Ускользающие тени

– Дорогая! – воскликнул он, завидев Сару. – Я никогда и мечтать не смел о таком счастье!

Она надеялась, что этот привлекательный и сильный мужчина, искусный любовник – именно то, что надо, и что ее поиски наконец-то завершились. Уилл в самом деле был опытен и похотлив, повторяя в спальне все уроки, усвоенные им в театре.

– Расскажите же мне что-нибудь, – попросил он, когда потом любовники сидели перед камином, поглощая принесенный им изысканный ужин, который вышколенные слуги оставили у дверей комнаты, не смея входить внутрь.

– Что же?

– Неужели вас не тревожит ваша репутация, так поспешно приобретенная сомнительная известность?

– Ничуть, – беспечно ответила Сара. – Не понимаю, почему женщинам запрещены все те развлечения, в которых проводят свою жизнь мужчины.

– Вероятно, большинство женщин страшатся материнства, – задумчиво проговорил Уилл. – Вы не боитесь забеременеть?

– Это невозможно, – столь же беспечно возразила Сара. – Я пробыла замужем несколько лет и, как видите, безрезультатно. Очевидно, со мной что-то не в порядке. С одной из моих сестер дело обстоит таким же образом.

– Тогда вам просто повезло, если вы желаете предаться наслаждениям.

Сара лениво улыбнулась:

– Конечно. Кстати, вино восхитительно – не находите, мистер Пауэлл?

– Я больше склонен восхищаться вами, – ответил ее любовник, и оба поспешно поднялись из-за стола, направившись в спальню.

Эта связь продолжалась несколько недель, в течение которых они посещали дом в Лонг-Эйкр так часто, как только позволяла артистическая деятельность мистера Пауэлла. Из какого-то чувства верности Сара смотрела все спектакли с его участием и аплодировала, тайно улыбаясь при мысли о том, что ей удалось увлечь столь замечательного мужчину. Она убеждала себя, что по-настоящему влюблена в него, как ее подруга Сьюзен, которая бежала с актером. Но все ее мечты разрушились в одну злосчастную ночь.

Оба выпили слишком много и теперь бездумно смеясь, вырезали на деревянной раме окна: «Мистер П., актер, и леди С.Б. не раз совершали здесь приношения на алтарь Венеры».

Потом они предались неистовой любви и, наконец, пресытившись друг другом, начали болтать перед сном.

– Меня беспокоит такая ситуация, – произнес Уилл, приподнявшись на локте и разглядывая прекрасное лицо Сары, на котором едва начали проявляться признаки неумеренной жизни.

– Каким образом? – промурлыкала Сара, отвечая ему влюбленным взглядом.

– Так больше не может продолжаться.

– Что вы имеете в виду?

– Если я растрачу с тобой все свои силы, Сара, как же я смогу быть с кем-либо еще?

Она насторожилась и подтянула простыни к подбородку, чтобы прикрыть свою наготу:

– Но зачем вам это? Разве вам недостаточно меня?

– Более чем достаточно. Ты способна удовлетворить любого мужчину так, как не сумеет ни одна женщина на свете.

– Тогда в чем же дело?

– В том, что когда-нибудь я буду должен жениться. Актер не может всю жизнь прожить один. Мне нужна спутница на предстоящие годы.

Бедняжка Сара, совсем поглупев от страсти, сделала совершенно неверный вывод из его слов.

– О, Уилл! – радостно воскликнула она. – Если бы вы только знали, как я мечтаю стать вашей спутницей! Спасибо, спасибо вам!

– За что? – искренне изумился актер.

– Зато, что вы просите меня быть вашей женой, – уверенно ответила Сара, и благодарная улыбка преобразила ее лицо.

Он слегка отодвинулся:

– Вы заблуждаетесь, моя дорогая. Вы – женщина для развлечений, а не для брака.

Она молча уставилась на него, не в силах осмыслить сказанное.

– Откровенно говоря, Сара, вами руководят только ваши чувства. Мне жаль Чарльза Банбери, но я ему не завидую.

Пытаясь собрать остатки своего поруганного достоинства, Сара встала и завернулась в халат. Ее тело била дрожь. Она не смогла избежать жестокой истины, но с трогательной попыткой изобразить оскорбленную честь вышла из комнаты не оглядываясь.

