Катюша лежала на кушеточке подле бассейна.
      В шелковых шарвалях, в мягкой замшевой безрукавочке.
      Лежала и кушала рахат-лукум.
      Лида с дочкой сидели рядышком и тоже лакомились щербетом, попивая крепкий пахучий кофеёк.
      Катюше крепкий кофе был не показан – она теперь кормила.
      – Ну что Ходжахмет? – спросила Лида.
      – А что Ходжахмет? – переспросила Катюша, отщипывая крохотный кусочек сахаристо-мягкой сладости.
      – Сашеньку он видел?
      – Ах, Сашеньку, – сладко потянувшись, и как бы нехотя, отвечала Катюша, – он Сашеньку объявил своим сыном и велел его теперь называть не Сашенькой, а Сеидом.
      – И что теперь будет? – спросила Лида, отщипывая от богатой грозди самую крупную виноградину.
      – Он меня женой своей назвал, а Сашеньку-Сеида сыном своим велел записать, главным наследником.
      – И что теперь? – спросила Лида, отправляя в рот очередную виноградинку.
      – А теперь я не знаю что, – ответила Катюша, – могу я быть женой другого при живом муже?
      – А может, он у тебя и не живой уже, – предположила Лида, – моего то вот ведь убили, когда все это началось, может и твоего там на Москве тоже…
      – Нет, мой Саша жив, – твердо сказала Катюша. – моего так просто не убьешь, он и Чечню всю прошел, и первую войну и вторую, а потом и Дагестан, и Осетию…
      – Дура ты, Катька, – сказала Лида. – тебе самый главный шах всех нынешних королей и шейхов востока предложение делает, а ты в сомнениях.
      – Почему же это я дура? – пожала плечиками Катюша. – а может это не дуростью, а каким то другим словом называется?
      – Нет, именно дуростью, – кивнула Лида, лакомясь щербетом и запивая его кофейком, – да другая бы на твоем месте распухла бы от счастья.
      – А я вот не хочу такого счастья, – тихо сказала Катюша, – мне надо счастья только с Сашей, с Мельниковым моим.
      – А если его все-же уже нет в живых? Что? Так и будешь ждать? Да откуда он здесь возьмется то, Саша твой? – скептически хмыкнула Лида.
      – Ты его не знаешь, – с улыбкой ответила Катя, – он меня на краю света по внутреннему компасу найдет.
      – Ну-ну, поглядим-посмотрим, подруга, – сказала Лида, – а не найдет, так и лучше будет, мне так кА-а-а-этся…
      И подруги принялись молча глядеть на воду бассейна.
      И каждая стала думать о своем.
      Катя стала думать о Саше Мельникове.
      А Лида – а Лида стала думать о том, что неплохо было бы решить здесь свою судьбу, выйти бы замуж за какого-нибудь богатого шейха. Пусть даже и не первой его женой, а второй или даже третьей. ….
      Опыты с пророками забуксовали на месте.
      После того, как он убил Пакистанца, новых больших успехов в освоении Божьей Библиотеки Знаний у Ходжахмета не было.
      У Пакистанца это все как-то ловчее получалось, без навигатора ползать по космической сети и за день-два вылавливать оттуда откровения в объемах всей жизни Леонардо да-Винчи. Да уж что там Леонардо? В объемах откровений, данных Моисею на Синайской горе!
      Пакистанец объяснял Ходжахмету, что главная их беда была в том, что во-первых, кодами и паролями к определенным знаниям ТАМ НАВЕРХУ были КОДЫ своего рода морально-этического свойства. Пакистанец говорил, что экстрасенсы, подключающиеся в сеть должны были быть непременно чистыми, иначе, в лучшем случае они получали бы доступ только к общедоступным страницам с общими декларациями, вроде кодекса морали – НЕ УБИЙ, НЕ УКРАДИ…
      – А как же немцы в Вевельсбурге? – спрашивал Ходжахмет, – почему им был дан доступ к секретам ракетной техники, и даже дальше? Они что? Были чистыми?
