Африканский казак

Но тот сидел на земле, тяжело дышал и молчал.

— Он не опасен, в винтовке нет патронов, — сказал Дмитрий. Он сорвал с пояса воина сумку и вытряхнул из нее все содержимое. Так и есть, среди разного хлама нашлись и три патрона. Это уже хорошо. Винтовку почистим, будет как новая. — Вставай, бродяга, ты не достоин называться воином. С оружием надо уметь обращаться, а ты не смог даже открыть затвор и вложить патроны в магазин. Слышал пословицу — незаряженного ружья боятся двое? Тот, на кого оно направлено, и тот, в чьих руках оно находится. Вот только причины для страха у них разные. Подумай об этом и займись честным трудом. Твою винтовку и патроны я забираю, чтобы ты больше не пугал других людей. А сейчас убирайся!

— Лучше убей его, а винтовку положи рядом, — настаивал Хасан. — Думаю, что он просто вор, украл винтовку и теперь прячется в саванне. Если преследователи найдут его труп, то решат, что виноваты дикие звери. Найдут они и винтовку и успокоятся.

— Мы не знаем, есть за ним погоня или нет. Убивать его не буду, не возьму грех на душу. С винтовкой мне спокойнее. Признаюсь, что страшно безоружным бродить по этим зарослям.

— Ох, пожалеешь ты об этом.

В полдень того же дня несколько вооруженных всадников окружили Дмитрия и Хасана. Смуглые и горбоносые, в синих рубахах и ярко-красных плащах. Кони отличные, сбруя и оружие в полном порядке. Их старший почтительно склонился в седле, на солнце сверкнул его полированный стальной шлем, как змеиная чешуя заблестела начищенная кольчуга.

— Приветствуем вас, святые странники! Рады встречи с вами! Мы шли по следам труса, который слишком долго общался с грязными нубийцами и опозорил наше племя баккара. Он бежал с поля боя и украл винтовку. Сейчас он уже понес наказание и стервятники рвут его печень. Но мы не нашли винтовку, а она стоит дорого и принадлежала одному из наших воинов.

— Возвращаю ее вам, доблестные воины, — сказал Дмитрий. — Нам она совсем не нужна.

— Этот грешник грозил нам и хотел ограбить, — поспешил добавить Хасан. — Но сила молитвы оградила нас от зла!

— Воистину так! Благодарим вас, святые странники. Просим быть гостями нашего славного и могучего повелителя, которого зовут Бегит-паша. Он ценит людей образованных, любит вести с ними мудрые беседы о вере, о жизни. До его зерибы9 всего лишь день пути.

— Мы слышали о Бегит-паше, — громко сообщил Хасан. — Будем счастливы увидеть человека, о котором гремит слава по всей долине Нила!

Сделав вид, что поправляет сумку на спине осла, Хасан наклонился к Дмитрию и прошептал:

— Теперь молись всем, каких знаешь, богам, чтобы уйти живыми из дома этого убийцы.

30

Зериба Бегит-паши широко раскинулась на пологом холме. Невысокая изгородь из колючих кустарников окружала несколько приземистых глинобитных зданий, соломенных хижин, загонов для скота. Над всеми постройками и кое-где зеленевшими лимонными деревьями и посадками бананов поднимался уже порядком осыпавшийся земляной бастион, на вершине которого красовалась медная пушка. Все это окаймлял глубокий ров с торчащими на его дне острыми кольями. В некоторых местах, надо думать для обмана неприятелей, они были прикрыты тонкими ветвями. Но с первого взгляда было видно, что должного ухода за укреплениями нет и хозяин зерибы явно не опасается появления врагов.

Паша лично вышел встречать своих всадников. Выслушал донесение о расправе над дезертиром, принял похищенную винтовку и только после этого обратил внимание на паломников. Ласково расспросил, кто такие, куда идут и откуда. У Хасана спросил, кто сейчас правит в султанате Сокото и через какие ворота быстрее всего можно проехать на городской рынок Кано. Услышал, что самый короткий путь ведет через ворота Вамбей, а нынешнего султана зовут Абдурахман и что народ называет его Сырой Глиной за противоречивые указы и неспособность выполнять собственные обещания.

