Ускользающие тени

Клавикорды были почти не видны – они стояли в тени, но один из лунных лучей падал на их крышку из двери сада. Сидония присела к инструменту, и из-под ее пальцев полилась мелодия цыгана-скрипача. Играя, она вновь видела пасторальных любовников Дафниса и Хлою, роли которых исполняли король Великобритании и Ирландии и сестра герцога Ричмондского. Мудро улыбаясь луне, Сидония думала о том, что остается неизменным во все времена.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Он сдержал обещание. Когда солнце только начало снижаться к горизонту, король примчался галопом, в простой одежде, коротком парике, перевязанном лентой. Скрипач взял несколько бравурных нот в знак приветствия, а Сара бросилась к королю навстречу через поле, где трудились косари.

– Значит, вас не стали удерживать, ваше величество? – радостно спросила она, когда король поцеловал ей руку.

Георг нахмурился:

– Принцесса Уэльская выразила желание побеседовать со мной, но я попросил отложить разговор до вечера.

– И она была недовольна?

– Похоже, да. Но я сослался на головную боль и необходимость верховой прогулки.

– Неужели она подозревает о том, что мы встречаемся?

– Мне все равно, – решительно заявил король. – Ничто не имеет значения, если мы вместе.

Они пообедали, сидя в стороне от других. На этот раз король привез пирог, разломил его на половинки и поделился с Сарой, растрогав ее до слез. Затем последовал день любви вдали от любопытных глаз, на теплом, как ложе, громадном стоге, стоящем под ярким дневным солнцем.

Наконец-то Сара узнала наслаждение страсти, научилась радоваться ощущению касания обнаженных тел, и на этот раз желание такого чувственного мужчины, как Георг, возбудилось еще сильнее. Она чувствовала, как его ласки становятся неистовыми, тело крепнет, смущение исчезает без следа и все это рождает в ней чувства, о существовании которых она и не подозревала прежде. Эти чувства взрывались, подобно фейерверкам, опадающим с небес миллионами разноцветных звезд. Но истинное наслаждение усиливало и то, что Георг, по-видимому, испытывал такие чувства одновременно с ней. Сара плакала в экстазе и с изумлением замечала, как по щекам Георга катятся слезы счастья.

– Мы никогда не расстанемся, – постоянно шептал он.

– Никогда, – отвечала она. – О, неужели вы чувствуете такое же наслаждение, что и я?

– Да, да! Сара, умоляю, заставь меня быть решительным! Прикажи никого не бояться!

– К чему? Вы же король!

– Но короли испытывают гораздо больший гнет, чем все остальные люди.

– Если вам угодно, я обещаю навсегда остаться с вами.

– Я хочу быть только с тобой и больше ни с кем в мире, – отвечал его величество и целовал Сару так страстно, что та позабыла спросить его, были ли эти слова предложением руки и сердца.

– Итак, – произнес Фокс, расстегивая свой изумрудный атласный камзол, снимая парик и испуская вздох истинного удовлетворения, – план сработал! Он приезжал в поле и беседовал с ней.

– Если верить словам Сары – да, – подтвердила Кэролайн, которая теперь испытывала постоянное беспокойство.

– Отлично. И сколько же раз повторялись их встречи?

– Думаю, раза три.

– Он долго оставался с ней?

– Право, мистер Фокс! – взорвалась его жена.

Все, что мне известно, – то, что его величество проезжал мимо косарей и остановился побеседовать с Сарой. На этом мои сведения кончаются, и, если хотите знать мое мнение, эти встречи ровным счетом ничего не значат.

Фокс собрал пальцы щепоткой и произнес, обращаясь скорее к самому себе, нежели к жене:

– Значит, предложение так и не было сделано.

– Нет, и вряд ли это могло произойти. Все только и говорят, что уже выбрана невеста-немка и вскоре за ней пошлют. – Строгое голландское лицо Кэролайн стало бесстрастным. – И что же ожидает мою несчастную сестру?

