Однажды вечером в дом мага заглянул Таунсенд – скупщик овец, который в свое время доставил послание Огиона на ферму в Срединной Долине.
      – Теперь, когда господина Огиона не стало, не продашь ли ты его коз?
      – Возможно, – уклончиво ответила Тенар. Она уже задумывалась над тем, на что они будут жить, если решат остаться в Ре Альби. Огиона, как и любого другого волшебника, содержали люди, которым он служил верой и правдой, отдавая им все свои силы и все мастерство. А старого мага почитал весь Гонт. Стоило ему только попросить, и он тут же получил бы все, в чем нуждался. Люди с радостью исполнили бы любую его просьбу, ибо расположение мага дорого стоит, да ему никогда и не приходилось просить. Более того, он вынужден был отсылать обратно горы пищи, одеяний, инструментов и всевозможной домашней утвари всех видов и расцветок, которые ему приносили или просто оставляли на пороге его дома.
      – Что же мне со всем этим делать? – растерянно спрашивал он, держа в руках выводок негодующе пищащих цыплят, рулоны материи или горшочки с маринованной свеклой.
      Но у Тенар, в одночасье собравшейся и покинувшей Срединную Долину, не было времени на то, чтобы собраться с мыслями и подумать, как долго она собирается отсутствовать. Тенар даже не захватила с собой заначку Флинта – семь кусочков кости. В их деревне за деньги покупали лишь землю и домашний скот, а также рассчитывались ими с торговцами из Порт-Гонта, снабжавшими мехом пеллави и шелками с Лорбанери богатых фермеров и знать Гонта. Ферма Флинта полностью обеспечивала ее и Ферру едой и одеждой, в отличие от шести коз и маленького огорода, которые Огион завел скорее ради собственного удовольствия, чем по суровой необходимости. До сих пор Тенар жила за счет кладовой, щедрости жителей деревни, подкармливающих ее из уважения к памяти старого мага, и великодушия тетушки Мосс. Не далее, как вчера, старая ведьма сказала:
      – Дорогуша, у моей несушки вылупились цыплята. Я дам тебе троечку, когда они подрастут. Маг не держал кур, говорил, что от них много шума и мало толку, но дом не дом, если у дверей не копошатся куры, разве не так?
      И впрямь, дверь дома Мосс всегда была открыта для кур, они спали на ее кровати, и ими пропахла и без того вонючая, задымленная комната.
      – Тут есть одна годовалая белая в пятнах козочка, которая, когда подрастет, будет давать хорошие надои, – сказала Тенар остролицему человечку.
      – Я имел в виду все стадо, – уточнил он. – Если это возможно. У вас же всего пять или шесть коз, не так ли?
      – Шесть. Если вы хотите взглянуть на них, то они пасутся вон там, на лужку.
      – Я так и поступлю.
      Но он не сдвинулся с места. Со стороны хозяйки особого рвения тоже, конечно, не наблюдалось.
      – Вы не видели, как в бухту входил большой корабль? – спросил он.
      Окна дома Огиона глядели на северо-запад и оттуда были видны лишь Боевые Утесы – скалы, защищавшие вход в гавань. Но в самой деревне с нескольких мест просматривалась извилистая тропинка, ведущая в Порт-Гонт, а также доки и вся гавань. Наблюдение за кораблями велось в Ре Альби с завидной регулярностью. На скамеечке у кузницы, с которой открывался самый лучший вид, всегда сидели несколько стариков, и хотя те за всю свою жизнь, возможно, ни разу не преодолевали пятнадцать миль извилистой тропинки, ведущей к Порт-Гонту, они воспринимали прибытие и отплытие кораблей как странный, но привычный спектакль, разыгрываемый исключительно для того, чтобы развлечь их.
      – Сынишка кузнеца утверждает, что корабль с Хавнора. Мальчонка спускался в Порт прикупить заготовок и вернулся вчера поздно вечером. Говорит, что видел огромный корабль из Великого Порта Хавнора.