      – Все в сравнении, – отвечал Пакистанец, – здесь как раз следует обозначить и вторую проблему… Дело в том, что ТУДА пытаются подключиться очень многие. И когда идет война, высшим силам, для того, чтобы кому-то отдать предпочтение, кому-то отдать победу, приходится взвешивать – кто более чист… А что, по твоему? Американцы с англичанами были святыми? Вот высшие силы и дали кое-что немцам, дабы и американцев за их грехи потрепать.
      А вообще, наша теперь проблема еще и в том, что входы к некоторым хранилищам знаний блокируются именно огромным количеством попыток взломать их. Это как хакерское блокирование вредных сайтов. Понимаешь?
      Ходжахмет тогда не очень понимал, но его вполне устраивал тот уровень, которого они тогда с Пакистанцем достигли.
      Как же!
      Они освоили телепортацию.
      Они могли теперь перемещать группы боевиков в любые точки пространства.
      Десять вооруженных спецназовцев в овальный кабинет Белого дома? Запросто!
      Двенадцать мождахедов с автоматами в кабинет премьер-министра на Даунинг стрит 10? Пара пустяков!
      Сорок солдат с пулеметами в здание Администрации на Старой площади? Одно нажатие кнопочки – и они уже там!
      Вобщем, на тот момент, когда они начали мировой переворот, Ходжахмету казалось, что знаний им теперь хватит для того, чтобы хорошо начав, еще и кончить хорошо.
      И он избавился от Пакистанца.
      Но теперь не все пошло так гладко, как хотелось.
      И Заир-паша, который теперь сменил Пакистанца на месте главного советника по науке, Заир-паша теперь предупреждал, что они могут и потерять контроль над ситуацией, потому что – а) – во-первых, на ступеньках лестницы мирового Интернета у них давно уже появились успешные конкуренты – и это скорее всего китайцы. Потому как косвенным подтверждением этому служит хотя бы то обстоятельство, что телепортация никак не работает в сторону Пекина, Гонконга, Тайбэя и других китайских городов.
      И – б) – во-вторых, русские совсем еще не поставлены на колени. Пакистанец, пока еще был жив, он предупреждал, что их Резервная Ставка и их Сибирское отделение РАН – кроют в себе большую опасность.
      – Что нам нужно для успеха? – спросил тогда Ходжахмет.
      – Нам нужны чистые экстрасенсы, – отвечал Заир-паша.
      – Будут тебе чистые, будут тебе экстрасенсы, – отвечал Ходжахмет и дал Аравийцу соответствующее распоряжение. …
      По центру прокатился шумок.
      Аравиец прилетел из России и привез какого-то сильного экстрасенса.
      Экстрасенсу дали кличку Узбек.
      Сперва с ним должен был побеседовать Алжирец – начальник отдела безопасности Центра, а уже потом Узбек либо попадал, либо не попадал к Заир-паше.
      Алжирец славился в Центре какой-то небывалой, совершенно нечеловеческой проницательностью. Пороки и дурные наклонности своих виз-а-ви он считывал буквально с лица. Говорили, что даже сам Ходжахмет немного побаивался егои потому сильно уважал.
      Но Алжирец сейчас отсутствовал.
      Они вместе с Ходжахметом телепартировались в Монако – там организовали какую-то заваруху с арестом гостившей у князя Монако правящей королевской семьи королевского дома Испании. Ходжахмету там зачем-то понадобилась младшая дочь королевы Софии и короля Хуана. Но дела высшего руководства здесь было не принято обсуждать. Как и везде на Востоке, здесь, в центре, научная интеллигенция славила и восхваляла Ходжахмета – Аллах да продлит дни земной жизни его, и на партийных собраниях под портретами вождей движения – Саддама Хусейна, Айятоллы Хомейни, Ясира Арафата – ученые радостно одобряли последние события, – к примеру – акцию по захвату Ватикана и Папы Римского.
      Как же! Отпала необходимость какой-либо интервенции в Латинскую Америку.
      Весь католический мир был сразу – одним рейдом телепартированных в Ватикан моджахедов, был буквально поставлен на колени.
      Показанный латинянам Папа Римский молил о мире и прощении.
      О мире с мусульманами и о смирении, дабы не повторились грехи крестовых походов.
