- У меня превосходные и преданные сотрудники, - сказал Танака Джин. Он стоял под дождем без зонта. Единственной его защитой был воротник переливчатого зеленого плаща, который он поднял вверх, чтобы вода не попала ему за шиворот. - Очень любезно с вашей стороны, что вы сразу согласились встретиться со мной.
      - Я так же, как и вы, заинтересован в том, чтобы найти людей, участвовавших в краже секретов Киберсети.
      Танака Джин ключом открыл покрытую патиной бронзовую дверь, сорвав при этом три куска ярко-оранжевой липкой ленты, употребляемой в полиции. На каждой из них было написано: "ВНИМАНИЕ! МЕСТО СОВЕРШЕНИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ! ВХОД ЗАПРЕЩЕН!" Он вошел в прихожую, и Николас последовал за ним. Они оказались внутри виллы, которая была выдержана в стиле колониального Сайгона. Сквозь жалюзи окон просачивался белесый, с примесью неонового свет. В воздухе чувствовался запах ладана и аниса. Но ощущение чего-то похожего на висящую сеть гигантского паука заставило Николаса непроизвольно вздрогнуть.
      Танака Джин закрыл за ним дверь.
      - Давайте откровенно, Линнер-сан. Я согласился помочь в вашем расследовании только потому, что меня об этом просил Тандзан Нанги. Я очень уважаю этого человека. - Он подошел к стоящему у стенки длинному столу и зажег две бронзовые лампы. - Дело в том, что у меня сейчас много работы. Я расследую дело об убийстве немецкого бизнесмена Родни Куртца и причины гибели его жены - вьетнамки Джай. Ее сбила автомашина. - Он развел руками: - Неизвестно, намеренно это было сделано или нет. А мистер Куртц был убит именно здесь.
      Николас кивнул:
      - Если уж честно, прокурор, я позволю себе сказать, что не просил о помощи и, собственно говоря, предпочитаю работать один.
      - В Токио это может быть опасным. Как официальное лицо, я не стал бы вам этого советовать.
      - А неофициальное?
      Танака Джин улыбнулся:
      - Я кое-что знаю о вас, Линнер-сан. Нанги-сан относится к вам как к своему родственнику. Это говорит о многом. - Он помолчал. - Если вам понадобится помощь, я, по мере своих сил, окажу ее. Однако будет очень... жаль, если ваше расследование доставит мне или моей организации какое-либо беспокойство.
      - Я вас понял, прокурор, - сказал Николас. - И приму к сведению ваш совет.
      Николас чувствовал, что Танака Джин из-под опущенных ресниц внимательно рассматривает его.
      - Да, - наконец произнес прокурор, - я вам верю.
      Достав мощный карманный фонарь, Танака одну за другой осмотрел стены комнаты. Луч задержался на одной из панелей, испачканной чем-то похожим на засохшую кровь.
      - Я вам больше не нужен, Танака-сан?
      Не отводя луча от кровавых пятен, прокурор ответил:
      - Вы, кажется, были знакомы с убитым?
      Так вот что означала его фраза: "Я кое-что знаю о вас, Линнер-сан".
      - Я видел этого человека один или два раза, - ответил Николас, - и совсем не знаю его.
      Танака повернулся и впился взглядом в своего собеседника.
      - Нет? Но он являлся вашим партнером по Трансокеанической киберсети.
      "К черту этого Т'Рина и его навязчивое стремление как можно скорее запустить Киберсеть в работу", - подумал Николас. Прокурор больше осведомлен об этом партнерстве, чем он сам.
      - Если так, то для меня это новость, - ответил Николас. - Если вы так хорошо подготовились к разговору, господин прокурор, то должны знать, что я к этому партнерству не имею никакого отношения.
      Танака Джин слегка приподнял брови.
      - Странно! Вся технология Киберсети была разработана вашими американскими специалистами. Как получилось, что вы оказались в неведении?
