Саше показалось, что Катя слегка располнела.
      Только бы не вскрикнула от удивления, только бы не вскрикнула!
      Рядом с Катей, слегка позади ее, семенила высокая красивая женщина – по всей видимости, служанка.
      – Нет, – отчетливо, но негромко сказал Саша, держась за ручку предупредительно открытой им задней двери. Лицо его при этом было почтительно опущено вниз и сам он согнулся в глубоком поклоне.
      Не издав ни звука, Катя легко проскользнула внутрь салона.
      Ее служанка последовала за своей госпожой, и Саша захлопнув дверцу, быстро обежал автомобиль, чтобы занять свое место за рулем.
      – Поезжайте на центральный базар, – сказала служанка, и женщины тут же пожелали отделиться от водителя бесшумно поднимавшимся стеклом.
      Только они отъехали, как сбоку из кустов за ними вынырнули два джипа с охранниками и теперь ехали вслед, соблюдая приличную дистанцию.
      Саша боялся взглянуть в зеркало заднего вида.
      У него пересохло во рту.
      Ах, какая же она стала красавица – его Катя!
      Какая она стала мягкая и вся такая плавно-округлая.
      Интересно знать, она поняла его тихий, но внятный возглас "нет"?
      А может, она попросту не узнала его?
      Ведь и такое бывает – случается!
      Вот и базар…
      Саша остановил машину, дождался, когда по инструкции первая машина с охранниками поравняется с его лимузином, и охранники выйдут наружу…
      Потом выскочил из лимузина, обежал его со стороны, где сидит госпожа, с поклоном открыл дверцу…
      – Да, – тихо, но отчетливо сказала Катя, выходя…
      Только ветерком его обдала, задев его краем своего шелкового сари…
      Но ведь и взглядом себя не выдала.
      Не чиркнула по нему даже самым быстрым глансом.
      Вышла из машины, глядя и не сквозь своего шофера, а куда-то мимо него и вдаль, как и подобает госпоже.
      И служаночка ее выбралась из лимузина и тоже…
      Не поглядела даже.
      Четверо охранников пошли с госпожой на базар.
      Один остался подле Саши…
      – Что, брат? Жарко сегодня? – спросил охранник, закуривая.
      – Да уж, – ответил Саша, сняв форменную фуражку и платочком вытирая пот со лба.
 

***

 
      Женщины задержались возле торговца, продававшего золотые и серебряные украшения.
      Катя рассеянно перебирала то и это, и три раза роняла украшения на земляной пол ювелирной лавки.
      – Катя, что с тобой, ты вся дрожишь! – заметила Лидия.
      – Я волнуюсь, как там маленький? – ответила Катя и снова уронила на пол золотой браслет.
      – Да что волноваться? – пожала плечами Лидия, – там же Мила и Ирочка с ним, да и мы только на часок выехали, скоро вернемся.
      Но с Катей и правда что-то творилось.
      Она снова уронила предмет, потом схватилась рукой за прилавок, и подняв руку к лицу, вдруг стала оседать на пол.
      – Врача, врача, с госпожой плохо! – крикнула Лидия.
      – Доктора, доктора сюда, – заблажил насмерть перепуганный торговец.
      Крепкая охранница в хеджабе – капитан гвардии Ходжахмета – бывшая чемпионка Ирана по тяжелой атлетике Ханумам Исламби – подхватила Катюшу на руки и быстрым шагом понесла ее к машинам.
      Лидия бежала рядом.
      – Дорогу, дорогу! – кричали охранники, стволами автоматов расталкивая зевак.
      Катю уложили на заднее сиденье "Роллс-ройса"…
      – Быстро во дворец! – приказала Ханумам Исламби.
      И Саша, включив сирену, рванул машину в сторону дворца. …
 