      И вот теперь Ходжахмет поручил Алжирцу формировать бригады строительных рабочих из украинцев и молдаван – ехать сооружать минареты возле Соборов св. Павла в Лондоне и св. Петра в Риме.
      Кстати, чтобы обновленный таким образом собор св. Павла – лучше бы смотрелся, Ходжахмет решил очистить всю набережную Темзы, весь её левый берег от Вестминстера до Тауэра. Снести весь этот бутылочно-зеленый стеклянный небоскребный Сити к чертям, пусть станет привольно на Темзе, как в дни Вильгельма-Завоевателя…
      Ходжахмету нравилось ассоциировать себя с этой исторической личностью.
      И его мировой переворот для всего крещеного мира – это тоже своего рода этакая битва при Гастингсе, даже покруче!
      Алжирец посмеивался над Ходжахметом, не прямо в лицо – такого себе никто здесь не позволял, но завуалировано, путем иносказаний, чисто по-Восточному посмеивался. Говорил Ходжахмету, – мы, о великий, сравниваем твои свершения со свершениями Чингис-хана и Тамерлана, но ты, о великий, все тяготеешь к западной истории и подбираешь себе примерами для подражания близких тебе по крови и по культуре. Так почему бы тебе не выбрать примером Александра Македонского? Он ведь был европейцем, как и ты?
      – Я и Юлий Цезарь, я и Атилла, я и Карл Великий и Иван Грозный в одном лице, – отвечал Ходжахмет.
      – Но почему не Батый и не Мусса ибн Нусайра? Батый – человек с Востока – дошел до Германии, а предводитель арабского мира Мусса ибн Нусайра взял Севилью, Кордову, Малагу и Сарасгоссу! Или почему ты не султан Баязид Молниеносный, что взял у европейцев Константинополь и сделал Турцию европейской страной? В тебе очень много голоса крови, Ходжахмет, – говорил Алжирец, – и этот зов крови может сильно помешать тебе.
      Алжирцу не нравилась Катя Мельникова.
      Но он был тайно влюблен в ее служанку Лидию.
      Алжирцу очень нравилось наблюдать, как та занимается гимнастикой – растягивая свое прекрасно тренированное тельце в продольных и поперечных шпагатах.
      Но взять в жены служанку?
      Это было бы слишком!
      А взять Лиду в наложницы?
      Катя бы сразу тогда нажаловалась Ходжахмету и не отдала бы…
      Ах, во всем виноват этот Зигмунд Фрэйд! ….
      Лидия была теперь главной ответственной служанкой.
      Она и ее дочка все время присутствовали при всех процедурах их госпожи, и главное – выносили к госпоже младенца, дабы Катя покормив и поиграв с Сашей-Сеидом, снова отдавала бы маленького на попечение Лиды.
      У Лиды ведь уже был некий материнский опыт!
      Сейчас маленький спал в своей комнате под присмотром Милы и Ирочки, а Катя с Лидой лежали под пальмами на краю мраморного бассейна с морской водой и пили зеленый чай с жасмином.
      – Слушай, Катя, а ко мне, как мне кажется, не равнодушен наш главный по охране, – сказала Лида.
      – И что? – спросила Катя, отламывая кусочек пахлавы.
      – А то, что они меня круглые сутки на камеру снимают, – недовольно фыркнула Лида, – ни на секунду не могу расслабится, ни раздеться, ни заголиться, все как только начну гнуться или на растяжки садиться, сразу моторчики в камерах пищать начинают – он все на пленку снимает, а потом, наверное мастурбирует что ли?
      – Ну ты уж скажешь!
      – А что? А что я еще подумать могу? Ты Ходжахмету пожалуйся, пусть он этому Алжирцу по загривку надаёт! А то он и тебя примется снимать!
      – Ну уж!
      – А то! С него станется.
      Помолчали.
      Катя снова задумалась, вспоминая своего Сашу Мельникова.
      А Саша Мельников был рядом.
      Буквально за четырьмя или пятью стенами – в каких-нибудь пятидесяти метрах от своей жены.
      Но не знал об этом.
      И она не знала. …
      Сашу привели к Заир-паше на собеседование.
