перебраться на переднее сиденье и, когда я вышел из дома, увлеченно ковырялся в магнитоле, пытаясь выстроить в приемнике частоту радио «Maximum».
      Формат, в принципе, – ничего так, иногда встречаются и вполне достойные вещи, но я все равно предпочитаю диски слушать.
      Хотя бы просто для того, чтобы быть независимым от прихоти диджеев.
      Уж слишком у меня вкус… хм… как бы это сказать помягче…
      Избирательный.
      Я повернул ключ, и мы потихоньку поехали.
      Ну, это, в смысле, – сначала потихоньку.
      Пока с пандуса съезжали.
      Потом я ввалил так, что боец аж слегка позеленел, пристегнулся, по моему примеру, ремнями безопасности и опять полез в карман за своими ядовитыми никотиновыми палочками.
      – Слушай, Илюх, – морщусь, – давно тебя спросить хотел, а ты что, исключительно этот сорт сигарет куришь? Нравятся?
      – Да нет, – смущается, – не очень. Просто дешевые они, а мы с мамой вдвоем живем, непросто это по деньгам получается, понимаешь…
      – Ну так поговорил бы с парнями, – злюсь. – Да хоть с тем же Мажором! Или еще с кем. Помогли бы с работой нормальной, не один ты такой в бригаде, другие-то обращаются. Мне тоже, кстати, Али с Гарри в свое время жизнь устраивали, ничего тут особо сверхъестественного нет и быть не может, просто по определению. И матери бы помог заодно…
      – Да не получается у меня, понимаешь, – смущается еще больше, – у меня курс последний, дипломный. А в Бауманском нагрузки такие, что я после занятий вообще думать не могу, только кулаками махать. Особенно у нас, на информатике и системах управления. Крыша едет. Самому, блин, знаешь, как неудобно?! Ничего, последний год остался, потерплю…
      Я аж икаю и, естественно, затыкаюсь.
      Бауманский?
      Информатика и системы управления?!
      Представляю.
      У меня б вообще мозги давно на хрен завернулись…
      Ну и кто, спрашивается, после всего этого из нас мудак?!
      Мне стыдно.
      – Извини, – бурчу, – не знал…
      – Да ничего, – жмет своими саженными плечищами, – не ты первый спрашиваешь.
      К счастью, именно в этот момент мы свернули с Третьего кольца на Звенигородку, и нужно было потихоньку начинать сосредотачивать мозг на предстоящих событиях.
      Иначе б точно со стыда сгорел на фиг.
      Совсем уже нюх потерял от собственной крутости, придурок.
      Даже тех, кто рядом по жизни движется, разглядывать перестал.
      Стыдно, блин, ой как стыдно…
      Надо что-то в этой жизни менять, видимо, а то скоро совсем в животное превращусь.
      Навидался ведь таких «перевертышей», даже на своем не таком уж и длинном веку.
      Причем, сколько раз сам, глядя на эту трансформацию, себе зарок давал не становиться таким, как эти, а – все одно туда же.
      А ведь дорога в тысячу ли начинается с одного маленького шага, правы китайцы.
      Причем – куда бы эта дорога ни вела.
      В том числе – и в дерьмо…
      Надо будет как-нибудь на досуге к себе повнимательней присмотреться, а то симптомчик-то ой какой неприятный…
      У Али ведь тоже все вот с такой вот херни, мне так помнится, начиналось.
      И где теперь прежний Али?
      Гкхм…
      Вопрос, что называется, – риторический.
      …Я увидел скопление мигалок, сбросил газ, очистил, по мере возможности, мозг от рефлексии и начал внимательно всматриваться в сторону обочины, выглядывая высокую, чуть сутуловатую фигуру Мажора.
      Ага.
      Вот он стоит.
      Руками размахивает.
      Я аккуратно припарковался чуть подальше от места аварии, вышел из тачки и, не торопясь, двинулся в его сторону.
      Сейчас главное – спокойствие и собранность.
      Все остальное, по идее, должно приложиться.
      Не я один над этой темой работаю.
