Я закрыл руками лицо, или по крайней мере, подумал, что надо сделать это…

…Я очнулся в обширной комнате, наполненной десятками машин и неизвестных электрических механизмов, напоминающей — нет, пожалуй, точно копирующей — лабораторию безумного ученого из старых фильмов ужасов тридцатых годов. По плиткам пола этой огромной лаборатории туда-сюда между возвышающимися стойками с невероятно сложными приборами двигался приземистый робот на резиновых колесах. У него было множество конечностей и несколько электрических глаз. Время от времени он останавливался то тут, то там возле ряда шкал и рычажков, чтобы быстро, но точно что-то регулировать. Вокруг царила абсолютная тишина, и мне показалось, что я вижу все происходящее через покрытое инеем стекла. Или же мои глаза действовали не лучшим образом.

Мой разум тоже казалось был страшно затуманен. Всплывали лишь отдельные фрагменты воспоминаний о годах моей юности и более зрелого возраста, без связи и логики. Смутно сознавая, кто я такой, я совершенно не понимал, откуда или как попал сюда. Моя память была какой-то неполной, она сохраняла случайный набор фактов, перемешанных самым невообразимым способом. Одним словом, я чувствовал себя машиной, которую включили, но она еще не прогрелась, чтобы выполнять свою задачу.

Затем я подумал, что со мной что-то случилось. Я не чувствовал тела, не мог закрыть глаза или даже моргнуть. У меня напрочь отсутствовали какие-либо ощущения. Где, например, сжатие и расслабление груди, связанное с дыханием? Куда делся пульс, который обычно стучит в висках — независимо от того, хочешь ты его слышать или нет? Но я так и не успел обдумать все это. Я лишь наделся, что в самое ближайшее время получу ответы на свои вопросы.

Внезапно робот остановился, чтобы посмотреть показания на металлическом грибе со светящимися шкалами и мигающими огнями. Потом он проворно повернулся, и все его глаза обратились в мою сторону. Робот посмотрел на меня и поехал ко мне. Резиновые колеса мягко зашуршали по плиткам пола, а верхние конечности металлического тела неожиданно задвигались самым фантастическим образом. Три из пяти его глаз мигали словно электрические лампочки, постоянно меняя цвет.

Робот приблизился ко мне, и я, несколько восстановив ясность зрения и ощущение перспективы, смог определить, что ростом он примерно с человека. Странный механизм протянул ко мне одну из своих конечностей, что-то вроде клещей, обтянутых резиной. Когда этот инструмент начал приближаться к моему правому глазу, я попытался закричать, повернуться и убежать или хотя бы закрыть рукой лицо — но ничего не получилось! Мой мозг рассылал команды всем частям моего тела, но…

Мое тело? Если бы я мог смеяться в тот момент, я истерически расхохотался бы, хотя скорее всего — закричал от ужаса. Потому что в то время как механическая «рука» остановилась, слегка прижимаясь к моему правому глазу, прикрыв его, мой левый глаз видел, как это действие отражалось во множестве граней пяти хрустальных линз робота. И тогда я увидел чан с пузырящейся электролитической жидкостью и предмет, который находился в чане: что-то вроде сплющенного, смятого длинного пузыря. Я увидел светящиеся трубки из пластика, которые шли от серой пульсирующей массы в чане, к другим по большей части искусственным органам. Короче говоря, я видел посмертные останки Титуса Кроу: мозг на блюде с глазами на стебельках, без век! Человеческий разум, несмотря на обстоятельства, или может быть благодаря им, снабжен предохранителями отключающими ощущения… К счастью эти свойства сохранил и мой мозг. Меня охватила милосердная темнота, в которой не было ужасных видений, а только тоска по смерти.

Так началось мое перевоплощение.

Мое следующее пробуждение длилось дольше и было не менее ужасным, но в этот раз мой разум не нырнул в спасительные глубины беспамятства. Однако во многих других отношениях второе пробуждение очень отличалось от первого. Прежде всего, сцена в огромной лаборатории теперь сопровождалась звуками, какие обычно исходят из сердца гигантского компьютера: механические щелчки, как от тысячи клавиш пишущей машинки; жужжание и шелест, похожий на шум тасования программных перфокарт; свист и шипение электрических приборов; дальний подземный гул и вибрация мощных машин.

