От автора

Ценность того или иного предмета во многом зависит от времени и места. Иной раз человек готов отдать последнюю рубашку за чашку хорошего кофе, так что, собираясь украсть что-нибудь у кого-то, далеко нелишне иметь хотя бы некоторое представление о том, какую ценность представляет данный предмет для своего владельца.

Обычно у человека на любой счет имеется свое собственное мнение, и уж коль скоро он собирается полакомиться горячими плюшками с медом, то вы, несомненно, рискуете, отбирая у него это угощение.

«Наседка» и Пайут

Когда мы заметили его, он ехал верхом, непринужденно держась в седле, и к тому же был при оружии. Из седельной кобуры виднелся старый карабин, но сама кобура находилась не под ногой, а так, что ствол оружия был направлен четко вниз, а приклад оказывался у самой руки. И дураку понятно, что подобная экипировка мало подходит для мирной работы на пастбище, винтовка будет мешать. Вот если он только рассчитывал, что, возможно, ему в любую минуту придется воспользоваться оружием, то такое положение кобуры, несомненно, наиболее удобно. Надо сказать, подобная экипировка уже выглядела не вполне привычно для Спрингса того времени. За пределами городка, выезжая на пастбища, большинство парней брали с собой оружие, чтобы дать отпор, например, обожравшемуся астрагалом быку или защититься при встрече с гремучей змеей, но для города шериф Тодд ввел своего рода запрет на его ношение.

Я видел его второй раз в жизни, но все же у меня появилось ощущение, что нынче утром он какой-то не такой, и, минуту-другую поразмышляв, я решил, что причиной тому отчасти, конечно, его ружье, но отчасти и то, как он глядел на нас.

Осадив буланого коня перед домом Грина, он повернулся в седле, вытащил одну ногу из стремени и перекинул ее через луку.

— Привет.

— Привет. — Хэтчер оказался единственным из нас, ответившим на это приветствие, потому что остальные просто молча разглядывали приехавшего. Сунув руку в нагрудный карман рубашки, он достал кисет и стал сворачивать самокрутку.

Все выжидающе молчали, желая для начала убедиться в его истинных намерениях.

Закончив сворачивать самокрутку, он закурил, держа спичку в левой руке, и я успел хорошо рассмотреть его глаза холодного серого цвета, взгляд которых держал нас как под прицелом.

Все мы вот уже на протяжении многих лет жили в Спрингсе и его окрестностях. Все, кроме него. Он переселился сюда не очень давно и сразу же обосновался близ Скво-Рок, а в краю скотоводов «наседок» не слишком-то жалуют. Хотя со временем все меняется, и мы, понимая это, с ним не враждовали, как случалось прежде, несколько лет назад, когда эти земли еще только обживались. Словом, среди нас он не завел друзей, но и врагов у него тоже не появилось.

— Никто не видел высокого парня на вороном коне?

Спросил он с таким видом, будто выполнял лишь обычную формальность, с которой ему хотелось поскорее покончить, а поэтому он не ожидал получить ответ на свой вопрос.

— Какого еще парня?

Это снова вылез Хэтчер, который словно нанялся говорить от лица всех нас.

— Примерно две сотни фунтов весу, немного прихрамывает, кажется на правую ногу. Ездит на вороном коне, довольно быстром, и носит при себе два револьвера.

— Где вы видели его?

— Его я не видел. Только следы.

Янелл, также живший где-то неподалеку от Скво-Рок, взглянул на него из-под полей своей шляпы и сплюнул в пыль. Очевидно, он думал о том же, о чем и все мы. Если этот чужак мог так здорово разбираться в следах и к тому же если он, по-видимому, задался целью выжить Пайута из окрестностей Скво-Рок, то он далеко не робкого десятка.

Данное им описание в точности подходило к Пайуту, теплых чувств к которому в Спрингсе не питал никто. На протяжении последних шести лет, прошедших со времени его возвращения в эти края, он жил в холмах, где-то в районе Уайт-Хиллс. Пайут промышлял конокрадством, время от времени угонял чужой скот, и все мы знали об этом, но ни у кого из нас не возникало ни малейшего желания связываться с ним.

И дело совсем не в том, что мы его боялись. Просто еще никому не удалось поймать его на месте преступления, поэтому мы, как и полагается в таких случаях, предоставили разбираться с этими делами шерифу Тодду. Однако, похоже, что у этого чужака имелись собственные соображения на сей счет.

— Нет, — покачал головой Хэтчер, — я не видел никого похожего. По крайней мере, за последнее время.