      …Гарри общался с каким-то неприметным мужичком в коричневом гражданском костюмчике со сдвинутым в сторону галстуком. От мужчинки, несмотря на всю внешнюю неуклюжесть, разобранность и неприметность, за версту несло опытным, битым, матерым и опасным ментярой.
      Разговаривали вроде вполне доброжелательно, но тут все звиздец как обманчиво может случиться, уж я-то знаю.
      Такие, как этот неприметный мент, – умеют мягко стелить, ох умеют, сцуки…
      Хотя и Мажор тоже в общем-то не мальчик.
      Только в «топах» уже, почитай, почти что пятилетку ходит, а это даром пока что никому не давалось.
      Но лучше – все равно быть как можно осторожнее.
      …Гарри наконец-то заметил меня и еле заметным кивком пригласил присоединяться к разговору.
      Я подошел.
      Илюха со вторым молодым устроились метрах в пятидесяти от нас, неподалеку от безучастно сидящей на бордюре Инги.
      Настороженные, ощеренные и никого близко не подпускающие.
      Все правильно, думаю.
      Молодцы парни.
      Точнее, – Мажор молодец, наверняка его команду выполняют.
      Гарри пожал мне руку, протянул сигареты и представил мужичку в коричневом:
      – Это Дэн, от Глеба.
      Мы пожали друг другу руки, мужчинка кивнул и заулыбался.
      – Олег, – представляется. – Следователь. Пойдем-ка покурим…
      Ладонь у него оказалась маленькой, теплой, как будто выточенной из очень твердой породы дерева.
      Да и осторожность пожатия вызывала определенное уважение.
      Этот мент не просто реально знает свою силу, но и очень хорошо умеет ею пользоваться.
      Я уважительно поднес дрожащий на ветру огонек зажигалки к его давно уже зажатой в уголке рта дешевой обмусоленной сигарете.
      Он, кажется, оценил.
      А вот взгляд мне его – ну совершенно не понравился.
      Ледяной, острый, цепкий.
      Такой обыкновенно бывает у «правильных ментов».
      У тех, с кем фактически невозможно ни о чем договориться, если они в свои личные понятия по каким-то только им самим ведомым причинам неожиданно упираются.
      Это – плохо, думаю.
      Очень плохо.
      Ну да ладно.
      Нужно сначала человека послушать, а потом уже выводы делать.
      А то, как всегда, несусь со своим «пониманием жизни» впереди паровоза…
      Может, все еще совсем по-другому обернется.
      И вправду…
      – Значит, так, – говорит, – Дэн. Сразу точки над «и»: я играю на вашей стороне, меня об этом очень хорошо попросили. Попросили люди, которым я серьезно обязан по жизни, а ни разу никакое не начальство. Это чтоб ты четко понимал, что я здесь работаю не из-за денег, а потому что так надо. А то вижу, как трепыхаешься. Перезванивать Глебу должен был именно я, но делать это пока еще рано, а может быть, и совсем не придется. Потому что, если говорить совсем уж по жизни – девчонка в случившемся совершенно ни разу не виновата. Но! Если мы с тобой не сделаем все правильно, так, как надо, – то в тюрьму пойдет именно она. Все понятно?
      Я киваю.
      – Время, – спрашиваю, – у нас есть?
      – Старший, – жмет плечами, – здесь я. Так что – располагайся…
      Я киваю.
      – Мне бы, – говорю, – только две вещи понять: что здесь реально произошло и что мне конкретно делать нужно? Ну, и с Ингой переговорить, естественно. Успокоить ее чуть-чуть, то-се. В остальном – я полностью в твоем распоряжении…
      – Это хорошо, – соглашается. – Сейчас я тебя просвещу, а потом будешь делать только то, что я сказал. И – ни разу никакой самодеятельности, понятно? И своим то же самое передашь, усвоил?
      Я хмыкаю и лезу в карман за своей пачкой сигарет.
      – Нет, – говорю, – не усвоил. Ты извини, Олег, но усвою я это только в том случае, если ты мне покажешь, почему я тебе должен верить безоговорочно. Предпосылки для этого вообще-то есть, конечно. Но пока это – только предпосылки. Вот введешь меня в курс дела, тогда и решим. Вместе…
      Он кривенько усмехается.