 
      Алжирец наконец-то заполучил ее.
      Еще Пакистанец как то говорил, еще в те далекие времена, когда они еще только начинали это дело, тогда он любил говорить, – каждый в жизни получает то, о чем очень сильно мечтает. Беда только в том, что свою мечту он получает тогда, когда вожделенное уже не очень то и нужно ему.
      Но нет.
      Алжирец получил Лидию находясь на пике своего желания.
      Это было удобно.
      Инцидент с падением госпожи в обморок послужил формальным поводом, для того, чтобы Лидию освободили от обязанностей первой служанки.
      Хождахмет имел на это полное право.
      Ему доложили о случае в ювелирной лавочке и он, посчитав что в обмороке виновата служанка, так как она не уследила за состоянием здоровья своей госпожи и не доложив начальнику охраны, отправилась с той на прогулку, Ходжахмет приказал удалить Лидию из своего гарема и приказал отправить ее в полное распоряжение Алжирца…
      Для самого Алжирца такое дело тоже послужило великим сюрпризом.
      Он и не ожидал, что его заветная мечта так скоро сбудется.
      Но ведь и повода подозревать, что что-то в этом деле подстроено – ему никто не подал.
      Все произошло совершенно естественно.
      Госпожа на базаре почувствовала себя плохо.
      Лидия, как первая служанка – растерялась, и не окажись рядом капитана гвардии Ханумам Исламби, еще неизвестно, как бы все обошлось с жизнью и здоровьем госпожи!
      Так что эту Лидию Ходжахмет уволил безо всякого подвоха – комар носу не подточит…
      И теперь уж Алжирец был весь готов изойти на самые сладкие слюни своего самого сладкого вожделения…
      В половине первого пополудни, ему доложили об инциденте.
      В час дня ему сообщили о решении Ходжахмета отдать ему бывшую служанку госпожи.
      В пол-второго Алжирец сказал своему заместителю, что уезжает к себе в свой дворец, забирая с собой Лидию.
      И потребовал, чтобы его не тревожили идиотскими звонками…
      И когда на пульт дежурного по администрации Алжирца поступило сообщение о радиограмме от русских, от некоего генерала Данилова, никто из подчиненных Алжирца не посмел беспокоить своего господина.
      Пусть радиограмма полежит до завтрашнего утра, – решил дежурный. …
      Саша вообще никогда не был большим любителем выпить. А теперь то и вообще, когда закосил под мусульманина, вживаясь в легенду – все былые свои привычки – "пивка для рывка и водочки для обводочки" – пришлось забыть и оставить в той, докатаклизмовой жизни.
      Но вот сегодня, после того, как увидел Катю, ему очень-очень захотелось выпить.
      Прям, хоть одеколона или туалетной воды – налей, за неимением водки или виски на худой конец!
      Саша поставил "роллс-ройс" в гараж.
      Велел рабам еще раз вымыть машину, а рабыням – поменять в салоне цветы и протереть подлокотники душистой водой.
      Вышел на жаркое солнышко – покурить.
      Взгрустнул.
      Как там Катерина?
      Это ведь у нее обморок от нервного перенапряжения – уж он-то сразу все понял, сразу во всем разобрался.
      Значит, не забыла, значит не безразличен ей он – Саша Мельников – законный её муж…
      Присел на корточки, как это делают зэки и узбеки.
      Снял фуражку.
      Зажмурился.
      Подставил лицо жарким лучам.
      – Эй, Узбек, – из ворот гаража послышался крик дежурного, – эй, Узбек, тебя срочно к хозяину…
      – Неужели Катя чем-то выдала себя? – это было первое, что пришло в голову, – может в бреду она что-то сказала лишнее? Как радистка Кэт в сериале про Штирлица?
      Сказала в беспамятстве, что её давешный шофер узбек – это не узбек, а ее муж – Саша Мельников – офицер ГРУ…
      Дежурный нукер проводил Сашу в приемную при главной диванной, где Ходжахмет обычно принимал самых важных своих гостей.
      В приемной было необычно пусто.
      Здесь всегда Алжирец вертелся со своими головорезами, это его место обитания было.
      Но теперь в приемной не было ни Алжирца, ни нукеров с автоматами.
      И вообще, когда дежурный вышел, Саша остался один в этой большущей комнате с парчовыми и шелковыми обоями, тремя слоями ковров на полу и золоченой мебелью по углам.
      – Ты уже здесь, Узбек? = услышал Саша голос Ходжахмета.
      Занавеска отдернулась, и Саша увидел маленькую дверь, ведущую в какую-то боковую, потайную комнату, про которую Саша доселе не знал.
      Обычно из приемной все входили в диванную – курительную с кальянами, где обсуждались и решались большие вопросы переустройства мира…