      "Спроси Т'Рина", - подумал Николас, а прокурору сказал:
      - Нанги-сан принял это решение в тот момент, когда я по своим делам находился за границей. Насколько я понимаю, сложившаяся экономическая ситуация требовала того, чтобы Киберсеть была запущена в эксплуатацию как можно скорей. Поскольку "Сато" оказалась неспособной в одиночку так быстро вложить в дело необходимый капитал, Нанги-сан решил обратиться к сторонним партнерам. Мне кажется, что это была хорошая идея. Именно сейчас кайрецу не могут позволить себе таких огромных затрат, которые требуются для запуска Киберсети.
      Танака Джин ничего не ответил и подошел к стене.
      - Интересно, произошло ли это здесь, возле бара? В таком случае лезвие, которым были нанесены раны, причем многочисленные, было совершенно необычным, мы никогда не встречались ни с чем подобным.
      - Может быть, шпага.
      Не оборачиваясь, прокурор вытащил из кармана несколько фотографий и протянул их Николасу. При свете одной из ламп он увидел снимки трупа Родни Куртца, сделанные там, где его обнаружили.
      - Где вы обнаружили труп?
      - Не здесь, - ответил Танака. - Его утопили возле Цукиджи. - Он имел в виду гигантский токийский рыбный рынок. - Насколько я знаю, холодное оружие - ваша специальность, Линнер-сан. Не можете ли вы сказать мне, что использовал убийца, штык или...
      - Не по этим фотографиям, - сказал Николас. - Тело слишком разложилось. Но если вы дадите указание вашим людям следить за всеми похожими новыми убийствами...
      - Договорились, - сказал Танака Джин, делая пометку в маленькой записной книжке. - Может быть, все-таки не шпага. У него на лбу вырезан знак.
      Действительно, знак был.
      - Вертикальный полумесяц, - сказал Николас, внимательно вглядываясь в фотографию.
      - Совершенно верно.
      В нижнем правом углу одной из фотографий, на груди трупа, Николас заметил странное темное пятно. Что это могло быть? Еще одна рана?
      Он поднял голову и увидел, что Танака Джин наблюдает за ним. На лице прокурора было написано выражение крайнего любопытства.
      - Мне сказали, что даже перед лицом смерти вы не позволяете себе проявлять никаких эмоций, - сказал Танака, наклонив голову набок. Интересно, правда ли это?
      - А почему это вас так интересует?
      - Прежде чем вступить с вами в какие-либо отношения, Линнер-сан, хотелось бы найти для них общую почву, - сказал прокурор и сделал жест, который можно было трактовать как жест примирения. - Я думаю, вы согласитесь с тем, что в этом случае наши контакты значительно облегчатся.
      - Хорошо, я отвечу на ваш вопрос. Это правда, исключая, пожалуй, отношений с женщинами, - сказал Николас.
      - Вы так читаете? Я бы сказал наоборот, особенно с женщинами.
      - Вижу, вы отнюдь не романтик, Танака-сан, - ответил Николас и подошел к прокурору. - Когда дело касается любви, часто важнее всего как раз не знать, что вас ждет впереди.
      - А, я понимаю, в чем разница, - сказал Танака Джин. - Вы говорите о любви, а я имел в виду секс. - Он пробежался лучом света фонаря по стенам комнаты. - Эти два понятия редко бывают совместимы.
      Николас огляделся вокруг и спросил:
      - Джин-сан, не позволите ли вы мне осмотреть дом?
      - Если вам угодно. Все уже сфотографировано, отпечатки пальцев сняты.
      Николас прошелся по дому. В комнатах было очень тихо, но ему показалось, что он слышит крики. Возможно, это звучало эхо боли, когда-то наполнившей этот дом. Стараясь обнаружить что-нибудь необычное, он открыл глаз тандзяна. Повсюду, как сажа из камина с плохой вытяжкой, здесь был рассыпан порошок для снятия отпечатков пальцев. Он осмотрел столовую, кабинет Куртца, все спальни. Отделанная мрамором ванная комната была великолепна. Там был душ, ванна из японского кедра и унитаз из стеклопластика. Подобное сочетание традиции и модерна подействовало на него раздражающе.
