— Сам пришел к двери околотка моего. Здешних я всех знаю, так ни у кого такого мальца нет. Значит приблудный. И если не ошибусь километра три вот в таком виде по снегу протопал.

— Может искать его будет кто?

— Может, будет, а может и нет, — сказал околоточный надзиратель и почему-то прибавил, — только вот я с детьми не воюю.

— Ты вот что, отец Никон, определил бы его в какую семью, где вопросов задавать не будут, да и о мальце позаботятся.

— Твоя, правда, все создания божьи, имеют право на заботу и ласку, но звать то его как.

— Мне то почем знать, но коль пришел он ко мне и крестником моим стал. Стало быть, запиши его Георгием Андреевичем.

— А может все же родителей его поискать?

— Дело то излишнее и боюсь опасное, так что пусть будет, как мы с тобой решили.

Выпив чаю, околоточный надзиратель откланялся и ушел, оставив отца Никона с малышом, который согрелся, и теперь спал, свернувшись клубочком возле печи.

Время, убегая уносит с собой многие наши дела и мечты, не оставляя от них ни какого следа. Вся наша жизнь подобна кругам на воде, след от которых не найти уже в следующее мгновение.

— Жора! Жора! Ну, где носит этого несносного мальчишку, когда он мне нужен. Жора!

— Да здесь я.

— Где тебя носило. Опять забросив все дела, в церковь бегал. Ишь еще богомолец выискался.

— Да не в церковь я бегаю, а к отцу Никону — грамоте у него учится.

— Ишь еще чего взял грамоту. Да на что она тебе сдалась грамота эта, вред от нее один. Иди воду таскать, а то уж скоро Иван Никифорович из забоя вернется, а в доме воды нет.

— Сейчас я быстро натаскаю.

Вдруг на улице заголосили, запричитали бабы и хозяйка бросив все, побежала к воротам. По улице ехала шахтная подвоза, возле которой и шли голосящие бабы. Для местных жителей такая картина была не в диковинку. Шахта вновь взяла дань людскими жизнями. И со всех сторон к ней бежали бабы, с тайной надеждой, не увидеть на подвозе своих близких.

Увидев своего мужа, лежащего с раздавленной грудной клеткой на телеге, женщина забилась в истерике, запричитала.

Возница остановил лошадь, и, подняв женщину, сказал:

— Ты вот что Агафья, не голоси, не гневи бога, чай под ним все ходим. Воздай ему за то, что шахта его выпустила, есть хоть кого отпеть и схоронить. А гневить его незачем. Старшие твои чай уж и сами на ноги встали, а приемыша приказчик пообещал на склад определить, путь помогает крепь ворочать.

Жизнь шла дальше, горести и заботы сменялись радостями, смерти свадьбами. День за днем, принося все новые и новые события, зачастую обыденные, иногда выдающиеся, о которых много говорят и долго вспоминают.

— Евграфий Сергеевич, позвольте мне попробовать вытащить лошадь из забоя, жалко животину, молодая она совсем.

Приказчик критически окинул стоящего перед ним парня:

— Ты Георгий парнишка крепкий, слов нет. Но ты представляешь, как ее оттуда вытащить это с десяток человек надо. Да неровен час, еще покалечит кого. А толку с того не будет, работать она все равно не сможет — пуганная.

— Так я ее и заберу, дома выхожу.

— Ну, если ты ее в одиночку вытащишь, так забирай, но помощников я тебе не дам.

Лошадь стояла привалясь одним плечом к деревянной крепи забоя. Сломана у нее была передняя нога, которую она держала, как бы на весу. Георгий, издавна испытывавший любовь к лошадям, подошел к ней, стараясь не делать резких шагов и не шуметь. Ласково уговаривая ее потерпеть, он приложил к ее ноге, две заранее приготовленные и принесенные с собой доски и плотно примотал их к ноге полосками ткани, на которые порвал свою рубашку.