— Что заставило тебя, турок, идти во владения султана? — обратился паша к Дмитрию. — Почему из Мекки ты не направился обратно в Египет?

— Я не турок, а черкес, но родился и вырос в Александрии, — ответил Дмитрий. — Моего деда турки еще ребенком захватили в одном из селений на Кавказе. Потом он служил в войске египетского паши, получил награды, а к старости занялся торговлей. Отец продолжил его дело и ходил с караванами через Сахару, до тех пор пока не ослеп во время песчаной бури. В Сокото на могиле шейха Османа дан Фодио молитва облегчила его страдания.

— Слышал об этом святом, который был неуязвим и мог в мгновение ока переноситься из одного города в другой, — паша милостиво улыбнулся. Его осведомленность поразила слуг, в толпе послышались восхищенные возгласы.

— Сейчас отцу опять стало плохо, и по его воле я должен вознести молитву об исцелении на могиле этого мудрого шейха, славного многими чудесами. Кроме того, в Кано мне предстоит распорядиться имуществом отца, оставленным на сохранении у старейшины купцов квартала Дала.

— Это благое дело, Альхаджи Муса. Я сам потомок венгерского князя. В прежние годы турки сослали в эти края многих непокорных из Греции, Сербии и других порабощенных ими стран. Поэтому я ненавижу турок! Они трусы и обманщики, такие же, как все эти нищие баккара и другие кочевые племена. Доверять можно только старательным и верным нубийцам. Они держат в повиновении остальной сброд и заставляют их исполнять мои приказания!

Улыбка сползла с губ Бегит-паши, глаза с красными белками зловеще блеснули, и смуглое лицо потемнело от гнева. Если и были на нем какие-нибудь европейские черты, то сейчас они совсем исчезли. Как бы растворились в крови нескольких поколений чернокожих наложниц. Да и сам наряд паши свидетельствовал о его воинственности — легкий шлем, обмотанный розовой чалмой, английский офицерский френч с незаштопанным пулевым отверстием на плече и подозрительными бурыми пятнами на рукаве, маузер в кобуре и кривой кинжал на поясе, да еще звонкие шпоры на красных сафьяновых сапожках. При виде такого костюма не оставалось никакого сомнения в том, что в зерибе редко вспоминают о таких качествах, как человеколюбие, и милосердие. Тут еще, по знаку паши, появился чернокожий слуга с подносом, на котором лежали изящная коробочка и резная трубка из слоновой кости. Пахнуло сладковатым дымком, и стало ясно, что в ней не обычный табак или какие-нибудь местные дурманящие коренья, а настоящий опиум из Индии.

После нескольких глубоких затяжек паша несколько успокоился и вновь превратился в гостеприимного хозяина. В изысканно-вежливых выражениях предложил паломникам осмотреть свое жилище. Тут же, словно из-под земли, появились рядом с ним шестеро громадных и черных как ночь нубийцев в алых шелковых шароварах. Каждый обвешан дорогим оружием, на шее имеет массивный золотой ошейник, символ рабской верности хозяину. Чтобы не отравлять своим запахом воздух в покоях, у каждого из них на левом плече был прикреплен козий рог, наполненный пахучим крокодильим мускусом. Шли тесно обступив пашу, бросая по сторонам зоркие взгляды. В одном из переходов моментально приперли к стене выскочившего из-за угла слугу с поварешкой в руке. Разбираться с ним не стали, так ловко свернули шею, что почти никто и не обратил на это внимания.

Паша неторопливо шествовал с гостями через вереницу сводчатых покоев. Их убранство было богатым — развешанные на стенах дорогие ковры и шкуры, расставленные по углам резные сундуки из черного дерева, инкрустированные золотом и слоновой костью, полки с дорогой посудой. Через небольшие увитые зеленью дворы — в одном из них на короткой цепи сидел лев, в другом гуляли павлины — прошли в здание, комнаты которого были обставлены с еще большей роскошью. В длинном зале паша проследовал за шелковый занавес, расшитый золотыми цветами и изречениями из Корана, и уселся на низкий диван.