Закрытая карета ждала ее во дворе. Но даже возвращение в супружеский дом не принесло ей облегчения. Сара лежала без сна, зная, что должна изменить свое отвратительное поведение, приостановить свое падение в адские глубины. Горько расплакавшись, она зажгла свечу и записала в дневнике:

«Больше я не могу продолжать такую жизнь. Меня несет, как корабль без руля и без ветрил. Я должна спасти свою душу».

Письмо прибыло неожиданно.

Вскрыв его, Сара прочитала: «Моя дорогая мадам, я слышал самые лестные отзывы о вас, поэтому взял на себя смелость отрекомендоваться вам лично. В следующий четверг я навещу вас вместе с вашей подругой мисс Китти. Ваш покорный слуга, капитан Родрик Шоу».

В течение двух недель Сара вела безгрешную жизнь и теперь почувствовала, как ее сердце забилось в преддверии нового искушения. Она недоумевала по поводу своего нежданного почитателя и неизвестной подруги, пока не вспомнила маленькую, как карлица, женщину, вечно окруженную шумным обществом. Ее принимали, несмотря на несколько скандальную репутацию, оказывая снисхождение потому, что эта дама была весьма забавна. Вспомнив все это, Сара приказала принять пару, когда на следующий день ей доложили о ее прибытии.

Одного взгляда ей хватило, чтобы вспомнить самые худшие сплетни о Китти и увидеть истинные намерения галантного капитана. Его цветущий вид, голубые глаза навыкате и слишком понятный и громкий смех объяснили Саре все.

– Весьма польщен, мадам, – хохотнул он. – Надеюсь, вы окажете мне и этой славной даме честь сопровождать нас в Вокс-Холл. По такому случаю там уже заказан кабинет.

Чувствуя отвращение к этой паре, Сара ответила:

– Благодарю вас, сэр, но не могу принять ваше предложение. Вам и Китти придется отправиться туда вдвоем.

– Что за чепуха! – весело воскликнул Родрик. – Даже слышать не желаю! Нет, леди Capa, такой ответ совершенно неприемлем.

Внезапно поняв всю безнадежность ситуации, Сара изменила свое решение. В конце концов, что может с ней случиться, если пылкая мисс Китти почти не спускает глаз со своего отвратительного друга?

Кабинет, который заказал капитан, оказался недурным местечком. Сара заметила нескольких знакомых, которые уже давно порвали с ней всякие отношения. Задрожав, она нагнула голову, чтобы спрятать выступившие на глазах слезы, и искренне пожелала себе провалиться сквозь землю.

– Ну, ну, – развязно обратился к ней капитан, – не стоит расстраиваться. Такой красотке не к лицу быть печальной. – И он наполнил ее бокал пенящимся шампанским.

Сара осушила бокал одним глотком и почувствовала, как к ней возвращается хорошее настроение. Подняв голову, она заметила, как приветливо машет Китти лорду Кавендишу, который неохотно отвечает на ее приветствие.

– Знаете, душенька, – прошептала она Саре, – недавно я разбила ему сердце своим отказом. – И она метнула в сторону капитана лукавый взгляд. – Я просто обязана ненадолго присоединиться к милорду. Прошу меня простить.

Она поднялась, чтобы покинуть кабинет, а затем обернулась, игриво грозя пальчиком:

– Ну, не ревнуйте, Родрик, – я не задержусь там долго. Леди Сара, я передаю своего возлюбленного в ваши надежные руки.

– Итак, – произнес капитан, когда карлица исчезла, – мы наконец-то остались одни!

– Видимо, да.

– Не хотите ли прогуляться? Аллеи здесь просто восхитительны, по крайней мере, на мой взгляд.

Думая, что прогулка даст им хоть какой-нибудь предмет для беседы, Сара поднялась на ноги:

– В самом деле, сейчас приятно будет пройтись. Снаружи дул прохладный ветер, и она вздрогнула.

Поклонившись, капитан предложил ей руку, которую Сара приняла с некоторым смущением, решив, в конце концов, что отказаться будет просто невежливо. Так, неприлично близко придвигаясь к своей спутнице, капитан повел ее в сторону аллей.

Сады Вокс-Холла были пышными и великолепными, они занимали несколько акров, и, поскольку вход в них стоил всего шиллинг, сады приобрели гораздо большую популярность, нежели парк «Ренлаха», за вход в который требовали два шиллинга и шесть пенсов, несмотря на то, что в эту сумму были включены чай и кофе. Еще одним преимуществом Вокс-Холла были длинные зеленые аллеи, освещенные подвешенными на ветвях фонариками и все равно полутемные. Именно сюда стремились все любовники. Некогда по этим самым аллеям прогуливался брат Сары, герцог Ричмондский, со своей приятельницей мисс Пэтти Ригби. И теперь, к своему недовольству, Сара почувствовала, как капитан, крепко сжав ее ладонь, увлекает ее в сторону самой темной из аллей.