      – Ох, – выпускает дым, – и тяжело же с вами, с колючками. Какому-нибудь овощу скажешь, чтобы он сидел не рыпаясь, так он и сидит не рыпаясь. Ладно, давай смотри сюда и слушай меня внимательно…
      Я опять киваю и, тщательно прикрыв огонек зажигалки ладонями, прикуриваю очередную сигарету.
      – Ты меня извини, – говорю чуть ли не просительно, – мое недоверие не к тебе лично относится. Так, по ситуации…
      – Да ладно, – хлопает меня по плечу, – так даже легче будет, если будешь действовать осознанно. В общем так… Девчонка шла по среднему ряду. Здесь их, как видишь, – три. Перед ней встал красный «Мерседес», крайний левый заняла какая-то курица на «Форде Фокусе». Светофор начал перемигивать на зеленый, она и решила проскочить в крайнем правом, он вообще пустой был. В общем-то, – все законно и почти правильно. За исключением скорости, как ты сам догадываешься. Вот только курица в крайнем левом почему-то решила, что ей нужно срочно на перекрестке направо повернуть. Ну, бывает, знаешь ли. Вот и долбанула через сплошные. «Мерин» в среднем ряду, слава богу, скорость набрать не успел, влупил по тормозам, иначе бы здесь вообще мясо было бы нереальное. А девчонка ваша не успела, у нее скорость была минимум под двести, сам понимаешь. Чиркнула этот «Фокус» чуть-чуть – и ушла в столб. Понятно?
      – Понятно, – вздыхаю, – тварь-то эта на «Фокусе» далеко стоит?
      Он хмыкает, отщелкивает докуренную до фильтра сигарету в сторону урны и, естественно, промахивается.
      Ни фига не Сабонис, думаю.
      – Свалила, – говорит, – конечно. Никого не дожидаясь. Ей-то это на фиг надо? Только и известно, что «Форд Фокус», синий металлик, одна из цифр на номере вроде как «восемь». Ну и то, что баба за рулем длинноволосая. Ищи-свищи. Хорошо, что еще парень на красном «мерине» человеком оказался. Сам вызвал ГАИ, сам вытащил вашу Ингу из машины, сам залил эту банку консервную из своего огнетушителя во избежание возгорания и сам дал свидетельские показания. Сам помог найти следы синей краски и царапины на машине в месте скользящего столкновения. Добровольно. Я б ему на месте вашего Глеба такую поляну накрыл! Так что против нее сейчас только нарушение скоростного режима. В обычной ситуации штрафом бы отделалась, даже права никто отбирать бы не стал, не настолько серьезное нарушение…
      – А сейчас? – интересуюсь.
      – А сейчас, – вздыхает, – пятилетка корячится. И ни разу не меньше. Труп в машине – это тебе не хухры-мухры, сам понимаешь, не маленький. Скорее всего, конечно, условно. Но тут все зависит от того, с какого бодунища судейка на заседание притащится. Так что – до суда дело лучше не доводить…
      – Понятно, – вздыхаю в ответ. – И каковы в данной конкретной ситуации должны быть мои дальнейшие действия?
      Он аж башкой затряс от изумления.
      – Ишь ты, – удивляется, – как ты говорить-то, оказывается, умеешь. Надо будет запомнить, хорошо сказано. Значит, так – видишь во-о-он того капитана?
      И показывает в сторону одиноко бродящего вокруг груды металла толстого красномордого гаишника.
      Я хмыкаю.
      – Как тут, – говорю, – не заметишь? Такого легче перепрыгнуть, чем обойти. Вот глядишь на него и радуешься, сразу видно, что у нас милиция не недоедает…
      – Во-во, – хмыкает в ответ, – его самого. Он, кстати, в принципе, парень неплохой. И я ему уже намекнул, что не буду сильно возражать, если он сегодня немного подзаработает…
      – А он что? – спрашиваю.