Когда робот увидел, что я снова пришел в сознание, он приблизился ко мне, причем намного медленнее, чем в первый раз, и, как ни удивительно, заговорил со мной на механически равнодушном, но совершенно правильном английском.

— Я вижу, вы все знаете.

Два его глаза повернулись, чтобы посмотреть куда-то вниз, затем присоединились к трем остальным, рассматривающим меня. Мне показалось, что металлический ученый переполнен гордостью.

— Да, вы все знаете, слышите меня, но не пытайтесь отвечать. Вы еще долго не сможете говорить. Но когда-нибудь мы с вами еще побеседуем, а до тех пор я должен полагаться лишь на вашего друга, руководящего моими действиями. Мы работаем под вашим восстановлением, и работа медленно, но успешно продвигается.

Мой друг? Я обнаружил, что приложив некоторое усилие могу двигать глазами, и стал следить за направлением, которое показывала одна из верхних конечностей робота. У стены лаборатории, стояли мои «часы». Насколько я смог разглядеть, они казались неповрежденными, и при виде их множество воспоминаний всплыло из бездн прошлого… Я вспомнил о том, как «часы», подобно метеориту, неслись к поверхности серого мира!

Но что имел в виду робот, называя «часы» моим другом? Некоторое время я не мог это понять.

— Мне рассказывали, — продолжал робот голосом, отчасти похожим на человеческий, хотя и несколько глуховатым, — что некоторые жизненные формы, такие как вы, страдают от ряда расстройств разума, возникающих при болезни или повреждении членов или органов ваших тел, и что подобные расстройства называются болью. Эта боль, настолько же неприятна для вас, как ржавчина или отсутствие смазки для меня. А хуже всего то, что вы неспособны отключить неисправный орган или член, или же отсоединить его от вашего мозга, пока выполняются необходимые исправления. Более того, меня уверяли, что эта боль способна привести к общему расстройству всей вашей системы. Поскольку важно, чтобы не возникло излишних повреждений во время вашего восстановления, я бы хотел знать, испытываете ли вы теперь боль. Если так, я отключу вас на время, пока не отыщу и не устраню источник такой неприятности. Чтобы я мог проделать это, вам следует ответить утвердительно движением ваших глаз вправо, или отрицательно — движением их влево. Вам больно?

Немедленно и без усилия я повернул глаза влево, затем снова вернул зрачки в прежнее положение. Я не чувствовал никакой боли. Да и не мог чувствовать, наверное… Действительно, у меня были только глаза, а все остальное тело отсутствовало. Все это время я старался не смотреть на полированные поверхности, в которых смог бы увидеть свое отражение. Мое движение произвело на робота весьма сильное впечатление: верхние конечности его задрожали и задвигались. Его многогранные глаза поворачивались туда-сюда, как у какого-то странного хамелеона. Его голос, когда он снова заговорил, был полон — не то, чтобы эмоцией — но какого-то машинного возбуждения!

— Вы… вы видите, вы слышите и вы рассуждаете! Вы… вы и в самом деле существуете! — Еще мгновение это странное металлическое создание ликовало, а затем продолжало, обращаясь ко мне. — Но еще много предстоит сделать, прежде чем я продолжу свою работу. Я должен проконсультироваться с вашим другом. Я думаю, будет лучше если я отключу вас. — Он (я думал о роботе, как о мужчине) протянул руку куда-то мне за «спину» — за пределы моего поля зрения — и выкатил, поставив передо мной, большое зеркало на колесах. — Но прежде чем я это сделаю, я хотел бы, чтобы вы увидели, насколько мы продвинулись, в деле восстановления вашего организма!

Я попытался закрыть глаза, но обнаружил, что не могу сделать это. Зрелище, открывшееся мне, и в самом деле было непереносимо. Но невозможно закрыть глаза, у которых нет век! Я тут же вспомнил слова робота, сказанные им минуту назад, и медленно посмотрел вправо.

— Боль!

Казалось, робот ахнул, мгновенно распознав тревожный сигнал. Потом он повернулся и быстро покатился к красному выключателю на ближайшей консоли. Снова опустилась темнота, но перед этим я с ужасом, но испытывая непреодолимое любопытстве, взглянул в зеркало.

Да, работа по моему восстановлению работа явно имела прогресс.