Пришлый фермер — его звали Бин Морли — кивнул, как будто и не ожидал услышать ничего другого.

— Ну что ж, тогда я поехал, — закончил он разговор. — Счастливо оставаться!

Он перекинул ногу обратно через седло и вставил ее в стремя. Буланый конь тронулся дальше, как будто получил от хозяина некий сигнал к действию, а мы молча глядели вслед всаднику, пока он, наконец, не исчез в рощице тополей на самой окраине города.

Хэтчер откусил кусочек от плитки жевательного табака и перекатывал его во рту.

— Если он встретится с Пайутом, — задумчиво изрек он наконец, — то у него будут большие неприятности.

Янелл сплюнул в пыль.

— Думаю, он справится, — сухо заметил он. — У меня такое ощущение, что Пайут совершил большую глупость, угнав коров у этого парня.

— Интересно, что теперь скажет шериф Тодд? — спросил Хэтчер.

— Похоже, этот Морли, — усмехнулся Янелл, — сам себе закон. На такого парня, как этот, шерифская звезда Тодда скорее всего не произведет никакого впечатления!

Буланый конь чужака шел осторожной иноходью по тропе, уводившей в Уайт-Хиллс — Белые холмы. Время от времени Бин Морли ненадолго останавливался, чтобы оглядеть дорогу, но теперь его задача заметно упрощалась. Он хорошо знал след большого вороного, а судя по тому, что говорилось ранее, Пайут, на мой взгляд, не ожидал неприятностей. Что же до меня, то я просто умирал от любопытства. Мой отец не уставал повторять мне, что до добра это не доведет, и все-таки через несколько минут я спустился по ступеням веранды, направляясь туда, где на пыльной дороге у коновязи, поджав одну ногу, стоял мой серый мерин. Вскочив в седло, я отправился вслед за чужаком.

Возможно, в свое время я наслушался историй о долгих перегонах скота и ожесточенных сражениях с индейцами, о чем часто рассказывали старожилы. Стоит только начать слушать эти рассказы, как и самого тебя вскоре одолевает желание попасть в подобную переделку.

Теперь я знал о том, кто такой Пайут. Вообще-то он был лишь полукровкой, и в его жилах вместе с индейской текла кровь кого-то из бледнолицых, а как известно, в результате подобного смешения кровей получалась достаточно гремучая смесь. И именно по этой причине все с такой готовностью согласились с шерифом Тоддом, когда тот заявил, что сам разберется с ним именем закона. Должен заметить, что в нашем городе шериф оказался на своем месте, с обязанностями справлялся очень хорошо, пока не решил взяться за Пайута.

И удивляться здесь нечему. Этот индеец оставлял после себя не больше следов, чем змея, проползающая по каменной плите, и какие бы только подозрения ни одолевали нас, но конкретными доказательствами, свидетельствовавшими бы против него, не располагал никто. Сам шериф Тодд добрую дюжину раз нападал на его след, но всегда неизменно терял его. И поэтому я догадывался, о чем думал Янелл, так как и меня самого не оставляла в покое та же самая мысль. Тот, кому удалось выследить Пайута от самого Скво-Крик, не станет просто издали грозить вору-индейцу веревкой, а будет действовать довольно решительно.

Будучи попросту любознателен сверх всякой меры, я во что бы то ни стало хотел увидеть собственными глазами, что случится, когда этот чужак все же загонит в угол Пайута, рослого, сурового вида детину. Ходили слухи, что он уже отправил на тот свет с полдюжины человек, так что, разумеется, прежде тоже выискивались храбрецы, полные решимости настичь негодяя и воздать ему по заслугам, хотя больше в городе они так и не объявились, а позднее кто-то набредал на их трупы, но и в тех случаях доказать что-либо оказалось невозможно из-за полного отсутствия каких бы то ни было улик. Пайут мастерски управлялся с оружием, и, когда незадолго до празднования Дня благодарения мы отправлялись на индюшиную охоту, более меткого стрелка, чем он, никто из нас не видел, — в девяти из десяти случаев он первым добывал себе индюшку, стреляя из револьвера и почти не прицеливаясь при этом. Так что представьте себе человека, который не оставляет после себя никаких следов, умеет бесшумно пробираться сквозь заросли и ступать по камнями еще так метко стреляет, и вам станет ясно, почему ни у кого не появилось особого желания с ним связываться.