Фокс задумчиво потрепал себя за подбородок:

– Кэро, принцесса действительно могла сделать выбор, но это еще не значит, что его величество примет предполагаемую невесту. Он волен делать то, что пожелает.

– И противоречить Бьюту? Сомневаюсь, чтобы у него хватило на это смелости.

– Все будет зависеть от того, насколько он влюблен в Сару. А это мне как раз и неясно. Я расспрошу Сару сам.

– Не стоит лишний раз тревожить се, Генри. У моей сестры и без того сейчас достаточно забот.

Фокс недоумевающе взглянул на жену:

– К чему мне это делать? Надо же – тревожить Сару! – И он уткнулся в книгу, всем видом выражая нежелание продолжать разговор.

Однако его плану расспроса Сары помешал срочный вызов в Лондон, куда казначею пришлось выехать на следующее утро. Перед отъездом он решительно потребовал у жены доверительно побеседовать с Сарой наедине.

– О чем? – удивилась она.

– О том, ожидает она предложения или нет. – И, видя нахмуренные брови Кэролайн, Фокс торопливо добавил: – Нам важно знать все, если мы хотим оказать ей помощь.

Старшая сестра обнаружила младшую сидящей на каменной скамье посреди поляны в Чаще. Сара рассеянно переворачивала страницы книги, по-видимому, не в силах сосредоточиться на ней. Не говоря ни слова, Кэролайн присела рядом и взяла ее за руку.

Сара никогда еще не испытывала такого стыда.

Впервые в жизни она скрыла правду от сестры и мучилась, ожидая последствий своей лжи.

– Дорогая, я хотела бы поговорить с тобой, – напрямик начала беседу Кэролайн.

Несмотря на чувство вины, Сара нашла в себе силы обратить к сестре лицо и невинным тоном ответить:

– Полагаю, о его величестве.

– Да. Вероятно, ты догадываешься, что мне кое-что приходится скрывать в этом деле и что мистер Фокс настойчиво просил меня разобраться во всем.

Сара густо покраснела, и Кэролайн была весьма удивлена этим.

– В чем ты желаешь разобраться? Почему у тебя возникли сомнения?

– Меня мучит вопрос: предстоит ли тебе счастье стать королевой, или же все пути к такой жизни отрезаны для тебя. Вопрос мистера Фокса более определен: он желает знать, просил ли король тебя выйти за него замуж.

В голове Сары промелькнули страстные часы, проведенные в стоге сена, и это усилило ее смущение.

– Нет, нет. Он только сказал, что хочет всегда видеть меня рядом с собой – вот и все.

Кэролайн посерьезнела:

– Это уже кое к чему обязывает. Но, дорогая, неужели ты и в самом деле хочешь принять такую ответственность?

Ее сестра повернула к ней сияющее лицо:

– Да, если это означает быть его женой. Понимаешь, я люблю его. Его величество нежен, внимателен – лучшего мужчины мне невозможно пожелать! Я отдала бы все на свете, только бы выйти за него замуж, только, пожалуйста, никому не говори об этом. – Отвернувшись, Сара добавила тихо: – Не надо говорить, как сильно я люблю его, – все еще может перемениться.

– Но почему ты заговорила об этом? Ты думаешь, это возможно?

– Надеюсь, нет, но я опасаюсь власти матери его величества…

И я, – тихо призналась Кэролайн, сжимая ладонь Сары. – Она терпеть не может семью Фоксов.

– Надеюсь, она не станет вредить ему из-за этого, – ответила ее сестра.

Буря разразилась над его неопытной, добродушной головой, когда он вернулся в Кенсингтонский дворец, еще чувствуя тепло прикосновений тела Сары, когда его губы еще горели от ее поцелуев. Он был безумно влюблен, и то, что он познал плотскую любовь, только прибавляло силы этому чувству. Ибо король обладал верной, пылкой душой, несмотря на свою внутреннюю чувственность, и теперь был безраздельно предан леди Саре Леннокс. Так, думая о ней и улыбаясь своим воспоминаниям о том, что довелось испытать им двоим, Георг III прошел в свои апартаменты Кенсингтонского дворца и обнаружил там поджидающих его мать и графа Бьюта.