Мои глаза, по-прежнему прикрепленные к мозгу, были теперь помещены в кусочки живой плоти — нечто наподобие рудиментарных орбит. Два грубых сморщенных предмета торчали — по одному — с каждой стороны мозга, растянутые тонкими металлическими проволочками в каких-то конических конструкциях. «Это уши, » — предположил я. Пищевод из гибкого пластика поддерживало несколько пластиковых костей. Он упирался в черный похожий на мешок предмет. Я решил, что это мой желудок. Легкие, печень и почки тоже находились здесь — все искусственное и похоже еще не подключенное, но скрепленное вместе сеткой тонких нитей из синтетической протоплазмы или пластика. В том месте, где должно размещаться сердце, висела группа связанных между собой пластиковых шаров, пять из которых равномерно охватывали сияющее металлическое ядро. Все эти непристойные потроха, за исключением глаз на стебельках и металлических конусов-ушей, плавали в большой прозрачной трубе, наполненной желтой жидкостью.

Вот таким образом началось мое перевоплощение. Я периодически пробуждался, и мне показывали последние достижения робота и «моего друга». Мне показалось, что металлический хирург работал над моим телом с любовью и очень гордился за свое искусство. Я видел в зеркале, как нарастает и формируется мое тело. Шаг за шагом двигался я к полному возрождению, и удивлялся, как каждая кость — а многие из них были пластиковыми дубликатами, потому что большинство оригиналов не подлежало восстановлению — точно соответствовала своему месту внутри моего полусинтетического тела. Я видел, как обретают форму мои конечности, и чувствовал, как улучшается память по мере того, как ремонтировали мой поврежденный мозг. Разговаривая со мной, робот постоянно объяснял все предпринимаемые им шаги, и, в конце концов, рассказал как получилось, что «сборка» меня из кусочков стала задачей его лаборатории.

Дело в том, что мое катастрофическое прибытие на поверхность серой планеты увидел робот, который в это время выполнял роль межпланетной экспедиции. Он путешествовал по различным планетам в поисках жизни! Его собственная планета, мир подземных жилищ и коридоров, лишенный органической жизни, была пятой от солнца в системе из шести миров и одиннадцати лун. Теперь я находился на пятой планете, а тот серый мир, поверхность которого так неприветливо встретила меня, был вторым от солнца, и находился на расстоянии шестисот восьмидесяти миллионов миль от центра системы. Робот перевез все мои части и «часы» на свою родную планету. Здесь он начал…

…но в любом случае он стал моей счастливой звездой — нет, позвольте мне не преуменьшать значение этого. Произошло поистине фантастически счастливое совпадение — и дело не только в том, что робот видел мое падение на поверхность серой планеты, но еще и в том, что он был, наверное, одним-единственным механизмом его расы, который мог…

…Т3РЕ, однако, вероятно в результате долгих лет размышлений и его изначальной способности к бесконечным физическим и биологическим экспериментам, разработал собственные идеи в отношении органической жизни. Его теория происхождения видов состояла в том, что вначале во вселенной не было роботов, но их создали некие высшие органические формы жизни для собственного удобства. Полагаю, что вы можете назвать моего друга механическим Дарвиным!

Постепенно пришло время, когда меня уже стало невозможно полностью отключить, и мой действующий разум мог реагировать на сигналы Т3РЕ. Это означало, что мой мозг почти полностью восстановился. Более того, теперь я мог надеяться, мог мечтать! Пока робот-ученый с любовью делал свое дело (а в случае с Т3РЕ я уверен, что это так мало подходящая к механизму фраза вовсе не бессмысленна), а мое возрождающееся сознание уже не требовалось отключать, чтобы избавить меня от боли, я стал видеть сны.

Чаще всего я видел повторяющимися сны, но поскольку их содержание я знал наизусть, то мне казалось, что это и в самом деле образы, созданные моим подсознанием. Это сны не обладали телепатической интенсивностью. В них я, вновь видел обширный хрустальный зал и одетую в паутину богиню, которая плакала хрустальными слезами, в то время как некое Великое Существо, пыталось ментально успокоить ее пораженный печалью разум. Легкие как туман занавеси трепетали перед огромным, троном, скрытым в алькове…

Это были нехорошие сны.

Затем наступил долгожданный день, когда ко мне вернулся голос. До этого мне примеряли несколько вариантов голосовых связок, но они не действовали. Наконец-то я смог задать Т3РЕ все те вопросы, которые накопились у меня за период вынужденного молчания. Конечно, это был великий момент и для робота, потому что он наконец получил подлинный образец разумной органической жизни, хотя и восстановленный его собственными «руками». Вскоре он сможет…

— …И среди нас тоже есть президенты, премьер-министры, диктаторы и короли, — сказал я ему. — Все они живые существа из плоти и крови.