      Вдруг его внимание привлекла панель за унитазом. Что-то в ней показалось ему странным. Наклонившись поближе, он внимательно осмотрел один из четырех винтов, крепящих панель к стене. Что там возле одного из винтов - царапина? Нет. Он открутил винт и увидел человеческий волос, аккуратно обмотанный вокруг резьбы. Именно его конец, слегка высовывавшийся из-под головки винта, и напоминал царапину. Не было никакого сомнения в том, что волос оставили здесь не случайно. Но зачем? Чтобы дать кому-то знать, что панель трогали?
      Он открутил панель и отложил ее в сторону. Под ней он обнаружил дорогой, закаленной стали сейф с наборным замком. Это объясняло наличие волоса. Николас попытался открыть дверцу и обнаружил, что она не заперта. Сейф был пуст. Очищен убийцей Родни Куртца? Похоже, что так. И, кем бы ни являлся этот человек, было ясно: здесь работал профессионал, у которого хватило ума заметить волос и после проведенной операции оставить его на прежнем месте.
      Когда Николас вернулся в гостиную, то увидел, что Танака Джин стоит на прежнем месте.
      - На обеденном столе, - сказал он, - в столовой и на письменном столе в кабинете Куртца мы обнаружили волосы с женского лобка. Любопытно, не правда ли?
      - Секс и смерть. Для определенного типа людей связь между этими двумя вещами очень сильна, почти непреодолима.
      Прокурор обернулся.
      - Определенного типа? - Он медленно кивнул, словно ища в словах Николаса некий скрытый смысл. - Представьте себе этого человека, который держит Куртца и всаживает в него лезвие, методично, раз за разом. Он, конечно, был возбужден, но мне кажется, что действовал он не в состоянии аффекта, а все хорошо продумал.
      - Он убил Куртца до или после того, как забавлялся с его женой в столовой и кабинете? - спросил Николас.
      Танака Джин пересчитал пятна крови, потом тяжело вздохнул.
      - Все зависит от обстоятельств, не так ли?
      - От каких?
      - Была или не была эта женщина замешана в убийстве, - Его взгляд вновь остановился на Николасе. - Свидетели смерти Джай Куртц заявили, что она была с мужчиной. С европейцем. После того как женщину сбил черный "мерседес", ее спутник побежал за ним, и больше его никто не видел.
      Именно в этот момент Николас понял, каким хорошим детективом был Танака Джин.
      - Вы уверены, что это был именно черный "мерседес"?
      - Абсолютно. Мы нашли его на следующее утро на стройке в Сибуйа, брошенным и обгоревшим. - Он выключил фонарь. - Кстати, медицинский эксперт определил, что Куртц был убит за десять или двенадцать часов до того, как на его жену налетел этот "мерседес".
      - Вы думаете, это не был просто несчастный случай? - спросил Николас.
      - В этом городе наезды не такая уж обыденная вещь, - ответил Танака Джин. - Но, возможно, в данном случае имел место именно наезд. - Он пожал плечами, контуры его худой фигуры очерчивались светом лампы. - Однако у меня уже есть рабочая версия.
      Двое мужчин стояли рядом в полутьме комнаты, вдыхая едва заметные запахи секса и смерти.
      - Скажите, Линнер-сан, вам о чем-нибудь говорит символ вертикального полумесяца?
      Николас помедлил. Он уже встречался с этим символом. Это был Нго-мей-ют, что на одном из редких диалектов китайского языка означало "полумесяц". Это также был Джим, Обоюдоострый Меч, культовый символ посвящения. Он был элементом татуировки вьетнамского племени нанг, которую он видел на мессулете, До Дук Фудзиру, человеке, который пытался убить Микио Оками. Мессулеты были устрашающими психомагами, и древние предания утверждали, что они происходят от титанов. Говорили также, что их магия была предшественницей тау-тау.
      Но Оками не имел никакого отношения к данному расследованию, и Николас не желал его ни во что впутывать. К тому же он убил До Дука на японской территории, и ему не хотелось, чтобы по этому делу было возбуждено расследование. Поэтому он сказал:
      - Не знаю.