      Возможно, он заговорил об этом, дабы у нее не было времени подумать над тем, какую цену запросить за коз, а лукавинка в его взоре объяснялась просто природной хитростью торговца. Но Великий Порт Хавнора практически не торговал с Гонтом – отдаленным, нищим островом, знаменитым лишь своими козами, пиратами, да волшебниками. К тому же было в этих словах – «огромный корабль», нечто, что встревожило и испугало ее, хотя она и не понимала, почему.
      – Парень сказал, будто по, их словам, на Хавноре теперь есть Король, – продолжил торговец скотом, искоса глядя на нее.
      – Что ж, это благая весть, – сказала Тенар.
      Таунсенд кивнул.
      – Может, теперь всякое иноземное отродье не будет лезть к нам почем зря.
      Чужестранка Тенар вежливо кивнула.
      – Но многие там, в Порту, возможно, этому кораблю не слишком рады.
      Он имел в виду гонтийских пиратов, чье господство в северо-западных морях значительно укрепилось за последние годы, так что многие старые торговые пути, связывающие Гонт с центральными островами Архипелага, оказались перерезанными. Из всех жителей острова из этого извлекали выгоду лишь сами пираты, от чего они, однако, не переставали выглядеть героями в глазах многих гонтийцев. Насколько Тенар было известно, ее сын служил матросом на пиратской шхуне. Возможно, это безопаснее, чем плавать на торговом корабле. Недаром говорят, что лучше быть акулой, чем сельдью.
      – Что бы ни случилось, всегда потом кто-то оказывается недоволен, – заметила Тенар не слишком заинтересованным тоном – просто чтобы поддержать нить разговора – и тут же торопливо добавила:
      – Я покажу вам коз. Вы можете на них взглянуть, но я пока не знаю, будем ли мы их вообще продавать.
      Она отвела торговца к воротам загона и оставила его там одного. Он ей не нравился. В том, что он уже дважды приносил ей дурные новости, его вины, конечно, не было. Тенар просто не хотела иметь никаких дел со столь скользким типом. Она не продаст ему ни одной козы Огиона. Даже Сиппи.
 
      После того, как он ушел ни с чем, Тенар чувствовала себя неловко. Она ведь сказала ему:
      – Не знаю, будем ли мы их вообще продавать.
      С ее стороны было глупо говорить мывместо я, поскольку Таунсенд не только не пожелал переговорить с Соколом, но даже ни разу не упомянул в разговоре его имя, будто мужчинам не привыкать заключать сделки с женщинами, в особенности нарываться на отказ.
      Тенар не знала, что болтали о Соколе в деревне. Молчаливый отшельник Огион, вызывающий в их душах благоговейный страх, все же был местным магом, соседом по деревне. Они могли гордиться тем, что Сокол, который какое-то время жил в Ре Альби, стал Верховным Магом и совершил уйму замечательных деяний: отвадил дракона от Девяноста Островов, вернул утерянное Кольцо Эррет-Акбе и так далее; но они не знали его как человека. А он, в свою очередь, не знал их. С тех пор, как Сокол появился здесь, он ни разу не ходил в деревню, только в лес, на природу. Она как-то не замечала этого раньше, но он, подобно Ферру, держался в стороне от деревни.
      Наверное, они хотели бы поболтать с ним. Люди в деревне любят почесать языки. Но они никогда не заходили слишком далеко в обсуждении деяний и поступков колдунов и магов. Говорить об этом было как-то жутковато; жизнь людей, обладавших волшебной силой, уж слишком отличалась от их собственной жизни.
      – Оставь его в покое, – говорили жители Срединной Долины, когда кто-то из них начинал излишне раскованно обсуждать заезжего колдуна или местного волшебника Бича. – Оставь его в покое. У него своя дорога, у нас – своя.
      Что касается ее самой, раз уж она решила стать сиделкой и служанкой мага, значит так тому и быть. Своя рука – владыка. Тенар не слишком часто показывалась в деревне. Жители деревни не питали к ней ни дружеских, ни враждебных чувств. Она жила когда-то в домике ткача Фана, была в свое время служанкой старого мага, тот сам послал за ней Таунсенда к подножию Горы. Тут все было в порядке. Но зачем она привела с собой столь ужасного с виду ребенка, с которым никто не хотел бы столкнуться нос к носу даже средь бела дня? Что она за человек, коли смогла стать ученицей мага и его сиделкой? Наверняка ведьма, да к тому же, чужестранка. Но в то же время она была женой богатого фермера – там, внизу, в Срединной Долине – хотя он недавно умер, и она овдовела. Да и кто поймет этих ведьм? Лучше оставить их в покое...