Лошадь спокойно перенесла эту процедуру, видимо уже притерпевшись к боли. Когда все было готово, он залез под нее, обхватил руками ее круг и, приподняв, так что передние ноги лошади оторвались от земли, потихоньку попробовал сделать шаг вперед. Животное, вначале не поняв, чего от него хотят, попыталась дернуться, но затем, почувствовав сильную уверенную руку, подчинилось. Так они и прошли триста метров отделяющие их от выхода из шахты.

Выйдя на свет, Георгий ощутил, как у него дрожат все мышцы и, оттащив лошадь от входа в забой рухнул без сил рядом с ней.

— Ну что герой надорвался.

— Нет Евграфий Сергеевич, вот только полежать чуток надо.

— Ладно, лежать можешь, сколько хочешь, уговор наш ты выполнил, так что скотину эту забирай, но завтра, чтобы был на работе и чтоб на тебя ни каких жалоб не было.

Бывая на ярмарке, Георгий обязательно покупал несколько книг для себя. А те, которые ему не понравились, да и те, которые мы несли из окрестностей, зная, что он платит за них деньги, он продавал приказчику московского купца, щедро платившему за старые фолианты. Нередко соседи, видя как он возвращается с ярмарки принимались его подначивать, не со зла а больше не понимая.

— Андрей и что за радость тебе с этих книжек, ты вона целыми подводами их то домой везешь, то из дому. Коль топишь печь так углем то сподручней.

— Эх, охальники, ничего вы не понимаете. Да в этих книгах и премудрость великая уложена и о том, что было все написано.

— А на что оно то, что было. Его уж чай не воротишь. А от книг одни лишь мыши бывают, да вот еще сказывали, что один читал, читал да совсем разуму лишился. Ходит теперь, где ни попадя, не признает ни кого.

— Ну, коль мозгов нет, так и не то еще станет.

Начавшаяся с пристрастию к чтению это его занятие сейчас приносило ему существенный доход. Позволило ему выстроить двухэтажный дом, один из самых больших в округе безбедно содержать большую семью.

Революционные волны пронеслись над теми краями, так и не затронув семью Поповых. Георгий Андреевич, подумывавший оставить работу на шахте и посвятить себя книготорговле, про себя порадовался, что еще не бросил работу в забое, когда в один прекрасный момент не нашел приказчика, покупавшего у него книги. Да и не до книг стало в эти лихие годы. Но не оставляя работу в забое он продолжал покупать книги, которые ему несли по старой памяти.

Вот только супруга, так и оставшаяся неграмотной, не в силах была примириться с тем, что муж тратит накопленные деньги на вещи, в которых она ничего не понимала.

Между тем время шло. В Сибирь пришла рабоче-крестьянская власть, вот только шахтеров перемены эти не очень затронули. Они также как и раньше спускались в забой и рубили уголь. Георгия Андреевича знали и уважали. Уже после установления советской власти, зная о его грамотности, новые власти предложили ему стать начальником шахты. Но он отказался, ссылаясь на то, что забойщик он забойщик и есть. Так и проводили его на пенсию по старости из забойщиков. Теперь он целые дни проводил в своей библиотеке. Старался привить любовь к книгам детям.

Приезд этого иностранца в городке не прошел не замеченным. Как-то странно одетый, по-русски он говорил со странным выговором, пересыпая речь словами «имеют», приговаривая «себе собственному». На улице он выспрашивал, где живет книжник Георгий. Ему показали дом, и он старательно поблагодарив, вошел в него. Никто так и не узнал о чем шел их разговор, но через четыре часа он выскочил из дома. А вслед ему Георгий, выйдя на крыльцо, во весь голос напутствовал:

— И скажи ему, что не бывать этому никогда. Сам на то не пойду, пока жив, буду, а помру, так детям накажу.

Иностранец этот, быстро собравшись, в тот же день, исчез из города и больше в нем не появлялся.