Сразу же около него появились рабы с пышными страусовыми опахалами, начали отгонять мух. Из темного угла выскользнул сморщенный старичок, примостился у ног повелителя, забормотал молитвы. Быстрым взглядом окинул паломников и с подчеркнутым смирением склонился перед ними до самой земли. Бесшумно ступая по коврам, слуги принесли блюда с кушаньями. Фрукты, переливающиеся всеми цветами радуги, стеклянные графины с прохладительными напитками. Потом подали и крохотные чашечки с ароматным кофе.

Угощение, особенно после скудных трапез у костра в саванне, было изобильным, но почему-то кусок не шел в горло. Паша за занавеской курил новую порцию опиума, а старичок завел душеспасительную беседу. Как бы между прочим упомянул, что истинно правоверные мусульмане совершают паломничество не в Мекку, а на могилу махди в Хартум, ибо его учение более свято, чем слова пророка Мухаммеда. Услышав такие богохульные высказывания Дмитрий растерялся, но опытный в подобных спорах Хасан сразу же вступил в бой. С пеной у рта он начал доказывать святость Корана, так и сыпал цитатами из сочинений известных исламских правоведов. В свою очередь старичок стал было возражать, но гость не давал ему и слова сказать.

Но тут паша не выдержал. Резко встал и сердито произнес:

— Надоело слушать ваши споры! Пора Султану задавать корм. Пойдем, черкес, покажу тебе моих коней.

— Не забывай, паша, о скромности! — воскликнул старичок. — Как учил нас махди, человек должен ездить верхом только во время войны, когда он защищает истинную веру. В другое время он должен передвигаться пешком и не возноситься над остальными смертными!

— Замолчи, старик! Ты что, курятиной объелся? Думаешь, если был главным факихом10 в Хартуме, так и твои плевки стали святы? Терплю тебя, пока совсем не недоел со своими нравоучениями. Будешь приставать с советами, прикажу бросить в загон с рабами. Вот там и поучай язычников!

На конюшне паши Дмитрий увидел чистокровного арабского жеребца. Невысок, но строен, светло-серые бока отливают жемчужным блеском. Одного взгляда на грудь, спину, ноги достаточно для того, чтобы оценить его резвость и выносливость. А какой красавец! Большие выразительные глаза с длинными ресницами, высокий лоб, лебединая шея… Сколько веков арабские поэты воспевают достоинства этой несравненной породы! Вот бы оседлать такого красавца!

— Какой чудесный конь! — Дмитрий даже прищелкнул языком от восхищения. Не удержался и процитировал слова пророка Мухаммеда, которые дядюшка велел затвердить еще в юности. — Да не проникнет злой дух в шатер, где находится лошадь чистых кровей! Да явится к ней ангел каждую ночь, поцелует ее в лоб и благословит ее хозяина!

Услышав это, паша расплылся в гордой улыбке.

— Вот он каков, мой Султан! Быстрый и послушный! В боях дважды спасал мне жизнь. Страшно сказать, сколько черных рабов и слоновьих бивней я отдал за него арабским купцам. О, черкес! Как он на тебя внимательно смотрит! Видно, чует знатока! Ты сам в чем разбираешься лучше — в Коране или в лошадях? Ладно, сейчас молчи, потом узнаем об этом.

В соседних стойлах находились и другие лошади. Уже знакомые Дмитрию горбоносые донгольские жеребцы, блестящие, словно из отполированной бронзы, берберийские скакуны, другие местные породы. Отличные кони, но теперь Дмитрий свои чувства, сдерживал, боялся показать собственные знания.