      - Мне кажется, что человек, уничтоживший семейство Куртцев, чрезвычайно опасен. - Танака Джин повернул голову, и его глаза сверкнули в свете ламп. - Вы сказали бы мне, если бы этот знак действительно что-нибудь значил для вас?
      Прокурор превосходно ведет допрос, подумал Николас.
      - Разумеется. Мне нечего скрывать. - Но он никак не мог избавиться от кошмарного ощущения, которое, как запах склепа, навалилось на него как только он переступил порог дома Куртцев, - ему показалось, что в мир явился еще один мессулет.
      Николас стоял очень близко к запятнанной кровью стене и чувствовал, что, помимо своей воли, погружается в себя, движется по направлению к кокоро. Что-то темное и необъяснимое, похожее на эхо в глубине озера, казалось, звало и тянуло его.
      - Интересно. А я думал, что у человека, поклявшегося защищать кайсё, должно быть много секретов. - Прокурор пожал плечами. - Но, возможно, я ошибаюсь. В конце концов что я, правительственный служащий, могу знать о таких вещах?
      Николас почувствовал, что на него напало нечто вроде приступа шизофрении. Часть его мозга охватил страх, вызванный тем, что Танака Джин знает о его отношениях с Микио Оками. Это могло оказаться опасным. Но другая его часть уже вышла за приделы времени и пространства.
      Он приложил ладонь к стене. Слегка изогнутые на концах пальцы служили точками контакта, как оптоволоконный кабель служит для передачи информации. Мир покачнулся, съеживаясь в Акшаре, казалось, он удалялся от берега в сторону моря. Время сместилось, он оказался в той же комнате за день до этого и вскоре убедился, что прокурор, по крайней мере частично, оказался прав в своей гипотезе.
      - Он был здесь, - шепнул Николас.
      Танака Джин подался вперед всем корпусом и спросил:
      - Кто? Кто был здесь с Джай Куртц? Ее муж?
      - Сначала да. Потом, позднее...
      Прокурор затаил дыхание. Он много слышал о тайной силе Линнера, но не хотел верить этим россказням. Однако теперь, глядя на искаженное лицо Николаса, понял, что это отнюдь не дешевый трюк, не жульнический спектакль. На его глазах происходил настоящий сеанс ясновидения, который мог принести большую пользу в расследовании преступления.
      - Ну, и что произошло дальше?
      - Куртц был убит здесь.
      - Вы имеете в виду в этом доме?
      - Прямо здесь. - Николас провел рукой по стене. Его лицо странно изменилось, как будто было освещено снизу. - Кто-то еще. Кто... - Внезапно он замолчал. Лицо его стало белым как мел.
      - Линнер-сан, - сказал Танака Джин, - что с вами? Что вы увидели?
      - Я...
      - Кто был с Джай Куртц?
      - Тот человек, который убил ее мужа.
      Танака Джин разочарованно вздохнул:
      - Вы его видели?
      У Николаса опять возникло то же самое, знакомое поле в мозгу, которое ассоциировалось у него с Миком Леонфорте. Это ощущение можно было назвать дурным предчувствием. Но объяснить, что с ним происходит, Линнер не мог.
      - Я видел... нечто.
      - Что это было, призрак? - "Он все еще не в себе, - подумал Танака Джин. - Что с ним произошло?" - Линнер-сан, вы должны мне все рассказать.
      Николас посмотрел на прокурора долгим взглядом, но его глаза были как-то странно сфокусированы, как будто он смотрел на что-то внутри тела Танаки Джина. С улицы раздавалось шипение шин проносящихся автомобилей и рев моторов грузовиков, развозящих по вечерам товары.
      - Вы можете доверять мне. Клянусь вам в этом.
      Николас судорожно кивнул головой.
      - Расскажите мне, что открыло вам ваше тау-тау. Мы поймем друг друга, вы и я, потому что, как мне кажется, можем помочь друг другу.
      Николас смотрел сквозь жалюзи на реку, в которой отражались и плясали огни города.
      - Как я могу помочь вам?