А еще через полгода, Георгий Андреевич простыл и слег, по-видимому, года проведенные в забое тоже не прошли бесследно. Врач, пришедший по вызову, посоветовал ему съездить в больницу. Здесь его осмотрели и сразу же определили в палату.

— Все милая моя Маша, не выйду я отсюда, — сказал он пришедшей его проведать жене, — пришли ко мне старшего говорить с ним буду, отцовский наказ дам.

Вскоре Георгия Андреевича не стало. В медицинском заключении было указано, что причиной его смерти стал отек легких. Но беда, как известно не приходит одна. Вскоре после смерти отца, пропал из дому и старший из сыновей. Просто ушел в один из дней и больше не вернулся. Поговаривали, что поехал он в Ташкент, а может в Самарканд. Говорили, и то, что его убили лихие люди.

Тяжело переживая обрушившееся на нее горе, вдова Георгия Андреевича, почему-то решила, что все беды пришли из-за книг бывших в доме, и в ту зиму сожгла их все. В ту зиму весь город был залеплен бумажным пеплом, разлетавшимся черными снежинкам из трубы дома Поповых. А весной она собрала все оставшиеся деньги, кое-что продала, и вместе со всеми детьми уехала на поиски своего старшего сына. Дом, простоявший год после отъезда семьи было решено временно передать детскому саду. А так как наследники не объявлялись, то и решение это не пересматривалось.

— Так что до сегодняшнего дня дом оставался в собственности семьи Поповых. Ну, вот, пожалуй, и все, что я могу вам рассказать, Сергей Николаевич, не знаю, может быть, вы хотели бы еще что-либо узнать?

— Во-первых, и не знаю, как вас благодарить, а все же скажите, возможно, узнать о происхождении моего деда о его действительных корнях.

— Боюсь, это навсегда останется тайной. Даже то, что имел место разговор между околоточным надзирателем и священником, я случайно узнала благодаря тому, что вместе с церковной книгой к нам в архив попал личный дневник отца Никона. Я пробовала найти какие-либо документы околотка, но их во время революции сожгли, да если честно не думаю, что там что-либо было.

— В таком случае мне остается лишь поблагодарить вас еще раз и считать свою миссию полностью выполненной.

— А может, Сергей Николаевич, для вас сделать выписку о праве собственности на дом, все-таки он и по сегодняшним меркам не так уж мал, да и в хорошем состоянии, — спросил Иван Алексеевич.

— Иван Алексеевич, вы говорили, что в нем детский сад? — спросил я и, увидев его утвердительный кивок, продолжил, — так вот пусть и остается детям, а менять мы ни чего не будем, что бы ни у кого не возникло желания его приватизировать и выгнать детей. Свое же и зарабатываю сам.

Когда мы вышли из архива, был уже вечер, и мы с Иваном Алексеевичем совершили прогулку до вокзала, где я купил себе билет на поезд идущий до Москвы, а затем устроили небольшой прощальный ужин в ресторанчике на половине пути между вокзалом и гостиницей.

На прощанье Иван Алексеевич записал мне свой номер телефона и предложил звонить, если у меня возникнут какие-либо проблемы.

— Сергей вас проводить?

— Мне кажется это лишнее. Билет у меня есть. К тому же я хотел бы пройтись сам по улицам города, где прошла история моей семьи, просто посмотреть по сторонам.

— В таком случае счастливого пути.

Я действительно решил посвятить оставшееся до отъезда время прогулке по городу, бесцельной, предпринимаемой мной с одной целью — ощутить атмосферу города, За время моих странствий у меня выработался порядок таких прогулок.

Первым делом я доехал до вокзала и сдал сумку в камеру хранения. Посмотрев, что у меня в запасе еще около трех часов свободного времени, я решил половину его двигаться от вокзала, а затем вернуться.

Выйдя из здания вокзала, я остановился, решая в какую сторону мне пойти. В этот момент прямо передо мной остановился джип, из которого вылезли два крепких типа. Не соотнося их появления с собственной персоной, я попытался обойти джип, но они перекрыли мне дорогу.