– Где вы были? – без предисловий задала вопрос принцесса Августа Уэльская, как будто ее сын был всего лишь глупым ребенком, на которого ни в чем нельзя положиться.

– На прогулке, – ответил король, ужасаясь, но стараясь не выдать этого. – Я уже говорил вам, что у меня болит голова, вот и уехал, чтобы освежиться.

Принцесса пренебрежительно фыркнула:

– На целых шесть часов! Боже милостивый, и вы ждете, что я этому поверю? Вы были у этой девчонки Леннокс – не пытайтесь отрицать!

Георг не ответил, глядя на носки своих сапог. В это время мягко вмешался граф Бьют:

– Ваше величество, мадам желает вам только добра. Когда вы рассказывали мне о своих чувствах к леди Саре больше года назад, я предупреждал вас о том, что будущая королева должна быть выше политики. И, если помните, вы дали мне обещание забыть о ней ради интересов государства.

Король упрямо взглянул на него:

– Леди Сара не интересуется политикой.

– А вот ее родственник – интересуется, и даже очень, – перебила принцесса. – И, если вы породнитесь с семейкой Фоксов, одному Богу известно, какие последствия это будет иметь. В любом случае обсуждать это нет необходимости. Ваша будущая невеста вскоре приедет в Англию. Все, что нам нужно, это ваше согласие.

Бьют отметил про себя, что его любовница на этот раз зашла слишком далеко, ибо король побледнел и ошеломленно уставился на них.

– Что? – еле слышно выдохнул он.

– Я послала за принцессой Шарлоттой Мекленбургской. Вы видели ее портрет, сочли ее недурной, поэтому она и была выбрана. И кончено! – торжествующе добавила Августа.

– Ради Бога, нет! Это еще не конец! – как безумный вскричал Георг и швырнул свой хлыст для верховой езды через всю комнату так, что он ударился об стену над головой его матери.

– Как вы смеете! – бешено взвизгнула принцесса, отшатываясь в сторону.

– А как смеете вы! – взревел в ответ ее послушный, сдержанный, воспитанный сын, ногой отбросил кресло, стоящее на его пути, и выбежал из комнаты, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Августа разразилась громкими и явно неестественными рыданиями.

– Майн Готт, да он просто спятил! Бьют, сделайте же что-нибудь! Говорю вам, этот негодяй сошел с ума!

Ее всегда заметный немецкий акцент стал совершенно неразличимым, тонкий длинный нос приобрел свекольный оттенок.

Бьют с горделивым видом приосанился – движение, которое разбило немало сердец.

– Успокойтесь, мадам, – мягко проговорил он. – Я поговорю с ним, как только он немного придет в себя. Я объясню ему, что долг превыше всего… – С этими словами Бьют, возвел свои масляные глаза к небу. – …И вскоре он поймет свои заблуждения.

– Не уверена, – отозвалась Августа, с трубным звуком облегчая нос. – Очевидно, эта плутовка прибрала его к рукам. Черт побери, если она лишила моего мальчика невинности…

– Ну – ну, дорогая, не убивайтесь. Вес будет в порядке, уверяю вас.

Принцесса подняла на него покрасневшие от рыданий глаза:

– Вы мне обещаете?

– Обещаю.

Но пока граф шествовал к спальне короля, его лицо постепенно омрачалось. Никогда еще он не видел свою марионетку, своего глупенького ученика, больше всех на свете обожающего своего мудрого наставника, в такой страшной ярости. Казалось, это безвольное существо готово выскользнуть из стального кулака.

«Чума на эту девчонку!» – думал граф, символически постучавшись в дверь спальни и тут же распахнув ее.