      Но теперь Ходжахмет пригласил Сашу пройти в какую-то потаенную комнатку, где судя по всему и дела вершились – какие-то потаенные!
      Ходжахмет пригласил Сашу садиться на ковер и откинуться на подушки, в изобилии валявшиеся тут и там. И сам хозяин тоже присел и откинувшись, локтем оперся на подушку, приняв удобно-непренужденную позу, что располагала к доверительной беседе.
      – Кофе? Сигару? – предложил Ходжахмет.
      – Я бы виски выпил, – признался Саша – Нет проблем, – оживился Ходжахмет, – не будем формалистами, будем реалистами, – сказал он как то даже весело и игриво.
      Одно нажатие кнопочки пультика дистанционного управления, и створки потайного бара раскрылись, явив взору гостя европейское изобилие напитков.
      – Так вот в чем был секрет потайной комнаты для переговоров! – понял Саша, – здесь в отличие от диванной не только курят, но и пьют!
      Саша сам взял из бара бутылку Чивас Ригал и вопросительно поглядев на Ходжахмета, увидев его одобрительный кивок, налив в два стакана по двойной порции – на три пальца…
      – За что пьем? – спросил Ходжахмет, испытующе поглядев на Сашу.
      – Неужели все знает? – подумал Саша, но совладав с собой, непренужденно сказал, – пьем за нашу победу. – о-кей, – на американский манер ответил Ходжахмет и сделал большой глоток.
      Помолчали.
      Потом Ходжахмет приподняв свой стакан, как бы отсалютовав им в Сашину честь, разом допил свой виски, поставил пустой стакан на ковер и заговорил…
      Заговорил, сделав Саше такое предложение, от которого кругом пошла голова…
      И не от выпитого виски она закружилась, а от услышанного!
      – Ты мне нравишься, Узбек, – сказал Ходжахмет, – твой доклад, что ты мне написал в стихах, помог мне разрешить некоторые кадровые и политические проблемы… Так что, считай – ты сдал вступительные экзамены и принят в команду.
      – А разве я не был в команде? – удивился Саша, – я вот даже госпожу сегодня удостоился чести возить…
      – Шофером? – Ходжахмет хлопнул себя ладонью по бедру, – шофером тебя использовать, это все равно как ученого высшей марки использовать простым счетоводом! Я тебя своим министром сегодня назначаю, за это и пьем… И он кивнул, чтобы Саша вновь наполнил стаканы.
      Саша послушно плеснул на пару пальцев в каждый.
      Выпили.
      – А каким министром ты даже не поинтересуешься? – укоризненно спросил Ходжахмет.
      – Так вы сейчас скажете, – ответил Саша.
      – Правильно, скажу… – и помедлив, и сделав театрально-затянутую паузу, вымолвил, – министром своей безопасности, вот каким министром.
      – Но ведь на этой должности Алжирец, – удивленно вскинул брови Саша.
      – Был Алжирец, теперь ты, – спокойно ответил Ходжахмет.
      – Ваша воля, – ответил Саша.
      Сердце бешено колотилось в груди – сто двадцать пять ударов в минуту, но внешне, Саша ничем не выдавал своего волнения.
      – И сразу тебе есть задание по линии твоего ведомства, – сказал Ходжахмет, – надо поехать к бывшему министру, к Алжирцу и привести в исполнение приговор.
      – Ваш приговор? – спросил Саша.
      – На первый раз прощаю твою непонятливость, – ответил Ходжахмет, – но в дальнейшем учти, я непонятливых, я таких, которые два раза переспрашивают не люблю…
      Саша поднялся с подушек.
      Он хотел было спросить, но Ходжахмет сам опередил его, – хочешь спросить, с кем ехать убивать Алжирца! Отвечу. Возьмешь два десятка нукеров из моей гвардии – с капитаном Ханумам Исламби во главе – теперь она твоя правая рука… А потом, когда устранишь Алжирца, сам наберешь себе гвардию… Ну? Стременную что ли на посошок? – спросил Ходжахмет, подмигивая. …
      Ханумам со своими гвардейцами уже ждала в нижнем вестибюле.
      – Я ваш новый начальник, – сказал Саша.
      – Я знаю, – сказала Ханумам.
      – С расположением дворца Алжирца вы знакомы? – спросил Саша.
      – Мы проникнем туда официально, якобы с пакетом от Ходжахмета, нас будут обязаны пропустить, – ответила Ханумам.
      – Это авантюра, так без подготовки, – сказал Саша, – надо бы хоть пару-тройку часов на составление плана.
      – Доверьтесь мне, Узбек, – сказала Ханумам, – этот план уже давно разработан и я знаю его наизусть.
      Саша кивнул.
      Собственно, ему более ничего и не оставалось.
      Он взял из рук одного из гвардейцев автомат АКСУ, у другого взял пистолет Стечкина…
      – Поехали, – сказал Саша.
      – Поехали, – кивнула Ханумам. …
 