      Она встретила Верховного Мага Земноморья у садовой изгороди.
      – Говорят, прибыл корабль из столицы Хавнора.
      Он остановился, и мышцы его напряглись. Казалось, Гед готов был развернуться и бежать без оглядки, подобно мыши, преследуемой коршуном. Но он мгновенно взял себя в руки.
      – Гед! – встревожилась она. – В чем дело?
      – Я не могу, – прошептал он. – Я не могу встречаться с ними.
      – С кем?
      – С людьми Короля.
      Его лицо стало пепельно-серым, совсем как в тот день, когда он впервые появился здесь. Он озирался по сторонам, ища место, где можно было спрятаться.
      Гед выглядел таким беспомощным и напуганным, что Тенар не могла думать ни о чем другом, кроме как о его спасении.
      – Тебе не нужно встречаться с ними. Если они придут сюда, я их отошлю прочь. А теперь иди в дом. У тебя сегодня во рту не было ни крошки.
      – Тут был какой-то мужчина, – сказал Гед.
      – Таунсенд, он приценивался к козам. Я отослалаего. Пошли!
      Он пошел за ней. Когда они вошли в дом, она плотно прикрыла дверь.
      – Эти люди не причинят тебе никакого вреда, Гед. Или они что-то против тебя имеют?
      Он сел у стола и вяло покачал головой.
      – Нет, ничего.
      – Им известно, что ты здесь?
      – Не знаю.
      – Чего же ты боишься? – участливо спросила она с покровительственной ноткой в голосе.
      Он спрятал лицо в ладонях.
      – Я... Я не... – только и выдавил он из себя.
      – Ну ладно, ладно, – прервала она его.
      Тенар не осмеливалась прикоснуться к нему, боясь, что любое проявление жалости только усугубит охватившее его чувство самоуничижения. Она злилась и на него и на предполагаемых визитеров.
      – В конце концов, какое им дело до того где ты, кто ты, и что собираешься или не собираешься делать! – взорвалась она. – Если они пришли совать свой нос в чужие дела, то им придется уйти ни с чем.
      Она повторила слова Ларк. Тенар сейчас особенно не хватало этой простой, доброй женщины.
      – Кроме того, не исключен вариант, что приход корабля вообще никак не связан с твоим присутствием здесь. Возможно, они хотят разогнать пиратов по домам. Хорошо, что у Короля, наконец, дошли до этого руки... Я тут нашла пару бутылей вина в дальнем углу буфета Огиона. Кто знает, сколько они простояли там? Мне кажется, нам обоим не помешает пропустить по стаканчику. Тут осталось еще немного хлеба и сыра. Малышка уже пообедала, и они с Хифер побежали ловить лягушек. Возможно, у нас на ужин будут лягушачьи лапки. Но сейчас давай перекусим хлебом с сыром и выпьем вина. Интересно, что это за вино, сколько ему лет и как оно попало к Огиону?
      Она болтала без умолку, тем самым не позволяя Геду вставить хоть слово и не давая ему ни секунды передышки до тех пор, пока он не перестал испытывать муки стыда и не поел немного, запив скудный обед бокалом приятного на вкус старого красного вина.
      – Будет лучше, Тенар, если я уйду, – сказал он. – До той поры, пока не пойму, кем я стал теперь.
      – Уйдешь куда?
      – Наверх, в горы.
      – Скитаться... как Огион?
      Тенар пристально посмотрела на Сокола, вспоминая, как она спросила его, когда они карабкались по горам Атуана:
      – Часто ли приходится попрошайничать магам?
      Тогда он ответил ей так:
      – Да, часто, но волшебники умеют расплачиваться за гостеприимство.
      Тенар вновь наполнила его бокал и осторожно спросила:
      – Ты можешь хоть немного управлять погодой и излагать заклятия?