      Огромная комната начальника научного департамента была заставлена самыми удивительными предметами.
      Здесь были и мраморная Ника Самофракийская, и Венера Милосская, и Аполлон Бельведерский, десятки мраморных и алебастровых ваз, древние механизмы – часы, золотые статуэтки, включая натурального Оскара, и иные артефакты, происхождения и назначения которых, Саша определить сразу не взялся бы.
      – Настоящая? – спросил Саша, показывая пальцем на Нику.
      – Нет, копия, – ответил Заир-паша, – но копия буквально атом в атом и молекула в молекулу, это еще Пакистанец, когда был жив, освоил технологию электронного копирования. Сканировал оригинал в Лувре и потом материализовал в мраморе, как раньше с изображениями на компьютере поступали – сканировал – потом на принтер – вжик – и готово!
      – Здорово! – восхищенно воскликнул Саша, – а с живой женщиной так можно?
      – Что? – переспросил Заир-паша.
      – Ну это… Сканировать, а потом вжик – и готова копия!
      – Это пока не получается, – ответил Заир-паша.
      – А почему не получается? – спросил Саша.
      – Потому что тело скопировать можно, а душу бессмертную Бог копировать не дает…-ответил Заир-паша, – при копировании мертвые тела только получаются, годящиеся разве на пересадку органов…
      – Значит пробовали? – спросил Саша.
      – Пробовали, – кивнул Заир-паша и вдруг спохватившись, сощурил глаз, – что то много вопросов, уважаемый, вы не из КГБ случайно?
      – Если только из Белорусского, – добродушно улыбнувшись, ответил Саша и тут же предложил Заир-паше взглянуть на свои часы от фирмы Тиссо.
      – Эти фокусы я знаю, – сказал Заир-паша, – посмотрим на вас в настоящем деле. …
 

 
      – Мы поставим во главе каждого из государств просвещенного короля-мусульманина,- сказал Ходжахмет,- или просвещенную королеву-мусульманку, – поправился он, поглядев в сторону принцессы,- Давайте вспомним, как процветали и Испания и Португалия при арабах? И Малага и Сарагоса! А что принесла им реконкиста и изгнание арабов? Мрак средневековья?
      – Но сударь, согласитесь, что именно после реконкисты в Испании и в Португалии появились Колумб и Васка да Гама, и обе эти страны стали метрополиями великих империй! – возразила принцесса.
      – Ах, полноте вам, ваше величество, арабы открыли Америку еще до Колумба, и останься Испания мусульманской, империей она стала бы гораздо быстрей, не пережив, кстати говоря, ужаса средневековых инквизиций.
      – Но отчего же тогда в Америке Колумб не обнаружил Корана и мечетей? А нашел только индейские пирамиды Теночтлана? – ехидно спросила принцесса.
      – Он плохо искал и вообще, Ваши христианские историки все подтусовали, – сказал Ходжахмет, – но кабы вы остались под дланью короля-араба, то наверняка не проиграли бы Англии своего главного сражения и сохранили бы статус морской державы.
      – Правь Испания морями, – пропела принцесса на мотив британского гимна.
      – Вот-вот, – кивнул Ходжахмет, – и я про тоже самое.
      – К чему вы клоните? – спросила принцесса.
      – Я хочу заключить с Вами особый конкордат с особыми кондициями, – ответил Ходжахмет, – я хочу предложить вам брак с моим сыном Сеидом, тогда по кондициям нашего конкордата вы станете королевой объединенной континентальной Европы со столицей в Париже…
      – Вы сказали континентальной Европы, а как же Англия? – спросила принцесса.
      – В Англии будет король-мусульманин, и к Англии вернутся ее колонии, включая Соединенные Штаты Америки, Индию, Канаду, Новую Зеландию и Австралию, где будут посажены вице-короли. Точно так же вице-короли будут посажены и в Бразилии, как это было при Доне-Педро Первом Бразильском – первом вице-короле Бразилии при Португальском короле… Так будет со всей Латинской Америкой, и население всех этих в бывшем католических стран согласится на это по просьбе Папы Римского, ныне находящегося нас в гостях.