— Вы все одинаковы, и это очень печально! — отвечал он. — Но не совершайте ошибку, вы по-прежнему органический — по крайней мере большая часть… Расскажите мне еще о мире человеческих существ. Разве в нем нет роботов, компьютеров?

— Есть, конечно. Но наши роботы, не такие совершенные, как вы.

— И что, машины образуют содружество с людьми?

— Н…нет. Они — рабы человека. Люди создали их, и эксплуатируют, — вынужден был признаться я.

— Рабы? А почему не компаньоны?

— Они — машины, как и вы, но не обладают индивидуальностью, чтобы стать компаньонами. Хотя они уже начали движение по этому пути. Я знал людей, которые любили свои автомобили!

— Понимаю… Эти механизмы очень низкого порядка, как роботы Т6 и Т7. — Он отвернулся от моей трубы с приспособлениями для поддержания жизни. На мгновение хрустальные глаза обратились в сторону «часов», стоящих в дальнем углу лаборатории, затем он вновь повернулся ко мне. — И тем не менее ваш робот, эта машина времени, которая пронесла вас сквозь время и пространство, исключительно высокого уровня, выше, я бы сказал, даже Т2. Меня удивляет, что он вообще снизошел до разговора со мной.

— «Часы» являются машиной очень высокого порядка, это так, — согласился я. — Но они были созданы органическими существами с таким интеллектом, по сравнению с которыми я ничуть не лучше, чем низшие одноклеточные организмы и примитивные животные, которых вы обнаружили на одной из лун вашего мира.

От этого высказывания Т3РЕ стал очень возбужденным.

— Тогда моя теория верна! Я уже давно подозревал, что предположение о том, что мы, роботы, существа первичные, нелогично. У нас нет аппарата полового размножения; мы неспособны к размножению делением, хотя именно к этому органическому процессу ближе всего то, что мы имеем; мы создаем новые модели для специализированных задач, но собираем их из отдельных компонентов, которые сами по себе бесчувственны. Кто же тогда построил первого робота?

— Подобная теологическая проблема существует и в моем мире, — отвечал я. Тем временем Т3РЕ отвернулся от меня и, решив в тишине обдумать свою теорию. — Но на Земле, — продолжал я не в силах остановиться, — мы спрашиваем себя, а кто же создал Бога!

Когда в очередной раз Т3РЕ вызвал меня из мира грез, я поинтересовался, сколько времени он работал над моим телом. Ответ дался с трудом. Перед этим нам пришлось разработать систему пересчета единиц времени. Она основывалась на скорости света и единицах длительности времени, которое требовалось свету, чтобы дойти от центра звездной системы Т3РЕ до его планеты. В конце концов мне удалось определить, что я находился в его лаборатории не меньше сорока семи лет. А в бодрствующем состоянии провел не более часа, из которого пятнадцать минут ушло на разговоры!

Целых десять лет понадобилось Т3РЕ, чтобы воспроизвести первое живое красное кровяное тельце. На мою нервную систему потребовалось гораздо больше времени — она до сих пор находилась в процессе восстановления. Серьезную проблему создавал также мой мозг — не столько его ремонт, сколько замена потерянных воспоминаний и сложных областей нервной и моторной деятельности. И в этом Т3РЕ полагался исключительно на моего друга… «часы».

Оказывается во время путешествия сквозь время и пространство, когда я управлял кораблем, подключившись к ментальным сканнерам «часов», они перенесли в свои банки памяти все мои воспоминания, мысли, весь мой интеллектуальный багаж! Я так и не узнал, для чего это было сделано, и решил, что такая процедура предусмотрена конструкцией «часов» — навсегда сохранять ментальные копии своих пассажиров.

Как бы там ни было, Т3РЕ внес все эти данные обратно в мой восстановленный мозг, используя сложную электронную систему, которую сконструировал при помощи «часов». Теперь мое тело было почти закончено, этакий составной, но почти совершенный Франкенштейн, созданный большей частью из синтетических элементов, но тем не менее сохранивший все свои первоначальные страсти и юмор, надежды и страхи.