— Садитесь в машину. С вами хотят поговорить.

— Ребята вы меня с кем-то путаете, я здесь случайный человек.

— Садитесь, или нам придется оказывать первую помощь человеку, которому стало плохо, и все равно мы вас в него посадим, — в их словах ощущалась такая решимость, что я ни на секунду не усомнился в реальности такого развития событий.

Попытка осмотреться утешила меня не больше. Джип остановился за знаком «Проезд запрещен». Однако привокзальные милиционеры стыдливо прятали глаза, не замечая столь явного нарушения. Было ясно, что на их помощь рассчитывать не приходится. Решив положиться на судьбу, я сел в джип. Ребятки уселись по обеим сторонам от меня, и мы куда-то поехали.

Примерно через пятнадцать минут езды мы въехали на территорию садового товарищества и подъехали к небольшому деревянному домику.

Комната, в которую мы вошли, мебелью загромождена не была. Столик похожий на те, что делались для столовых, в советское время, стоящий возле окна и несколько колченогих стульев стоящих посредине комнаты, представляли всю ее обстановку.

— Садитесь, — мой сопровождающий указал мне на один из стульев.

Второй из моих сопровождающих прошел куда-то внутрь домика.

Оставшийся отошел мне за спину и, собираясь с ним заговорить, я начал поворачивать голову. В тот же самый момент, я ощутил холодное лезвие ножа у себя на шее.

— Сиди и не дергайся.

Решив не искушать судьбу, я сосредоточился на том, это было передо мной — фанерной стене, когда-то давно покрашенной синей масляной краской, и ситцевой занавеске в мелкий цветочек, двумя полотнищами закрывавшей проход в глубь домика.

Через пару минут полотнища раздвинулись, и в комнату вошел мужчина лет тридцати. Он молча подошел к свободному стулу, стоящему передо мной и оседлал его, сложив руки на спинку.

Некоторое время мы рассматривали друг друга. Одет он был ни чем не примечательно, как одевается большинство людей, не броско и не вызывающе, причем ощущалось, что одежде своей он значения не придает. Но если одежда его ничем не выделялась, то вот узкое лицо, пересеченное шрамом, а вернее даже глаза, смотрящие пронзительно и хищно, были настолько индивидуальны, что, однажды увидев их узнать этого человека, не составило бы труда и в любой толпе среди миллиона людей.

— Оставь нас одних, — сказал он стоящему за моей спиной.

Сидя спиной к входной двери, я не видел, как вышел мой сопровождающий, но явственно слышал, как хлопнула дверь.

— Ну, так что, Сергей Николаевич Попов? Что нам прикажете делать с тобой?

Эти слова его были для меня стол неожиданными, что я молчал, лихорадочно соображая, во что я оказался втянут.

Выдерживать подобные коллизии судьбы я научился еще в институтские времена, играя в преферанс, где, если вы не владеете своим лицом можете забыть о выигрыше. Вот и сейчас, несмотря на смятение в мыслях я внешне оставался абсолютно спокойным.

Пауза затягивалась.

— Ну, предлагайте, предлагайте Сергей Николаевич, а то грех на душу ой как брать не хочется.

— Я понятия не имею, что вы от меня можете хотеть, я в вашем городе совершенно случайно, да к тому же через пару часов уезжаю окончательно и навсегда.

— Если бы мы имели к вам претензии, то сегодня не сидели бы вы здесь и не вели бы мы эти беседы. Смотрю я вот на вас и думаю, как мне дальше-то быть. С одной стороны обеспечить, чтобы Вас никогда здесь больше не было или не портить отношения со своими местными органами.

— Я и не собираюсь возвращаться, — начал говорить я, но он прервал меня.

— Ладно, помолчите, — и махнул рукой.

Повинуясь, взмаху его руки из-за занавески появился громила с обожженным лицом.