Король лежал на постели одетый, лицом вниз и рыдал от ярости, отчаяния или от обоих чувств вместе – в этом Бьют был не слишком уверен. Но, какой бы ни была причина этих слез, король застыдился их и вытер глаза рукавом, прежде чем взглянуть на Бьюта.

– Ваше величество, – внушительно произнес Бьют, глядя на воспитанника решительно и сурово, – скажите, что мне сделать, чтобы помочь вам?

– Позволить мне жениться на Саре Леннокс, – неожиданно ответил Георг.

Произошел классический случай податливого ребенка – всегда доброго, послушного, но в конце концов взбунтовавшегося против родителей. Но Бьют держался твердо, зная, что влияние, которое он оказывал в течение долгих лет, не могло исчезнуть так быстро и все, что ему сейчас нужно, – переждать бурю.

– Я был бы рад доставить эту радость лично вам, ваше величество, – ответил он, замечая, как воззрился на него король, не ожидая такого шага. – Но королям уготован другой жребий. – Бьют патетически повысил голос: – Как вы сами некогда писали, ваше величество, вы были рождены на счастье или горе великой нации и, следовательно, должны быть готовы поступать наперекор своим страстям. Увы, теперь вы в реальности столкнулись с этой жестокой истиной.

– Но почему? – перебил его Георг, садясь на постели. – Почему женитьба на женщине, которую я люблю, будет несчастьем для народа? Я уже говорил вам, дорогой друг, что англичанка будет любимой в народе королевой. Я сам – первый по-настоящему английский король, рожден в Лондоне и горжусь этим. Времена английских королев-немок подошли к концу…

– Достаточно высоким может быть происхождение только чужеземной принцессы, – возразил граф. – Только иностранка сможет оставаться выше британской политики. Уверяю вас, ваше величество, стоит вам жениться на женщине из семьи Фокса, и все правление в стране придет в упадок…

– Но я люблю ее! – с неожиданной страстью вскричал Георг. – Я не представляю без нее свое будущее. Она – моя судьба.

– Ваша судьба – мудрое правление страной, ваше величество. Вы никогда не сможете осуществить его, если семья Фокса пустит в ход шпоры.

– Никто не сможет пришпорить меня! – яростно перебил Георг. – Никто, слышите вы? Спокойной ночи, лорд Бьют. – И он повернулся к наставнику спиной.

Граф буквально застыл как вкопанный, пораженный тем, как легко рвет свои путы послушный ученик.

– Спокойной ночи, ваше величество. Я навещу вас утром, чтобы побеседовать о том, как нам быть с принцессой Шарлоттой, – решительно произнес он, откланялся и вышел, невероятно встревоженный таким поворотом событий.

Еще со времен детства Сидонии всегда казалось, что каменные столбы в Эйвбери обладают таинственной силой – они оставались теплыми, какой бы ни была погода, или делались теплыми, стоило коснуться их. И теперь, сидя под жарким майским солнцем, поглядывая на пасущихся вокруг овец, она прислонилась спиной к одному из столбов внутреннего южного круга и погрузилась в поразительное чувство умиротворения, которое испытывала, только очутившись в родной деревушке. Неподалеку от дочери Джейн Брукс поставила свой мольберт и теперь писала каменные столбы акварелью – не слишком умело, но изящно. За ней наблюдали две дамы в летних платьях и высоких туристских ботинках. Видя эту сцену, Сидония улыбнулась – настолько английской показалась ей она. Сидония искренне пожелала остаться здесь не только на уик-энд.

– Интересно, а для чего предназначались эти столбы? Вы не знаете? – расспрашивала Джейн одна из дам, пока другая методично откусывала шоколад от целой плитки.

Мать Сидонии покачала головой:

– Боюсь, этого никто не знает. Обычно полагают, что это руины храма или святилища. По-видимому, оно достигало огромных размеров, к нему вели широкие мощеные дороги. Этот круг из каменных столбов считается самым большим в Европе.