 
      – Если мы теперь же не захватим пост дальней связи, – сказал Старцев, – то Данилов наделает дел, он еще на прошлой неделе обвинял меня в нерешительности, что я не отдал приказ о ядерных ударах по столицам стран НАТО, так что я представляю, какие теперь приказы он готов отдать нашим командирам атомных ракетоносцев.
      – Это надо сделать до следующего выхода командиров лодок на сеанс связи, товарищ командующий, – заметил генерал Грабец.
      – Это надо сделать уже сейчас, – сказал Старцев, – имея в руках главный пульт
 

БИОС*

 
      (* боевые информационно-оперативные системы) мы можем ли заблокировать пульт дальней связи? – спросил Старцев Ерохина.
      – На какое-то время мы сможем это сделать, товарищ командующий, но потом они там на верху, если совсем не дураки, смогут и отключиться, – ответил Ерохин.
      – Надо хоть на час, хоть на пол-часа заблокировать дальнюю связь, пока наши ребята будут пробивать тоннель сквозь бетон перекрытия, – приказал Старцев, – достаточно ли взрывчатки для фугаса?
      – Через час сможем пробить фурнельку** и попытаться штурмом прорваться на шестой уровень, товарищ командующий, – ответил Грабец. (* фурнель – вертикальный ходок в подземных выработках) Людей было мало.
      В такой ситуации, в какой они оказались после измены Данилова, каждый генерал был за рядового бойца. …
      А наверху, на шестом уровне Данилов, перепоручив своему заму генералу Долгову дождаться сеанса связи и отдать приказ на совершение ядерных ударов по столицам стран НАТО, сам отбывал на переговоры с Ходжахметом.
      Командующий пятой воздушной армией генерал Затонов в своей спарке СУ-тридцать семь был уже готов и ждал на полосе.
      Данилов радовался.
      Здесь в резервной ставке еще неизвестно как дела сложатся, а он вылетает к Ходжахмету и ему есть что предьявить – во первых он знает имя шпиона – это Саша Мельников – человек Старцева, а за такую информацию можно много чего выторговать себе – дворец на берегу Средиземного моря, например… А во-вторых, ему есть что предьявить, так это ядерные ракеты на оставшихся четырех ракетоносцах, что половину своих ракет теперь израсходуют на удары по Вашингтону, Лондону и Мадриду, но вторую-то половину сохранят для устрашения Ходжахмета! И с такими козырями на руках, Данилову не о чем беспокоиться. Он завтра уже будет очень и очень богатым человеком…
      Он вылетал в Бухару не зная только одного.
      Не зная того, что подтверждение вызова на переговоры он получил не от Алжирца, а от Саши Мельникова, потому что капитан Ханумам сама перерезала Алжирцу горло…
 