– Куда мы идем? – спросила она.

– Туда, где я хотел оказаться с вами с тех самых пор, как увидел надпись.

– Какую надпись?

Родрик залихватски подмигнул ей:

– Вы бойкая дамочка, верно?

– О чем вы говорите?

– «Мистер П., актер, и леди C.B. не раз совершали здесь приношения на алтарь Венеры». Черт побери, когда я прочитал это, меня прямо-таки прошиб пот! Я разыскивал тех, кто знаком с вами, но натолкнулся только на эту чертову мисс Китти.

– Быть с вами, с таким ничтожным пустозвоном? – пренебрежительно ответила Сара, круто повернулась на каблуках и заспешила прочь.

– Ну, ты у меня поплатишься! – взревел капитан и тяжелой рысью ринулся за ней.

В ответ Сара обернулась и наградила его хлестким ударом, немало порадовавшись при виде того, как грузный военный рухнул на дорожку, как поваленная кегля. Пораженный, он несколько секунд лежал неподвижно, а потом с громким пыхтением поднялся на четвереньки. Не в силах совладать с искушением, Сара наградила его пинком.

С ревом капитан поднялся на ноги и, не сводя с Сары злобных глаз, налитых кровью, стал надвигаться на нее. Перепуганная его внезапной злобой, Сара пронзительно крикнула, и тут же на дорожке появилась закутанная в черное фигура, приведя обоих в изумление.

– Вы мерзавец, – без предисловий заявил незнакомец. – Вбейте это в свою вшивую башку, сэр. – И крепкая эбеновая трость с силой опустилась на редеющие рыжие кудри Родрика Шоу.

Капитан издал хрюкающий звук и как мешок рухнул к ногам Сары. Переступив через его разметавшиеся по дорожке ноги, Сара передернула плечами и глубоко вздохнула, а потом повернулась к своему спасителю.

Внимательно рассмотрев его, она едва подавила удивленное восклицание. Высокий, статный, чрезвычайно бледный мужчина с орлиным носом и прямыми каштановыми волосами как будто сошел с полотен Тициана. Что-то в его лице показалось Саре очень знакомым.

– Мы знакомы, сэр? – спросила Сара, беря его протянутую руку и направляясь вместе с незнакомцем по дорожке. Позади постанывал и пытался встать капитан.

– Гордон, – с поклоном ответил спаситель Сары. – Уильям Гордон, к вашим услугам.

– Лорд Уильям Гордон?

– Он самый.

– Значит, мы с вами родственники, хотя и весьма отдаленные. Я – Сара Банбери.

Даже зная ее сомнительную репутацию, лорд Уильям не подал виду, просто поцеловав ее протянутую руку.

– При каких странных обстоятельствах иногда проходят семейные встречи!

Сара оглянулась через плечо:

– Надо бы послать кого-нибудь ему на помощь.

Лорд коротко хохотнул:

– К чему? Забудьте про это грязное животное. Очевидно, при всем своем классическом облике молодой человек был лишен христианского милосердия.

– Хорошо, – ответила Сара, начиная чувствовать интерес к своему спутнику.

– Вы позволите проводить вас домой? Похоже, для одного вечера ваше знакомство с садами Вокс-Холла стало слишком близким.

– С удовольствием приму ваше предложение, – откровенно ответила она, действительно находя удовольствие в его обществе, тем более что новый знакомый обращался с ней так, как и подобает обращаться со знатной дамой.

– Думаю, вам следует знать, – сказала она, когда дверца кареты захлопнулась за ними и карета шагом двинулась в сторону Приви-Гарден, – у меня ужасная репутация.

Лорд Уильям улыбнулся в темноте:

– Этому я не удивляюсь, дорогая.

Внезапно забавная ситуация и то, какой оборот принимает судьба, настолько подействовали на Сару, что она разразилась смехом и спрятала залитое слезами лицо на груди кузена.

– И все, что говорят обо мне, совершенно справедливо. Вы удивлены?

– Не могу дождаться, пока не увижу этого сам, – ответил Уильям, прищуривая глаза.