      – А сколько лет вашему сыну? – поинтересовалась принцесса.
      – Ему только что исполнился один месяц, сударыня, – учтиво прижав руку к груди, ответил Ходжахмет.
      – Значит, это будет морганатический брак? – спросила принцесса.
      – Как угодно, сударыня, но вам придется принять нашу веру и исполнять обязанности, покуда наш сын и ваш муж не станут совершеннолетним.
      – Все это так странно, все это так странно, – всплеснув руками, воскликнула принцесса, – но если у меня уже есть жених? – спросила она, умоляюще взглянув на Ходжахмета.
      – Вы нам скажите, кто он, – ответил Ходжахмет, – и мы облегчим ваши страдания, ведь как говорил один из великих руководителей той страны, где я родился, – нет человека, нет и проблемы! …
      Ходжахмету нравился Париж.
      Он любил бродить по набережной Сены, особенно по правому ее берегу, от Орсэ до Понт Нёф, и потом обратно, от сен-Мишель до моста Александра Третьего.
      Ему не нравилась идея поселить своего сына и королеву в Лувре.
      Пусть живут в Консьержери!
      Средневековая Консьержери с ее башенками больше похожа на дворец короля – аскета, короля-тирана, каким и должен быть властитель половины мира…
      А все эти барочные изыски, все эти дворцы королей – вырожденцев, все эти Прадо и Версали, все эти Лувры и Пале-Рояли… Они не похожи на дворцы королей-императоров.
      Наполеон оттого и не стал полновластным диктатором всего мира, потому что жил в роскошном Фонтенбло, а не как подобает тирану тиранов – в аскетической келье – в цитадели непреступной крепости своего рыцарского замка, окруженного рвом и каменной стеной со сторожевыми башнями.
      И Фридрих Великий с его похожим на Петродворец – сладким Сан-Суси, и Екатерина Великая с ее Царскосельским дворцом – все они начали вырождаться, когда из предназначенных Богом крепостей, они превратили среды своего обитания в барочные анфилады танцевальных зал…
      А педики не могут властвовать миром.
      И Ходжахмет решил написать в своем политическом завещании, которое он оставит Сеиду, что все их потомки будут обязаны жить в крепостях… Но не во дворцах, которые потом станут музеями…
      – Этот город мог бы быть имперской столицей мира, – думал Ходжахмет, вдыхая терпкий воздух Парижа, – а они превратили его в какой-то центр беспорядков хулиганствующей молодежи, всей этой самоуверенной и наглой швали – от простых богатых бездельников, что десятилетиями тусуются в книжных лавках на Сен-Мишель, изображая из себя прогрессивное студенчество, от всех этих педиков и наркоманов – до элементарных стяжателей греха – сутенеров, проституток, торговцев наркотиками… И что самое интересное, им всем здесь не хватало и не доставало всегда именно свободы. И из-за этого они громили витрины и в 1967-ом, и в 2006-ом…
      Им всем было мало свободы, чтобы еще больше грешить, чтобы довести свою прожженную грешность до абсолюта… Они все протестовали против наступления на их свободы…
      Я покажу им свободу! …
      Саша Мельников был готов к испытанию на полиграфе.
      Почему полиграф?
      Полиграф Полиграфыч…
      Да потому что много пишет всяких разных кривых, от электроимпульсов мозговой деятельности – до интенсивности работы потовых желез. И потом, опытный дешифровщик данных распечатки Полиграф Полиграфыча по многократным сравнениям с исходными данными отобранных из испытательных образцов, где испытуемые заведомо лгали или наоборот заведомо говорили правду – с девяностопроцентной уверенностью эти обработчики потом говорили – вот здесь Саша Мельников сморгнул… А за испуг – саечка!
      Сашу обучили как обмануть Полиграф.
      Это он умел.
      А вот сможет ли он обмануть Алжирца?
      Алжирец приехал вместе с Ходжахметом.
      Они были на переговорах в Испании и Ходжахмет хотел, чтобы Алжирец был вместе с ним.
      Ну…
      И прибыв в Центр, задал же Алжирец перцу этому заму по науке, этому Заир-паше.