      – Удивился, конечно, – смеется. – Обычно, если я на «место» выехал, то они без денег остаются. У меня, видишь ли, принципы. И репутация. Но дергаться не стал, понимает, что обстоятельства разные в жизни случаются. Так что иди, договаривайся, чтобы тормозной путь перерисовывал так, будто она от силы на шестидесяти шла. Стоит тебе это будет, я так думаю, долларов пятьсот. Ну, тыщу дашь, если упираться начнет. Больше не надо, не фиг их баловать…
      Я киваю.
      Он цепко смотрит мне в глаза, вздыхает и продолжает:
      – А по дороге поцелуй коротко девчонку, только коротко, она на взводе, из последних сил держится – и отправь кого-нибудь из своих с ней в Склиф, пусть ее там обследуют, вдруг все-таки травма какая или сотрясение. И – обязательно! – сделают справку, что у нее в крови нет ни алкоголя, ни наркотиков! Пригодится. Мне потом на первом допросе пусть передаст, и обязательно лично в руки, усваиваешь?! А потом пусть отвезут ее домой, накачают успокоительным и уложат спать. И пусть она сидит дома и вообще никуда оттуда не выходит ни разу без моего на то особого разрешения. Даже в магазин за продуктами! И дверь пусть никому постороннему не открывает! Когда все подуспокоится и она мне понадобится для допроса, – сам вызову. Все понятно?
      – Уес, сэр! – кривляюсь.
      И – убегаю.
      Правда, тут же возвращаюсь к нему, не успев сделать еще и пяти шагов.
      – Спасибо тебе, – говорю, – если совсем честно…
      – Да ладно, – машет рукой. – Если б она что тут реально накосорезила, я б ей ни разу помогать не кинулся, кто бы и как бы меня об этом самом ни просил. Человеческая жизнь для меня по-любому дороже, усваиваешь?! А тут скорее несчастный случай, так зачем бабе судьбу-то ломать? Вон какая: молодая, красивая…
      Я вздыхаю.
      – Вот за это, – говорю, – как раз и спасибо. За то, что понимаешь…
      – Да ладно, – усмехается, – что мы, не люди, что ли? Ты давай лучше беги делами занимайся. И девку не дергай, а то ты ее совсем глазами заел! Херово ей сейчас, чисто по-людски, ни разу не до расспросов, если не догадываешься. Потом поговорим за жизнь, если силы, конечно, будут. Меня ж сюда вообще-то из постели от молодой жены вытащили. И что я себе за жизнь такую выбрал? Ведь натурально собачья, а ни разу не человеческая…
      Ну я и побежал.
      Отправил Ингу с Гарри в больницу, переговорил с толстым капитаном, заплатил ему на месте сколько положено.
      Ну и покрутиться еще немного пришлось, разумеется.
      Сгонял, к примеру, до ближайшего супермаркета, купил гайцам ящик хорошего чешского пива и пару блоков сигарет, чтобы легче дежурилось. Поговорил со знакомыми по разным редакционным делам ребятами-телевизионщиками, разъяснил им ситуацию, после чего они кое-что подправили в комментариях.
      Сам лично расписался в качестве понятого при повторном замере тормозного следа.
      Нормально.
      Капитан, правда, предупредил, что скорее всего придется еще платить экспертам и договариваться с оставшимся в живых потерпевшим и родственниками погибшего на предмет «отказняков», но это уже так, детали.
      Али справится, без вопросов.
      Самое главное, картина происшедшего нарисована в целом правильно, и Ингу мы уже просто так никому не отдадим.
      Ибо – не фига…
      Она, кстати, когда мы с Мажором усаживали ее в «скорую» и я объяснял диспозицию, типа, как себя надо вести, – неожиданно погладила меня по щеке и попросила передать Глебу, чтобы он слишком сильно за нее не переживал.
      – Я-то в порядке, – говорит. – Ну, как в порядке… Почти что. А он съест еще себя сдуру, изнутри изгложет, пока будет разбираться, что он лично тут не так сделал. Так что ты уж проследи за ним, Дэн, насколько это возможно. А завтра вечером, как придете в себя, приезжайте ко мне домой. Все вместе. Пожалуйста…
      Я пообещал, что обязательно приедем.
      По-любому.
      Все вместе.