– Как интересно, подумать только! Наверное, эти столбы ужасно старые?

– Этого тоже никто не знает, их относят примерно к 2500 – 2000 годам до нашей эры.

– Настоящий памятник язычества, – высказалась поедательница шоколада, не переставая жевать. – Вы не знаете, он каким-либо образом связан с Силбери-Хилл?

– Видимо, да.

– А что это – Силбери? – спросила первая дама.

– Там находится погребальный склеп, вяло вставила Сидония, пребывая в полудремотном состоянии. — Я всегда считала это строение склепом.

– О, какой ужас! А там когда-нибудь проводили раскопки?

– Несколько лет назад была сделана попытка прорыть туннель к центру склепа, но это не удалось, – ответила Джейн.

– Вот здорово! – воскликнула вторая женщина, приканчивая одну плитку и тут же разворачивая вторую. – Наверняка в самой середине кто-нибудь похоронен.

Сидония медленно приоткрыла глаза:

– Думаю, там лежит в золотом саркофаге королева со скрещенными на груди истлевшими руками.

– Как романтично это звучит! Вам надо бы стать писательницей.

– У меня и без этого достаточно хлопот, – со смехом отозвалась Сидония.

– Похоже, ты в прекрасном настроении, – заметила Джейн, когда туристки в конце концов двинулись прочь. – Но откуда тебе известна вся эта чепуха про королеву?

– Во всем виноват Финнан, – отозвалась ее дочь, вновь закрывая глаза. – Он – отчаянный романтик, искренне верит, что существуют земли, сокрытые туманом.

– Боже милостивый, вот это фантазия!

– Нет, он совершенно прав.

Джейн проницательно взглянула на дочь:

– Он заинтересовал тебя, не так ли?

– Да.

– Ты не хочешь рассказать мне подробнее?

– Да здесь не о чем рассказывать. Он был счастливо женат и был бы женат до сих пор, если бы его жена не погибла в автомобильной аварии. Он живет один уже три года и, думаю, иногда чувствует себя одиноким. Просто я оказалась в нужном месте в нужное время.

– И это все?

– Если ты хочешь узнать, предлагал ли он мне руку и сердце, то мне нечего добавить. На какое-то время я скрасила его жизнь, но не более. Ситуация тем более безнадежна, что он вскоре уезжает в Канаду работать по исследовательскому проекту, и с его отъездом, я уверена, все будет кончено.

– Как пессимистично это звучит!

– Для него или для меня?

– Для вас обоих. Если он в самом деле увлечен тобой, он должен что-то предпринять. Но, если ты влюблена в него, почему бы тебе не сказать ему об этом? Иначе он может подумать, что ты всецело поглощена только своей карьерой.

Окончательно проснувшись, Сидония выпрямилась и обхватила колени руками:

– Я боюсь получить отказ. Я просто не вынесу, если он вежливо поблагодарит меня и добавит, что не нуждается в моей любви. Боюсь, я и в самом деле влюблена – попалась, как рыбка на крючок. Теперь я понимаю, что должна была чувствовать Сара.

– Какая еще Сара?

– Так, одна из моих знакомых, – туманно ответила Сидония.

– И что же такого она чувствовала?

– Она узнала, что значит быть отвергнутой, причем не самим мужчиной, а его матерью.

– Я не знала, что такое еще случается в наши времена.

Сидония таинственно усмехнулась – этой ее прелестной лукавой усмешкой Джейн всегда восхищалась.

– Да уж, такое случается нечасто.

– Поэтому ты решила молча страдать, но не рисковать с признанием.

– Какое прелестное выражение! Непременно начну использовать его как можно чаще. Да, боюсь, ты права. Я слишком увлечена Финнаном, чтобы рисковать своей удачей.

Джейн вздохнула:

– В какие сложные времена мы живем! Я не отказалась бы вновь ввести обычай балов дебютанток и назначенных родителями браков.