      Шерсть летела по всему Центру – пыль столбом!
      Почему Заир-паша осмелился нарушить правила и допустить нового работника в святая-святых без предварительного тестирования по ведомству Алжирца?
      Говорят, Заир-паша только тем и отговорился, что он, де – сам проверил Сашу путем консультации с Книгой Судеб, как это делал еще сам Пакистанец специально для Ходжахмета.
      Поди – проверь – делал это Заир-паша или нет, но Аджирец перед таким аргументом спасовал.
      Все здесь знали, что Пакистанец и вправду залезал в Книгу Судеб… И он правда выкопал там, что женой Ходжахмета и матерью наследника будет русская – которая замужем за Фэ-Эс-Бэшником… Только одного Алжирец потом в толк не мог взять, почему, если Пакистанец заглядывал в Книгу Судеб – почему он проглядел там про свою смерть? Так глупо погиб в автокатастрофе…
      Но тем не менее, выслушав оправдательные доводы Заир-паши, Алжирец спорить не стал – если проверил, значит ты и несешь за него ответственность, – сказал он Заир-паше, – и если этот окажется шпионом, то ты в первую голову на виселицу с ним пойдешь.
      Но на Полиграф-Полиграфыча Сашу все же загнали.
      Уже так – порядка ради. ….
      – А ты думал, что включение в цепь, это этакое подсоединение проводами?
      Заир-паша расхохотался.
      – Примитив! Так только дети и глупые сценаристы дешевой фантастики могли бы подумать!
      Это Заир-паша так разошелся, так раздухарился на простой Сашин вопрос, где будет его рабочее место и как вообще он будет работать в цепи?
      – Глупый ты,Узбек, хоть и талантливый… Часы вот умеешь останавливать, да компьютер в "Шевроле" заговорил, а самого важного в нашем деле пока не понимаешь.
      Да, собственно и зачем это тебе?
      Заир-паша потом всё-же снизошел, объяснил-таки популярным языком, как работает цепь…
      Оказывается, действительно, цепь создается на тонких уровнях слабых взаимодействий и поэтому существует без внешних признаков соединения.
      С первого взгляда это и не цепь никакая.
      Так, сидят в одном здании сто человек, и вовсе они не соединены никакими проводами! И более того, они даже не заняты каким либо общим делом. И не сосредотачиваются, и не медитируют вместе на одну мантру-янтру… А так – занимаются кто чем.
      Один рисует себе, другой стихи пишет, а третий кино по телевизору смотрит…
      Но на самом то деле – цепь работает.
      Все подсознательные аппараты на самом деле ищут друг-друга и подпитывают и подпитываются тонкими колебаниями тонких сфер от друг-дружки.
      И сложенные колебания, сложенные в когерентном совпадении частот – доходят до небесных слоев, и если совмещаются с частотами небесной Библиотеки Данных, то происходит обмен.
      – И как же вы определяете результат обмена? – поинтересовался Саша.
      – А через откровения, – просто ответил Заир-паша, – по опыту, каждый из участников цепи не реже двух раз в неделю как бы прозревает… Причем, каждый прозревает в какой-то своей, близкой ему области знаний. Прозрение может быть и в виде сна, и в виде видения, но чаще всего является в виде особого вдохновения.
      Поэтому мы сажаем наших членов цепи заниматься каким-либо видом творчества. Либо рисовать, либо стихи или роман писать.
      Так и рождаются у нас тут Леонарды да Винчи… Сто штук в день!
      – Да но почему так просто? – пожал плечами Саша, – почему у других не получалось?
      Собрали сто талантливых персон в один монастырь и они – давай выдавать на гора откровения, в духе Моисея! Напрямую от Бога! Почему так просто? И почему у других так не получалось? В чем секрет?
      Заир-паша посерьезнел, огладил свою скорее корсарскую, чем имамскую бородку, и все-же удостоил – всеже сказал, объяснил всеже…
      – Понимаешь, все дело в катализаторе, все дело в первоначальном импульсе, который мы называем пороговым паролем. Без него – хоть миллион экстрасенсов в самом лучшем монастыре мира собери – ничего оттуда (Заир-паша пальцем показал на небо) ничего оттуда не получишь, хоть лоб в молитве расшиби и миллион молящихся или медитирующих заставь тоже лбы расшибать, без порогового пароля ничего не выйдет, надо сперва ЛИНК сделать, а потом уже по сети лазать…
      – А кто знает этот пороговый пароль? -сделав наивное лицо, спросил Саша.