***

 
      После взрыва, когда в бетоне перекрытия, разделявшего шестой и пятый уровни образовалась рваная неровная дыра с закрученными в ней и перекрученными узлами арматурных стержней, туда сразу устремились бойцы генерала Старцева. Во-первых, дабы воспользоваться первыми секундами неожиданности и шока, вызванных взрывом полу-тонны тротила, в которые первые несколько секунд были повержены находящиеся наверху Даниловцы…
      Старцев, тоже в противогазе, чтобы дышать в поднятой взрывом бетонной пыли, тоже с автоматом, рвался с бойцами наверх.
      Сопротивления почти не было.
      Угол за углом, дверь за дверью, шестой уровень переходил в распоряжение Старцева и его людей.
      Серьезная перестрелка завязалась только уже у стальных дверей пункта дальней связи. _ Уйдите, товарищ Командующий, Христом Богом прошу, уйдите, – кричал Грабец, стреляя в проем из своего Калашникова.
      Несколько пуль из ответной-алаверды очереди вылетели из задымленного проема назад и сняв бетонную крошку со стен с визгом срикашетили по коридору.
      – Да уйдите вы, товарищ генерал, наконец, в Бога мать! – крикнул Грабец и вдруг замер, словно поймав что-то.
      Замер, и осел на пол, да так и остался спать вечным сном – сидя и с незакрытыми глазами.
      Майоры Загнетов и Рудниченко побросали в проем пару гранат, и выпустив по рожку из своих Калашей, кувырком попрыгали в помещение Главного Узла дальней связи.
      – Эх, аппаратуру гранатами покарябали, наверное, засранцы, – сказал Старцев и вдруг сам замер, поймав шальную пулю.
      Прямо в сердце.
      Между пятым и шестым ребрами, прямо в левый желудочек…
      – Отменить все команды на пуск ракет… – прошептал Старцев уже умирая.
      – Не волнуйтесь, товарищ командующий, – сказал майор Загнетов, закрывая генералу глаза, – уже сделали, товарищ генерал, все о-кей!
 

 
      Данилова встречали на авиабазе, как почетного гостя.
      Даже ковровую дорожку растянули и девушек в национальных костюмах с лепешками и с солью к Данилову запустили.
      Насторожило Данилова только то уже обстоятельство, что после девушек в халатах и тюбетейках, к нему подбежала стайка пионеров в пионерских галстуках.
      И теперь, даже такой тугодум, как Данилов и тот подумал себе, – что то здесь не так…
      А оно и правда было не совсем так.
 

***

 
      Только генералу Закосову – старому другу своему, командующему пятой воздушной армией, что на своей "сушке" доставил сюда Данилова, велел ждать на полосе, а рабам приказал заправить "сушку" керосином…
      – Генерал, а втроем улетим? – спросил он Закосова.
      – Ну это же спарка, а не стройка, – ответил генерал, беспомощно разведя руками.
      – Хорошо, генерал, а с Фалкон-900 вы справитесь? – Саша рукой показал на стоящий возле ангара "хозяйский" мини-лайнер на двенадцать пассажиров.
      – С этим? – переспросил генерал, – с этим, почему не справлюсь?
      Тогда Саша подошел к группе авиатехников и быстро заговорив с ними по-арабски, велел срочно готовить Фалькона к вылету.
      – Ждите, генерал, через пару часов постараюсь вернуться. …
      За эти два намеченных Сашей часа, ему предстояло вернуться сюда с Катей и с их сыном – с Сан Санычем.
      Ходжахмет принимал Данилова в своей Большой Диванной.
      Лидия в шелковых шароварах и коротенькой безрукавочке подавала им чай и сласти.
      – Так ты хочешь, чтобы в твоем доме на берегу моря было много жен и наложниц? – спросил Ходжахмет.
      – Да, очень хочу, – кивнул Данилов.
      – Тогда позволь мне познакомить тебя с лучшей женщиной из моего гарема, – сказал Ходжахмет.
      – О, я наверное вряд ли достоин, – растерянно возразил Данилов.
      – Нет-нет, что ты, ты как раз достоин, о достойнейший из достойных, – уверил гостя Ходжахмет.
      Хозяин хлопнул в ладоши и из-за занавески вышла капитан Ханумам.
      На ней были камуфляжные шаровары и рубашка защитного цвета.
      – Ну как тебе женщина? – спросил Ходжахмет.
      – Она очень красивая, – неуверенно сказал Данилов.
      – И добрая, – добавил Ходжахмет, – тебе с нею будет очень хорошо, она тебе отрежет голову…
      Внизу под крылом Фалькона уже проплывала заснеженная тайга.
      В теплом накондиционеренном салоне летело трое.
      Всего три пассажира.
      Всего одна семья.
      Саша, Катя и Сашенька Мельниковы.
      И только пилот – генерал Закосов, порою поглядывая из своего командирского кресла назад в салон, улыбался в свои усы.
      Вместо эпилога:
 