      Гед покачал головой, отпил из бокала и уставился куда-то вдаль.
      – Нет, – ответил он. – Не могу. Забыл все подчистую.
      Она не поверила ему. Ей хотелось протестовать, отрицать услышанное, сказать ему: «Как это могло случиться? Как у тебя язык повернулся сказать такое... Неужели ты мог забыть то, что знал, все, чему научился у Огиона, на Рокке и за долгие годы странствий!? Ты не в силах забыть все заклинания, жесты и Имена, которыми столь искусно владел. Своим трудом ты заслужил ту власть, которой обладал!»
      Но сдержав свой порыв она прошептала лишь:
      – Я не понимаю, как можно все это...
      – Чашка воды, – сказал он, слегка наклонив свой бокал, словно выливая его содержимое на землю. И, помолчав немного, продолжил:
      – Вот чего я никак не могу понять, так это зачем он вытащил меня оттуда? Иногда молодые поступают крайне жестоко, руководствуясь при этом самыми лучшими побуждениями... Итак, я здесь, я вынужден жить с этим, пока не придет время вернуться.
      Тенар так до конца не поняла, что он имел в виду, но его тон, одновременно жалобный и обличительный, потряс и разозлил ее.
      – В конце концов, тебя принес сюда Калессин, – отрезала она.
      Тенар не могла различить выражение его лица, поскольку дверь была закрыта, в комнате царил полумрак и лишь сквозь крохотное окошко, глядевшее на запад, пробивался призрачный свет заходящего солнца. Внезапно Гед отсалютовал ей бокалом и, невесело улыбнувшись, выпил его до дна.
      – Это вино, – сказал он, – должно быть, подарил Огиону какой-нибудь богатый торговец или пират. Мне не доводилось пробовать ничего подобного даже на Хавноре.
      Гед покатал бокал между ладонями, задумчиво глядя на него.
      – Я возьму себе какое-нибудь другое имя, – сказал он, – и отправлюсь через горы в Восточный Лес, к истокам Ара, туда, где я родился. Вскоре начнут заготавливать сено, а во время сенокоса и сбора урожая всегда нужны рабочие руки.
      Она не знала что и ответить. Человека столь хрупкого телосложения и болезненного вида мог нанять на подобную работу только крайне жестокий или чрезмерно жалостливый фермер. Но даже получив ее, Гед все равное ней не справится.
      – Обстановка на дорогах в последние годы уже не та, что прежде, – сказала она. – Повсюду рыскают банды разбойников и грабителей. Иноземное отребье, как выражается мой друг Таунсенд. Ходить по дорогам в одиночку теперь небезопасно.
      Она пристально вглядывалась в полумраке в его лицо, дабы понять, как он воспринял ее слова, и тут ее вдруг осенило: Геду, должно быть, неведом страх. Ему придется научиться бояться других людей.
      – Огион продолжал скитаться до... – начал он и тут же прикусил язык, вспомнив, что Огион был магом.
      – В южной части острова, – сказала Тенар, – много скота. Овец, коз, крупного рогатого скота. Стада загоняют в горы перед Долгим Танцем и пасут их там до наступления сезона дождей. Им всегда нужны пастухи.
      Она сделала большой глоток. Вино обожгло ей рот, точно Имя дракона.
      – Но почему ты не можешь остаться здесь?
      – Только не в доме Огиона. Тут будут искать в первую очередь.
      – Ну, придут они, и что из этого? Что им от тебя нужно?
      – Чтобы я и дальше оставался тем, кем был.
      Прозвучавшее в его голосе отчаяние охладило ее пыл. Она помолчала, пытаясь вспомнить, что чувствовала Съеденная, могущественная Первая Жрица Гробниц Атуана, когда лишилась всего, распрощавшись с прежней жизнью, став просто самой собой, Тенар. Она подумала о том, каково женщине в самом расцвете сил, любимой мужем и детьми, утратить все, но превратиться в старую немощную вдову. Но даже будучи не в силах поставить себя на его место, она могла понять, как ему стыдно, как глубоко он унижен. Вероятно, такие чувства мог испытывать только мужчина. Женщинам не привыкать к стыду и унижению.