      – Раньше пароль знали Пакистанец и Ходжахмет, – сказал Заир-паша, – а теперь знает Ходжахмет. А кто еще? Я, например, не знаю… Даже Алжирец, я думаю, не знает. А Ходжахмет этот пароль в своем духовном завещании кому-то отдаст. Пока не знаю, кому. ….
      После формальной проверки на ПОЛИГРАФЕ, которая вызвала у Саши только легкое раздражение, – тоже мне вопросики! – "вы работаете на Фэ-Эс-Бэ?"… "вы работали на Кэ-Гэ-Бэ?"… "вы прибыли сюда по заданию Резервной Ставки?"… "вы знакомы с генералом Старцевым?"… после игры в такие вопросики его все-же усадили на рабочее место и очертили ему круг его обязанностей.
      У каждого из звеньев цепи были свои кабинеты.
      Но все имели возможность выходить из них в любое время, гулять по саду с бассейном, сидеть в кафетерии, заходить в библиотеку, а так же заниматься физкультурой в спортивном зале – хочешь на тренажерах попотей, а хочешь – побегай с мячиком – поиграй в мини-футбол с коллегами, или в баскетбол – к чему больше сердце расположено.
      Но в тоже самое время у каждого из звеньев был свой недельный и месячный творческий урок, за выполнением которого присматривал Заир-паша.
      Так инженеры-химики должны были писать свои рефераты по химии, а инженеры-авиатехники, писали статьи и рефераты по своим аэродинамическим темам… И в какие-то моменты во время работы над статьями к ним и приходили оригинальные мысли, как вроде бы исходящие от них, но в тоже самое время и не от них…
      В кафетерии один энергетик, работавший над проблемами беспроводной передачи энергии, рассказал Саше про то, что на прошлой неделе одному инженеру – химику во сне, в точности как некогда Менделееву – приснилась таблица элементов… Но в новом виде – не плоская, как Дмитрию Ивановичу, а пространственная. И теперь Заир-паша рассматривает это событие, как большой прорыв, сулящий большие сдвиги.
      – У нас каждую неделю здесь какое-нибудь фундаментальное открытие происходит, – сказал энергетик, – мы тут движем научный прогресс уже не по экспаненте, а по вертикальной имманентной линии, уходящей в бесконечность.
      Саше для начала предложили написать просто маленький философский трактат на тему – Как устроен мир? Моя парадигма…
      – А там посмотрим, чем тебя занять, – сказал Заир-паша, похлопав Сашу по спине, – давай, Узбек, пиши! Думай о своем великом предке Низами и пиши…
      Но о Низами не думалось.
      Думалось о Кате.
      Катю надо найти.
      Катю надо вызволить отсюда.
      Но сперва надо разрушить цепь Ходжахмеда.
      И узнать ПОРОГОВЫЙ ПАРОЛЬ.
      Но при этом надо опасаться системы внутренней защиты.
      Наверняка, когда ты включен в сеть, какая-то система отлавливает вражеские замыслы, вроде антивирусных систем в компьютере – вроде ПАНДЫ или КАСПЕРСКОГО*** Саша вздохнул и принялся писать трактат – Как устроен мир?
      И вдруг, с первой же строчки, ему пришло откровение…
 

 
      Данилов вот уже четыре часа как допрашивал Цугаринова.
      Сперва это был просто разговор.
      Прощупывание.
      Потом Данилов сделал попытку впрямую перевербовать Цугаринова, подписать его на двойную игру… Но когда точка невозврата в их разговоре уже была перейдена, когда оба уже поняли, что шуточкой – прибауточкой из их разговора уже просто так не выйти, Данилову ничего не оставалось, как арестовать Цугаринова и поместив его в камеру, жать, жать на него и дожимать, покуда тот не сломается.