— Посмотри, что там написано в билете у нашего гостя.

Громила приблизился ко мне и ловко, вытащив билет из моего нагрудного кармана, отдал его сидящему.

— Так вот Сергей Николаевич, вы побудете здесь гостем до самого отъезда, выпьете шампанского, а потом ребятки отвезут вас к поезду и посадят в вагон, чтобы с вами до отъезда не дай бог, ничего не случилось.

Сказав это, он поднялся и ушел вглубь дома. Тут же вновь хлопнула входная дверь, и вновь рядом со мной оказался мой страж.

— Так будешь шампанское, — хмуро поинтересовался он.

— Нет, спасибо, я его не пью.

— Ну, как хочешь, — он замолчал и больше не проронил ни слова.

Я тоже молчал. Ничего не происходило, только доносился приглушенный разговор, где-то в глубине дома. Но говорили так тихо, что отдельных слов было не разобрать.

Времени я не ощущал, поэтому не мог определить, когда именно вошел второй из моих сопровождающих. В руках он держал мой железнодорожный билет.

— Поехали, — сказал он, — вот только телефон свой оставьте здесь.

Не желая, чтобы мне вновь лазили по карманам я достал телефон и положил его на стол. После этого мы вышли из домика. Они вновь усадили меня между собой на заднем сиденье джипа, и мы поехали.

На вокзале они подъехали к главному входу, и мы быстро просили на перрон, где уже заканчивалась посадка в поезд. Меня буквально в последнюю секунду втолкнули в вагон. Поезд тронулся и только тут я сообразил, что мои вещи остались в камере хранения.

— А мои вещи, — закричал я.

— Ничего вам их передадут — ответил один из них.

Мне не оставалось ничего другого, как пойти в купе.

Вскоре подошла проводница, проверила билет и, получив деньги за постельное белье, ушла в другое купе, очевидно попутчики должны были подсесть на других станциях.

Вскоре проводница вернулась с запечатанным пакетом постельного белья.

— Скажите, а вагон-ресторан уже работает? — спросил я.

— Конечно, от отправления и до одиннадцати вечера, а ночью только буфет открыт.

— Тогда пойду, пообедаю, забегался перед отъездом.

Я поднялся и пошел к девятому вагону, где во всех поездах, по заверенному еще в незапамятные времена порядку находился вагон-ресторан.

В вагоне— ресторане еще никого не было, и продавец-официант приветливо улыбнулся мне.

Сказав, чтобы он принес мне поесть на свой выбор, я сел и попытался осмыслить все происшедшее со мной. Официант принес мне какую-то солянку, в которой я заметил только то, что она была горячей, и сказал:

— Второе вы немного подождите.

Тем временем поезд остановился, и я его спросил:

— А это что за станция?

— Так тоже не станция, то разъезд, но стоять будем минут пять.

— Тогда и пойду в тамбур покурю на свежем воздухе, — и, оставив ему пятисот рублевую купюру, чтобы он не переживал, что я сбегу, не заплатив за обед, и пошел в тамбур.

Дверь была открыта. На соседнем с нами пути стоял товарный поезд, и площадка одного из вагонов была прямо напротив меня. Не раздумывая, я спрыгнул, и, перейдя через площадку, оказался на железнодорожных путях, за которыми виднелось какое-то строение. Стараясь не бежать, я быстрым шагом направился к нему.

Здание оказалось служебным корпусом, принадлежавшим управлению узлового разъезда, когда —то полностью заполненное работающими сегодня оно стояло полупустым. Несколько окон было разбито, остальные же были столь грязными, что даже солнечные лучи от них не отражались. Обойдя, его я через служебные ворота, ни сколько не заинтересовав сторожа, видимо потому что шел с пустыми руками, вышел в прилегающий поселок.

Улица, на которой я оказался, многолюдьем не баловала, только возле одного дома стояли. Жигули, на крыше которых был закреплен пластмассовый гребешок с шашечками, свидетельствующий о том, что хозяин использует свою машину, как такси. Владелец машины крутился тут же, вытряхивая что-то из салона.