      И еще кого-нибудь обязательно захватим.
      Из тех, на кого можно целиком и полностью положиться в нашей старой компании.
      А потом ее увезли в Склиф, а я пошел дальше заниматься формальностями со следаком и гаишниками.
      Вроде – так ничего получилось.
      Мне по крайней мере себе предъявить нечего…
      А тут еще и Никитос с Жекой отзвонились, доложили, что вынесли мусарню на пати в одну калитку. Причем, несмотря на то, что беспредельщики из той самой фирмешки таки попытались использовать свои любимые «аргументы», – фактически без потерь.
      Так, одного из молодых слегка пером поцарапали.
      Настолько слегка, что даже в больничку обращаться не пришлось, йодом руку залили, да и все дела.
      Подумаешь…
      А они, – в смысле, Жека с Никитосом, – все понимают, и готовы по первому слову от меня, Мажора или Али, – выдвинуться с мобом в любую часть города и убить там на хрен любого, кто сдуру или по злому умыслу будет нам мешаться под ногами.
      Я, так – чисто на секундочку – представил, как ко всему этому бардаку с ментами, рейсерами и телевизионщиками добавляется еще и бригада слоняющихся туда-сюда, модно одетых, предельно упертых, пытающихся обосновать свою нужность и не по-детски тревожных отморозков.
      В чистом виде – пожар в борделе, блин, на фиг.
      Мне стало дурно, и я решительно приказал им валить куда угодно: хоть домой, хоть в паб, хоть к черту на рога, лишь бы и духу их здесь не было…
      Вроде как поняли, хоть, по-моему, и немного обиделись.
      Ну да ладно.
      На обиженных, как известно, – хрен кладут и воду возят.
      А у меня тут пока что своих траблов невпроворот, чтобы я еще с их ущемленным самолюбием разбирался.
      Поймут, не маленькие.
      А не поймут, – ну что ж, значит, и не надо…

      Когда я наконец-то закончил с ментами и перекурил, чистя мозги тупым взглядом на желтый забор старого Ваганьковского кладбища, – почему-то сразу же перестал дуть ветер и снова пошел дождь.
      Причем стало намного теплее.
      Или мне просто так показалось?
      Я созвонился с Али, попытался рассказать ему, что тут да как, и уехать наконец-то домой, но в ответ только и услышал короткое:
      – Приезжай!
      В принципе, чего-то подобного я и ожидал, да и серьезных причин против того, чтобы навестить старого товарища, не видел, честно говоря.
      Кроме смертельной усталости, разумеется.
      Но это – такая фигня, господа мои хорошие.
      Особенно вот в такой… хм… нестандартной, скажем так, ситуации…
      А к Али, думаю, он прав, – заехать по-любому стоит.
      А что?
      Я, в конце-концов, – птица вольная, дома меня даже собака не ждет.
      Что бы и не полетать.
      К тому же ночью по столице ездить приятно, – ни очумело перестраивающихся из ряда в ряд таксистов, ни пробок, ни прочей херни.
      Подозвал Илюху, поинтересовался, где он живет.
      – Да здесь, – смущается, – рядышком. На Магистральной. Ты не переживай, Дэн, я сам доберусь…
      – Ну уж нет, – усмехаюсь в ответку. – Это ты не переживай. Потому как я тебя по-любому подброшу. Мать-то спит небось уже?
      – Да нет, – смущается еще больше «бауманец», – она у меня медсестрой работает, в Боткинской. Сегодня как раз в ночную смену вышла. Так что, если хочешь, давай, я тебя чаем напою…
      …Чаю мне, врать не буду, сразу же захотелось.
      Горячего, желательно с молоком.
      И очень-очень большим количеством сахара.
      И – в постельку, под теплое, обязательно мохнатое и колючее одеяло.
      Баиньки.
      А то продрог, как собака.
      И устал приблизительно так же, если еще не больше.
      Дурацкий денек сегодня выдался, чего уж там…
      Поэтому отказывать ему пришлось с тяжелым внутренним усилием воли и вполне искренним сожалением.