Я проехал шесть миль, когда, наконец, увидел издали чужака. Его буланый конь шел легкой рысью — при взгляде со стороны вроде бы ничего особенного, но его продвижение вперед казалось довольно быстрым.

Уже перевалило за полдень, и я старался держаться зарослей, не зная, как Морли отнесется к тому, что я увязался за ним. Затем я увидел, что он вдруг свернул с дороги и, резко осадив коня, соскочил на землю. Он на минуту задержался там, и, подъехав поближе, я увидел, что он склонился над телом человека, лежащего на земле. Потом снова вскочил в седло и выехал на дорогу.

Выждав, пока он скроется за ближайшим бугром, я направил своего коня вниз по склону. И еще не доехав до места, уже знал имя убитого. Его конь лежал на земле поодаль, среди разросшихся кактусов. Лишь один-единственный человек во всей округе ездил на гнедом с белой отметиной на лопатке — это шериф Тодд.

На земле остались следы, и мне хватило даже беглого взгляда, чтобы понять, что произошло. Шериф Тодд совершенно внезапно наткнулся на Пайута и в первый раз за все время застал его на месте преступления со стадом ворованного скота. Но только судя по всему, для самого Тодда эта встреча оказалась тоже полнейшей неожиданностью. Он сумел выхватить револьвер, но так и не успел выстрелить, сам получив две пули в живот.

Глядя на тело, я почувствовал, как что-то во мне меняется. Я знал уже тогда, что как бы там ни сложились дела у чужака, но только теперь у меня появилась собственная причина для того, чтобы ехать дальше, присоединившись к погоне на свой страх и риск. Потому что когда шериф Тодд упал на землю, он все еще был жив, и тогда чертов Пайут склонился над ним, приставил к виску револьвер и снес ему выстрелом полголовы! На коже виска вокруг отверстия, проделанного пулей, виднелись пороховые ожоги. Хладнокровное, жестокое убийство!

Вскочив в седло, я снова отправился в путь, но тут вдруг подумал об оружии и, повернув назад, подобрал револьвер, выпавший из руки шерифа Тодда. Я также забрал его винтовку, вытащив ее из седельной кобуры, после чего, ориентируясь по следу, оставленному чужаком, двинулся дальше.

Я с трудом пробирался вперед. Пайут знал о том, что в случае поимки ему несдобровать, и умело уничтожал следы, так что если бы не Морли, сам бы я никогда не выследил его и до половины пути.

Мы успели проехать несколько миль, когда мне пришла в голову ужасная мысль, и я почувствовал, как внутри у меня все похолодело. Пайут повернул у Биг-Джошуа и теперь направлялся по дороге, ведущей к Райс-Флэтс!

Это не на шутку встревожило меня, так как именно на Райс-Флэтс в одинокой хижине и жила моя девушка вместе со своей матерью и младшим братом. Они жили одни с тех пор, как ее отец однажды заснул по дороге домой и сорвался в каньон вместе с повозкой. Пайут уже давно рыскал в том районе, заставляя волноваться Джули, и мне кажется, что удерживало его от появления там лишь пристальное внимание со стороны шерифа Тодда.

Теперь же, когда шериф погиб, у Пайута развязались руки, хотя он не мог не понимать, что это убийство наверняка станет последней каплей, которая неминуемо переполнит чашу всеобщего долготерпения. И ему придется побыстрее смотаться из этих мест, поскольку в конце концов его все равно поймают и вздернут на виселице.

Мой мерин был быстрым конем, и я пришпорил его. Передернув затвор шерифского карабина, я дослал патрон в патронник и уже почти даже не вспоминал о чужаке. Но добравшись до хижины, затерявшейся среди равнин, я с ужасом увидел, что опоздал.

Мой серый влетел во двор на полном скаку, и я тут же соскочил на землю и бросился к дому. В комнате царил страшный беспорядок. Матушка Фрэнк лежала на кровати, и на голове у нее зияла огромная кровоточившая ссадина, но она была в сознании.

— Обо мне не беспокойся! — приказала она. — Догоняй индейца! Он забрал Джули, увез ее на своем вороном!

— А как же вы? — ради приличия спросил я, хотя, видит Бог, мне просто-таки не терпелось сорваться с места и броситься выручать Джули.

— Броуз должен скоро вернуться. Он уехал за мясом к Элмеру.

Броуз сокращенно от Эмброуз, так звали ее четырнадцатилетнего сына, и зная, что он вот-вот должен вернуться, я вскочил в седло и что есть силы пришпорил коня, направляясь к холмам. Почуяв неладное, мой конь мчался во весь опор, как будто спешил поскорее возвратиться домой после долгой и трудной дороги.