— Хозяин, а до аэропорта не забросишь?

— Это откуда ты такой взялся.

— Да вот с поезда сбежал, попутчики попались кошмар, поезд еще не отошел, а они уже готовые, да еще и приставать начали, чтобы с ними пил. А мне нельзя, вот и удрал.

— Так до аэропорта это денег стоит, — он посмотрел на меня, оценивая мои финансовые возможности.

Я достал бумажник и, взгляну на оставшуюся наличность, достал две купюры по сто долларов.

— Этого хватит?

— Ладно, — согласился он, — только деньги вперед.

И забрав у меня деньги, он на минутку забежал в дом.

— Так целее будут, — ответил он на мой не высказанный вопрос.

— А документ имеешь, или от милиции тоже шарахаться будешь.

— Есть хозяин, — я показал ему паспорт — от милиции я не сбегаю.

— Так садись, поедем.

Поездка до аэропорта обошлась без приключений. Меня еще никто не искал, и в аэропорту мы распрощались с таксистом, тут же поехавшим искать клиента на обратную дорогу. Я же пошел к кассе. Билетов на Москву не было. Просмотрев все имеющиеся вакансии, девушка предложила мне билет до Ростова, сказав, что оттуда улететь в Москву мне будет гораздо легче. Рейс вылетал меньше, чем через час, так что, взяв билет, я тут же пошел на регистрацию.

Нервы мои были напряжены до предела. То, что меня ожидали в поезде какие-то неприятные приключения, казалось мне столь очевидным, что переубедить меня не смог бы ни кто. С другой стороны предсказать мои перемещения было по плечу разве что ясновидящему. Сам я не имел представления, куда направлюсь, в следующий момент и невольно сравнивал себя с зайцем, закладывающим ложные петли, чтобы сбить со следа охотников. Конечно, может быть, я шарахался от собственно тени, но как говорила моя мудрая бабушка «Пуганая ворона и куста боится» и прибавляла «Обжегшись на молоке на воду дуть станешь».

Стараясь не спешить и не оглядываться по всем сторонам, я вместе с остальными пассажирами самолета прошел через выход в город и оказался в здании аэропорта. Здесь встречали многих, но к счастью меня, похоже, никто не поджидал.

Однако голова просто раскалывалась, видимо, сказывалось напряжение и резкая смена климата. Чтобы хоть немного взбодриться я пошел в местный буфет и взял чашку кофе. Столики были заняты, но за одним из них сидел одинокий бородатый мужчина, не то, поджидая кого-то, не то ожидая официанта, чтобы рассчитаться.

— Разрешите присесть за ваш столик, мне только кофе выпить и я уйду.

Бородач странно посмотрел на меня:

— Садитесь, садитесь особенно если вы Сергей Попов.

Что— то до боли знакомое было в его голосе, хитроватом прищуре глаз. И тут меня пронзило. Да ведь это Николай и я неуверенно спросил:

— Коля?

— Ну, а кто же еще, чучело ты гороховое.

— Не знаю, что и думать. Случайно прилететь в Ростов, случайно зайти выпить кофе и встретить тебя, человека, которого я собирался разыскивать и не представлял с чего начать. Это знаешь ли рука судьбы.

— Да ты старик фаталистом стал.

— Пожалуй, — согласился я.

Я не погрешил против истины, сказав, что собирался искать Николая. Сверстники, мы вместе росли в одном дворе, что называется в одной песочнице. Не разлучило нас и школьное время, хотя я учился в английской школе, а он в математической. Немного меньше мы стали общаться в институтские времена. Я учился в техническом ВУЗе, Николай же в экономическом, а, учитывая то, что в их институте училось такое количество девушек, что в просторечье он именовался институтом благородных девиц, встречи наши проходили чаще всего в его институте с участием хорошеньких студенток.