Хозяин лошадей увлекся сам. Подробно рассказывал о каждой, сообщил, что весь табун держит за пределами зерибы, где-то в саванне. Раньше верхом ездил часто, уходил в дальние набеги за рабами, громил купеческие караваны и отряды других работорговцев. Побывал везде, кроме тех речных долин, в которых водится проклятая муха цеце, после ее укусов еще не выжила ни одна лошадь. В те долины приходилось посылать пешие отряды, там воины и рабы тоже умирали от ее укусов, но это же не дорогие племенные жеребцы.

Настроение паши опять быстро изменилось. От прежнего благодушия и гордости не осталось и следа. Он начал жаловаться на скуку и однообразие жизни в саванне.

— Больше двадцати лет сижу в этой зерибе. За всем приходится смотреть самому. Только один раз ездил в Каир, вернулся — а здесь половина рабов передохла, склады сгорели. Никому доверять нельзя. Все надоело, а теперь еще и торговля пошла совсем плохо.

— На Ниле купцы говорили, что после разгрома махдистов наступит мир и торговля будет процветать.

— Мой товар — рабы. Но еще в старину говорили, что торговец рабами никогда не разбогатеет. Очень уж это сложное и ненадежное занятие, требует постоянного внимания и заботы. Товар надо выследить, поймать, доставить на рынок вовремя и в хорошем состоянии, а он хитрит, сопротивляется, поднимает восстания, да еще болеет и умирает. С дикими зверями гораздо легче. Больше всего хлопот с мужчинами, они непокорны, упрямы, много едят и не желают ничему учиться.

— Разве рабов чему-то надо учить?

— Разумеется. Мы добываем их в лесах, а продаем в города. Поэтому они должны уметь обращаться с самыми простыми инструментами, понимать, что им говорят. Цена необученного раба не покрывает расходов на его содержание. Лучший товар — это женщины и дети, их легче обучать и охранять. Одно только плохо, после перехода по саванне и пустыне из них до рынка добирается меньше половины. Да и тех потом долго приходится лечить и откармливать, чтобы они получили настоящий товарный вид.

— Много рабов в зерибе?

— Сейчас сотни две, а раньше меньше пятисот никогда не бывало. Хорошего товара становится все меньше. В старину негритянские деревни были совсем рядом, а теперь после набегов разбойников баккара там пустая земля. Приходится посылать этих бездельников в дальние края. Вот и сейчас для охоты настало самое время, чернокожие копаются на полях, а в саванне для конных раздолье, везде есть вода и трава. Чтобы хоть что-нибудь добыть в этом году, разослал всех на охоту, в зерибе остались только мои нубийцы и три десятка баккара.

— Мой отец вспоминал, что раньше только в Каире продавались тысячи черных рабов, которых потом отправляли в Турцию, Сирию и Аравию.

— Давно это было. Сейчас эти проклятые франки запрещают торговать рабами. Они хотят, чтобы чернокожие работали в их собственных африканских колониях. Всем известно, что в старину они сами увозили рабов в Америку целыми кораблями. Вот это была действительно выгодная торговля — с корабля не убежишь, кругом море, а хозяину надо только товар кормить и следить, чтобы не началась лихорадка… Сегодня еще можно перегонять рабов тайными тропами и сбывать их старым надежным покупателям, но расходы стали очень уж большими. С махдистами кое-как можно было договориться, но теперь в наших краях появились эти «инглизы».

— Где?

— Три дня назад их разъезд прошел по караванной тропе и попал в нашу засаду. Всех положили, а офицера я сам подстрелил. Теперь имею этот мундир и маузер. Смотри, какая игрушка!

— Я в оружии ничего не понимаю. Боюсь на него даже смотреть, уповаю только на силу молитвы.

— Ну тогда пойдем взглянем на мой товар. Хотя особо гордиться нечем.

Зрелище было ужасным. В нескольких клетках под легкими навесами, тесно прижавшись друг к другу, сидели женщины и дети. Отдельно содержались немногочисленные мужчины, на одних надеты ножные колодки, другие просто привязаны за шею к толстому бревну. Все худые и грязные, совсем голые. На специальном помосте над клетками возвышался надсмотрщик, старый нубиец с плетью в руках. Неподалеку, на самом солнцепеке, у всех на виду, лежал привязанный к скамье мужчина. Над его исполосованной плетью спиной вились тучи мух.