      Танака Джин подал Линнеру руку:
      - Может быть, мы на минуту присядем?
      Они расположились на ратановой софе, свет Золотого Пламени по ту сторону реки Сумиды проникал в комнату сквозь жалюзи. Однако Николас сразу же вскочил.
      - Это место насилия, - сказал он, - оно излучает ненависть и гнев.
      - Мне кое-что говорили об этом. Ходили слухи, что мистер Куртц бил свою жену.
      - У вас зарегистрированы ее жалобы?
      - Нет. Но, к несчастью, это обычное дело, когда супруги плохо относятся друг к другу.
      Николас, на которого падал свет ламп, казался одиноким и немного потерянным. Танака Джин мог понять его чувства. Прошел всего месяц со дня смерти Усибы. Такая дружба не должна обрываться так внезапно, и Линнер не смог до сих пор оправиться от этого удара.
      - Мне хотелось бы доверять вам, - сказал Николас. - Сейчас как раз такой момент, когда я должен довериться кому-нибудь.
      - Кстати, о Куртце, - отозвался Танака Джин. - Я не все сказал вам о состоянии трупа. - Он невозмутимо рассматривал Николаса. - Некоторые его органы отсутствуют - сердце, поджелудочная железа, печень. - "Значит, вот как объяснялось наличие темного пятна на одной из фотографий, - подумал Николас. - Это была часть дыры, через которую удаляли органы". Медицинский эксперт заверил меня, что они были удалены с искусством хирурга. - Вертикальный полумесяц, исчезнувшие органы - это ни о чем вам не говорит?
      "Конечно, говорит", - подумал Николас. Когда тот мессулет убил Доминика Гольдони, его сердце тоже оказалось вырезанным, но он опять-таки не собирался рассказывать об этом Танаке Джину.
      - Нет, но я собираюсь прояснить этот вопрос.
      - Это, без сомнения, принесет большую пользу, - заметил Танака Джин.
      Николас хотел бы знать, насколько серьезно нужно было воспринимать эти слова. У него опять возникло впечатление, что прокурор знает больше, чем говорит. Но у него не было времени задерживаться на этом, ему предстояло заняться более важным делом. И каким бы усталым ни чувствовал себя Николас, он был обязан разрешить эту проблему, чтобы очистить мысли, постараться забыть то, что предстало перед ним во время контакта со стеной смерти. У него появилась как будто новая рана, ноющая где-то в мозгу.
      "Мы поймем друг друга, вы и я, потому что, как мне кажется, можем помочь друг другу" - так сказал Танака Джин, и Николас понимал, что он имел в виду: инстинкт прокурора подсказывал ему, что это убийство было необычным. Очевидно, он кое-что знал о тау-тау, знал, что некие интенсивные сигналы, оставшиеся там, где, как он предполагал, было совершено преступление, могут вызвать смещение времени и пространства, в результате которого Николас сможет "увидеть" произошедшее здесь. Именно потому он и попросил Николаса встретиться с ним в доме Куртца, а не в своем офисе, что было бы вполне естественно. "Ему, должно быть, позарез нужна моя помощь", подумал Николас.
      Двое мужчин некоторое время молчали, Николас потому, что хотел обдумать сложившееся положение, а прокурор потому, что хотел дать Линнеру время, чтобы восстановить внутреннее равновесие.
      Наконец Танака Джин шевельнулся и сказал:
      - Я взял под арест оябуна, Тецуо Акинагу, на людях. Из-за этого он потерял лицо. Может быть, это было тактической ошибкой с моей стороны. Акинага-сан и без того достаточно сильный противник, и не стоило приводить его в бешенство. Но я сам был очень зол, потому что в некотором роде на Акинаге лежала вина за смерть честного человека и хорошего друга.
      Танака Джин посмотрел на стену с маленьким созвездием кровяных пятен.
      - Во всяком случае, он меня предупредил: "Внутри вашего родного департамента есть средства, чтобы уничтожить вас". Вот его точные слова. Я не забыл их, так же как и выражение, с которым он произнес.