Сара вела дневник с самого детства и привыкла изливать в нем свои мысли:

«Что за десница Провидения привела меня в увеселительные сады в ту самую ночь, когда там оказался лорд Уильям Гордон? С самого момента нашей встречи нас стало тянуть друг к другу как магнитом. Я уже чувствую, что нашла вторую, половину своей души. Я позабыла о своем прошлом и начала новую жизнь, будучи всецело предана тому, кто для меня дороже самой жизни».

Сара понимала, что выражается слишком цветисто, но эти слова появились прямо из ее сердца. В романтической особе своего отдаленного кузена она чувствовала человека, предназначенного для нее самой судьбой.

Этой ночью он проводил ее до дома, откланялся и исчез, но на следующий день появился вновь.

Ни один из них никогда не испытывал ничего подобного. Для лорда Уильяма Сара казалась самой прекрасной женщиной, какую он когда-либо видел. Фигура этой двадцатитрехлетней красавицы, годом младше его самого, казалась Уильяму совершенной, лицо – божественным, вдобавок он высоко ценил ее неподражаемое искусство любви. Сразу же решив, что весь прежний опыт Сары пойдет только на пользу ему самому, Уильям забыл прошлое своей возлюбленной и сосредоточился на великолепном настоящем.

Она считала его божественным мужчиной, обладающим красотой и манерами венецианца, ибо впервые в жизни она могла без смущения любить искренне любящего ее человека.

Ненадолго расставшись на Рождество, когда Саре вместе с сэром Чарльзом пришлось посетить вместе Бартон, любовники воссоединились в январе. И хотя их встречи происходили тайно, за запертыми дверями дома на Лонг-Эйкр, языки сплетников уже начали работу.

– Я видела, что у леди Сары вновь началось… – многозначительно намекнула леди Мэри Коук Джорджу Селвину.

– Что именно?

– Вы прекрасно знаете что. Это называется сомнительным поведением. Как распутна эта женщина!

Старый лицемер тяжело вздохнул:

– В самом деле. Боюсь, на мне лежит печальная обязанность написать бедняге Карлайлу и сообщить ему о самом худшем.

– От меня можете добавить, что ему лучше всего позабыть об этой женщине. Из всех недостойных женщин, каких я когда-либо встречала, первенство принадлежит Саре Банбери.

– И это я тоже должен передать Карлайлу?

– Как вам будет угодно.

Однако когда дошло до дела, Джордж Селвин не выказал себя столь нелюбезным и в своем письме от 26 февраля 1768 года просто сообщил, что, по общему мнению, лорду Уильяму Гордону лучше было бы покинуть город.

– Но как относится ко всему этому Банбери? – поинтересовалась леди Мэри, высказывая вопрос, который занимал в то время почти все умы.

– В отношении нее он просто, как говорится, умыл руки.

– Я уверена, что при всех ужасных сплетнях о нем, Банбери – славный малый.

– Вот именно.

Так проходила полная слухов и догадок весна; муж Сары вновь предался излюбленным развлечениям на скачках, а она сама и Уильям, страстно преданные друг другу, целые дни проводили в любви и веселье. Однако из всего этого бурного времени, сезона цветов и шампанского, один день по многим едва уловимым причинам навсегда остался в памяти Сары.

Наступил не по сезону теплый март, и любовники устроили пикник на природе неподалеку от Челси. Раскинувшись в привольных позах, они потягивали шампанское из полупинтовых бокалов и смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова.

– Интересно, какое будущее нас ждет, – высказала вслух свои мысли Сара.

Уильям поднял голову:

– Если в этом будущем мы с тобой останемся вдвоем, мне больше ничего не надо.

Сара посерьезнела:

– Но, дорогой, разве такое возможно? Я замужем за сэром Чарльзом Банбери и в конце концов должна поступить как и подобает жене.

– Тебе известно, что существует развод.

– Да, но как же трудно достигнуть его! – Внезапно Сару осенила идея. – Полагаю, мы всегда можем бежать, – произнесла она, тут же вспомнив Лозана и пожалев о своих словах.

Однако, в отличие от француза, лицо Уильяма прояснилось.

– Что за чудесный смелый план! Двое любовников против всего мира, супруги перед глазами Бога, но грешники для остальных!

– Значит, ты готов пожертвовать всем ради меня?

– Охотно, – ответил Уильям, придавая своему мрачному лицу решительное выражение. – Назови место и время, и я буду готов служить тебе.