Паша взглянул на клетки, указал на мальчика лет семи. Внимательно осмотрел его со всех сторон, ударил по щеке. С видом знатока послушал плач, удовлетворенно кивнул, приказал вымыть и накормить.

— На ночь возьму его к себе, — пояснил Дмитрию. — Люблю, когда они при этом еще и звонко визжат.

Ночью, в тесной каморке, которую отвели паломникам, Хасан шептал в ухо Дмитрию:

— Что же ты наделал! Пропали мы с тобой!

— Что случилось?

— Как ты пил кофе у паши?

— Как ты меня учил — пил и кофе, и холодную воду. Хотя это совсем невкусно и у нас так кофе не пьют.

— Так следовало не пить воду, а только рот ею споласкивать. И делать это надо до того, как пьешь кофе, а не после. Этот вонючий старикашка обратил на это внимание и понял, что ты не настоящий паломник. Не сомневаюсь, что он донесет об этом паше.

— Из этой зерибы надо уходить при первой возможности.

— Много встречал торговцев рабами, знал, что это жестокие люди. Но не верил рассказам о зверином нраве этого Бегит-паши. Теперь вижу, все это правда.

В соседнем здании раздавался стук пестов в ступках. Служанки толкли зерно для утренней каши, протяжно пели:

Толките зерно быстро,

Хозяин бьет палкой больно,

В того, кто сделал мало,

Он выстрелит из ружья.

Порой их пение заглушал детский плач.

31

Караван с рабами прибыл в зерибу, когда солнце поднялось уже довольно высоко. Еще издали стали слышны крики и хлопанье бичей. Четверо смуглолицых всадников баккара гнали десятка три людей, на шеи которых были надеты веревочные петли или привязаны толстые рогатки. Кроме того, все они несли какие-то корзинки и мешки.

Увидев пленников, едва передвигавших ноги от истощения и усталости, паша пришел в ярость:

— Это все, что вы нашли в саванне, грязные собаки? Где Абдулла!

— О, великий паша, он просил сообщить тебе, что продолжает охоту в новых долинах. Он…

— Он лжец, как и все баккара! Добывает ценных рабов, а потом тайно сбывает их другим торговцам. Своему же хозяину присылает ходячую падаль! Сколько дней мне придется откармливать этих покойников перед тем, как выставлю их на продажу! Сейчас отправить всех их под замок, а с вами, бездельники, я еще разберусь!

— О, могучий Бегит-паша, не гневайся! Абдулла посылает тебе редкий подарок — девственницу из южных лесов!

Перед пашей поставили небольшую деревянную клетку, в которой сидела, сжавшись словно испуганный зверек, голая пигмейка. Взглянуть на это крохотное создание с вполне развитыми женскими формами быстро собрались все обитатели зерибы. Воины баккара встали отдельно, с плохо скрываемым презрением смотрели на происходящее.

— После этой ночи меня на малышей не тянет, — объявил паша. Попыхивая трубкой, он обошел клетку и повернулся к одному из своих телохранителей-нубийцев. — Ты у нас самый длинный. Позабавься с ней, а мы поглядим. Думаю, она тебе как раз до пупка достанет! Ха-ха-ха!

Девушку выпустили из клетки. Под шутки и хихиканье слуг нубиец опустил руку на ее плечо, другой начал распускать пояс своих шаровар.

— Сейчас увидим танец слона и обезьяны, — произнес один из баккара и добавил совсем уж неприличное.

Услышав это, нубиец повернулся и зло оскалился.

— Я с тобой еще посчитаюсь за такие слова!