Выросши вместе, мы были даже внешне чем-то похожи — примерно одного роста, примерно одинакового телосложения. Вот только в Николае присутствовал, свой шарм и это особенно стало видно, когда мы с ним выросли.

Вокруг Николая всегда вились самые симпатичные девушки и если мы вдруг оказывались в компании, то не примерно, ему доставалось все женское внимание. Но на наших отношениях это ни как не сказывалось.

Потеряли мы друг друга во время перестройки, когда меня понести волны предпринимательства, а Николай уехал в Москву на работу в МВД. И до моего отъезда мы уже не встречались.

Только от Андрея знавшего о нашей дружбе я услышал, что Николай вновь вернулся в город на какую-то ответственную должность в милиции, но ни где он живет, ни кем работает, точно не знал. Сказал, что случайно столкнулись в мэрии, поздоровались и все.

И вот теперь сидя за столиком, мы смотрели друг на друга, не зная с чего начать разговор.

— Знаешь, что старик, давай-ка ко мне, насколько понимаю у тебя угла не осталось, а я один в роскошный хоромах обитаю. Возьмем бутылочку, другую и уж отведем душу за все эти горы.

Мы вышли из здания вокзала, и подошли к машине Николая.

— Неслабо живут наши менты — только и сказал и, увидев стоящий лимузин, на котором красовался неизвестный мне значок с названием и «Кондор — Донинвест».

— Служебная, — засмеялся Николай, — на собственную не сподобился, да и нет времени ей заниматься.

Остановившись возле какого-то супермаркета, отличающегося от своих собратьев, с которыми я каждый день в последние годы сталкивался, только количеством сортов водки, и купив в нем литровку с каким-то экзотическим названием мы подъехали к квартиру в центре города, оставшемуся, в моей память развалюхами, больше напоминавшими бараки, чем жилье. Сегодня здесь стоял многоэтажный дом, оригинально выглядящий снаружи за стеклянной дверью, которого виднелся дежурный.

Поднявшись на седьмой этаж, мы вошли в просторную трехкомнатную квартиру.

— И после этого ты будешь меня убеждать, что так живут честные менты.

— Думай, что хочешь, но это действительно честно заработанные.

— Да хрен с ним, какие они. Не мне судить, не мне морали другим читать. Переговариваясь, так мы по-холостяцки собрали закуски и сели за кухонный стол.

— Так кто будет рассказывать первым.

— Давай уж ты, я как никак дома, а ты не весть, откуда свалился. Все говорят, что ты где-то в Европе обитаешь и вдруг в аэропорту, когда ни одного международного рейса нет, подходишь, за столик присаживаешься да еще не узнаешь.

— Рассказать, то, можно, только вот с какого конца начать рассказ не знаю.

— А ты начни с какого-нибудь, а там оно само собой раскажется все, что захочешь.

Вот так просто и не затейливо мы, перемежая рассказы тостами, просидели почти до самого утра.

Под утро Николай отправил меня в спальню, сам лег спать в гостиной, сказав, что с утра ему все-таки на работу надо идти.

Утром я почувствовал себя так, будто через меня переехал трактор. Все тело болело, голова кружилась и в довершении ко всему, мутило.

Кроме всего этого мне было просто необходимо позвонить Кьяре. На всякий случай я решил перестраховаться и если уж звонить, то только с такого телефона, следы от которого не привели бы ко мне.

Выбравшись из квартиры, Николай предусмотрительно оставил мне ключи. Я зашел в ближайший магазин, предлагающий мне стать абонентом сразу трех операторов, работающих в этом регионе. Здесь предлагались все виды телефонов и услуг. Вот только не для меня. Юноша, предусмотрительно подбежавший ко мне, красочно расписал для начала преимущества дорогих телефонов, затем старательно рассказал, чем отличаются тарифы операторов, но в конце сообщил, что приобрести любой из этих телефонов и стать абонентом сети я могу только после того, как представлю российский паспорт с местной пропиской. Маленькая подробность, для меня представляющая непреодолимое препятствие. За все время своей жизни за рубежом, я так и не собрался оформить российский паспорт, удовольствуясь тем, что мой заграничный обменивало посольство, а уж о прописке и говорить не приходится.