      – Извини, – говорю, – я бы с удовольствием. Но не получается. Дела. Мне сейчас еще к Али ехать, потом с Мажором разговоры разговаривать…
      – Да я все понимаю, – вздыхает. – Вроде как не совсем дурак. Только вот в одну тему въехать никак не могу: зачем вам всем все это надо? Ну, в смысле, – тебе, Мажору, Федору, Баку, Киллеру, остальным старшим? Али тому же. Такому, каким он раньше был. Там, одно дело, – с конями или мусорами пересечься или на трибуне перфоманс устроить, тут все понятно – чистый кайф, адреналин бушует. И совсем ведь другое – жизнь, как у вас, выстраивать. Обо всем думать, за всех в голове масло гонять, а потом еще и отвечать перед парнями, если что не так получилось. Вот на хрена вам вся эта байда-то сдалась, никак въехать не могу?! Слава, риспект, уважуха?! Но у вас все и так по жизни в порядке: ты вон журналист известный, аналитик. Никитос в бизнесе отцовском реально рулит, видел я его тут как-то на галстуке и на мегасложных щщах, да еще и при машине с водителем. Про Мажора с Али я ваще молчу, люди на таких высотах живут, что простому смертному и в прыжке дотянуться не получится. Власть?! Тоже бред, я почему-то так думаю. В нашу тему народ за властью не ходит, власть в другом месте отыскивают. Уж слишком она тут, ты уж меня прости за умное слово, – эфемерна. И вдруг, – вот все эти безобразия. Ну, на хрена?!
      Я хмыкаю и лезу в карман за уже почти опустевшей пачкой сигарет.
      Надо, кстати, не забыть еще пару пачек по дороге купить, а то смолю, как паровоз.
      Да еще и Али, похоже, тоже без курева сидит…
      Тогда – даже не пару, пачки три-четыре…
      – Знаешь, – говорю, – я сам об этом частенько задумываюсь, но так ни хрена и не надумал, если честно. Пока что. Ты представляешь?! Просто так как-то само собой получается, будто от меня лично ничего в этой теме и не зависит. И все дела…
      Он хмыкнул в ответ и молча полез на пассажирское сиденье.
      То, которое рядом с водительским.
      Хороший, думаю, парень.
      Но – все-таки не совсем наш.
      Не до конца.
      Тут Гарри – очевидно не прав, раз подтаскивать его наверх начал, с такими-то тараканами на чердаке. Если врубаться чуть глубже начнет, если въедет в тему по-взрослому, то так начудить может, – что хоть стой, хоть сам лично на два метра в землю зарывайся.
      Люди с такими мозгами, как у этого парня, как правило, не системы строят, а революции устраивают.
      Причем – на хрен никому, включая их самих, и не нужные.
      Глеб-то, похоже, все-таки получше Мажора в людях разбирался в свое время, это ж очевидно.
      Я, Никитос, другие парни, да чего уж там – сам Мажор! – его кадры.
      Личные.
      Хотя…
      Хрен его знает.
      Может, – так, а может, – и не так.
      Потом додумаю.
      Сейчас все равно мозги в башке еле ворочаются…
      Добросил Илюху до дома, купил по дороге блок сигарет да и поехал к Глебу.
      Время-то, мама моя дорогая, уже почти что четыре часа утра.
      А у меня, между прочим, завтра в одиннадцать планерка в редакции.
      Редакторам отделов, в том числе и мне, – явка обязательна.
      Игорь, мой шеф и учитель в журналистике, как только стал-таки главным редактором газеты, – этот порядок сам, лично установил.
      Все остальное время ты можешь болтаться там, где хочешь и где тебе больше нравится, лишь бы номер по твоему отделу нормально заполнялся и материалы рейтинговые шли.
      Но уж два раза в неделю, по понедельникам и четвергам, с одиннадцати до двенадцати – отдай, не греши.
      Беда, думаю…
      Ничего, где наша не пропадала…
      И – там пропадала, и – тут пропадала…
      Ладно.
      На фиг.
      Прорвемся.
      Сейчас не об этом думать надо, – ой не об этом.
      Как там Инга-то в Склифе, все в порядке?
      Или чего, не дай бог, не так по жизни рисуется?