– Возможно, ты права – надо бы устраивать в начале сезона брачные охоты, дабы к концу их каждой охотнице удавалось увести бычка на веревочке.

– Я себе представляла это несколько иначе, но в целом все верно.

– Знаешь, – продолжала Сидония, внезапно посерьезнев, – я не считаю, что в наше время положение вещей изменилось в худшую сторону, хотя это выглядит именно так. Мне казалось, что в прошлом дело обстояло проще, особенно для женщин в восемнадцатом веке, но теперь я в этом не уверена – для этих женщин почти невозможно было выйти замуж за действительно любимого человека.

– Но разве тогда не было свободы выбора?

– Свобода была, но в очень жестких рамках. Стоило совершиться браку, который считали неподходящим, и в свете поднимался настоящий скандал. Вспомни, что было, когда Кэролайн Леннокс сбежала с Генри Фоксом.

– Почему ты вдруг вспомнила о них?

Сидония слегка покраснела:

– Я недавно читала о них. Видишь ли, эта пара жила в Холленд-Хаус, а поскольку моя квартира находится неподалеку, мне интересно все, что связано с этим местом.

– Кстати, как твоя квартира?

– Она чудесна. Когда ты приедешь ко мне?

– Скоро. Я умираю от желания увидеть этого врача-ирландца.

– Я приглашу к нам его и Дженни. Она действительно забавна, с ней невозможно соскучиться.

– Должно быть, беспокойная особа?

– Беспокойная, но предельно приветливая и дружелюбная. Я уверена, что она – реинкарнация Мэри Стоупс.

– Господи помилуй! – воскликнула Джейн, начиная собирать кисти и краски. – Значит, она невероятное создание.

– Как и весь дом вместе с его жильцами. Иногда мне кажется, что я живу во сне.

– Что за странное выражение! Почему ты так говоришь? В доме есть привидения?

– Да, одно появляется.

– Кто же это?

– Девушка, похожая на меня – такая же доверчивая с мужчинами.

– Конечно, ты уже совершила одну ошибку, Сидония, – строго ответила Джейн, – но не приписывай себе свойство ошибаться постоянно. А если ты и в самом деле доверчива с мужчинами, перестань быть такой – только и всего.

– Да, мама, – ответила Сидония, стараясь быть сдержанной. – Когда-нибудь я обязательно исправлюсь.

Слухи ливнем сыпались отовсюду. Дворовые сплетники, вездесущие всезнайки, клялись, что сердце короля отдано Саре Леннокс и что предложения следует ждать в самом ближайшем времени. Другие возражали им, утверждая, что это вздор, что принцесса Уэльская уже послала за немкой и что надежды мистера Фокса совершенно беспочвенны. Так или иначе, все слухи казались необычайно увлекательными. Атмосфера в Салоне 18 июня 1761 года накалилась. Один из джентльменов зашел так далеко, что заказал себе пенсне с увеличительными линзами, чтобы не упустить ни малейшей подробности событий.

В то утро двое молодых людей, причина всех подозрений и догадок, совершенно растерялись, не зная, как себя вести. Король пришел в ярость, когда мать сообщила ему, что Фоксу приказано выслать леди Сару из города и что девушка, скорее всего, не будет присутствовать в Салоне.

Одержимый безумным желанием и отчаянием, король тщательно оделся, вопреки всем уверениям надеясь, что Сара приедет, решив встретиться с ним, несмотря на все препятствия, поставленные на пути принцессой. Выйдя в зал, он понял, что, даже если Сара приедет, поговорить с ней наедине будет почти невозможно – его сестра Августа и ее фрейлина леди Сьюзен Стюарт торчали за спиной короля, готовясь подслушать каждое сказанное им слово.

– Убирайтесь! – прошипел Георг, позабыв о приличиях при виде таких бесцеремонных соглядатаев.