Для внушительности показал обидчику громадный кулак. На какое-то мгновение пигмейка оказалась свободной и тут же юркнула в толпу зрителей. Все с криками бросились ее ловить, но только без толку толкались и падали на узких проулках. Нубиец, как разъяренный буйвол, мчался за ней следом, сбивая с ног встречных. Через дыру в ограде девушка проскользнула в загон для скота, вскарабкалась на стоящее рядом дерево и с его ветвей спрыгнула на земляной бастион. Сидевший на пушке часовой только рот открыл от изумления, когда она сбежала вниз по брустверу и миновала ров, ловко прыгая по набросанным сверху колючим ветвям. Вбежавший следом за ней на бастион нубиец яростно зарычал, отвесил затрещину часовому и тоже начал скакать с ветки на ветку. Но они не выдержали его тяжести, и великан рухнул вниз.

Пигмейки и след простыл, а обитатели зерибы с ужасом слушали доносившийся из рва звериный вой. Пробитый острыми кольями нубиец бился на дне, разбрасывая зловонную грязь.

В ров послали троих рабов, и хотя им была обещана свобода и они старались изо всех сил, но вытащить огромного нубийца так и не смогли. Один из них поскользнулся и сам напоролся на острый бамбуковый шип. Издал пронзительный крик, а потом начал проклинать самого Бегит-пашу и призывать страшные кары на всех его родных и близких, не оставил в покое и предков.

Тогда стоявший на краю рва паша поднял маузер.

Когда все смолкло, он приказал:

— Засыпьте их! Факих, прочитай молитву.

Мрачный хозяин зерибы направился к себе, но на половине дороги остановился и подал знак слуге. Все неподвижно стояли, затаив дыхание, со страхом наблюдали, как он неторопливо затягивается дорогим индийским зельем.

— Кровь зовет кровь! — наконец воскликнул паша. — С нашими людьми случилось несчастье! Кто виноват в нем? Я точно знаю, что в зерибу проникли злые люди. Среди них есть опасный колдун! Но сегодня мы все очистимся от его волшебства!

— Как ты мудр, о паша! — прокричал старикашка-факих. В его руках появилась грамматика хауса. — Вот она, дьявольская книга с письменами неверных! Я нашел ее в сумке этого рябого паломника. Он колдун, а его спутник — самозванец и тайный лазутчик. Я это понял сразу, как только увидел его манеру пить кофе!

— Все верно. С колдуном еще успеем расправиться, а черкес не паломник. Он слишком хорошо разбирается в торговых делах. Кто из моих соперников подослал его, узнаем потом, а сейчас приведите сюда того инглиза, что сидит в яме. Мой лев еще никогда не пробовал мяса людей этого племени. Потешимся!

— О, великий паша! — старший из нубийцев склонился в глубоком поклоне. — Сегодня пролилась кровь моего брата. Окажи милость, дозволь мне самому расправиться с этим инглизом. Он так долго сопротивлялся и успел убить моих лучших друзей.

— Ты мой самый верный слуга. Я выполню твою просьбу! Но и ты покажи свое искусство в сабельном бое. Порадуй нас и снеси голову этого неверного одним взмахом! Люблю красивую работу!

В ожидании захватывающего зрелища все расположились на небольшой площади в центре зерибы. Сам паша уселся в принесенное кресло, неторопливо прихлебывал пенистое пиво, прикладывался к своей трубке. На всех смотрел с благодушной улыбкой. Время от времени топал ногой и, склонив голову, слушал звон шпор. Рядом с ним возвышались нубийцы с обнаженными саблями в руках. Дмитрию и Хасану указали место рядом на разостланном ковре. Напротив сел факих, не спускавший с паломников глаз. Позади встали дюжие слуги, шумно дышали в затылок.

Все замолчали, когда на площадь вывели англичанина. Был он высок и голубоглаз, на бледных щеках отросла светлая щетина. Половина лица представляла собой багровый кровоподтек, на плече повязка с бурыми пятнами крови. Судя по форменному ремню и ботинкам, офицер. После долгого сидения в яме, он ступал нетвердо, щурился от яркого солнца. Увидел на паше свой мундир, едва заметно усмехнулся.