И еще через двадцать три года, из которых три или четыре часа я находился в сознании, я был полностью отремонтирован. Готов для окончательных испытаний, в результате которых Т3РЕ хотел связать в единое целое миллионы синтетических элементов и, таким образом, завершить мое восстановление. Затем меня надлежало вынуть из трубы, поддерживающей мою жизнь, не в виде набора деталей, а в виде человека.

— Вы пройдете окончательные испытания, — сказал он мне наконец, — и будете готовы продолжить ваше путешествие, потому что — как сказал мне ваш друг «часы» — вам предназначено судьбой закончить Великий Путь, тогда как я…

— …А как насчет вас? — спросил я его. — Ваше будущее?

— О нем я не беспокоюсь. У меня нет Бога. Мои эмоции главным образом скопированы с эмоций биологических существ, продублированных электронным способом. Я проделал это до того, как вы в первый раз очнулись. «Часы» объяснили мне суть эмоций. К сожалению, эксперимент оказался не слишком удачным. Вы превосходите меня, точно так же как и ваши «часы». Они могут мечтать, у них много воспоминаний, в том числе и о существах, существовавших на вашей планете задолго до вас — людей. И еще они обладают… Да… Душой и инстинктивной энергией разума… Вы оба должны продолжить ваше путешествие и закончить его.

Когда я проснулся в следующий раз, в лаборатории Т3РЕ царил настоящий хаос. Кругом сновали другие Т3. Некоторые кружили по комнате, а трое или четверо толпились возле моей трубы. По крайней мере половина из них почти совершенно не отличалась от самого Т3РЕ. Другие обладали конечностями иного вида, которые очевидно предназначались для выполнения узкоспециализированных работ. Наконец робот, застывший передо мной, заговорил, и только тогда я узнал в нем моего друга.

— Закончилось первое испытание! — сказал мне Т3РЕ. — Вы проснулись сами, без стимуляторов. Что-нибудь болит?

— Нет, и у меня появились ощущения! Я чувствую свои руки и ноги, свои пальцы… Значит, все закончено?

— Да, все! — воскликнул Т3РЕ.

Конечно, он был только роботом, но в этот момент казался мне в большей степени человеком, чем многие из моих знакомых. Он нервно разъезжал на своих колесиках туда-сюда, размахивая верхними конечностями, а все пять его многогранных глаз поворачивались во все стороны. Он вел себя словно мальчишка, возбужденный окончанием сборки первой модели самолета, которую теперь собирается испытать в полете. И, что казалось еще более удивительным, своим энтузиазмом он заразил и своих коллег!

— Между собой мы общаемся на радиоволнах, — объяснил робот. — Мои коллеги не могут говорить на вашем языке. У них нет динамиков, как раньше не было и у меня. Но как я не старался, они все равно не столь эффективны, как ваши органические голосовые связки. А теперь мы посмотрим, насколько хорошо мы вас собрали!

Я почувствовал, что меня поднимают, и инстинктивно попытался повернуть голову, собираясь осмотреться… и моя голова повернулась! Радость и изумление нахлынули теплой волной. Я словно опьянел от восторга. Наконец я снова могу управлять своим телом! Но до какой степени? Я задрожал, охваченный одновременно множеством эмоций, и страх среди них был не последним. Перед этим я часто сравнивал себя с чудовищем Франкенштейна, но что, если я сам окажусь лишь скверной пародией на человека, неуправляемой массой механически связанных синтетических мускулов и пластиковых костей?

Система тросов из какого-то мягкого материала вытянула меня из трубы и медленно опустила на плиточный пол лаборатории. Хотя ноги мои уже коснулись пола — и я почувствовал его — дальнейший спуск прекратился.

— Что-то неправильно? — спросил я Т3РЕ.

— Я буду вас опускать медленно, — ответил он, — чтобы дать вашему телу сориентироваться. Если что-то заболит, или вы решите, что какой-то орган у вас функционирует неправильно, сразу скажите мне.

С этими словами робот передвинул рычаг на ближайшей консоли, и тросы опустили меня еще на несколько дюймов. Теперь мои ступни прижимались к полу, и я стоял прямо. Я сбросил тросы с плеч, затем поднял руки и посмотрел на них — и попытался крикнуть от радости и облегчения — но ничего не получилось!

— Мой… мой голос! — выдохнул я. — Что… что случилось с моим?..