– И не подумаю! – отрезала Августа, будучи плоть от плоти дочерью своей матери.

– Я приказываю! Если вы не отойдете, я прикажу вывести вас из зала, – вполголоса заявил он.

Поскольку король выглядел таким раздраженным, каким еще не бывал, принцесса почла за лучшее отойти и устроиться неподалеку, чем быть удаленной из зала.

Когда наконец король увидел Сару, она показалась ему только что сошедшей с радуги, одетой в платье теплых тонов, с волосами, перевитыми подобранными в тон лентами, с блестящими от радостного возбуждения глазами. Георг знал, что он никогда не будет счастлив без нее, что он обязан жениться на ней. Незамечая, что рядом с Сарой находится ее сестра, леди Эмили Килдер, по-видимому, ожидающая ребенка, но бодро переносящая свое положение, король почти рывком схватил Сару за руку, пока та опускалась в реверансе, и оттащил в сторону.

– Дорогая моя, – взволнованно произнес он, – как я счастлив видеть вас здесь! Мне сказали, что вас выслали из города. Если бы это оказалось правдой, я пришел бы в отчаяние! Ради Бога, помните о том, что я говорил леди Сьюзен Фокс-Стрейнджвейз перед тем, как вы уехали из Холленд-Хауса. Вы ведь понимаете, что это означает? – добавил он полушепотом.

– Кажется, да, – кивнула Сара.

Понизив голос так, что она еле могла расслышать, король пробормотал:

– Помните об этом, если вы любите меня.

На этом беседа резко оборвалась. Весь бомонд теснился вокруг влюбленных, буквально выворачивая шеи, и даже самая тихая беседа была бы услышана. Гости отмстили, что его величество, вероятно, пребывая в крайнем раздражении, пил больше обычного, и Эмили, ребенок которой усиленно толкался в животе, вынуждая ее почти все время сидеть, была серьезно обеспокоена. Она никогда еще не видела более пылкого влюбленного, чем король, но в то же время еще не знала человека, до такой степени неспособного обуздать свое раздражение.

«Значит, ему предстоят чудовищные неприятности», – думала она, положив руку на живот, чтобы успокоить буквально танцующего внутри ребенка.

Вечер продолжался, Сару окружили поклонники, а король не сводил с нес глаз, не обращая внимания на собственных собеседников. Король явно был навеселе, но не чрезмерно, и становился все развязнее с каждой минутой. Однако даже хмель не мог помочь ему успокоиться. Следя за Сарой, он почти не отвечал на льстивые речи придворных, столпившихся вокруг него и добивающихся королевского внимания.

«Он готов взорваться», – думала Эмили, но даже она не могла представить последствий такой вспышки. Вечер подходил к концу, вскоре король должен был покинуть зал, подав таким образом сигнал к окончанию приема. Обычно в таком случае монарх прощался со всеми гостями сразу, но сегодня большинство присутствующих полагали, что он не ограничится кратким прощанием в отношении леди Сары. И они не ошиблись. Не сводя с нее восхищенных голубых глаз, его величество взял Сару за руку и сжал ее в обеих ладонях.

– Ради всего святого, помните то, что я говорил леди Сьюзен перед вашим отъездом, и верьте в мою сильнейшую преданность, – громко и страстно произнес он, оставаясь при этом, как описывала впоследствии сестра Сары, совершенно серьезным и трезвым. Затем, не сказав никому ни слова, король покинул зал под шумный ропот гостей.

– Это было предложение? – спросила Эмили, когда они присели в реверансе.

– Наверное, да.

– На мой взгляд, оно было высказано несколько туманно…

– Знаю. Его величество не смог бы высказаться яснее…

– Да, сегодня для этого у него было мало возможностей. Вероятно, он сделал все, что мог.

Сара покраснела:

– Но когда мы с ним были вдвоем… Брови Эмили взлетели вверх.

– …он все равно ничего не сказал.