 
      Товарищ Лю ден Лао умел принимать иностранных гостей.
      Этому искусству товарищ Лю научился у великих мыслителей древности, еще студентом Пекинского университета, прочтя трактат Шестого патриарха Хэй – Нэна о том, как следует вести дипломатические переговоры.
      Товарищ Лю хорошо усвоил предписанные трактатом правила – "роскошь и спокойное течение приема должны уверить воинственного соседа в том, что силы императора настолько велики, что ему не о чем беспокоится, кроме как о приятном времяпровождении… Танцы девушек, нарядные костюмы придворных, должны внушать гостю благоговенный трепет перед богатством императора, а устрашающий вид его воинов – внушить ему страх перед самой мыслью о войне… Спокойствие же императора должно уверить гостя в том, что он не боится воинственного соседа…
      Император боится только расстройства своего желудка за обедом…" Но товарищ Лю не боялся и расстройства желудка.
      Товарищ Лю ничего не боялся.
      После того, как господина Ходжахмета катали на гребных лодках по волнам Желтой реки, их ждал обед, состоявший из блюд традиционной "Утки по Пекински", а вечером они вместе с господином Ходжахметом должны были посетить Пекинскую оперу..
      – Как жаль, дорогой господин Ходжахмет, – прижав руку к груди с улыбкой сказал товарищ Лю, – как жаль, что по вашей вере и вашим уважаемым мною обычаям, вы не можете попробовать рисовой водки и кислого ржаного пива, подаваемых моими поварами к блюдам Утки по Пекински, но я из чувства солидарности тоже не стану сегодня пить рисовую водку, заменив ее простой водой.
      – Я ценю вашу участливость, господин Лю ден Лао, – отвечал Ходжахмет, – и когда вы будете у нас в Багдаде с ответным визитом, я тоже обязательно откажусь от какой-нибудь из своих привычек.
      – От ночи с тремя наложницами, – по-китайски шепнул сзади товарищ Ван Хэ, полагая, что переводчик не станет переводить на арабский эту его реплику.
      – В интересах Поднебесной не отказываться, а приобретать, – сказал товарищ Лю ден Лао со своей неизменной исполненной мудрости улыбкой, – мы не станем ни от чего отказываться, господин Ходжахмет, в интересах наших могучих государств только приобретение, только взаимовыгодное сотрудничество, а не самоограничения.
      Потому что самоограничения это удел побежденных и слабых.
      – Вы правы, господин Лю ден Лао, – сказал Ходжахмет, – вы воистину являетесь достойным преемником великих мудрецов древнего Китая, как мне и говорили о вас.
      – Спасибо за приятный комплимент, – прижав руку к груди, сказал Лю ден Лао, – но отчего вы не поинтересуетесь, в чем мы видим наше взаимовыгодное сотрудничество?
      Ходжахмет отложил палочки, которыми ел рис, вытер усы и бороду, и с пол-минуты молча пожевав губами, наконец произнес, – мы остались единственными реальными силами на этой планете, господин Лю, и мы должны договориться. Договориться, но не уничтожать друг-друга. Мы должны поместиться на этой планете таким образом, чтобы не мешать друг другу. И именно за этим я сюда и приехал.
      – Вы полагаете, что вы уже окончательно покончили с русскими? – спросил молчавший до этого товарищ Ван Хэ.
      – Вы ведь знаете, я сам русский, – ответил Ходжахмет, пристально поглядев товарищу Ван в его коричневые глаза, – я сам русский и поэтому очень ревнив в отношении того, как будет делиться русское наследство.
 