Пайут, этот безжалостный убийца, забрал Джули! Ему уже нечего терять, потому что даже если его возьмут живым, то верное место на виселице ему обеспечено. Похищение женщины и убийство человека, тем более такого уважаемого всеми, как шериф Тодд, никому не сойдет с рук, и злодею придется закачаться на крепком суку ближайшего тополя. Что до меня, то я считаю себя человеком вполне миролюбивым, но, увидев убитого шерифа, даже я начал выходить из себя. А теперь, когда проклятый Пайут украл мою девчонку, я вконец озверел.

Вы никогда не бывали в Уайт-Хиллс? Наверное, под конец трудов Своих Всевышний наводил порядок в уже созданном Им мире, когда появился этот край, куда Он, должно быть, сваливал лишнюю землю вперемешку с камнями, огромные груды которых и остались лежать там по сей день. Девяносто процентов территории Уайт-Хиллс занимают горы и холмы, а где их нет, стоит сушь и жара, как в пекле.

Пайут знал здесь каждый камень, и теперь в полной мере давал нам это понять. Мы ехали через раскаленный солнцем заброшенный мир, где, причудливо переплетаясь в своем безумном танце, поднимались с земли клубы горячей пыли, где нет ничего, кроме жары и пыли, и где не будет пощады ни зверю, ни человеку. Во всей округе ни единого кактуса, ни даже солончаковой травы. Здесь не росло ничего, и те легкие порывы ветра, проносившиеся над пыльными склонами, наводили на мысль о змеях, тихо скользивших по земле.

Мой мерин замедлил свой бег, и мы продолжали плестись дальше, и где-то далеко впереди, за колышущейся пеленой дрожащего зноя, над равниной поднималось облако пыли, обозначая тонкую, призрачную тропу, по которой, обгоняя меня на несколько миль, ехал чужак. Примерно тогда же я проникся уважением к его буланому длинноногому коню, который продолжал без устали скакать вперед, и расстояние между нами продолжало с каждой минутой увеличиваться.

В конце концов нам удалось выбраться из той чертовой долины и выехать на извилистую тропу, начинавшуюся у подножия какой-то полуразрушенной скалы и уходившую вверх по склону, туда, где острые зубья вершин впивались в небо, словно голодные койоты в пору засухи. Эта тропа пролегала по склону скалы, которую мы объехали стороной, а потом где-то далеко впереди прогремели один за другим два выстрела. Я знал, что это стрелял Пайут, потому что карабин чужака я лицезрел собственными глазами. Это был «спенсер» 56-го калибра.

Никогда не видели? Оружие мощное, настоящая пушка, можете мне поверить; единственное, чего ему недостает, так это лафета и колес! Стреляет свинцовыми тупорылыми пулями. Какие это может иметь последствия для человека, наверное, сами понимаете. И я точно знал, что стрелял не чужак, потому что голос «спенсера» похож на рев взбесившегося быка на дне каменного каньона.

Солнце закатилось за горизонт, на землю спустилась ночь, с гор повеяло приятной прохладой. Остановиться? Нет, времени на привал я не имел. Хотя мой мерин ни в чем не уступал коню Пайута, сделав даже небольшую паузу в погоне, я бы его не догнал ни за что. Судя по стрельбе, Пайут уже понял, что чужак идет за ним по пятам, поэтому устраивать привал с риском для собственной жизни он не станет.

Так что же теперь? Честно сказать, я уже гораздо меньше волновался за Джули. Конечно, Пайут мог убить ее, но в этом я сильно сомневался, так как, судя по всему, он решил увезти ее с собой. Так что ему оставалось либо ехать вперед, либо же выяснять отношения при помощи оружия.

Чем дольше я ехал, тем большим уважением проникался к Бину Морли. Он прицепился к Пайуту как репей, неотступно следуя за ним, и его буланый конь, склонив голову, бодро шел извилистыми тропами, как будто родился для поездок в горы.

В небе зажглись звезды, затем взошла луна, а они все продолжали двигаться вперед. Мой серый уже еле переставлял ноги, и я знал, что долго так продолжаться не может. Но развязка случилась не раньше, чем наступило утро.

Я уже не имел никакого понятия о том, как далеко мы заехали и где находились. Представлял лишь то, что где-то впереди меня ехал Пайут, увозивший мою девчонку, и я страстно хотел одного — поскорее пристрелить его. Я давал себе отчет в том, что сам никогда не одолею Пайута в честном поединке. Он был гораздо проворней меня.