Оставался один лишь путь. И я отправился к центральному рынку, где во все времена существовал блошиный рынок, предлагающий своим посетителям, полный набор услуг. Потолкавшись, минут пятнадцать я, наконец, нашел двух типов торгующих телефонами.

Дальнейшее было делом техники, и срез пять минут и за вполне умеренную плату был владельцем телефона с SIM картой и действующим номером, причем на карте оставалось еще 300 рублей неизрасходованного кредита.

Я спустился на набережную и набрал по памяти номер телефона Кьяры.

— Кьяра, любимая, дорогая, как вы там?

— У нас со Стеном все хорошо, а вот как ты, Нас забросил, не звонишь, мы уже переживать начали.

— Солнышко мое, не волнуйся, здесь Россия, все не совсем просто, так что звонить буду по возможности, ты уж не сердись на меня.

— Сережа, а почему ты звонишь с телефона с таким странным номером.

— Да мой поломался.

— Сережа…

— Любимая, тут на телефоне заканчивается кредит так, что позвоню потом, ты не волнуйся только. Ну, все, люблю, целую и ужасно скучаю, — и я отключил телефон.

С сожалением, посмотрев на него, я снял аккумулятор, а потом с размаху забросил в реку. Вернувшись к базару, я зашел в специализированный вино водочный магазин и, купив три бутылки водки, после оживленного обсуждения с продавцом преимуществ различных ее сортов, поехал к Николаю.

Николая еще не было. Я лучше чувствовал себя, не стал и, решив немного подремать, ушел в спальню.

Полудрема, в которую я погрузился, изобиловала кошмарами. Один из них, когда на меня по рельсам катится огромный шар, от которого я не могу убежать, вернулся в мои сны после уж и не знаю скольких лет. Примечательно в этом кошмаре единственное — он меня преследует только когда я заболеваю и температура поднимается до сорока.

Между этими кошмарами я видел, то Николая, то бабушку, то родителей, то какую-то незнакомую женщину. Причем все это так причудливо перемешалось, что отделить действительность от игры моего воображения, я уже даже не пытался. Меня бросало, то в жар, то в холод.

Потом это все закончилось и я, наконец, заснул без всяких сновидений.

Путешествовалось легко. Лойола, привычный к походной жизни, воспринимал ночевки под открытым небом, как само собой разумеющееся. А возможность переночевать под кровом, как дар божий.

Крестьянин, пригласивший их сегодня под свой кров, благоговел перед монахами. Два года назад, совершая паломничество он заболел и был вылечен монахами в госпитале. Потому, увидев идущих монахов он зазвал их к себе. Выгнал всех своих домашних ночевать на сеновал, определив гостей на ночевку в доме. Предложил им на ужин все самое лучшее, что было в доме.

Лойола, заинтересованный таким поведением хозяина спросил его:

— Скажи, сын мой, ты нам готов отдать все. Не часто встретишь такое радушие к монахам.

— Святой отец, монахами мне была подарена жизнь, когда они выходили меня после болезни. Так неужели я не могу отдать им несколько дней моей жизни в оплату долга.

— Похвально, сын мой, но ответь мне еще на один вопрос. Я вижу у тебя повсюду книги и рукописи их даже больше, чем в иной библиотеке. Какую же ты мудрость из них черпаешь?

— Стыдно признаться, неграмотен я, но и без того скажу, не от бога книги эти. Буквы, которыми святое писание написано я то видел. Так вот в этих книгах нет таких букв, а потому использую я их на единственно тому пригодное дело — для растопки камина. И скажу, святой отец, горят они странным пламенем, совсем не таким, как поленья.