– Тогда его следует заставить, – решительно заявила леди Килдер. – Я обязательно напишу мистеру Фоксу обо всем.

– О, Эмили, когда же все это кончится?

– Когда ты взойдешь на престол Великобритании и Ирландии, если я в этом что-нибудь понимаю. А теперь пора действовать.

Верная своему слову, леди Эмили Килдер, несмотря на поздний час и собственное утомление, написала письмо своей старшей сестре Кэролайн и мистеру Фоксу и сразу же отослала его в Холленд-Хаус с особым посыльным. Письмо было доставлено за полчаса до полуночи, но Фокс еще не ложился, сидя как на иголках и ожидая вестей. Схватив письмо, он унес его к себе в кабинет и там подверг тщательному изучению.

«…И верьте в мою сильнейшую преданность, – читал он. – Эти последние слова были произнесены в полный голос, с полной серьезностью и трезвостью суждения».

– Черт бы его побрал! – взревел казначей в тишине спящего дома. – Он должен сделать следующий шаг – это несомненно!

Он поспешил разбудить жену и рассказать ей, что наконец-то король обнаружил свои серьезные намерения.

– Это предложение, Кэро. Он хочет жениться на Саре.

– Тогда почему бы ему прямо не сказать об этом?

– Он обязательно скажет. Теперь он связан обещанием твоей сестре.

После продолжительных семейных споров было решено, что, как только им в следующий раз удастся поговорить наедине, Сара должна попросить его величество объясниться. Это было бы серьезным испытанием и для женщины вдвое старше ее, и Саре показалась отвратительной сама эта мысль, о чем она и заявила в письме к Сьюзен, отправленном за день до следующего приема в Салоне.

«После спора, доходящего до ссоры, было решено, что завтра я должна собраться с духом и, если меня спросят, что я думаю по поводу его слов… – она подчеркнула четыре последних слова, – …и согласна ли я, посмотреть… – тут Сара не осмелилась написать имя из боязни, что письмо попадет в чужие руки, – …посмотреть ему в лицо и серьезно, но с доброжелательным видом ответить: „Я не знаю, что должна об этом думать!“

Сара вздохнула, дописала несколько фраз обо всем том, как она собирается вовлечь его величество в разговор, и закончила так: «Стоит мне подумать о том, что зависит от этой беседы, и о том, к чему могут привести мои усилия, одна мысль вызывает у меня тошноту. Я буду чертовски горда, но это уже неважно…»

– Отлично! – вслух сказала Сидония. – Черт бы побрал этих людишек!

Она с гримасой недовольства прочитала постскриптум письма Сары, думая о том, что со временем почти ничего не изменилось.

«Сегодняшний разговор ничего не дал, ибо мы были так близко от твоей тезки и ее госпожи (леди Сьюзен Стюарт и принцессы Августы), что нам не удалось ничего сказать. Они следили за нами, как кошка за мышью, тем не менее, приторно-сладко улыбаясь. Письмо отправляю тебе с посыльным, на моей кобыле – той самой, по кличке Герцогиня. Умоляю тебя никому не показывать это письмо и поскорее сжечь его, ибо в нем говорится о том, чего не следует знать посторонним. Прощай, дорогая Сью. Твоя С. Лсннокс.

P.S. Передай изъявления любви от меня (если так можно выразиться) лорду и леди Илчестер, а также привет всем прочим. Упроси лорда Илчестера незамедлительно отправить назад мою лошадь, если только он сам этого не захочет, ибо я должна появиться на верховой прогулке в Ричмонд-Парке. От этого многое зависит.

P.P.S. Я побывала там в четверг, но ничего так и не было сказано – мне бы не хотелось гарцевать попусту еще раз, я готова была прямо так и сказать ему».

«Странно, – подумала Сидония, откладывая книгу в сторону. – Почему она хотела, чтобы лошадь быстрее отослали обратно? И что она подразумевала под словами „от этого многое зависит“?»