Но вот небо стало светлеть, из темноты выступили склоны холмов, и, заехав за тополя, я наткнулся на буланого коня, равнодушно щипавшего зеленую траву — первую растительность за многие мили пути.

Ни чужака, ни Пайута я не видел, но спешился и, держа наготове заряженный карабин, начал осторожно пробираться между деревьями, не имея ни малейшего представления о том, куда они могли подеваться и что ожидает меня впереди. Но тут совершенно неожиданно для себя я вышел на край обрыва, у подножия которого, в сотне футов подо мной, раскинулась поросшая травой низина, где стояла хижина, до которой отсюда было никак не меньше добрых четырехсот ярдов.

Перед хижиной стояли две лошади. Я почувствовал, как бледнею, у меня начало подводить живот, но я все равно направился к тропе, ведущей вниз, когда услышал истошный крик Джули!

Затем со стороны хижины раздался окрик, и я увидел, как чужак выходит из своего укрытия и идет прямиком к дому, до которого ему оставалось пройти каких-нибудь ярдов тридцать.

Этот придурок, видать, сам напрашивался на неприятности. Пайут мог запросто пристрелить его из-за косяка двери или из окна, однако чужак, возможно зная, что я иду за ним, хотел таким образом отвлечь внимание индейца на себя, чтобы я снял его выстрелом из своего карабина. Или, возможно, он думал, что его появление заставит того оставить в покое девушку. Но какими бы соображениями он ни руководствовался, это сработало. Пайут вышел из хижины.

А что я? Я стоял разинув рот, как идиот, в то время как Пайут на моих глазах собирался убить человека. Или нет?

По-видимому, теперь он вообразил себя великим индейским вождем. Возможно, он решил порисоваться перед Джули или же подумал, что чужак испугается. Но только — уж можете мне поверить, мистер — тот не боялся его нисколечки!

Пайут прошел вразвалочку дюжину шагов от хижины и остановился, засунув большие пальцы обеих рук за ремень и криво усмехаясь. Наш чужак же продолжал не спеша идти ему навстречу, держа свой старенький «спенсер» в опущенной правой руке с таким видом, как будто он начисто забыл о том, что у него при себе имеется оружие.

Я следил за происходившим со стороны, как на сцену смотрел. Пайут схватился за револьверы, а чужак в тот же момент вскинул свой «спенсер». Прогремело два выстрела, потом еще один.

Я лишь чудом не свернул себе шею, спускаясь по крутому склону, но только когда я подбежал к ним, Пайут лежал на спине, устремив в небо невидящий взгляд. Я взглянул на него и тут же отвернулся. Вы можете назвать меня слабаком и все такое, но меня стошнило. Мистер, а вы сами-то видали когда-нибудь человека, в которого угодили две тупорылые пули 56-го калибра? Да еще прямо в живот?

Бин Морли вышел из хижины вместе с Джули. Я выпрямился, а она подбежала ко мне и все расспрашивала о своей матушке. С ней все было в порядке, так что чужак успел как раз вовремя.

Лошадей мы увели с собой, а потом я поотстал немного и пошел рядом с чужаком. Я кивнул в сторону того места, где остался лежать Пайут.

— Вы не собираетесь хоронить его? — спросил я.

Он посмотрел на меня как на полоумного.

— Чего ради? Он ведь сам решил подохнуть тут, разве нет?

Мы сели на коней.

— К тому же, — сказал он, — из-за него я потерял целых два дня. Работы полно, а помощи мне ждать неоткуда. — Он усердно запихивал что-то в скатку, привязанную позади седла.

— Что это? — спросил я.

— Ветчина, — мрачно ответил он, — целая палка ветчины. Я привез ее из Тусона, а чертов Пайут украл ее у меня. Прямо из хижины. Матушка собирала ягоды, когда это случилось.

— Так вы хотите сказать, — уточнил я, — что все это время вы гонялись за Пайутом исключительно вот из-за этой ветчины?

— Мистер, — чужак сплюнул, — вы чертовски догадливы! Вот уже три года мы с матушкой не ели мяса, с тех самых пор, как уехали из Миссури! — Мой серый тронулся с места вслед за мустангом, на котором ехала Джули, но я услышал, как чужак сказал: — Терпеть не могу говядины. Слишком жесткая. В зубах застревает!

БАРНИ БЕРЕТСЯ ЗА ДЕЛО