      Звякнуть, что ли, Мажору, поинтересоваться?
      Да не, думаю, не стоит пока дергать человека.
      Если какие траблы, так он сам всех высвистит – только в путь.
      Может, у него с человеческой психологией и чего не так, но с дисциплиной – все всегда в полном порядке.
      Хрен забалуешь.
      И от себя всегда всего того же, что и от нас, требует…
      …Доехал до Али, опять продефилировал мимо предупрежденных им охранников, поднялся на лифте на седьмой этаж, позвонил в дверь, вошел, разулся, уселся в кресло и сжато пересказал ему все, что видел, слышал, понял и о чем догадался.
      Он вроде как остался доволен.
      Покивал, докурил сигарету из привезенного мной блока, после чего поманил меня ладонью на кухню, где на стеклянном столе лежала, прикрытая серьезной кредитной карточкой, внушительная горка кокаина.
      Нарезал две жирные дороги, решительно втянул одну из них правой ноздрей, помотал башкой, поморщился.
      И – протянул мне аккуратно обрезанный недлинный кусок широкой коктейльной трубочки.
      Давай мол присоединяйся.
      Я задумался.
      …Такой, кстати, – босой, в синих застиранных джинсах и белой футболке с короткими рукавами, с мокрыми и чистыми после недавно принятого душа волосами, Глеб мне нравится куда больше, чем то животное, которое я сегодня вытаскивал из гнусного, хоть и дорогого борделя, уютно, блин, расположившегося в самом центре моего самого любимого на этом свете и самого родного города…
      – Может быть, не надо, – спрашиваю, – Глеб? А то у меня планерка завтра в одиннадцать. Игорь, ты его знаешь, он же такой: если чего решит…
      – То выпьет обязательно, – подхватывает, усмехаясь.
      Прикуривает новую сигарету, с наслаждением выпуская дым в сторону дорогой, громоздкой и почему-то жутко неуютной кухонной техники.
      Игоря он, действительно, очень хорошо знает.
      Друзья.
      Глеб меня, кстати, в свое время как раз через Игоря в газету и устраивал.
      Давно.
      Тогда казалось, что для меня это – всего лишь эпизод, случайность, вовремя подвернувшаяся возможность облегчить непростую жизненную ситуацию.
      А – вон как вышло.
      Я сейчас себя без газеты уже как-то и не представляю.
      Да и она без меня, если без ложной скромности, была бы – гораздо хуже, я почему-то так думаю…
      – Ты, – говорит, – не парься, Дэн. По крайней мере насчет завтрашней планерки. Остальное уж как-то, сам понимаешь, на твое усмотрение. С твоим главным я уже переговорил, сразу же, как только домой приехали. Так что можешь себя считать во временной, но очень важной местной творческой командировке. Причем по личному заданию своего любимого главного редактора…
      – Вот так, значит?! – вскидываюсь. – И давно я вам с Игорем право дал снова за меня, как за сопляка, любые решения принимать?!
      – Да ты не злись, – мягко кладет мне руку на плечо Али, – побереги пока что свое не в меру ранимое самолюбие. Тут дело не в тебе. И даже не во мне. В Игоре. Он бы и сам все бросил и подорвался решать известные тебе вопросы, можешь мне поверить. Просто я его убедил, что ты лучше нас с ним, старых оболтусов, с этим дерьмом справишься. Потому что у тебя есть навыки, которых нет ни у меня, ни, тем более, у него самого. Ты – сам гонялся, знаешь трассу, то-се. А он…
      – Что он?! – щерюсь. – Меня в свое кресло усадит что ли из любви к тебе, своему старому приятелю?!
      Али хмыкает.
      – Дурак ты, – морщится, – Данька. Причем вполне себе малолетний. Он же в Ингу с университетских времен влюблен, они с ней учились на одном курсе. Не знал что ли?! Их родители семьями дружили, до сих пор на дачи друг к дружке в гости ездят, представляешь? А я ее у него увел уже тогда, когда у них заявление в загсе лежало. Меньше чем за две недели до свадьбы. Причем он же сам, дурак, нас и познакомил…