 
      – А не передерутся они за российское наследство? – спросил Мельников.
      Они сидели в бывшем кабинете Старцева.
      Генерал Ерохин, исполнявший обязанности Командующего резервной ставкой, майоры Грабец, Цугаринов и герой последних событий – Саша Мельников.
      На столе стояла початая бутылка коньяка и пять рюмок.
      Пятая, накрытая кусочком хлеба – стояла рядом с фотографией генерала Старцева.
      – У Ходжахмета встала работа его научного центра, – сказал Цугаринов, – он без китайской помощи теперь никак не сможет продвинуться дальше, ему нужны чистые проводники из Тибета.
      – А китайцам нужна Сибирь до Урала, – заметил Грабец, – может они сторгуются?
      Ерохин поглядел на Цугаринова и кивнул, угадав его намерение наполнить еще по одной.
      – За Старцева, светлая ему память, – сказал Ерохин, – только благодаря его решимости, Ставка выстояла и пока мы еще живы и сражаемся.
      Молча выпили.
      Ерохин слегка сморщился от резкой горечи не шибко т о марочного грузинского коньяка и задумчиво поглядел в дно опустошенной им рюмки.
      – Судя по всему, не долго тебе придется Саша побыть подле жены да маленького сына, – сказал Ерохин, – надо тебе теперь снова собираться к Ходжахмету.
      – Вот личные дела ученых Сидельникова и Бурлакова, – оживившийся Цугаринов подсунул Саше две простых картонных папки с бумагами, – тебе теперь предстоит заняться этими господами.
      – Мне привезти их сюда живыми? – спросил Саша, ставя рюмку на стол.
      – Это был бы идеальный вариант, – кивнул Цугаринов, – но если привезти Сидельникова с Бурлаковым не получится, надо сделать так, чтобы они не успели ничего сделать, когда Ходжахмет привезет Заир-паше новых тибетских проводников.
      Значит снова в дорогу?
      Значит, снова лететь с генералом Закосовым на его спарке Су-37…
 

***

 
      – Значит, ты снова улетаешь? – спросила Катя.
      – У меня служба, – ответил Саша, щекой прижавшись к катюшиному затылку.
      – Мы будем тебя ждать, – тихо сказала Катя, и добавила со вздохом, – ты только помни там, что у тебя есть сын, которому нужен живой отец.
      – Буду, – ответил Саша, поднимаясь.
      В коридоре его уже ждал ординарец, а на верху, возле устья шахты ждал УАЗик, чтобы отвезти Сашу на аэродром.
 

 

***

 
      Инженер Ребякин стоял на углу Войнова и Литейного.
      Стоял возле знаменитого Второго подъезда.
      Стоял, там где две боковые двери и где никогда не толпится народ.
      Он был внутренне собран.
      Он понимал, он полностью отдавал себе отчет в том, что как только войдет сюда, обратно, наружу он сможет выйти только при благоприятном исходе переговоров.
      А возможен ли благоприятный исход переговоров?
      А если не поверят?
      А если не поверят, тогда он никогда уже не сможет боле увидать девушек в босоножках, что с невинной деловитостью спешат куда-то по своим студенческим делам, обнимая свои глупые тубусы с чертежами, и никогда уже не сможет беззаботно вдохнуть в себя этот пропитанный запахом холодной Невы августовский воздух Литейного проспекта, никогда уже не сможет так вот запросто выбрать себе направление – хочешь, иди по Чайковского к Таврическому саду, а хочешь – в противоположном направлении – к Фонтанке…
      Если не поверят, то до конца жизни ходить будет он только под конвоем и гулять – только во внутреннем дворике тюрьмы из которого ни девушек в босоножках, ни Невы – ни даже листика зелененького – не увидать ему во век.
      Инженер Ребякин еще раз глубоко вздохнул и взялся за ручку тяжелой дубовой двери.
      В маленьком вестибюле, по висевшему здесь на стене телефону набрал трехзначный номер.
      – Горынин слушаю, – ответили там… Там – оттуда, с той стороны, что за загородкой с дежурным офицером. Оттуда, откуда уже без подписанного майором пропуска никогда не выйдешь.
      – Это Ребякин, я здесь внизу, – сказал Ребякин и понял, что секундомер уже включился.
      Он даже сердцем, даже внутренностями своими всеми почувствовал, как включился этот секундомер.
      – Сейчас спущусь к вам, – сказал тот, что назвался Горыниным, – подождите, не уходите никуда.
      Ребякин повесил трубку.
      Поглядел на дежурного офицера, сидящего за прозрачной отгородкой. Поглядел и подумал, что если сейчас вот выйти… Если сейчас вот резко выйти на улицу и быстро-быстро зашагать в сторону проспекта Чернышевского, то может быть и не догонят?