Это Сара хотела услышать больше всего. Их последующее соитие стало невероятно страстным, ее тело уподобилось скрипке, подчиняющейся его смычку, а он был смел и решителен, как настоящий виртуоз. Глядя на его лоб, покрывшийся росинками пота, на прямые, взлохмаченные от беспорядочных движений волосы, Сара уверяла себя, что еще никогда не испытывала такого всепоглощающего чувства, и когда она достигла экстаза, то вслед за ним пришло сожаление – женщина чувствовала, что больше это никогда не повторится. И все же их любовь в этот день была особенно пронзительна и сильна, поэтому воспоминания о ней преследовали Сару весь славный день и половину ночи.

«Сегодня, – записала она в своем тайном дневнике, – я достигла высот человеческого опыта. Когда лорд У.Г. вошел… – Сара покраснела, записав столь интимную подробность, – …я почувствовала, что полностью соединилась с ним – телом, разумом и душой. И все это окружал дух невинности, как будто он был Адамом, а я – Евой, пребывающими вместе в раю еще до появления змея».

Но даже эти столь смелые слова не могли выразить всю полноту ее чувств. В этом соитии было действительно что-то необычное, и Сара не знала способа описать такие тонкие и едва уловимые ощущения, но, если бы и знала, пожалуй, воздержалась бы от их описания. Записи ее дневника были самыми смелыми и почти опасными свидетельствами против самой Сары. Беспокоясь о том, как бы эти свидетельства не были обнаружены, Сара положила дневник в запирающийся ящик, а потом забралась в постель и полностью отдалась грезам о своем возлюбленном.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Как всегда, Эйвбери был тихой гаванью, целебным местом, и Сидония откровенно порадовалась перерыву в своем расписании и возможности провести несколько дней с родителями. Она не была дома с Рождества, созванивалась с родителями только после концерта в зале Перселла, и теперь ее радость при возвращении в чудесный старый дом чувствовалась еще острее. Открыв дверь собственным ключом, Сидония громко крикнула:

– Привет! А где все?

Как всегда, она немедленно погрузилась в круг интересов своих родителей. Джордж Брукс, ныне пребывающий в отставке, подолгу пропадал в консультационном бюро, а Джейн много рисовала, хотя и без значительных успехов, как отметила Сидония. У нее создавалось ощущение, что родители живут в ином мире, почти другом времени, которого не коснулись перемены и падение нравов, несмотря на то что их любимый дом и сад находился в стране, кишащей наркоманами, преступниками и претерпевающей период всеобщего ожесточения. Но Сидония не задумывалась над этим, просто радуясь возможности побыть с ними вдали от жестких требований своей профессиональной жизни.

– В Мальборо намечается аукцион, который может заинтересовать тебя, – заметила Джейн в первый их совместный вечер.

– В самом деле? И что же?

– В каталоге среди выставленных на продажу вещей указаны документы из Холленд-Хауса, Кенсингтон. Их продает частный коллекционер.

Сидония моментально оживилась:

– Интересно, какие именно? Мы сможем поехать на аукцион?

– Я надеялась, что ты спросишь об этом. Там будет одно зеркало, от которого бы я не отказалась.

– Отлично!

Мальборо в пятницу утром был наводнен покупателями и туристами, и помещение, где проходил аукцион, было переполнено как жаждущими добычи коллекционерами, так и обычным народом, который приходит на распродажи, только чтобы поглазеть и послушать торги. Бумаги из Холленд-Хауса были выставлены как лот 216. Заинтригованная Сидония подошла осмотреть их.

Это было собрание писем, тщательно упакованных в пластик. На некоторых из писем виднелась подпись Генри Фокса, два были подписаны Кэролайн и еще несколько – от Эмили и Луизы. Но внимание Сидонии привлекло то, что на первый взгляд ей показалось объемной книжицей и в действительности было дневником. На первой странице значилось: «Дневник Сары Леннокс, 25 февраля 1755 года, Килдер-Хаус, Дублин. В честь десятого дня рождения». Сидония едва удержалась от восторженного вскрика и крепко прижала переплетенный в кожу дневник к груди.

– Что там? – с любопытством поинтересовалась Джейн. – Ты выглядишь так, как будто увидела призрак.

– Так оно и есть. Помнишь, я говорила тебе, что интересуюсь жизнью людей, которые некогда жили в Холленд-Хаусе, особенно жизнью Сары Леннокс?