Один из слуг, тот, что неизменно подносил паше трубку, сильно коверкая английские слова, объявил пленнику волю хозяина зерибы — ему предстоит поединок с нубийцем. Если англичанин победит, то получит свободу. Оружие может выбирать сам, но только не огнестрельное.

Англичанин понял, указал на одного из нубийцев.

— Пусть вернет мою саблю.

Встал перед противником, но сперва обратился к слуге:

— Ты заманил меня и моих солдат в ловушку. Запомни, смерть лейтенанта Ричарда Коррепа из Первого полка королевских драгун тебе не простят. Начальник разведки майор Вингейт доберется до тебя! Начинаем! Боже, храни королеву Викторию!

Клинки скрестились. Несомненно, нубиец был мастером своего дела. Но на противника нападал не в полную силу, можно сказать, просто играл с ним, чтобы доставить зрителям удовольствие. Каждому, кто более или менее умел владеть саблей, было ясно, что англичанин находится далеко не в лучшей форме. Хотя он и держался изо всех сил, но двигался медленно, порой ошибался в выполнении приемов.

Глядя на такое, Дмитрий невольно поморщился. И зачем этот парень решил фехтовать во французской манере? Сейчас ему нужны не изящные движения кистью, а мощная работа локтем и плечом. Кто его только учил? Эх, да теперь уже поздно…

Тем не менее офицер достал-таки противника, который совсем было увлекся игрой. Сделал быстрый выпад, царапнул по ребрам. Но в ответ получил удар плашмя по голове, выронил клинок и рухнул как подкошенный. Торжествующий противник встал над ним, с довольной улыбкой слушал приветствия. Но рубить лежачего не хотел — выжидал момент для широкого замаха.

Наконец англичанин открыл глаза, дрожащими руками оперся о землю и медленно сел. Удар последовал мгновенно. Только ожидаемого всеми эффекта не поручилось. Нубиец поторопился и нацелился слишком высоко. Разрубив затылок, его сабля уперлась в челюсть. Такой удар вызвал смех и шутки знатоков.

— Кто же так рубит!

— Голова должна сама отскочить на пять шагов!

— Ты что, за ночь совсем сил лишился?

Обозленный такой неудачей, нубиец со злости пнул тело противника. Все разом испуганно замолчали.

— Бить мертвого грех! — громко произнес Хасан. — Только трусливый шакал…

— Замолчи, рябой колдун! Я не боюсь твоего волшебства! — Нубиец черной горой навис над Хасаном. Его сабля сверкающим кругом засвистела над головой паломника. — Вставай! Сейчас распластаю тебя пополам!

Дмитрий быстро вскочил с ковра, поднял саблю англичанина. С поклоном произнес.

— Дозволь, великий паша, помериться силами с твоим славным воином! Обещаю порадовать твое сердце! Ты верно сказал, я торговец. Позволь предложить тебе сделку — если мне повезет, уйду из зерибы. Если нет, то все имущества моего отца в Кано достанется тебе.

— Согласен, это хорошая сделка, — паша разлепил губы в широкой улыбке. Он был уверен, что новый поединок сулит продолжение кайфа.

Рубчатая рукоять сабли сама впаялась в ладонь. Привычная тяжесть оружия успокоила, чувство беспомощности прошло. Если выбраться хитростью из этого логова не удастся, попробуем силой.

Доволен был и нубиец. Приказал убрать труп англичанина, подмести площадку. Подошел к Дмитрию, дружелюбно подмигнул и показал свой клинок.

— Сегодня моя Черная молния вволю напьется крови чужаков.

Да, таким клинком можно любоваться часами. На почти черной полированной поверхности переливчатые, как струи ручья, бегут мелкие узоры. Редкая разновидность дамасской стали, настоящая «кум — хунды» или «индийская волна». Безотказное оружие в умелых руках.

Англичанин молодец, из последних сил, но держался. Умер с честью. Только следовать его примеру, объявлять свое имя и грозить возмездием не надо. Нубиец сильный противник, и случиться может всякое, так что пусть все считают, что видели египетского черкеса. Свою роль надо исполнить до конца, а дойдет ли до России весть о гибели казака, знает один Бог.