— Вам надо вначале вдохнуть, если вы потом собираетесь резко выдохнуть воздух, — ответил мне Т3РЕ. — У вас есть легкие, но теперь они используются только для речи. Я решил переделать вашу на редкость неэффективную система циркуляции и…

— Вы хотите сказать, что мне не требуется воздух? — перебил я робота.

— Только для речи, — отвечал он. — Но знаете, не стоит об этом беспокоиться. Ваша новая система значительно лучше. Вы сможете находиться без скафандра в любой атмосфере, кроме едко кислотной или чересчур щелочной. Я подумал, что так вам будет удобнее — с учетом предстоящего путешествия. Но знаете, у нас еще много других более важных вещей, которые надо проверить. Ходите, бегайте, прыгайте — поверяйте работу вашего тела! Мне нужно видеть, как оно действует. Дышите, если это кажется вам нормальным. Состав воздуха в лаборатории соответствует атмосфере вашей родной планеты. Обратите внимание на запахи… А еще я приготовил для вас пищу и питье: синтетические протеины и углеводы, выделенные из нефти!

Я вдохнул воздух, выдохнул и неожиданно меня охватило ликование! Тело мое наполнилось силой, я чувствовал это. Обилие жизненных сил, твердая уверенность, что я стал новым человеком переполняли меня! Я повернулся к большому зеркалу, которое стояло рядом с моей теперь пустой трубой и посмотрел на себя.

Человек, который отражался в зеркале, безусловно был Титусом Кроу, но молодым, обновленным Титусом Кроу. И он был цельным — не суммой частей-деталей, единым и гармоничным! Я понял это, разглядывая свое новое тело. Я стал не полубогом, несмотря на чудесное совмещение синтетики, плоти и металлов, костей и пластиков — я остался человеком. А человеческие существа далеки от совершенства. Однако, черт возьми, я все-таки оказался гораздо ближе к идеалу, чем тот старик, который удирал от Псов Тинд`лоси и разбился о поверхность мертвой серой планеты!

— Т3РЕ, — сказал я наконец, — вы сотворили чудо. Множество чудес. В дальнейших проверках нет необходимости. Я знаю, что это тело прекрасно сделано. И у меня нет способа отблагодарить вас за ваше искусство.

— Вы достаточно отблагодарили меня тем, что я теперь знаю: моя теория — верна… — отвечал он. — Это мои коллеги. Теперь они тоже теперь знают, что…

…был неизвестен ни один практический способ поместить Т3РЕ в «часы», если бы он захотел отправиться вместе со мной. И поэтому мы решили, что можем распрощаться, и таким образом я…

…куда я направлялся. Да… список возможных трехмерных направлений, который может привести меня обратно на Землю. Во всяком случае, путь был определен так, чтобы направить меня поближе к галактикам, скоплениям звезд и туманностям, где, если мне повезет, я смог бы узнать те или иные созвездия и таким образом найти путь домой.

Такой маршрут межзвездного путешествия кажется довольно забавным, но тем не менее ничего другого мне не оставалось. Да, я согласен, что это должно казаться забавным, если не принять во внимание те скорости, какие развивает мой корабль. Если вы летите со скоростью в десятки тысяч миль в час и у вас нет ментального сканнера, то вам потребуются очень точные расчеты, чтобы вы и цель вашего назначения оказались в той же самой точке пространства в то же самое время. С моими «часами» дело обстоит совсем иначе! Я мог выбрать любую звезду на небе и отправиться к ней!

Но конечно, в космосе существует только одна Земля, и я скоро обнаружил, что отыскать планету, на которой я родился — почти то же, что найти иголку в стоге сена. Но то у меня было самое главное качество, необходимое для этого — терпение.

…к концу может износиться почти до дыр, и я не оказался исключением из этого правила. Не то, чтобы мое путешествие было скучным. Наоборот, я мог исследовать чуждые миры, и многие из них напоминали прекрасный сон. Хотя некоторые — не могу погрешить против истины — оказались ужасными сверх всякой меры.