– И что же?

– Не могу поверить своим глазам, но это ее дневник! Боже мой, мне он просто необходим!

Ее мать повела себя так умно, что Сидония не удержалась от нежного поцелуя в щеку. Обведя взглядом помещение, Джейн полушепотом предупредила.

– Немедленно смени выражение лица. Здесь повсюду перекупщики. Веди себя так, как будто тебе он безразличен.

Ее дочь разразилась хохотом:

– Я обязательно сделаю все, что в моих силах. Спасибо за помощь.

– Отойди, – прошипела ей Джейн уголком рта. – Вон тот красавчик уставился на нас.

– О Господи! – захихикала Сидония.

Как и ожидала Джейн, на дневник нашлось еще двое претендентов: красавчик, чье внимание привлекала скорее сама Сидония, нежели торги, и сухой, как вяленая рыба, лысый мужчина с унылым лицом. Сидония решила, что это сотрудник одного из музеев. Американка в брюках в обтяжку и пластиковой шляпке попыталась торговаться, очевидно, желая приобрести кусочек английской истории, но остановилась, дойдя до сотни фунтов. Сотрудник музея дошел до пятисот и остановился, видимо, потеряв интерес. Сидония подняла руку и, подмигнув аукционеру, что позабавило ее мать, стала обладательницей документов из Холленд-Хауса за пятьсот пять фунтов.

Несмотря на страстное желание немедленно перечитать дневник Сары от корки до корки, Сидония сдержалась. Эйвбери был домом, а дом означал совместные обеды и коктейли, а также обмен сплетнями, и Сидония не желала разочаровывать родителей, проводя время в обществе дневника. Отлично понимая, что следующего визита домой ей придется ждать еще долго, Сидония очаровала гостей, приглашенных сегодня на ужин к Джейн, умело разыгрывая роль знаменитости, как того и хотела ее мать, а после ужина поиграла на фортепиано. Одной ей удалось остаться только поздней ночью.

Намереваясь прочесть всего несколько страниц, Сидония открыла дневник и с трудом начала расшифровывать написание букв, принятое в восемнадцатом веке. Но вскоре она освоилась с рукописным текстом и по-настоящему заинтересовалась. Вся жизнь Сары от впечатлений милого ребенка до первых здравых замечаний подростка живо прошла перед глазами Сидонии в этих искренних словах.

«Красавец так и не узнает, чего лишился, – подумала она, вспомнив об аукционе. – Это настоящее живое прошлое!»

«Я определенно решила написать леди Сьюзен о том, что не любила Е.В., что он мне просто нравился, несмотря на то что это неправда. Хотя он бесчувственный; недостойный и бесчестный человек, я по-прежнему люблю его».

«Боже мой, наконец-то я узнаю правду», – подумала Сидония, но уже следующие слова заставили ее похолодеть:

«Случилось невероятное: я теряюсь в догадках, не зная, как объяснить это событие. Несколько дней шел снег, но сегодня распогодилось, и мы вышли в парк. Пока мы в Чаще возились с Чарльзом Джеймсом, я случайно взглянула в сторону и увидела существо, которое до сих пор считала служанкой или крестьянкой, видела несколько раз в доме и в саду и о коем, несмотря на его странный облик, я раньше мало задумывалась. Но сегодня, рассердившись на ее грубый взгляд, я бросилась в погоню. Моя добыча скрылась в вихре снежных хлопьев, и все же я успела заметить в ее поведении нечто удивительное, будто существо было духом или призраком, а не смертным человеком из плоти и крови».

Читая слова, написанные о ней самой за двести лет до ее рождения, Сидония испытала ошеломляющий страх, но в то же время была совершенно зачарована. Вздрагивая, она продолжила чтение:

«Холленд-Хаус, 11 июня, 1768 год. Сегодня я написала леди Сьюзен, но ничего не сообщила ей, не упомянула ни слова о моем позоре, таком ужасном, что только Его существование удерживает меня от того, чтобы не свести счеты с жизнью. У меня будет ребенок от Него, и вскоре об этом узнает весь мир, ибо как можно скрыть такое? Все те, кто долгие годы насмехался над моим супругом, говоря, что он слишком слаб, чтобы зачать дитя, а также издевался над моим поведением, не впадут в заблуждение, ибо правда предстанет перед ними во всей своей наготе. Все решат, что у леди Сары Банбери внебрачный ребенок, и ее репутация распутной женщины получит значительное подкрепление».