Взглянул на Хасана, тот сидел ни жив ни мертв. Надо товарища в чувство привести. Ничего, он человек африканский, впечатлительный, но хитрый. Что-нибудь да придумает, своими цитатами и молитвами прикроется, останется жив.

Еще раз поклонился паше, поблагодарил за великую милость. Громко попросил передать свой последний привет родителям и друзьям в Египте. Хасан услышал, пришел в себя, чуть заметно кивнул. Значит, понял.

Нубиец начал бой осторожно, не бросился сразу в отчаянную атаку. Может быть, почувствовал в новом противнике скрытую угрозу. Был он на голову выше Дмитрия и явно сильнее. Первые удары провел в полсилы и даже чуть раскрылся, но увидел, что противник не обманулся, и пошел рубить с плеча. Бил сильно и резко, но — слава Богу — английская сталь выдержала встречу с Черной молнией. Умелая защита, а затем стремительные контратаки и легкий укол в бедро лишили нубийца всякого хладнокровия. Он зарычал и взялся за дело всерьез.

Пришлось попотеть, но уклоняться и двигаться Дмитрий умел. Отбив очередной удар, он перекинул саблю в левую руку. Прием, много раз отработанный на учениях, помог и в настоящем бою. Увидел удивление в широко раскрытых глазах нубийца и ударил его чуть выше правого локтя. Парализованная рука бессильно опустилась, и Черная молния выпала на землю. Второй удар в висок свалил и самого нубийца.

От неожиданности все застыли в ужасе. Первым пришел в себя паша, махнул рукой, и остальные четверо телохранителей двинулись на Дмитрия.

Но тот уже был готов к встрече. Черная молния в одной руке, сабля в другой. Ложный выпад в голову правой, косой удар в живот левой! Раз и еще раз!

Четвертый нубиец, увидев, как его соплеменники, путаясь в кишках, корчатся на земле, обратился в бегство.

Пытаясь подняться с кресла, паша что-то свирепо хрипел, плевался и скалил зубы. Нетвердой рукой потянул из кобуры маузер. В то же мгновение Дмитрий оказался рядом и лихо срубленная голова хозяина зерибы покатилась по площади.

Она еще не остановилась, а маузер оказался в руке Дмитрия.

— Хасан, держи саблю! Уходим!

Но Хасан не послушался. Он, поднял отрубленную голову и, держа ее за уши, обратил лицом к собравшимся. Пошел по кругу крича о том, что всемогущей силой своего колдовства он сокрушил пашу и его слуг, избавил людей от их сатанинской власти. Нараспев выкрикивал древние заклинания и проклятия, поминал мусульманского шайтана и негритянского джу-джу, обращался к душам предков. Эти страшные слова, остекленевшие глаза и смертельный оскал паши, еще агонизирующие тела его нубийцев, внушили неописуемый ужас.

Хасан остановился перед старикашкой-факихом, ткнул ему голову под самый нос и громко приказал:

— Умирай!

Старик судорожно схватился за сердце и упал навзничь.

Сидевший у кресла паши слуга не стал дожидаться своей очереди. Он отбросил поднос с трубкой и коробочкой для опиума и что-то поспешно сунул себе в рот. Через малое время и он уже лежал бездыханным. Все остальные попадали ниц, моля Хасана о пощаде.

Только старший из воинов баккара, стоя на коленях, протянул руки к Дмитрию:

— О великий воин! Мы все в твоей власти! Приказывай, повелитель Черной молнии! Разреши сказать тебе тайное слово!

Дмитрий вопросительно взглянул на Хасана. Тот кивнул и тихо произнес:

— Выслушай его. Он хочет стать нашим союзником. Я же пойду и посмотрю за порядком в зерибе. После того, что мы здесь натворили, некоторые могут со страха сойти с ума.

— Пусть твои воины баккара охраняют ворота и кладовые! — приказал Дмитрий.