      - Стараясь сохранить лицо, он проговорился.
      Танака Джин кивнул головой.
      - Именно так я и подумал, Линнер-сан. К тому же Акира Тёса, еще один оябун якудзы, сказал мне почти то же самое: "Если вас интересует коррупция, пошарьте в своем собственном департаменте". Как вы уже заметили, я создал себе некоторую репутацию реформатора. И, естественно, нажил гораздо больше врагов, чем друзей. Некоторые из них занимают очень высокое положение и в весьма неожиданных местах. - Танака Джин деликатно кашлянул. - Кто-то мешает мне вести дело Акинаги, я только никак не могу понять кто.
      - И надеетесь, что я смогу? - Наконец стало ясно, почему Джин откликнулся на просьбу Нанги, разрешил осмотреть место преступления, намеренно оставил улики. Теперь прокурор выложил карты на стол.
      - Я знаю это, Линнер-сан. - Глаза Танаки загорелись. - Все дело в тау-тау. Вы смогли увидеть царившие здесь насилие, ярость, которые скрывались брачными узами.
      - Может быть, Родни и Джай Куртц действительно смертельно ненавидели друг друга, - ответил Николас, - но та ненависть, которую я почувствовал здесь, гораздо сильнее. И исходит она от другого человека.
      - От убийцы, Линнер-сан!
      - Да, может быть.
      Танака Джин с горящими глазами подался вперед.
      - Вы видели его, да? Скажите мне, кто он.
      - Я не знаю. Никак не могу поверить, что я... - Николас перешел на шепот, он почти хрипел, как будто психическая рана, полученная им возле стены смерти, подорвала его силы. - Джин-сан, с помощью тау-тау я мысленно постарался увидеть убийцу Родни Куртца и, может быть, также Джай Куртц и... как будто заглянул в темное зеркало. - Линкер сжал ладонями виски. - Я увидел самого себя.
      Опыт террора
      Человек, перед глазами которого проходят два или три поколения людей, похож на зрителя в ярмарочном волшебном павильоне, который смотрит на одни и те же фокусы два или три раза подряд, хотя они и предназначены лишь для однократного показа.
      Шопенгауэр
      ОЗОН-ПАРК, НЬЮ-ЙОРК
      Весна 1961 года
      Мику Леонфорте, сколько он себя помнил, всегда снился один и тот же сон, в котором он видел себя уже не мальчиком, но молодым мужчиной, совершенно не похожим на того смуглого мальчишку, которого он видел каждое утро в зеркале. Во сне у него были светлые волосы и голубые глаза; он всегда был одет в нарядный белый костюм и находился где-то очень далеко от родного дома, расположенного на пересечении 87-й улицы и 101-й авеню в районе Озон-парка в Нью-Йорке.
      Впрочем, он не мог сказать наверняка, где он находился. Может, это была Флорида или же Европа, но во сне он видел пальмы, чувствовал прохладный морской бриз, океанская гладь была усыпана роскошными яхтами, блестевшими под яркими солнечными лучами. Впрочем, это могла быть и не Флорида, потому что все вокруг говорили на незнакомом языке - не по-итальянски и не по-английски. Да и сам он говорил на каком-то иностранном языке. Если уж на то пошло, Мик был один раз во Флориде вместе с отцом и братом Чезаре, и в его сне природа была не такая, как во Флориде. Он видел себя в каком-то экзотическом месте, и рядом с ним была чудесная девушка, высокая и стройная. От ее длинных загорелых ног невозможно было оторвать взгляд - так они были хороши. Она заплетала свои светлые волосы во французскую косичку, открывая правильный овал лица, на котором сияли прекрасные глаза неправдоподобно зеленого цвета и почти океанской глубины. Она сидела рядом с ним в шикарном автомобиле марки "штуц-панда" черного цвета, из-под ее шелковой юбки были видны колени, покрытые бронзовым загаром. Она улыбалась ему, поправляя выбившиеся из прически пряди волос. Его сердце сильно билось при виде ее колен и при мысли о стройных бедрах, скрытых юбкой.