Сидония обнаружила, что больше всего сейчас ей хочется повидать леди Сару и ободрить ее, объяснить, что в современном мире все эти предрассудки не имеют большого значения, хотя в любом веке положение замужней женщины, ждущей ребенка от своего любовника, было не из самых приятных.

«Вернусь в Лондон и сразу же отправлюсь в Холленд-Хаус», – решила она и поняла, что ее связь с давно умершей женщиной принимает новое направление, что она стремится поддержать Сару и будет удовлетворена только тогда, когда увидит ее хотя бы еще раз.

Она плакала, дописывая эти строки – настолько перепуганной и обеспокоенной она была уже несколько дней. Ее губы застыли, не давая возможности не только улыбаться, но и разговаривать.

Впервые Сара заподозрила самое худшее в начале апреля, когда ее ежемесячные недомогания так и не наступили. Ее грудь отяжелела, стала более чувствительной, и, хотя Сара была совсем неопытной в подобных вопросах, она сразу предположила, что беременна. Когда недомогания не наступили и в мае, отрицать страшную истину было уже невозможно.

Она была совершенно потрясена, до сих пор твердо веря и даже сообщив об этом Уильяму Пауэллу, что на ее семью пала кара бесплодия и что она сама вместе с сестрой Луизой Конолли оказались ее жертвами. Она не допускала и мысли, что в ее бесплодии виноват сэр Чарльз, что это его семя было безжизненным, и никак не связывала причину с их редкими супружескими соитиями. Но теперь невероятная истина была налицо. Связь с неистовым мужчиной дала невероятные результаты, и Сара благодарила Бога уже за то, что отцом ее ребенка будет человек, дорогой ее сердцу, а не один из множества ловеласов, которых она допустила до своего тела.

Сначала она написала Уильяму, что не желает его видеть. Но вскоре она почувствовала, как тяжело ей нести эту ношу в одиночку, и неожиданно сама приехала к возлюбленному. Ее заплаканное лицо рассказало обо всем яснее, чем смогли бы сделать любые слова.

– Ты беременна, – немедленно предположил он и бросился целовать Сару.

Сара не ответила, просто кивнула головой, а потом разразилась настоящим потоком слез, обильно орошая ими грудь Уильяма.

– Что же мне делать? О Боже, помоги мне решить, что делать? – рыдала несчастная женщина.

– Давай по порядку, – радостно пришел ей на помощь Уильям. – Прежде всего, ты должна поздравить счастливого отца, то есть меня. Во-вторых, решить, когда и куда мы сбежим. А в-третьих, хорошенько поцеловать меня и прекратить шмыгать носом.

Он буквально сиял, обрадованный новостью, его бледное лицо оживилось, в глубоких глазах появилось умиротворенное и восторженное выражение.

– Я ничего не могу решить, – скорбно отозвалась Сара. – Я просто не знаю, что предпринять.

Ее кузен задумался.

– Возможно, самое лучшее, что мы можем сделать, – позволить ребенку родиться в браке. По крайней мере, так он избежит репутации незаконнорожденного.

– Но что я скажу сэру Чарльзу?

– А ты не могла…

– Нет, это невозможно. Наши отношения в этом смысле были кончены раз и навсегда. Кроме того, Чарльз считает меня блудницей и едва удостаивает взглядом.

– Тогда тебе необходимо приложить все свое умение и проявить настойчивость, – решительно заявил Уильям, и Саре пришлось удовлетвориться этими словами.

Но вечером, делая новую запись в своем дневнике и видя написанные черным по белому слова «внебрачный ребенок», она вновь испытала тошноту и зарыдала, с ужасом размышляя, сколько времени пройдет прежде, чем весь мир узнает о ее позоре.

Дневник заканчивался неожиданной и удивительной записью:

«Гудвуд, 25 августа, 1781 год. Я была в Холленд-Хаусе, где случилось странное событие. Я готова поклясться чем угодно, что видела Нечто, испытала удивительные чувства, но там совершенно ничего не было! Больше я не могу писать об этом. Через два дня начинается моя новая жизнь. Сара Леннокс».

Пробило час ночи, когда Сидония сидела, уставившись на эти слова и размышляя об их туманном значении. Ни одна из предыдущих записей не проливала ни луча света на это «странное событие», каким бы оно ни было, и, очевидно, с этого момента Сара начала новый дневник.