…близко к Венере, и не только во времени, поскольку…

…прекрасны, как великолепные мечты писателей-фантастов. Более того, они были реальными! Но рассказ об этом займет так много времени, что лучше отложить до другого раза. Возможно, де Мариньи, если вы когда-нибудь решите присоединиться ко мне и мы отправимся на Элизию… Тогда мы сможем обменяться впечатлениями о наших приключениях. А если…

…обратно на Землю. И я знал, что это была моя Земля. Третья планета от солнца, с белой и нежной луной. Я знал и любил ее… Зеленая и прекрасная, как никакая другая, исключая разве Элизию, которая на самом деле вовсе не планета… Это была Земля, не слишком удаленная от моего времени, потому что берега Англии резко выделялись на голубом фоне моря, когда я падал к… мог видеть, что там был… поля на север…

…мальчик, пасущий овец. В своем возбуждении, направляя «часы» к земле, я не беспокоился о точном географическом положении. Я знал, что нахожусь где-то в Йоркшире. Вне сомнения, паренек с овцами мог бы мне правильно…

…убежал прочь! Возможно, он видел, как я приземлялся, и посчитал меня каким-то летающим чудовищем. Минуту спустя мне удалось поймать его и остановить. Я держал паренька за плечи и смотрел ему прямо в глаза, пытаясь таким образом убедить его, что я всего лишь человек, хотя и несколько странно одетый. На мне было только что-то вроде набедренной повязки, мягкой и похожей на кожу, сделанной из листа, который я сорвал с пальмы в чужом тропическом мире.

И тут же я обнаружил, что одежда мальчика-пастуха не менее своеобразна. Она состояла из куска грубой ткани, сшитого несколькими стежками, наподобие пончо. Паренек пялил глаза в сторону далеких каменных башен и хижин, над которыми поднимался дым и пытался вырваться из моих рук. Он кричал на языке, который вначале я не мог узнать. Затем я понял, что он хотел вернуться домой. Домой — в Эборакум!

Эборакум! Так римляне называли Йорк! Я оказался дома, на Земле, на той самой, где родился, но на сотни лет раньше своего времени, в Римской Британии! Вы не можете себе представить…

…мальчик дальше. Когда он понял, что я не представляю для него опасности и услышал мою напыщенную, но довольно слабую латынь, он совсем успокоился. Правителем Британии, как я узнал, был Платор Непос, который три года назад начал завоевания «далеко на севере» за Стеной Адриана. Римская Британия в сто двадцать пятом году нашей эры!.. Я оказался так близко от дома! Требовался небольшой прыжок сквозь время, и…

Но этого не произошло. Неподалеку от места, где я приземлился, стояла вилла, выстроенная в средиземноморском стиле. Я заметил ее, выбирая место для посадки, и очень удивился. Впрочем, когда я узнал в каком времени нахожусь, мое изумление растаяло без следа. Позднее я узнал, что вилла принадлежала отошедшему от дел римскому сенатору, некоему Фелицию Тетрикусу. Достойный римлянин, опасаясь восстания бушевавшего всего в нескольких милях отсюда, выставил десятки часовых на всех принадлежавших ему землях, и безграничная преданность и верность этих людей и послужила причиной моей задержки. Возможно если бы они… конечно, они присматривались к странным бродягам…

…говорящим ему. Во всяком случае я видел этого парня в куртке и кожаной рубахе, обутого в сандалии и с коротким мечом на поясе. Несмотря на глубокий шрам на щеке, выглядел он довольно приветливо. По крайней мере, он не вызвал у меня никаких опасений. Но когда он подошел поближе и заговорил, я заметил странное выражение его лица, и одновременно услышал предостерегающий крик мальчика-пастуха. Кто-то подбирался ко мне сзади! Я быстро повернулся и увидел, как ко мне подскочил второй человек — и тут же сильный удар обрушился на мой затылок, и я без чувств упал на землю.

Когда я пришел в себя, то обнаружил, что лежу в постели из шелка и льна, в комнате, балкон которой возвышался на мощеной верандой, окруженной цветами. С этого ложа я мог видеть сад и вдыхать опьяняющий запах цветов. Во всей вселенной нет такого запаха, как запах цветов Земли, кроме разве что духов моей Тиании.

Затем меня посетил врач в пурпурной тоге, пожилой человек, который непрерывно бормотал что-то себе под нос. Он вымыл мою голову, смазал охлаждающей мазью рану и сменил повязку. В конце концов, собираясь уходить, он сказал мне, что я должен отдыхать. Я находился на вилле Тетрикуса три дня, и хозяин дома начал уже опасаться за мою жизнь.

— Вам очень повезло, потому что вы так напоминаете Титуса Тетрикуса! — таинственно прошептал на прощание старик.