      - Майкл! - нежным голосом позвала его девушка.
      Она всегда называла его полным именем, и ему это страшно нравилось. Ему вообще все нравилось в ней до такой степени, что казалось, будто она это часть его самого, и что она посвящена во все его мысли и тайны. Ему казалось, что она любит его, и от этого на сердце было так легко и радостно, что ему хотелось летать в небе вместе с белыми облаками, похожими на картинки из детских книжек.
      Там, во сне, они ехали на машине по шоссе, окаймленному прямыми темно-зелеными кипарисами. Иногда они проезжали мило небольших домиков, крытых ярко-красной черепицей и сиявших молочной белизной оштукатуренных стен. Ощущение полной свободы пьянило его сильнее любого наркотика. Мик протянул руку, чтобы коснуться девушки, но она взяла ее в свои ладони и стала нежно ласкать его пальцы ртом.
      Потом они оказались на открытой танцевальной площадке какого-то ночного клуба, расположенного на горном выступе, нависшем над океанской гладью. Вся площадка была обсажена кустами роз, от которых исходил сильный аромат. Оркестранты во фраках играли приятную мелодию, он обнимал в танце девушку, смотрел в ее глаза и видел в них отражение китайских фонариков, висевших по диагонали над площадкой. Людей вокруг не было, и ему очень нравилось то, что оркестр играл только для них. Все принадлежало только им двоим.
      Как бы прочитав его мысли, оркестр заиграл "Серенаду лунного света". Он тесно прижал к себе девушку, ощущая все ее упругое тело от колен до груди. Когда ее бедро касалось его ног, он вздрагивал, как от удара током, и чувствовал, как твердеет его член, и все тело наливалось силой и страстью. Он не мог думать уже ни о чем, кроме нее...
      Майкл всегда отчетливо помнил все подробности и мельчайшие детали своего сна. Проснувшись, он лежал в постели, глядя невидящими глазами в потолок. В его ушах еще звучала "Серенада лунного света", он ощущал невыразимое блаженство от прикосновений ее бедра к его пенису...
      Резкий стук в дверь рассеял последнее очарование сна. Он повернул голову в сторону открывшейся двери и увидел свою сестру Джеки.
      - Пора вставать, Майкл!
      Это мгновение он заполнил навсегда - эротические ощущения слились со смертельным страхом: он внезапно осознал, что его сестра и была той девушкой из чудесного сна.
      Дед Майкла Леонфорте, в честь которого был назван его старший брат Чезаре, эмигрировал в Новый Свет в 1910 году. Он жил в восточном Нью-Йорке, в районе, который называли Старой Мельницей. Это было сицилийское гетто, расположенное в самом конце улицы Полумесяца рядом с ямайской бухтой, известное более молодому поколению под названием "яма", так как улицы здесь располагались, на двадцать - тридцать футов ниже, чем в любом из пяти районов Нью-Йорка.
      На рубеже веков отцы города объявили о том, что все улицы должны быть подняты на определенную высоту по отношению к уровню реки.
      Так и было сделано везде, кроме места, которое называлось "яма". И никто не знал, почему так получилось. Возможно, там уже было построено слишком много домов, или же, что более похоже на правду, потому, что там находилось гетто, и всем было наплевать на его жителей.
      В те давние времена дед Майкла выращивал коз, продавал их мясо и молоко знакомым иммигрантам. Очень скоро, однако, он стал так называемым "защитником", что было гораздо более прибыльным делом. Он перебрался из "ямы" в просторную квартиру на третьем этаже кирпичного дома на углу 101-й авеню и 87-й улицы, в район Озон-парка, где в шумном соседстве проживали сицилийцы и неаполитанцы.
      Уже тогда переезд из восточного Нью-Йорка в Озон-парк был непростым делом. Оба района были населены хулиганами, мошенниками, бандитами и просто ненормальными людьми, любившими упражняться в стрельбе по живым мишеням. В восточном Нью-Йорке верховодила банда Фултон-Рокавей. Им "принадлежал" кусок территории между Рокавей-авеню и Фултон-стрит к югу от Атлантик-стрит. В районе Озон-парка орудовала другая не менее свирепая группировка парней, вернее сказать, подростков, которые родились в пятидесятых годах и называли себя "святошами". В борьбе с более опытным врагом эти ребята даже создали группы "смертников", участвовавших в каждой уличной разборке. Эти безумцы разъезжали на грузо-пассажирском "форде", обвешанные стальными цепями и огнестрельным оружием разного калибра. Имелись у них и весьма устрашающего вида ножи.
      Вот в этой-то наэлектризованной атмосфере и рос Мик. Каждый раз, выходя из дома на улицу, нужно было подумать о собственной безопасности и способе защиты от возможного нападения.
      Впрочем, в доме тоже было много конфликтов. Будучи младшим ребенком в семье, а в ней, кроме него, было еще двое старших детей - брат и сестра, которая, впрочем, никогда не принималась в расчет, - Майкл постоянно мучился мыслями об их отце, Джоне. О нем в семье никто не говорил ни слова - ни дядя Альфонс, ни отец Джона дедушка Чезаре, в честь которого был назван старший брат.
      Что же произошло с Джонни Леонфорте? Никто не говорил, жив он или умер, сам же Джонни вестей о себе не подавал. В округе о нем ходили такие унизительные и оскорбительные сплетни, что сердце дедушки Чезаре обливалось кровью. Говорили, что отец в семью никогда не вернется. Слухи были самые разные и невероятные, и Мик не знал, чему верить. Однако старый Чезаре всегда стоял на страже чести своей семьи и сына Джона. Старик с еще большим рвением защищал семью, когда видел, что Мик не спешит безоговорочно стать на защиту своего отца.
      Дедушка Чезаре был очень высоким и худым. Он обладал настолько острым умом, что это с лихвой восполняло отсутствие в нем физической силы, способной устрашить врага. Старого сицилийца и без того все боялись. Что же касалось дяди Альфонса, то этот огромный и свирепый, как медведь, мужчина часто любил затевать драки просто ради удовольствия избить человека до потери сознания. Чезаре, старший брат Мика, очень хотел быть похожим на дядю, но пока что терпел в драках поражение, ему разбивали нос, и Альфонсу приходилось спешить мальчику на помощь. Такое унижение Чезаре вечно стремился выместить на Мике, который, казалось, был абсолютно не способен на предательство или мелкую месть, что было так характерно для старшего брата.
      Названный в честь деда, Чезаре был его любимчиком. Это знали все дома и в округе. В ванной комнате у дяди Альфонса висела плетка, которой он время от времени порол мальчишек, вспоминая, очевидно, о том, как его самого в детстве отец нещадно драл за малейшие проступки.
      Оказавшись в такой ситуации, Майк мог выбрать одно из двух - либо полностью подчиниться традиционному семейному воспитанию, принятому у них в доме, и, как это делал Чезаре, почитать память отца, либо взбунтоваться и возненавидеть его за то, что он бросил их с матерью. Трудно сказать, что именно заставило Мика, выбрать второй путь, но к тому времени, когда ему исполнилось четырнадцать, мальчик уже не вспоминал об отце, всей душой привязавшись к дедушке.
      Старый Чезаре в своем неизменно черном костюме и мягкой шляпе сильно смахивал на сицилийскую ворону, присевшую на изгородь. Его черные глаза, окруженные сетью мелких морщин, с поразительной и пугающей ясностью смотрели из-под полей его шляпы. Поражали воображение и его огромные квадратной формы руки. Старик обычно восседал за кухонным столом, поставив перед собой стакан минеральной воды и покуривая сигареты, которые он держал между мизинцем и безымянным пальцем правой руки. Пожелтевшая от никотина рука была похожа на когтистую медвежью лапу, особенно когда ложилась на плечо Мика, что бывало частенько. Разговаривая о дорогих его сердцу вещах, дедушка Чезаре оживлялся и, дойдя до кульминационного момента в своем рассказе, начинал жевать во рту сигарету и сжимать плечо Мика с такой силой, что поначалу ему даже становилось страшно.